Кроме разных оттенков спектра состояния «мне плохо» другими симптомами депрессии как психического расстройства считаются такие физиологические параметры, как слабость, нарушение сна и аппетита. Если ваше «плохо» дополнено этими критериями, у вас диагностируют депрессию. В них свято верят как эксперты-медики, так и рядовые граждане, ведь они перечислены в МКБ (Международная статистическая классификация болезней) и DSM (Diagnostic and Statistical Manual of Mental Disorders). Последнее руководство часто называют «библией» психиатрии — и не только потому, что это настольная книга психиатра, инструкциям из которой полагается неукоснительно следовать. Дело еще и в том, что многие описанные в ней психические расстройства и критерии их диагностики были внесены туда в результате не научных исследований, а коллективного решения сообщества психиатров, которые, по мнению критиков DSM, патологизировали значительную часть нормальных человеческих состояний, в том числе грусть. Психотерапевт Джеймс Дейвис утверждает, что DSM — продукт культурной, а не научной деятельности, и из-за этого во многом основан на стереотипах. Дейвис сравнивает соглашение, на основании которого создаются диагнозы в DSM, с соглашением богословов, свидетельствующих, что Бог существует: оно не доказывает, что Бог существует, но лишь демонстрирует, что богословы верят в него.
Сторонники лагеря «морализированных» постепенно присоединяются к более прогрессивному коллективу «психологизированных». Диагноз «депрессия» — комфортнее, чем строгая мораль. Раз депрессия — это болезнь и психическое расстройство, то людей нельзя винить за проявление симптомов: они больные, теперь их полагается не уличать в слабости духа, а жалеть и лечить с помощью специальных таблеток и специально обученных врачей. Диагностированная болезнь также предполагает определенный статус в обществе — человека, к которому нужно относиться с пониманием и поддержкой. Ему нельзя сказать «Соберись, тряпка» и даже «Не грусти». Вы теперь не тряпка, собираться больше не нужно. Само приобретение такого статуса уже терапевтично по отношению к любому «мне плохо». Отрицание депрессии как болезни порицается как варварство и проявление нетолерантности. Дескать, так неверующие стигматизируют людей, больных депрессией, не распознают серьезность их состояния, перенося вину и ответственность за него на них самих, а это несправедливо, ведь нужно не упрекать людей, а винить (и лечить) дисбаланс их химических процессов.
Тенденция к признанию депрессии болезнью — следствие психологизации и медикализации, характерные для современного общества в целом. Страдания и боль, которые человек может испытать в ходе жизни, — в том числе психологические — сводятся к патологиям, которые требуют медицинского лечения и фармакологической нормализации. Философ Филип Рифф, еще в 1960-х предупреждавший, что вскоре психология всецело заменит собой мораль, судя по всему, был прав. Разница между уходящим в прошлое дискурсом морали и приходящим ему на смену психологическим не так уж радикальна. По Риффу, второй — морально деградировавшая версия первого (Рифф — безусловно бумер). Новый «психологический человек», в отличие от скучного человека морали, сосредоточен на своем внутреннем мире, он руководствуется не моральными идеалами, а идеалом психологического благополучия. Он понимает слова «депрессия», «травма» и «токсичный», в то время как «плохо» и «хорошо» мало о чем ему говорят.
Ментальные страдания, с жалобами на которые мы обращаемся к психологу, заменили собой греховность, с жалобами на которую раньше шли к священнику. Мечта о посмертном рае, где отсутствуют страдания и который нужно заслужить моральным поведением, трансформировалась в мечту о прижизненном рае, где тоже отсутствуют страдания и которого нужно достичь правильно подобранными аффирмациями и антидепрессантами. На смену моральным авторитетам, вещающим от имени Бога, пришли вещающие от лица научного и псевдонаучного авторитета. Миссионеры психологии обращают неверующих в свою веру. Ведьмы, отрицающие религиозные догмы, превратились в заблудших, отрицающих химический дисбаланс.
