Forwarded from ЕГЭ с Анастасией (anastasia derbeko)
Вы может быть не думали в таком контексте, но принятие поправок в закон об образовании о том, что выпускник колледжа сможет поступить без ЕГЭ только на то направление, которое совпадает с тем, по которому он учился в колледже, сильнее всего ударит по девушкам. Девушек у нас уже отдельные регионы призывают рожать школьницами, естественно, после этого ни о каком образовании они думать уже не будут. А в новом законе в чём подвох? Я напомню, что отсрочка от армии предоставляется либо выпускникам колледжей, либо студентам вуза и она одна. Если после колледжа парень пошел в вуз, то она сгорела и его призовут. Поэтому парням выгоднее окончить 11 классов и поступить в вуз, идти в колледж смысла вообще нет. Кто остается для колледжей? Конечно девушки, их же в армию не загребут. Второе: на гумпрофиль девушки идут чаще парней, парни чаще технари, гос-во у нас сейчас активно сокращает гумнаправления подготовки и расширяет технические. Итого, что мы получаем: самое элитное образование - это гуманитарное, попасть на него шансы с каждым годом тают. Для непробивных девушек остается трек: kinder, kuche, kirche, для парней вуз на техспециальность либо армия. Вот так наше гос-во видит свое и наше будущее
В эфире нетрадиционного телевизора Соловьева какой-то — давайте называть вещи своими именами — еврей рассказывает женщинам, что если их бьет вернувшийся с СВО мужчина, то это нужно терпеть и "помогать ему" — видимо, биться челюстью об его кулак. Это звучит господин Карнаухов, еще один юрист (почему они все юристы — вы догадываетесь, может, расскажу позже), бывший вице-губернатор Калининградской области по вопросам непонятно чего, который ныне в нетрадиционном телевизоре Соловьева исполняет песенки на русские мотивы, примерно как турецкие аниматоры поют "Калинку", то есть фальшиво и мимо нот, получается очень плохо и смешно. У Карнауховых не было соответствующего опыта, они не знают, что такое Россия, что такое русская культура, русская семья и что вообще значит быть русским, поэтому из тиливизера в итоге слышатся заявления в стиле "русский мужик должен избивать жену, а жена должна терпеть, ведь так написано в нашей главной книге — талм домострой". Когда Карнаухову аккуратно намекают, что он неправ, начинается истерика (на скриншотах) — вы все либералы, нацпредатели, против СВО. То есть оцените — человек продолжает НАСТАИВАТЬ, что в вопросах избиения женщин он все-таки прав и даже готов как-то это доказать в дебатах с Собчак. Подозреваю, что аргументация будет следующая: если либералы против домашнего насилия, то мы — за. Вообще, конечно, пора перекрывать краник этой интернациональной соловьевской лавочке объясняторов и отправлять всех по местам предыдущей прописки.
Forwarded from Черных и его коростели
Почему я отказался от премии «Редколлегия»
Мой текст про трагедию людей из приграничного села в Курской области получил «Редколлегию». Я поблагодарил жюри за его выбор, но отказался принять премию.
У моего решения есть две основные причины. Вот первая.
При упоминании «Редколлегии» как мантра повторяются слова: «Самая главная журналистская премия», «Самая престижная» и так далее. Когда-то я тоже так думал — и был горд получить две премии (одну из них в составе команды из трех человек). Но теперь я не считаю ее «самой авторитетной».
На сайте «Редколлегии» говорится, что «место публикации не имеет значения: главное – высокое качество профессиональной журналистской работы». Я считаю, что жюри отошло от этого принципа и проявляет заметную избирательность в выборе кандидатов.
Каждый день я как редактор читаю множество СМИ. И те, что называют «независимыми» — и те, что вынуждены соблюдать репрессивные российские законы, за что их называют «подцензурными». Качественные интересные материалы я вижу и там, и там. Но публикации журналистов так называемых «подцензурных» СМИ даже в лонглист попадают гораздо реже, чем тексты «независимых».
