«Превосходство и непреходящая ценность традиционного зодчества в противовес произволу современной архитектуры»
Редки те люди, которые благодаря мужеству и честности сохраняют свои идеи и убеждения перед лицом господствующей идеологии своей эпохи. С развитием современных технологий, наступлением космической эры и сопутствующими представлениями о прогрессе, когда такие архитекторы, как Ле Корбюзье и другие, начали воплощать новую идеологию в конкретных образах, Хассан Фатхи обратился к непреходящим и универсальным ценностям зодчества. Умело используя и адаптируя местные техники и материалы, он создал архитектуру, произрастающую из родной почвы, кристально чистую в своих геометрических формах.
Страстно настаивая на необходимости оценивать взаимосвязь между человеком и целостностью окружающей его искусственной среды, Хассан Фатхи отказывался слепо принимать какие-либо модные течения или предписанные стили. Его критический анализ выявил превосходство и непреходящую ценность традиционного зодчества в противовес произволу современной архитектуры.
Годы, проведенные рядом с Хассаном Фатхи, стали символом непрестанной борьбы за преодоление притяжения модернистского движения с его эгоцентричной природой. Знать Хассана Фатхи — значит искать суть, осознавать различие между частным и универсальным, преходящим и вечным.
Пусть наши поколения стремятся исполнить его завет, осознав «...внутреннюю суть своего архитектурного наследия. Сделав это, они пожнут богатые плоды накопленного опыта, оставленного им предками, и создадут произведения искусства, которые выдержат испытание временем. Пусть не думают, что традиция станет для них помехой. Когда вся сила человеческого воображения опирается на вес живой традиции, создаваемое произведение искусства неизмеримо превосходит то, чего может достичь художник, не имеющий традиции для опоры или намеренно отрекшийся от нее».
(Abdel-Wahed El-Wakil. In «Hassan Fathy», book in the series «Architects in the Third World»)
Абдель-Вахед Эль-Вакиль (Abdel-Wahed El-Wakil; Arabic: عبد الواحد الوكيل, born 7 August 1943) — Египетский архитектор, признанный авторитет в области исламской архитектуры и видный представитель новой классической архитектуры. Ученик Хассана Фатхи. Он работает с традиционными принципами проектирования, используя местные материалы и процессы, интегрируя их с современными технологиями для создания привычных, функциональных и экологически устойчивых сооружений, являющихся одновременно и вневременными, и актуальными для нашего времени.
Иллюстрация: Работы Хассана Фатхи
Редки те люди, которые благодаря мужеству и честности сохраняют свои идеи и убеждения перед лицом господствующей идеологии своей эпохи. С развитием современных технологий, наступлением космической эры и сопутствующими представлениями о прогрессе, когда такие архитекторы, как Ле Корбюзье и другие, начали воплощать новую идеологию в конкретных образах, Хассан Фатхи обратился к непреходящим и универсальным ценностям зодчества. Умело используя и адаптируя местные техники и материалы, он создал архитектуру, произрастающую из родной почвы, кристально чистую в своих геометрических формах.
Страстно настаивая на необходимости оценивать взаимосвязь между человеком и целостностью окружающей его искусственной среды, Хассан Фатхи отказывался слепо принимать какие-либо модные течения или предписанные стили. Его критический анализ выявил превосходство и непреходящую ценность традиционного зодчества в противовес произволу современной архитектуры.
Годы, проведенные рядом с Хассаном Фатхи, стали символом непрестанной борьбы за преодоление притяжения модернистского движения с его эгоцентричной природой. Знать Хассана Фатхи — значит искать суть, осознавать различие между частным и универсальным, преходящим и вечным.
Пусть наши поколения стремятся исполнить его завет, осознав «...внутреннюю суть своего архитектурного наследия. Сделав это, они пожнут богатые плоды накопленного опыта, оставленного им предками, и создадут произведения искусства, которые выдержат испытание временем. Пусть не думают, что традиция станет для них помехой. Когда вся сила человеческого воображения опирается на вес живой традиции, создаваемое произведение искусства неизмеримо превосходит то, чего может достичь художник, не имеющий традиции для опоры или намеренно отрекшийся от нее».
