Если это не геноцид, не уничтожение людей по национальному признаку, тогда что это?
В любых рассказах красных инфоцыган о том, как все было прекрасно задумано и реализовано большевиками, как большевики любили русский народ и церковь, есть всегда одна большая проблема.
Это документы. Постановления ЦК, решения съездов, декреты, мандаты, письма, решения. И как только начинаешь работать с документами (а не с рассказами Зои Александровой про дедушку Ленина, или с книгами Леонида Жарикова про червоных всадников) открывается совершенно лютая картина. Умышленное, совершенно продуманное, уничтожение русских, как этноса, русской культуры, как явления, и русской церкви.
И когда Евгений Николаевич Лавлинский восторженно рассказывает о том, как воспрял и расцвел русский человек при большевиках, он или лукавит умышленно, или просто не знаком с документами. Думаю, что все же первое.
Зачем? Ну это другой вопрос. Работа такая у человека. Впрочем, не у него одного.
Если это не геноцид, не уничтожение людей по национальному признаку, тогда что это?
В любых рассказах красных инфоцыган о том, как все было прекрасно задумано и реализовано большевиками, как большевики любили русский народ и церковь, есть всегда одна большая проблема.
Это документы. Постановления ЦК, решения съездов, декреты, мандаты, письма, решения. И как только начинаешь работать с документами (а не с рассказами Зои Александровой про дедушку Ленина, или с книгами Леонида Жарикова про червоных всадников) открывается совершенно лютая картина. Умышленное, совершенно продуманное, уничтожение русских, как этноса, русской культуры, как явления, и русской церкви.
И когда Евгений Николаевич Лавлинский восторженно рассказывает о том, как воспрял и расцвел русский человек при большевиках, он или лукавит умышленно, или просто не знаком с документами. Думаю, что все же первое.
Зачем? Ну это другой вопрос. Работа такая у человека. Впрочем, не у него одного.
He floated the idea of restricting the use of Telegram in Ukraine and Russia, a suggestion that was met with fierce opposition from users. Shortly after, Durov backed off the idea. What distinguishes the app from competitors is its use of what's known as channels: Public or private feeds of photos and videos that can be set up by one person or an organization. The channels have become popular with on-the-ground journalists, aid workers and Ukrainian President Volodymyr Zelenskyy, who broadcasts on a Telegram channel. The channels can be followed by an unlimited number of people. Unlike Facebook, Twitter and other popular social networks, there is no advertising on Telegram and the flow of information is not driven by an algorithm. Right now the digital security needs of Russians and Ukrainians are very different, and they lead to very different caveats about how to mitigate the risks associated with using Telegram. For Ukrainians in Ukraine, whose physical safety is at risk because they are in a war zone, digital security is probably not their highest priority. They may value access to news and communication with their loved ones over making sure that all of their communications are encrypted in such a manner that they are indecipherable to Telegram, its employees, or governments with court orders. "The inflation fire was already hot and now with war-driven inflation added to the mix, it will grow even hotter, setting off a scramble by the world’s central banks to pull back their stimulus earlier than expected," Chris Rupkey, chief economist at FWDBONDS, wrote in an email. "A spike in inflation rates has preceded economic recessions historically and this time prices have soared to levels that once again pose a threat to growth." As a result, the pandemic saw many newcomers to Telegram, including prominent anti-vaccine activists who used the app's hands-off approach to share false information on shots, a study from the Institute for Strategic Dialogue shows.
from es
