Эта фотография идеально иллюстрирует один из основных технологических парадоксов СВО и революцию в экономике войны, которая произошла на наших глазах.
Смотрите сами: одним из самых эффективных видов вооружения непосредственно на линии боевого соприкосновения становятся FPV-камикадзе. Себестоимость самого дрона – 30-50 тысяч рублей. Боевая часть может быть самой разнообразной, цену здесь навскидку не скажу, но в среднем это точно не очень дорого.
И в руках умелого оператора такой дрон может выводить из строя технику стоимостью в миллионы долларов. КПД можете посчитать сами.
При этом вполне эффективным средством борьбы против FPV-беспилотников становятся… рыболовные сети. Стоимость которых измеряется в… сотнях рублей.
Это не отменяет того, что необходимы и дорогостоящие высокотехнологичные решения – прежде всего, в сфере связи, РЭБ и дальнобойных средств разведки и поражения.
Но цена жизни часто измеряется именно в «противостоянии» дрона себестоимостью меньше средней зарплаты по России и маскировочной сети, которая стоит копейки.
Эта фотография идеально иллюстрирует один из основных технологических парадоксов СВО и революцию в экономике войны, которая произошла на наших глазах.
Смотрите сами: одним из самых эффективных видов вооружения непосредственно на линии боевого соприкосновения становятся FPV-камикадзе. Себестоимость самого дрона – 30-50 тысяч рублей. Боевая часть может быть самой разнообразной, цену здесь навскидку не скажу, но в среднем это точно не очень дорого.
И в руках умелого оператора такой дрон может выводить из строя технику стоимостью в миллионы долларов. КПД можете посчитать сами.
При этом вполне эффективным средством борьбы против FPV-беспилотников становятся… рыболовные сети. Стоимость которых измеряется в… сотнях рублей.
Это не отменяет того, что необходимы и дорогостоящие высокотехнологичные решения – прежде всего, в сфере связи, РЭБ и дальнобойных средств разведки и поражения.
Но цена жизни часто измеряется именно в «противостоянии» дрона себестоимостью меньше средней зарплаты по России и маскировочной сети, которая стоит копейки.
Now safely in France with his spouse and three of his children, Kliuchnikov scrolls through Telegram to learn about the devastation happening in his home country. On December 23rd, 2020, Pavel Durov posted to his channel that the company would need to start generating revenue. In early 2021, he added that any advertising on the platform would not use user data for targeting, and that it would be focused on “large one-to-many channels.” He pledged that ads would be “non-intrusive” and that most users would simply not notice any change. "Like the bombing of the maternity ward in Mariupol," he said, "Even before it hits the news, you see the videos on the Telegram channels." At its heart, Telegram is little more than a messaging app like WhatsApp or Signal. But it also offers open channels that enable a single user, or a group of users, to communicate with large numbers in a method similar to a Twitter account. This has proven to be both a blessing and a curse for Telegram and its users, since these channels can be used for both good and ill. Right now, as Wired reports, the app is a key way for Ukrainians to receive updates from the government during the invasion. In 2014, Pavel Durov fled the country after allies of the Kremlin took control of the social networking site most know just as VK. Russia's intelligence agency had asked Durov to turn over the data of anti-Kremlin protesters. Durov refused to do so.
from es