(Abdel-Wahed El-Wakil. In «Hassan Fathy», book in the series «Architects in the Third World»)
Абдель-Вахед Эль-Вакиль (Abdel-Wahed El-Wakil; Arabic: عبد الواحد الوكيل, born 7 August 1943) — Египетский архитектор, признанный авторитет в области исламской архитектуры и видный представитель новой классической архитектуры. Ученик Хассана Фатхи. Он работает с традиционными принципами проектирования, используя местные материалы и процессы, интегрируя их с современными технологиями для создания привычных, функциональных и экологически устойчивых сооружений, являющихся одновременно и вневременными, и актуальными для нашего времени.
Иллюстрация: Работы Хассана Фатхи
«Создание среды, которая проникает в сердца, а не только в умы»
Фильм-интервью «Абдель-Вахед Эль-Вакиль: Портрет архитектора» от редакторов издания «EastEast», в котором профессор Эль-Вакиль раскрывает свои взгляды на роль природных материалов, функциональную составляющую зданий, непреходящее значение прошлого для современной архитектуры и многие другие вопросы.
Частичный перевод интервью содержится в журнале «Uly Dala». Ниже представлены некоторые выдержки:
«Культура, которая принимает всё, теряет свою идентичность. А культура, которая отвергает всё, становится деспотичной и тираничной. Этот баланс важен, когда речь идет о симбиотических отношениях между архитектурой, городом и личной идентичностью. Традиционные ремесла когда-то были тесно связаны с более широкой коллективной идентичностью, а не с эгоистичным индивидуальным самовыражением, которое мы видим сегодня. Например, люди могли определить происхождение ковра или парчи по его стилю, как, например, ковры из Казани, Измира или Бухары. Ремесло — это не просто создание чего-то; это способ поддержания и выражения коллективной идентичности. Высший уровень признания идентичности — это осознание своего Создателя, что дает наиболее мощное чувство идентичности.
Обращаясь к своему опыту, я рос в Египте во времена значительных политических изменений, включая революцию, которая превратила страну из монархии в республику. Несмотря на эти изменения, у нас остался комплекс неполноценности, привитый Западом. Это было очевидно в архитектуре, где слепо копировали западные стили.
Мой поиск архитектурного стиля, подходящего для Египта, привел меня к Хассану Фатхи. Работы Фатхи, использующие простые местные материалы, такие как кирпич из глины, открыли красоту, которую часто упускали из виду в пользу более «современных» материалов, таких как бетон и сталь. <...>
Работы Фатхи спасли меня от многолетних исследований, познакомив с устойчивыми строительными техниками, использующими местные материалы и традиционные ремесла. Эти методы, такие как строительство сводов и куполов без растягивающих материалов, являются экологически чистыми и экономически доступными. Этот подход соответствует идее, что архитектура не должна навязывать бедным дорогие современные материалы. Суть строительства из земли, как проповедовал Фатхи, глубоко связана с человеческой природой и духовностью. Преходящая природа сооружений из глины отражает жизненный цикл человека [рождение, рост, развитие и смерть], контрастируя с вечной природой духовных памятников, предназначенных для вечности — таких как мечети.
Моя работа, включая мечеть короля Сауда, отражает эти принципы. Несмотря на скептицизм и риски, строительство 20-метрового купола без современных материалов оказалось успешным, демонстрируя жизнеспособность и красоту традиционных методов.
Влияние Фатхи выходит за рамки отдельных проектов. Он подчеркивал важность внутреннего двора в традиционных домах, представляющего собой пространство, где Божье творение (природа) и творение человека (архитектура) сосуществуют гармонично. Эта интеграция природной и созданной материальной среды способствует ощущению духовного и физического благополучия. Современная архитектура часто лишена этой связи, сосредотачиваясь только на практичности и эстетике. Однако традиционная архитектура наполняет пространства более глубокими смыслами, делая их не просто физическими материальными объектами, но и символами культурной и духовной идентичности.
В традиционном представлении отсутствие внутреннего двора в доме сродни отсутствию души у человека. Каждая культура стремится отразить свою концепцию макрокосмоса в дизайне своих домашних пространств, наполняя их глубоким смыслом. В отличие от абстрактных рассуждений, искусство напрямую общается с эмоциями, минуя необходимость рациональной интерпретации.
Истинные знания в архитектуре включают метафизику, а не только технологии. Придание физическим пространствам смысла обогащает их смыслами, далеко выходящими за пределы их материального существования, создавая среды, которые проникают в сердца, а не только в умы посетителей».