Кроме разных оттенков спектра состояния «мне плохо» другими симптомами депрессии как психического расстройства считаются такие физиологические параметры, как слабость, нарушение сна и аппетита. Если ваше «плохо» дополнено этими критериями, у вас диагностируют депрессию. В них свято верят как эксперты-медики, так и рядовые граждане, ведь они перечислены в МКБ (Международная статистическая классификация болезней) и DSM (Diagnostic and Statistical Manual of Mental Disorders). Последнее руководство часто называют «библией» психиатрии — и не только потому, что это настольная книга психиатра, инструкциям из которой полагается неукоснительно следовать. Дело еще и в том, что многие описанные в ней психические расстройства и критерии их диагностики были внесены туда в результате не научных исследований, а коллективного решения сообщества психиатров, которые, по мнению критиков DSM, патологизировали значительную часть нормальных человеческих состояний, в том числе грусть. Психотерапевт Джеймс Дейвис утверждает, что DSM — продукт культурной, а не научной деятельности, и из-за этого во многом основан на стереотипах. Дейвис сравнивает соглашение, на основании которого создаются диагнозы в DSM, с соглашением богословов, свидетельствующих, что Бог существует: оно не доказывает, что Бог существует, но лишь демонстрирует, что богословы верят в него.
Сторонники лагеря «морализированных» постепенно присоединяются к более прогрессивному коллективу «психологизированных». Диагноз «депрессия» — комфортнее, чем строгая мораль. Раз депрессия — это болезнь и психическое расстройство, то людей нельзя винить за проявление симптомов: они больные, теперь их полагается не уличать в слабости духа, а жалеть и лечить с помощью специальных таблеток и специально обученных врачей. Диагностированная болезнь также предполагает определенный статус в обществе — человека, к которому нужно относиться с пониманием и поддержкой. Ему нельзя сказать «Соберись, тряпка» и даже «Не грусти». Вы теперь не тряпка, собираться больше не нужно. Само приобретение такого статуса уже терапевтично по отношению к любому «мне плохо». Отрицание депрессии как болезни порицается как варварство и проявление нетолерантности. Дескать, так неверующие стигматизируют людей, больных депрессией, не распознают серьезность их состояния, перенося вину и ответственность за него на них самих, а это несправедливо, ведь нужно не упрекать людей, а винить (и лечить) дисбаланс их химических процессов.
Тенденция к признанию депрессии болезнью — следствие психологизации и медикализации, характерные для современного общества в целом. Страдания и боль, которые человек может испытать в ходе жизни, — в том числе психологические — сводятся к патологиям, которые требуют медицинского лечения и фармакологической нормализации. Философ Филип Рифф, еще в 1960-х предупреждавший, что вскоре психология всецело заменит собой мораль, судя по всему, был прав. Разница между уходящим в прошлое дискурсом морали и приходящим ему на смену психологическим не так уж радикальна. По Риффу, второй — морально деградировавшая версия первого (Рифф — безусловно бумер). Новый «психологический человек», в отличие от скучного человека морали, сосредоточен на своем внутреннем мире, он руководствуется не моральными идеалами, а идеалом психологического благополучия. Он понимает слова «депрессия», «травма» и «токсичный», в то время как «плохо» и «хорошо» мало о чем ему говорят.
Ментальные страдания, с жалобами на которые мы обращаемся к психологу, заменили собой греховность, с жалобами на которую раньше шли к священнику. Мечта о посмертном рае, где отсутствуют страдания и который нужно заслужить моральным поведением, трансформировалась в мечту о прижизненном рае, где тоже отсутствуют страдания и которого нужно достичь правильно подобранными аффирмациями и антидепрессантами. На смену моральным авторитетам, вещающим от имени Бога, пришли вещающие от лица научного и псевдонаучного авторитета. Миссионеры психологии обращают неверующих в свою веру. Ведьмы, отрицающие религиозные догмы, превратились в заблудших, отрицающих химический дисбаланс.
There was another possible development: Reuters also reported that Ukraine said that Belarus could soon join the invasion of Ukraine. However, the AFP, citing a Pentagon official, said the U.S. hasn’t yet seen evidence that Belarusian troops are in Ukraine. The gold standard of encryption, known as end-to-end encryption, where only the sender and person who receives the message are able to see it, is available on Telegram only when the Secret Chat function is enabled. Voice and video calls are also completely encrypted. If you initiate a Secret Chat, however, then these communications are end-to-end encrypted and are tied to the device you are using. That means it’s less convenient to access them across multiple platforms, but you are at far less risk of snooping. Back in the day, Secret Chats received some praise from the EFF, but the fact that its standard system isn’t as secure earned it some criticism. If you’re looking for something that is considered more reliable by privacy advocates, then Signal is the EFF’s preferred platform, although that too is not without some caveats. The original Telegram channel has expanded into a web of accounts for different locations, including specific pages made for individual Russian cities. There's also an English-language website, which states it is owned by the people who run the Telegram channels. Telegram users are able to send files of any type up to 2GB each and access them from any device, with no limit on cloud storage, which has made downloading files more popular on the platform.
from es