Можно привести в пример телеграм-канал «Редколлегии» — лицо премии — где каждый день публикуются ссылки на материалы «независимых» СМИ. Такие же «ежедневные ссылки» на качественные тексты многих «подцензурных» медиа там практически отсутствуют.
На сайте «Редколлегии» есть кнопка «предложить кандидата». Я не раз заполнял эту форму и отправлял ссылки на достойные публикации работающих в России СМИ. Но эти материалы не попадали ни в лонглист, ни в соцсети премии.
Особенно наглядной была ситуация, когда я прислал «Редколлегии» ссылку на крутой репортаж «подцензурного» СМИ, а в лонглист попал другой текст о том же событии — текст послабее, зато из «правильного» СМИ. Постепенно я убедился, что нет никакого смысла предлагать претендентов из «подцензурных» медиа — и перестал это делать.
Я думаю, что это системная проблема «Редколлегии». И так думаю не только я. Некоторые молодые журналисты, с которыми я общаюсь, говорят со смехом: «Чтобы получить “Редколлегию” или номинацию на нее, надо работать не в России». Это, конечно, преувеличение. И практически все лауреаты «Редколлегии» получили ее заслуженно — в большинстве случаев жюри действительно награждает выдающиеся работы, тут спорить не с чем. Но часть журналистов и журналистских материалов остаются «за бортом» еще при отборе — как будто их изначально не существует. Я с этим подходом не согласен. И не могу принять премию, когда многих моих коллег эта премия не замечает.
(продолжение ниже)
Мой текст про трагедию людей из приграничного села в Курской области получил «Редколлегию». Я поблагодарил жюри за его выбор, но отказался принять премию.
У моего решения есть две основные причины. Вот первая.
При упоминании «Редколлегии» как мантра повторяются слова: «Самая главная журналистская премия», «Самая престижная» и так далее. Когда-то я тоже так думал — и был горд получить две премии (одну из них в составе команды из трех человек). Но теперь я не считаю ее «самой авторитетной».
На сайте «Редколлегии» говорится, что «место публикации не имеет значения: главное – высокое качество профессиональной журналистской работы». Я считаю, что жюри отошло от этого принципа и проявляет заметную избирательность в выборе кандидатов.
Каждый день я как редактор читаю множество СМИ. И те, что называют «независимыми» — и те, что вынуждены соблюдать репрессивные российские законы, за что их называют «подцензурными». Качественные интересные материалы я вижу и там, и там. Но публикации журналистов так называемых «подцензурных» СМИ даже в лонглист попадают гораздо реже, чем тексты «независимых».
Можно привести в пример телеграм-канал «Редколлегии» — лицо премии — где каждый день публикуются ссылки на материалы «независимых» СМИ. Такие же «ежедневные ссылки» на качественные тексты многих «подцензурных» медиа там практически отсутствуют.
На сайте «Редколлегии» есть кнопка «предложить кандидата». Я не раз заполнял эту форму и отправлял ссылки на достойные публикации работающих в России СМИ. Но эти материалы не попадали ни в лонглист, ни в соцсети премии.
Особенно наглядной была ситуация, когда я прислал «Редколлегии» ссылку на крутой репортаж «подцензурного» СМИ, а в лонглист попал другой текст о том же событии — текст послабее, зато из «правильного» СМИ. Постепенно я убедился, что нет никакого смысла предлагать претендентов из «подцензурных» медиа — и перестал это делать.
Я думаю, что это системная проблема «Редколлегии». И так думаю не только я. Некоторые молодые журналисты, с которыми я общаюсь, говорят со смехом: «Чтобы получить “Редколлегию” или номинацию на нее, надо работать не в России». Это, конечно, преувеличение. И практически все лауреаты «Редколлегии» получили ее заслуженно — в большинстве случаев жюри действительно награждает выдающиеся работы, тут спорить не с чем. Но часть журналистов и журналистских материалов остаются «за бортом» еще при отборе — как будто их изначально не существует. Я с этим подходом не согласен. И не могу принять премию, когда многих моих коллег эта премия не замечает.
(продолжение ниже)
Forwarded from Черных и его коростели
(начало выше)
Вторая причина — личная.