⠀
Фильм-интервью «Абдель-Вахед Эль-Вакиль: Портрет архитектора» от редакторов издания «EastEast», в котором профессор Эль-Вакиль раскрывает свои взгляды на роль природных материалов, функциональную составляющую зданий, непреходящее значение прошлого для современной архитектуры и многие другие вопросы.
Частичный перевод интервью содержится в журнале «Uly Dala». Ниже представлены некоторые выдержки:
«Культура, которая принимает всё, теряет свою идентичность. А культура, которая отвергает всё, становится деспотичной и тираничной. Этот баланс важен, когда речь идет о симбиотических отношениях между архитектурой, городом и личной идентичностью. Традиционные ремесла когда-то были тесно связаны с более широкой коллективной идентичностью, а не с эгоистичным индивидуальным самовыражением, которое мы видим сегодня. Например, люди могли определить происхождение ковра или парчи по его стилю, как, например, ковры из Казани, Измира или Бухары. Ремесло — это не просто создание чего-то; это способ поддержания и выражения коллективной идентичности. Высший уровень признания идентичности — это осознание своего Создателя, что дает наиболее мощное чувство идентичности.
Обращаясь к своему опыту, я рос в Египте во времена значительных политических изменений, включая революцию, которая превратила страну из монархии в республику. Несмотря на эти изменения, у нас остался комплекс неполноценности, привитый Западом. Это было очевидно в архитектуре, где слепо копировали западные стили.
Мой поиск архитектурного стиля, подходящего для Египта, привел меня к Хассану Фатхи. Работы Фатхи, использующие простые местные материалы, такие как кирпич из глины, открыли красоту, которую часто упускали из виду в пользу более «современных» материалов, таких как бетон и сталь. <...>
Работы Фатхи спасли меня от многолетних исследований, познакомив с устойчивыми строительными техниками, использующими местные материалы и традиционные ремесла. Эти методы, такие как строительство сводов и куполов без растягивающих материалов, являются экологически чистыми и экономически доступными. Этот подход соответствует идее, что архитектура не должна навязывать бедным дорогие современные материалы. Суть строительства из земли, как проповедовал Фатхи, глубоко связана с человеческой природой и духовностью. Преходящая природа сооружений из глины отражает жизненный цикл человека [рождение, рост, развитие и смерть], контрастируя с вечной природой духовных памятников, предназначенных для вечности — таких как мечети.
Моя работа, включая мечеть короля Сауда, отражает эти принципы. Несмотря на скептицизм и риски, строительство 20-метрового купола без современных материалов оказалось успешным, демонстрируя жизнеспособность и красоту традиционных методов.
Влияние Фатхи выходит за рамки отдельных проектов. Он подчеркивал важность внутреннего двора в традиционных домах, представляющего собой пространство, где Божье творение (природа) и творение человека (архитектура) сосуществуют гармонично. Эта интеграция природной и созданной материальной среды способствует ощущению духовного и физического благополучия. Современная архитектура часто лишена этой связи, сосредотачиваясь только на практичности и эстетике. Однако традиционная архитектура наполняет пространства более глубокими смыслами, делая их не просто физическими материальными объектами, но и символами культурной и духовной идентичности.
В традиционном представлении отсутствие внутреннего двора в доме сродни отсутствию души у человека. Каждая культура стремится отразить свою концепцию макрокосмоса в дизайне своих домашних пространств, наполняя их глубоким смыслом. В отличие от абстрактных рассуждений, искусство напрямую общается с эмоциями, минуя необходимость рациональной интерпретации.
Истинные знания в архитектуре включают метафизику, а не только технологии. Придание физическим пространствам смысла обогащает их смыслами, далеко выходящими за пределы их материального существования, создавая среды, которые проникают в сердца, а не только в умы посетителей».
⠀
YouTube
Documentary: Architect Abdelwahed El-Wakil وثائقي: المعماري عبدالواحد الوكيل
تقدم كارافان ايرث وثائقي مع المعماري عبد الواحد الوكيل وهو من أهم رواد عمارة الموروث في العالم. يعرف الوكيل بتصاميمه المستدامة والصديقة للبيئة ويعتبر من أهم المراجع في عمارة الموروث وأهم مرجع في العمارة الإسلامية اليوم.
