За последние десять лет число политических заключенных в России выросло с 40 до более 1000 человек. Часто письма для них — единственный способ поддерживать связь с внешним миром.
Зачем писать письма?
«Я считаю, что письма крайне необходимы людям, которые оказались в тюрьме за свои взгляды, за стремление к свободе, праву и демократии. Это дает силы держаться и вселяет веру. Важно знать, что мы не одни, что о нас помнят» — так объясняет значение писем Евгений Бестужев, осужденный в ноябре 2022 года по статье о «фейках» о российской армии.
Михаил Жариков, которого приговорили к шести годам колонии за антивоенные посты, рассказывает, что переписка вселяет в человека уверенность в том, что он не забыт и что его дело не напрасно: «Конечно, приятно получить письмо от неизвестного [человека], [приятно] от понимания, что ты небезразличен».
И правозащитники, и сами политзаключенные говорят, что письма помогают обеспечивать людям в тюрьме безопасность. «Частота и объем писем дают сотрудникам системы понимание, что есть люди, которые в случае чего спросят, что произошло», — пишет Жариков.
За последние десять лет число политических заключенных в России выросло с 40 до более 1000 человек. Часто письма для них — единственный способ поддерживать связь с внешним миром.
Зачем писать письма?
«Я считаю, что письма крайне необходимы людям, которые оказались в тюрьме за свои взгляды, за стремление к свободе, праву и демократии. Это дает силы держаться и вселяет веру. Важно знать, что мы не одни, что о нас помнят» — так объясняет значение писем Евгений Бестужев, осужденный в ноябре 2022 года по статье о «фейках» о российской армии.
Михаил Жариков, которого приговорили к шести годам колонии за антивоенные посты, рассказывает, что переписка вселяет в человека уверенность в том, что он не забыт и что его дело не напрасно: «Конечно, приятно получить письмо от неизвестного [человека], [приятно] от понимания, что ты небезразличен».
И правозащитники, и сами политзаключенные говорят, что письма помогают обеспечивать людям в тюрьме безопасность. «Частота и объем писем дают сотрудникам системы понимание, что есть люди, которые в случае чего спросят, что произошло», — пишет Жариков.
Given the pro-privacy stance of the platform, it’s taken as a given that it’ll be used for a number of reasons, not all of them good. And Telegram has been attached to a fair few scandals related to terrorism, sexual exploitation and crime. Back in 2015, Vox described Telegram as “ISIS’ app of choice,” saying that the platform’s real use is the ability to use channels to distribute material to large groups at once. Telegram has acted to remove public channels affiliated with terrorism, but Pavel Durov reiterated that he had no business snooping on private conversations. Additionally, investors are often instructed to deposit monies into personal bank accounts of individuals who claim to represent a legitimate entity, and/or into an unrelated corporate account. To lend credence and to lure unsuspecting victims, perpetrators usually claim that their entity and/or the investment schemes are approved by financial authorities. Oh no. There’s a certain degree of myth-making around what exactly went on, so take everything that follows lightly. Telegram was originally launched as a side project by the Durov brothers, with Nikolai handling the coding and Pavel as CEO, while both were at VK. Oleksandra Matviichuk, a Kyiv-based lawyer and head of the Center for Civil Liberties, called Durov’s position "very weak," and urged concrete improvements. Just days after Russia invaded Ukraine, Durov wrote that Telegram was "increasingly becoming a source of unverified information," and he worried about the app being used to "incite ethnic hatred."
from es