Прошлым летом я встретил в Донецке друга — журналиста Никиту Цицаги. Мы сидели на кухне, выпивали, говорили о войне, о журналистике… Обсуждали и «Редколлегию». В этом разговоре Никита произнес такую фразу: «Для независимых СМИ есть «Редколлегия», для кремлевских какая-нибудь «Тэффи» — а для таких, как мы, ничего нет». В тот вечер многое было сказано, но мне особенно запомнились эти слова.
На следующий день Никита погиб.
Он поехал делать репортаж о монастыре на линии фронта, где в подвале укрывались монахи и прихожане. Надел бронежилет, взял в руки камеру, сел в машину — и погиб от удара украинского дрона. Погиб, как гибнут журналисты на каждой проклятой войне.
Я не плакал, когда узнал про смерть Никиты. Не плакал, когда ездил опознать его тело. Не плакал, когда встречал его родителей в Донецке и вез их в морг. Не плакал, когда ехал с ними долгой скорбной дорогой из Донецка в Москву.
Я заплакал от ощущения чудовищной несправедливости, когда увидел, как гибель Никиты обсуждается в соцсетях – прежде всего, с подачи блогера Майкла Наки. Когда увидел, как оппозиционные политики, повторяющие «Любовь победит», теперь распаляют свою аудиторию ненавистью к погибшему журналисту. И когда понял, что для некоторых уважаемых журналистов оказалось самым важным, с какой стороны фронта погиб человек. Напяливший камуфляж блогер Майкл Наки, изливающий сладкую пропаганду из уютной студии, для них оказался достойным коллегой. А погибший с камерой в руках журналист в бронежилете с надписью PRESS -- нет.
Дело дошло до того, что Майкл Наки потребовал от «Редколлегии» посмертно лишить Никиту премии. Я был уверен, что жюри демонстративно проигнорирует это требование блогера. Но жюри решило его рассмотреть. После этого премия «Редколлегия» перестала для меня существовать.
Да, жюри признало, что лишать Никиту премии нет причин. Но сам факт того, что этот вопрос вообще обсуждался, дает мне основания считать, что это не журналистская премия. Если бы это была журналистская премия, то «Редколлегия» прислала бы венок на похороны убитого журналиста. А не обсуждала бы его место работы и обстоятельства гибели.
Никита Цицаги успел написать лучший текст об этой войне. Честный, страшный текст буквально из траншей. Чтобы сделать такой материал, нужны отчаянная смелость и большой талант настоящего журналиста. И мне горько думать о том, скольких гениальных репортажей Никиты мы никогда не прочитаем.
При жизни Никиты этот текст не был замечен «Редколлегией». Я предлагал дать за него премию посмертно — мне кажется, это было бы достойным решением. Но этого не было сделано. Зато в заявлении «Редколлегии» было сказано, что «не учитывать творческий путь автора сегодня, видимо, нельзя». А член жюри Сергей Смирнов отдельно заявил, что «нужно больше уделять [внимания] не только качеству произведения, но и оценке личности автора, а также СМИ, в котором опубликован материал претендента».
Тот Сергей Смирнов, которого я когда-то знал, был многогранной личностью и проделал длинный творческий путь. Он был нацболом и даже возглавлял московское отделение партии. Даже сейчас в штабе "Другой России" в Донецке есть люди, которые помнят его прежде всего как нацбола Весту. Кажется, в бытность нацболом Сергей был старше погибшего Никиты Цицаги. Нужно ли учитывать этот факт сейчас при оценке личности Сергея? Потом Сергей работал в совсем не оппозиционной Газете.ру — и как сейчас оценивать этот факт? Тогда ведь он точно был старше Никиты. Потом он делал сайт «Русская планета» — хороший сайт, но инвесторы там были с интересным бэкграундом; нужно ли это оценивать в 2025 году? И вот только потом Сергей Смирнов стал главредом «Медиазоны». Главредом, свысока оценивающим личность молодого журналиста -- который не успел дожить до его 50 лет.
Да что там, даже до 30 лет Никита не дожил — а его все равно оценили. Премию оставили, но и полноценным достойным журналистом не решились признать.