تحتضن كارفان ايرث هذا الوثائقي وبحثها…
تحتضن كارفان ايرث هذا الوثائقي وبحثها…
зелёный человек
«Создание среды, которая проникает в сердца, а не только в умы» Фильм-интервью «Абдель-Вахед Эль-Вакиль: Портрет архитектора» от редакторов издания «EastEast», в котором профессор Эль-Вакиль раскрывает свои взгляды на роль природных материалов, функциональную…
⠀
«В модернистской архитектуре нет любви»
Этот текст был написан египетским архитектором Абдель-Вахидом Эль-Вакилем еще в начале 1980-х, но сохранил свою актуальность по сей день. Эль-Вакиль подчеркивает в нем роль традиции в сохранении идентичности той или иной цивилизации, уделяя основное внимание наследию исламской архитектуры. Этот в высшей степени философский, но в то же время практический текст иллюстрирует, как традиция может умело направлять императив перемен.
«Необходимо осознать следующее: перемены не являются синонимом того, что сегодня называют "прогрессом". Изменения, санкционированные традицией, никогда не разрушали единство исламской цивилизации, но понятие "прогресс" стало не только разрушать единство и целостность исламской архитектуры, но и подразумевать некую пародию на единство, а именно — единообразие. Так происходит из-за того, что сторонники "прогресса" считают, что все в мире непременно становится лучше по мере движения времени вперед — то есть прогресс считается столь же равномерным, как и само течение времени, — что, собственно, и привело к почти единообразному принятию всеми интернационального стиля, который, пропагандируя функциональность и утилитарность, утвердился в мире с глобальным однообразием и с разной степенью этнической "косметики" — исламской или иной.
Так утрачиваются и традиция, и идентичность. Если роль традиции заключается в сохранении самобытного искусства или архитектуры, то роль искусства, и прежде всего архитектуры, заключается в сохранении среды, в которой эта традиция может выжить. Если этот симбиоз нарушается под воздействием новизны или простого эгоизма художников и архитекторов, то возникает порочный круг: то, что служило взаимной поддержке, уступает место тому, что взаимно разрушает.
Соответствующие свидетельства можно увидеть везде, где материальный достаток делает соблазн нового непреодолимым и где светская точка зрения на практике преобладает над духовной. Все духовные представления и творческие традиции, которые они поддерживают, несут в себе элемент вневременного и универсального; светская же точка зрения подчеркивает мимолетность и эгоизм. Стремление к новому без опоры на традиционные принципы способствует эгоизму и ведет к утрате идентичности, поскольку традиция всегда выше практикующего мастера, а его истинная идентичность, по сути, и есть традиция. <...>
Модернизм — это, по сути, провинциализм, потому что он не хочет заглядывать за горизонт момента. В архитектуре модернистский идеал породил интернациональный стиль — архитектуру идеалов, адаптированную во времени к быстротечному настоящему, стиль без якоря. Органическая архитектура, с другой стороны, адаптированная — в пространстве — к конкретной среде, тоже не смогла создать универсальное решение за счет упрощения функциональных форм.
Ускоренный темп развития технологий и потребность в быстрых результатах сделали возвышение Интернационального стиля неизбежным, но только на время, пока его мотивирующие идеалы продолжали преобладать. <...>
Любая традиционная архитектура, и в особенности архитектура культовых зданий, развивается вокруг форм, связанных с космологическим порядком. Таким образом, первый шаг к восстановлению идентичности может быть сделан только через правильную оценку и новое внедрение исторических форм. Это необходимо не для того, чтобы создать мертвый слепок прошлых событий, а, напротив, чтобы увидеть в них жизненно важное и тонкое отражение — через меняющиеся формы — неизменных закономерностей, которые регулируют вселенную. <...>
Модернистская архитектура не может позволить себе постоянство и преданность; ее мертворожденным потомством усеяны наши безжизненные современные города. В модернистской архитектуре нет любви».
Читать полностью:
⠀
«В модернистской архитектуре нет любви»
Этот текст был написан египетским архитектором Абдель-Вахидом Эль-Вакилем еще в начале 1980-х, но сохранил свою актуальность по сей день. Эль-Вакиль подчеркивает в нем роль традиции в сохранении идентичности той или иной цивилизации, уделяя основное внимание наследию исламской архитектуры. Этот в высшей степени философский, но в то же время практический текст иллюстрирует, как традиция может умело направлять императив перемен.
«Необходимо осознать следующее: перемены не являются синонимом того, что сегодня называют "прогрессом". Изменения, санкционированные традицией, никогда не разрушали единство исламской цивилизации, но понятие "прогресс" стало не только разрушать единство и целостность исламской архитектуры, но и подразумевать некую пародию на единство, а именно — единообразие. Так происходит из-за того, что сторонники "прогресса" считают, что все в мире непременно становится лучше по мере движения времени вперед — то есть прогресс считается столь же равномерным, как и само течение времени, — что, собственно, и привело к почти единообразному принятию всеми интернационального стиля, который, пропагандируя функциональность и утилитарность, утвердился в мире с глобальным однообразием и с разной степенью этнической "косметики" — исламской или иной.
Так утрачиваются и традиция, и идентичность. Если роль традиции заключается в сохранении самобытного искусства или архитектуры, то роль искусства, и прежде всего архитектуры, заключается в сохранении среды, в которой эта традиция может выжить. Если этот симбиоз нарушается под воздействием новизны или простого эгоизма художников и архитекторов, то возникает порочный круг: то, что служило взаимной поддержке, уступает место тому, что взаимно разрушает.
Соответствующие свидетельства можно увидеть везде, где материальный достаток делает соблазн нового непреодолимым и где светская точка зрения на практике преобладает над духовной. Все духовные представления и творческие традиции, которые они поддерживают, несут в себе элемент вневременного и универсального; светская же точка зрения подчеркивает мимолетность и эгоизм. Стремление к новому без опоры на традиционные принципы способствует эгоизму и ведет к утрате идентичности, поскольку традиция всегда выше практикующего мастера, а его истинная идентичность, по сути, и есть традиция. <...>
Модернизм — это, по сути, провинциализм, потому что он не хочет заглядывать за горизонт момента. В архитектуре модернистский идеал породил интернациональный стиль — архитектуру идеалов, адаптированную во времени к быстротечному настоящему, стиль без якоря. Органическая архитектура, с другой стороны, адаптированная — в пространстве — к конкретной среде, тоже не смогла создать универсальное решение за счет упрощения функциональных форм.
Ускоренный темп развития технологий и потребность в быстрых результатах сделали возвышение Интернационального стиля неизбежным, но только на время, пока его мотивирующие идеалы продолжали преобладать. <...>
Любая традиционная архитектура, и в особенности архитектура культовых зданий, развивается вокруг форм, связанных с космологическим порядком. Таким образом, первый шаг к восстановлению идентичности может быть сделан только через правильную оценку и новое внедрение исторических форм. Это необходимо не для того, чтобы создать мертвый слепок прошлых событий, а, напротив, чтобы увидеть в них жизненно важное и тонкое отражение — через меняющиеся формы — неизменных закономерностей, которые регулируют вселенную. <...>
Модернистская архитектура не может позволить себе постоянство и преданность; ее мертворожденным потомством усеяны наши безжизненные современные города. В модернистской архитектуре нет любви».
Читать полностью:
⠀
EastEast
Идентичность, традиция и архитектура
Критический очерк из архива Абдель-Вахида эль-Вакиля
Экологическая осознанность Пророка ﷺ
В исламском праве источниками законодательства являются не только слова Пророка Мухаммада ﷺ, но и его действия, молчаливое одобрение, а также его личные качества.
Рассматривая жизнь Пророка ﷺ через экологическую призму, становится очевидным, что его понимание окружающей среды не сводилось к восприятию её как внешнего мира, отделённого от человеческого существования. Напротив, он видел в ней неотъемлемую и взаимодополняющую часть целостной божественной системы. Все живые существа обладают реальным существованием, во многом схожим с человеческим. Когда Пророк ﷺ молил Аллаха о помощи и милости для животных, деревьев и других элементов природы, он делал это из глубокого осознания того, что Божья милость скорее проявится к слабым и беззащитным, чем к сильным и высокомерным.
В условиях жаркого климата вода столь же важна, как сама жизнь, особенно в регионах с редкими дождями. Мухаммад ﷺ рассматривал дождь как дар Божий, который ниспосылается людям, даже если они мало заслужили его. Дождь — это милость Творца для земли и её безмолвных, уязвимых созданий. Пророк ﷺ говорил: «Если бы не животные, о люди, у вас не было бы дождя» (Ibn Mājah. Sunan Ibn Mājah, 2, 133).