Вот поэтому мне — лично мне — такая премия не нужна.
Вторая причина — личная.
Прошлым летом я встретил в Донецке друга — журналиста Никиту Цицаги. Мы сидели на кухне, выпивали, говорили о войне, о журналистике… Обсуждали и «Редколлегию». В этом разговоре Никита произнес такую фразу: «Для независимых СМИ есть «Редколлегия», для кремлевских какая-нибудь «Тэффи» — а для таких, как мы, ничего нет». В тот вечер многое было сказано, но мне особенно запомнились эти слова.
На следующий день Никита погиб.
Он поехал делать репортаж о монастыре на линии фронта, где в подвале укрывались монахи и прихожане. Надел бронежилет, взял в руки камеру, сел в машину — и погиб от удара украинского дрона. Погиб, как гибнут журналисты на каждой проклятой войне.
Я не плакал, когда узнал про смерть Никиты. Не плакал, когда ездил опознать его тело. Не плакал, когда встречал его родителей в Донецке и вез их в морг. Не плакал, когда ехал с ними долгой скорбной дорогой из Донецка в Москву.
Я заплакал от ощущения чудовищной несправедливости, когда увидел, как гибель Никиты обсуждается в соцсетях – прежде всего, с подачи блогера Майкла Наки. Когда увидел, как оппозиционные политики, повторяющие «Любовь победит», теперь распаляют свою аудиторию ненавистью к погибшему журналисту. И когда понял, что для некоторых уважаемых журналистов оказалось самым важным, с какой стороны фронта погиб человек. Напяливший камуфляж блогер Майкл Наки, изливающий сладкую пропаганду из уютной студии, для них оказался достойным коллегой. А погибший с камерой в руках журналист в бронежилете с надписью PRESS -- нет.
Дело дошло до того, что Майкл Наки потребовал от «Редколлегии» посмертно лишить Никиту премии. Я был уверен, что жюри демонстративно проигнорирует это требование блогера. Но жюри решило его рассмотреть. После этого премия «Редколлегия» перестала для меня существовать.
Да, жюри признало, что лишать Никиту премии нет причин. Но сам факт того, что этот вопрос вообще обсуждался, дает мне основания считать, что это не журналистская премия. Если бы это была журналистская премия, то «Редколлегия» прислала бы венок на похороны убитого журналиста. А не обсуждала бы его место работы и обстоятельства гибели.
Никита Цицаги успел написать лучший текст об этой войне. Честный, страшный текст буквально из траншей. Чтобы сделать такой материал, нужны отчаянная смелость и большой талант настоящего журналиста. И мне горько думать о том, скольких гениальных репортажей Никиты мы никогда не прочитаем.
При жизни Никиты этот текст не был замечен «Редколлегией». Я предлагал дать за него премию посмертно — мне кажется, это было бы достойным решением. Но этого не было сделано. Зато в заявлении «Редколлегии» было сказано, что «не учитывать творческий путь автора сегодня, видимо, нельзя». А член жюри Сергей Смирнов отдельно заявил, что «нужно больше уделять [внимания] не только качеству произведения, но и оценке личности автора, а также СМИ, в котором опубликован материал претендента».
Тот Сергей Смирнов, которого я когда-то знал, был многогранной личностью и проделал длинный творческий путь. Он был нацболом и даже возглавлял московское отделение партии. Даже сейчас в штабе "Другой России" в Донецке есть люди, которые помнят его прежде всего как нацбола Весту. Кажется, в бытность нацболом Сергей был старше погибшего Никиты Цицаги. Нужно ли учитывать этот факт сейчас при оценке личности Сергея? Потом Сергей работал в совсем не оппозиционной Газете.ру — и как сейчас оценивать этот факт? Тогда ведь он точно был старше Никиты. Потом он делал сайт «Русская планета» — хороший сайт, но инвесторы там были с интересным бэкграундом; нужно ли это оценивать в 2025 году? И вот только потом Сергей Смирнов стал главредом «Медиазоны». Главредом, свысока оценивающим личность молодого журналиста -- который не успел дожить до его 50 лет.