Также передаётся, что Мухаммад ﷺ сказал: «Тому, кто вырастит растение или дерево, плодами которого насытятся птица, человек или животное, будет записано благодеяние» (Muḥammad al-Bukhārī. Al-Jāmiʿ al-ṣaḥīḥ, 3, 66). Один из наиболее глубоких хадисов, отражающих экологическую осознанность, гласит: «О люди, будьте милосердны к тем, кто на земле, и к вам проявит Милость Тот, Кто на небесах» (Abū ʿĪsā at-Tirmidhī. Jami', 1924).
(Mūʼil Yūsuf ʻIzz al-Dīn. The environmental dimensions of Islam)
В исламском праве источниками законодательства являются не только слова Пророка Мухаммада ﷺ, но и его действия, молчаливое одобрение, а также его личные качества.
Рассматривая жизнь Пророка ﷺ через экологическую призму, становится очевидным, что его понимание окружающей среды не сводилось к восприятию её как внешнего мира, отделённого от человеческого существования. Напротив, он видел в ней неотъемлемую и взаимодополняющую часть целостной божественной системы. Все живые существа обладают реальным существованием, во многом схожим с человеческим. Когда Пророк ﷺ молил Аллаха о помощи и милости для животных, деревьев и других элементов природы, он делал это из глубокого осознания того, что Божья милость скорее проявится к слабым и беззащитным, чем к сильным и высокомерным.
В условиях жаркого климата вода столь же важна, как сама жизнь, особенно в регионах с редкими дождями. Мухаммад ﷺ рассматривал дождь как дар Божий, который ниспосылается людям, даже если они мало заслужили его. Дождь — это милость Творца для земли и её безмолвных, уязвимых созданий. Пророк ﷺ говорил: «Если бы не животные, о люди, у вас не было бы дождя» (Ibn Mājah. Sunan Ibn Mājah, 2, 133).
Также передаётся, что Мухаммад ﷺ сказал: «Тому, кто вырастит растение или дерево, плодами которого насытятся птица, человек или животное, будет записано благодеяние» (Muḥammad al-Bukhārī. Al-Jāmiʿ al-ṣaḥīḥ, 3, 66). Один из наиболее глубоких хадисов, отражающих экологическую осознанность, гласит: «О люди, будьте милосердны к тем, кто на земле, и к вам проявит Милость Тот, Кто на небесах» (Abū ʿĪsā at-Tirmidhī. Jami', 1924).
(Mūʼil Yūsuf ʻIzz al-Dīn. The environmental dimensions of Islam)
Для тех, кто по какой-то причине до сих пор считает экологизм, включающий устойчивое (пермакультурное) земледелие, — причудой «хиппи» и «нефоров» от Ислама.
«Hijra Permaculture Autonomie» — это, как пишет Жан-Луи Дени, «un mode de vie musulman éco-responsable basé sur la permaculture et l'autonomie», то есть «экологически ответственный мусульманский образ жизни, основанный на пермакультуре и автономности».
⠀
«Hijra Permaculture Autonomie» — это, как пишет Жан-Луи Дени, «un mode de vie musulman éco-responsable basé sur la permaculture et l'autonomie», то есть «экологически ответственный мусульманский образ жизни, основанный на пермакультуре и автономности».
⠀
Telegram
зелёный человек
🇦🇫🐪Жан-Луи Дени: Бельгиец, джихадист, эко-активист и создатель пермакультурного проекта в Афганистане
Вы знаете, что Мэд любит рассказывать вам истории о ярких персонажах. И сегодня с нами Жан-Луи Дени, он же Абу Сара, он же Абу Яхья - часто фигурировал…
Вы знаете, что Мэд любит рассказывать вам истории о ярких персонажах. И сегодня с нами Жан-Луи Дени, он же Абу Сара, он же Абу Яхья - часто фигурировал…
Forwarded from Mad Mullah
Вы знаете, что Мэд любит рассказывать вам истории о ярких персонажах. И сегодня с нами Жан-Луи Дени, он же Абу Сара, он же Абу Яхья - часто фигурировал в отчетах спецслужб ЕС за последнее десятилетие, как "видный рекрутер джихадистов для участия в сирийской войне". В 2016-м году Жан-Луи был приговорен сначала к 10 годам лишения свободы, но вышел на свободу досрочно в 2018-м году. В последние годы он начал сбор денег на создание экологической мусульманской деревни под названием «Hijra Permaculture Autonomie», которую он хотел создать сначала в Бенине и Индонезии, где его арестовывали и депортировали.
Однако, осенью 24-го года он сообщил, что покинул Сирию и переехал в Исламский Эмират Афганистан. В серии видеороликов он говорит, что продолжит этот проект в Афганистане, где он может чувствовать себя в безопасности.
"Я всегда хотел лишь жить по законам Аллаха, как я живу здесь сейчас, а не закладывать бомбы и убивать людей" - говорит он, отвечая на вопросы критиков о его судимости.
Думаю, что Hijra Permaculture Autonomie имеет все шансы стать одним из самых ярких и необычных проектов в современном Афганистане.
А если вы хотите почитать подробнее о том, что такое пермакультура, а также узнать о более мейнстримных примерах мусульманского эко-активизма (этот канал больше по таким вот маргиналам-радикалам как Жан-Луи) - советую вам подписаться на канал зелёный человек.
@mad_mullah
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
YouTube
HPA Plante 150 Arbres dans la Cour d'une École d'une Region en Difficulté : Un Geste pour L'avenir
HPA s’engage en plantant 150 arbres dans une école située dans une région en difficulté alimentaire. 20 plaques ont également été posées pour marquer cet acte symbolique.
Une action durable, pleine d’espoir pour les générations futures.
Payer votre Arbre…
Une action durable, pleine d’espoir pour les générations futures.
Payer votre Arbre…
«Для Пророка сей мир погружён в прославление Аллаха»
Точно так же, как для Пророка ﷺ сей мир
Погружён в прославление [Аллаха]¹, для нас он — несмышлён.
В его глазах этот мир полон любви и щедрости,
А для глаз других он кажется косным и безжизненным.
И горы, и долы² в его глазах [пребывают] в быстром движении;
Он слышит тонкую речь³ дёрна и камней⁴.
Для простолюдина всё это затвердело и мертво⁵;
Никогда я не видел более поразительной завесы слепоты.
(Jalāl ad-Dīn Muhammad Rūmī. Masnavi-i Ma'navi, 4/3532-3535)
¹ «Его славят семь небес, земля и те, кто на них»
² «Среди [камней] есть такие, которые падают от страха перед Аллахом»
³ «У каждой сотворенной вещи есть особая речь, которой ее обучил Бог»
⁴ «Камешки, которые он держал в руке, восхваляли его»
⁵ «Все во Вселенной на самом деле живое, но жизнь большинства вещей скрыта от нашего взора»
Точно так же, как для Пророка ﷺ сей мир
Погружён в прославление [Аллаха]¹, для нас он — несмышлён.
В его глазах этот мир полон любви и щедрости,
А для глаз других он кажется косным и безжизненным.
И горы, и долы² в его глазах [пребывают] в быстром движении;
Он слышит тонкую речь³ дёрна и камней⁴.
Для простолюдина всё это затвердело и мертво⁵;
Никогда я не видел более поразительной завесы слепоты.
(Jalāl ad-Dīn Muhammad Rūmī. Masnavi-i Ma'navi, 4/3532-3535)
¹ «Его славят семь небес, земля и те, кто на них»
² «Среди [камней] есть такие, которые падают от страха перед Аллахом»
³ «У каждой сотворенной вещи есть особая речь, которой ее обучил Бог»
⁴ «Камешки, которые он держал в руке, восхваляли его»
⁵ «Все во Вселенной на самом деле живое, но жизнь большинства вещей скрыта от нашего взора»
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
«Зелёная пустыня»
Эвкалипт — экзотический вид дерева, эндемичный только для некоторых районов Австралии, но сегодня он доминирует на плантациях по всему миру. Бразилия в настоящее время занимает первое место в мире по экспорту и производству эвкалиптовых круглых лесоматериалов и целлюлозы.
Эвкалиптовые плантации в Бразилии и других регионах экологически очень вредны, поскольку они поглощают огромное количество воды, поддерживают очень низкое разнообразие флоры и фауны и требуют большого количества пестицидов и удобрений. В отличие от местных лесов, они нарушают гидрологический цикл, сильно сокращают биоразнообразие и не производят продуктов питания. Местные жители называют эти плантации «зелеными пустынями», поскольку в них нет жизни.
Проблемы, связанные с эвкалиптовыми плантациями:
Вырубка естественных лесов
Вырубка естественных джунглей для создания эвкалиптовых плантаций приводит к потере биоразнообразия. Джунгли являются домом для множества видов растений и животных, многие из которых уникальны для этих экосистем. Утрата лесов уменьшает углеродные поглотители, что усиливает парниковый эффект и способствует глобальному потеплению.