Да что там, даже до 30 лет Никита не дожил — а его все равно оценили. Премию оставили, но и полноценным достойным журналистом не решились признать.
Вот поэтому мне — лично мне — такая премия не нужна.
Паша Зарубин вставил в свой новый фильм про Путина репортажи Саймона Островского с крымского референдума, но почему-то не вставил репортаж Саймона из подвала местной гэбухи в Славянске, на котором ополченцы держали Саймона трое суток в качестве заложника. Странно
Forwarded from КАШИН
Вниманию прессы!!!!
Нашего друга Павла Гнилорыбова (Архитектурные излишества) посадили в Сахарово вроде бы на 15 суток непонятно за что, якобы неповиновение полиции. Тревожная какая-то история, надо спасать человека(
Нашего друга Павла Гнилорыбова (Архитектурные излишества) посадили в Сахарово вроде бы на 15 суток непонятно за что, якобы неповиновение полиции. Тревожная какая-то история, надо спасать человека(
Владимир Александрович заявил, что его учёные готовы собрать ядерную бомбу за месяц (на самом деле не готовы) — Владимир Владимирович начал войну. Владимир Александрович заявил, что готов вдарить по Красной площади на День Победы (на самом деле не готов) — Владимир Владимирович вырубил интернет москвичам. Кажется, что Владимир Александрович слишком много говорит, а Владимир Владимирович слишком сильно верит всему, что слышит.
Никакой «бешеной рождаемости» в Дагестане и Чечне не существует. С приходом моды на скотоводческую пропаганду кремлёвские манипуляторы-русофобы навострились ставить на вид ленивым русским крестьянам кавказские показатели — вот, дескать, пока ты, Ваня, пьёшь водку, Мадина с Ибрагимом подарили Родине уже пятнадцать ветеранов спецоперации. Правда, потом выясняется, что в Ингушетии при самых высоких показателях рождаемости самые высокие показатели безработицы — почему? Потому что пособия. Как и «невероятная рождаемость» — на деле осваивание маткапиталов. А ещё газ. И так далее. Уже пятнадцать лет не бьются показатели населения. В итоге с помощью миллионов виртуальных кавказцев русским показывают, как надо размножаться. С другой стороны лавочки исполняют свою часть программы «русские националисты» — вопли про «замещение» и вымирающий русский народ. Дурят всех — даже тех, кто считает, что всех дурят именно они.
Forwarded from БОГЕМА ПИТЕРСКАЯ
У меня плохое предчувствие. Мне кажется, что нихуя не будет.
Слушайте, а как со спам-ботами бороться, кто-нибудь разбирается? Поставил чаткипера, но он чего-то не справляется, или я не понимаю, как его правильно настраивать. Напишите в бота, пожалуйста, кто знает. Не хочется комментарии закрывать.
Объяснимое только тяжелым психическим расстройством упорство Гитлера в вопросе отнесения славян к расово неполноценным типам было сверх-нелогичным даже для его собственной нездоровой системы координат — человек прочитал книжку Ганса Гюнтера, в которой автор-филолог (который никогда славян в глаза не видел, за пределы Германии выезжал разве что в Швецию, а представления о России составлял по карикатурам в французской прессе, «шарли ебдо») сообщал читателю, что у славян «скошенные черепа» (!?) и «отсутствует творческое начало» (ничего себе!) и сошел с ума. Взгляды национал-социалистов пожиже рангом были довольно пластичными, и расовое мировоззрение не было таким монолитным, каким его представляют сегодня в рамках описания безусловно реальных ужасов нацизма-гитлеризма; в зависимости от политической и военной конъюктуры степень полноценности тех или иных народов менялась по несколько раз на неделе — люди вообще слабо понимали, за что именно они воевали, потому что трудно работать с начальником-шизофреником, который устроил геноцид и мировую войну по причине «я родился в гастрономе на улице Герцена, а небо фиолетовое» — идеологическая база Гитлера была примерно на таком уровне. Помимо всех прочих мерзостей, Гитлер совершил еще одно преступление, буквально нагадив нам в будущее — дал возможность следующим поколениям мелких восточноевропейских политических деятелей в рамках аргумента ad Hitlerum ежедневно дурить избирателя на тему «европейцы считают нас, славян, унтерменшами, а мы, панимаеш, не унтерменши, да и не европейцы вовсе, а скифы с раскосыми глазами, на этом и будем стоять». Дорогие русские друзья, вы — европейцы, причём в некотором смысле европейцы даже больше, чем нынешние французы, и тем более — по сравнению с какими-нибудь поляками или чехами. Не забывайте об этом, пока слушаете прогоны новиопов из республиканских ЦК. Русские написали «Войну и мир» и построили главную европейскую столицу — Петербург, новиопы из ЦК компартии БССР и Азербайджана написали инструкцию бэ-два дробь пять четыре исход от пять два восемь, построили совхоз «Вымя Ильича», потом его сожгли, продали квадратные километры браткам и уехали тусоваться в Америку. Гитлер — лох.
Все еще слышны неуверенные голоса про какое-то «перемирие». Почему никакого перемирия не будет — это очень простая логика, практически двубитная. «Что-то» всегда происходит из-за «чего-то». Сегодня нет вообще никаких предпосылок к тому, что должно произойти какое-то «перемирие». Зачем? Потому что вам надоело читать про войну в интернете? Истощаются резервы? Кончились деньги? Встали заводы? Россия потеряла возможность двигаться вперёд? Вроде бы нет, со скоростью одно село в неделю куда-то уверенно продвигается (куда?). Украина больше не может обороняться? Да почему, вполне себе может, и даже огрызается БПЛА по Подмосковью. Почему вдруг должно произойти «перемирие», что случилось, откуда эта тема возникла? Потому что этого захотел какой-то человек на другом конце земного шара, не имеющий ни малейшего отношения к происходящему на Украине и в отличие от Байдена даже не заинтересованный в происходящем материально? Никто, кроме этого человека, перемирия не хочет (да и ему это не очень интересно, на самом деле, и в голове у него единственная цель — получить Нобелевскую премию мира. Вот все у человека есть, а премии как у Обамы нет, поэтому очень хочется, но в то же время если не дадут, то и ладно, не сильно и хотелось) — потому что оно никому на самом деле не нужно, в режиме «СВО» можно меситься в черноземе ещё лет семь-восемь совершенно спокойно. Так что не вешайте нос, друзья, как говорил один академик — «все будет кока-кола». Весной 2030 год под лозунги «посмотрите, как он эффективно ведёт специальную военную операцию» выберем Путина, а дальше посмотрим.
В такой блудняк вляпаться — это надо было постараться. Зато как на Патриарших хорошо.
В такой блудняк вляпаться — это надо было постараться. Зато как на Патриарших хорошо.
Существует городская легенда о современном праздновании Дня Победы. Легенда с небольшими изменениями передается из фейсбука в фейсбук и звучит в кратком изложении примерно следующим образом: сначала рассказчик вспоминает старших родственников — ветеранов Великой Отечественной, которые в советское время на девятое мая собирались у фонтанов мелкими группами по два-три человека, тихо и незаметно плакали, практически беззвучно играли на баяне, затем собирались на квартире рассказчика, молча выпивали и расходились. При этом рассказчик обязательно упоминает, что «в его семье о войне не говорили» — не очень понятно, откуда тогда рассказчик в таких подробностях знает про то, как его дед на танке заезжал в Берлин. Затем рассказчик произносит «а вот сегодня» и дальше выясняется, что все красивые и добрые слова были сказаны выше для того, чтобы на контрасте шокировать читателя тем, что будет написано ниже: либо многозначительное многоточие, либо подробное, но не очень конкретное описание «победобесия», под которое подводится все, что можно сегодня прочитать в интернете на специализированных ресурсах — дети в военной форме, «Бессмертный полк», парады, георгиевские ленты в рекламе товаров бытового назначения, «тематические вечеринки в стриптиз-клубах» (в 2025 году про стриптиз-клубы может рассказывать только человек, который долгие годы в России просто не был, а новости про нее читает у Невзорова и Сотника). На этом содержательная часть легенды заканчивается — в комментариях могут добавить что-то вроде «у меня в семье тоже так было» или «девятое мая не было праздником в период с 1948 по 1965 год» (не очень понятно, что это должно означать).
Короче, у читателя должно возникать ощущение, что нечто сакральное и тихое превратили в шумный праздник-карнавал-культ, а в саму дату опасно выходить на улицу. Проблема в том, что это не соответствует действительности. Миф про «глобальное победобесие» и замотанных в георгиевские ленточки пьяниц («в канализации живут крокодилы-мутанты»), естественно, возник не на пустом месте, но продолжать настойчиво пропихивать его каждый год в соцсети можно только при сильной оторванности от реальности. За годы вашего пребывания в Ереване российское государство изобрело множество более эффективных и утонченно-садистских способов идеологической накачки населения. На фоне этого необходимость гиперболического празднования Дня Победы для построения военного культа и идеологической мобилизации просто отпала. Все, приехали, всех уже отмобилизовали, культ построили. Сегодня День Победы — это просто торжественная дата. Со слезами или нет — как хотите. В этом можно с легкостью убедиться, если девятого мая выйти на улицу. В России. Танчики проехали, солдатики прошли, Путин помахал всем ручкой, сказал — «никогда не забудем, спасибо ветеранам». Потом прошли люди с плакатами. Боже мой, какой ужас, нет, ну вы слышали: в «Пятерочке» продают крабовые палочки, забрендированные под георгиевскую ленту! В ростовском детском садике «Ромашка» ко Дню Победы поставили спектакль про партизан! Ну продают. Ну поставили. И ЧТО.
Понятно, что этим людям не нравится руководство страны и его военно-политический курс. Мне тоже не нравится. Понято, что эти люди против войны. Я тоже. Ну что, может поцелуемся? А нет, почему-то пакетом с нелюбовью к Путину должны идти мифы про каких-то свободных миролюбивых украинцев, про «пьяный угар победобесия» и про Илью Яшина, который желает мне добра. Чем эти люди отличаются от тех людей, которые по телевизору призывают сбросить ядерную бомбу на Херсон из-за того, что на Западе отменили маму с папой и разрешили аборты — я не понимаю.
Короче, у читателя должно возникать ощущение, что нечто сакральное и тихое превратили в шумный праздник-карнавал-культ, а в саму дату опасно выходить на улицу. Проблема в том, что это не соответствует действительности. Миф про «глобальное победобесие» и замотанных в георгиевские ленточки пьяниц («в канализации живут крокодилы-мутанты»), естественно, возник не на пустом месте, но продолжать настойчиво пропихивать его каждый год в соцсети можно только при сильной оторванности от реальности. За годы вашего пребывания в Ереване российское государство изобрело множество более эффективных и утонченно-садистских способов идеологической накачки населения. На фоне этого необходимость гиперболического празднования Дня Победы для построения военного культа и идеологической мобилизации просто отпала. Все, приехали, всех уже отмобилизовали, культ построили. Сегодня День Победы — это просто торжественная дата. Со слезами или нет — как хотите. В этом можно с легкостью убедиться, если девятого мая выйти на улицу. В России. Танчики проехали, солдатики прошли, Путин помахал всем ручкой, сказал — «никогда не забудем, спасибо ветеранам». Потом прошли люди с плакатами. Боже мой, какой ужас, нет, ну вы слышали: в «Пятерочке» продают крабовые палочки, забрендированные под георгиевскую ленту! В ростовском детском садике «Ромашка» ко Дню Победы поставили спектакль про партизан! Ну продают. Ну поставили. И ЧТО.
Понятно, что этим людям не нравится руководство страны и его военно-политический курс. Мне тоже не нравится. Понято, что эти люди против войны. Я тоже. Ну что, может поцелуемся? А нет, почему-то пакетом с нелюбовью к Путину должны идти мифы про каких-то свободных миролюбивых украинцев, про «пьяный угар победобесия» и про Илью Яшина, который желает мне добра. Чем эти люди отличаются от тех людей, которые по телевизору призывают сбросить ядерную бомбу на Херсон из-за того, что на Западе отменили маму с папой и разрешили аборты — я не понимаю.
Далее в программе — вторая часть полюбившегося телезрителю сериала «Стамбул», финал которого зрители уже могли наблюдать весной 2022 года, «нас надули и обвели вокруг пальца». А потом — воюем до следующих выборов.
Какой же господин президент все-таки классный. Как окошечко раздачи в столовой. Зет-персоны услышали про какую-то коалицию с Китаем, требования об уступке конституционных территорий и войну до победного. Либералы услышали, что Путин сделает им договорнячок и что мы готовы к переговорам. Рассерженные патриоты услышали, что Путин всех слил. Уникальный работник.
К сожалению, вместо изучения чередования гласных у Рабиндраната Тагора мы занимались другими, столь же бесмысленными, но совершенно неконвертируемыми за границей вещами. Поэтому ежедневно в автобусе слушаем рекламу службы по контракту («настоящая мужская работа! че ты как лох!») и периодически садимся на пятнадцать суток за переход дороги в неположенном месте. «Ходишь в булочную? Фашист!». Тихонечко возвращаются мои антивоенные знакомые — понимаешь, Эрнест, за несколько лет жизни в Грузии мы отключились от российской повестки, поэтому нас стало менее волновать происходящее в России, а невозможность оформить вид на жительство волнует нас гораздо больше. Голубь ты мой, отвечаю я с ухмылкой, думая, что сейчас ловко подловлю слабого духом репатрианта-нетвойниста, посмотри на картинку — вот человеку забили гантельку в анус за дискредитацию армии, вот труп парня выставлен на всеобщее обозрение под портретом Кадырова, ты же от этого всего бежал, ты же предсказывал, что все так и будет, ты же несколько лет подряд в фейсбуке рассказывал, что все так и есть. Голубь, ни на секунду не задумавшись, рапортует — во-первых, спорт меня не очень интересует, во-вторых, это внутреннее дело чеченского народа и они сами разберутся, в третьих — ты что, думаешь, что за границей лучше? А разве в Америке такого не бывало? Голубь приземляется в Домодедово и растворяется в шумном майском вечере, гайка отваливается, и у меня с грохотом падает челюсть. Вот так. Пятьдесят взаимных проклятий назад они уехали навсегда — и бог бы с ним, лично я вообще не против, даже во многом за — пускай едут, статья двенадцатая международного пакта о гражданских правах ООН, не хухры-мыхры. И тут вот это. Иногда кажется, что эти люди вкладывают слишком много эмоций в происходящее, они слишком нервные, аффективные, они собрали чемоданы и рванули в никуда со ста долларами в кармане, параллельно проклиная немытую Россию, всех, к кому «приросла масочка» из-за того, что у них в Псковской области не было бабушки. Было бы совершенно плевать на них, если бы они не были твоими друзьями, приятелями, бывшими партнерами, учителями и коллегами. А это все они. Проходит несколько лет, несколько десятков дискуссий, в которых твои друзья популярно, по пунктам объясняли тебе, говно, что ты фашист и поддерживаешь режим — а потом голуби выныривают в Москве и в Петербурге, свежие, загоревшие на мюнхенских и белградских пляжах — и совершенно аполитичные, как табуретки. Это все был один большой прикол. «Украина? Это где?». И зацикленным на повестке истериком, растерявшим за последние годы психическое и физическое здоровье, оказываешься ты — неконвертируемый лох, который не изучал чередование гласных у Рабиндраната Тагора, не занимался иммерсивным театром, который родился в покрытом линолеумом пыльном коридорчике, провел в этом же коридорчике всю жизнь, прыгая из кабинета в кабинет под смущенное попискивание «мне только спросить», «а Иван Иванович уже вышедши?» — а помрёт где-то в районе регистратуры. Папа, в какой концлагерь нас везут? В Дахау, сынок — я интересуюсь политикой. Наверное, в Тбилиси и правда было бы интереснее.