Истощение почвы
Эвкалипт обладает высокой скоростью роста и потребляет большое количество воды и питательных веществ из почвы. Это приводит к деградации почвы, снижению ее плодородия и способности поддерживать другую растительность в будущем. После нескольких циклов посадки эвкалипта почва может стать практически непригодной для других видов растений.
Проблемы с водными ресурсами
Эвкалиптовые деревья потребляют много воды, что может привести к понижению уровня грунтовых вод и высыханию местных водоемов. Это негативно влияет на доступность воды для местных сообществ и дикой природы. Снижение водных ресурсов также может привести к ухудшению качества воды и уменьшению её доступности для сельского хозяйства.
Социально-экономические последствия
Создание монокультурных плантаций может привести к вытеснению местных сообществ и фермеров, которые зависят от лесных ресурсов для своего существования. Рабочие места на эвкалиптовых плантациях часто бывают временными и низкооплачиваемыми, что не способствует долгосрочному экономическому развитию регионов.
Экологическая устойчивость
Монокультурные плантации уязвимы к вредителям и болезням, что может привести к массовым потерям деревьев и снижению их производительности. Отсутствие разнообразия растений делает экосистему менее устойчивой к изменениям климата и другим экологическим стрессам.
Объемы и масштабы
На данный момент точные данные о площади эвкалиптовых плантаций в мире варьируются, но они широко распространены в Бразилии, Малайзии, Индонезии, Индии, Южной Африке и других странах. В Бразилии площадь эвкалиптовых плантаций оценивается примерно в 5-7 миллионов гектаров. Мировая площадь может достигать 20 миллионов гектаров и более.
Последствия и меры по смягчению
Для смягчения негативных последствий эвкалиптовых плантаций необходимо применять более устойчивые практики лесоводства:
• Создание смешанных лесопосадок вместо монокультур.
• Регенерация естественных лесов и внедрение агролесоводства.
• Внедрение более эффективных методов управления водными ресурсами.
• Защита прав местных сообществ и их участие в принятии решений о земельном использовании.
Статьи и научные исследования
• «Inhibitory effects of Eucalyptus globulus on understorey plant growth and species richness are greater in non-native regions»;
• «Effects of Essential Oils from Eucalyptus globulus Leaves on Soil Organisms Involved in Leaf Degradation»;
• «Effects of eucalyptus plantations on avian and herb species richness and composition in North-West Spain»;
• «Eucalyptus plantation reduces diversity and disrupts predator-prey correlations of soil invertebrates within Atlantic Forest»;
• «Eucalyptus expansion worsens droughts and fires in Brazil’s Cerrado, conservationists say»;
• «Indigenous Peoples, Afro-descendants, and peasant farmers resist “green deserts” in Brazil».
Эвкалипт — экзотический вид дерева, эндемичный только для некоторых районов Австралии, но сегодня он доминирует на плантациях по всему миру. Бразилия в настоящее время занимает первое место в мире по экспорту и производству эвкалиптовых круглых лесоматериалов и целлюлозы.
Эвкалиптовые плантации в Бразилии и других регионах экологически очень вредны, поскольку они поглощают огромное количество воды, поддерживают очень низкое разнообразие флоры и фауны и требуют большого количества пестицидов и удобрений. В отличие от местных лесов, они нарушают гидрологический цикл, сильно сокращают биоразнообразие и не производят продуктов питания. Местные жители называют эти плантации «зелеными пустынями», поскольку в них нет жизни.
Проблемы, связанные с эвкалиптовыми плантациями:
Вырубка естественных лесов
Вырубка естественных джунглей для создания эвкалиптовых плантаций приводит к потере биоразнообразия. Джунгли являются домом для множества видов растений и животных, многие из которых уникальны для этих экосистем. Утрата лесов уменьшает углеродные поглотители, что усиливает парниковый эффект и способствует глобальному потеплению.
Истощение почвы
Эвкалипт обладает высокой скоростью роста и потребляет большое количество воды и питательных веществ из почвы. Это приводит к деградации почвы, снижению ее плодородия и способности поддерживать другую растительность в будущем. После нескольких циклов посадки эвкалипта почва может стать практически непригодной для других видов растений.
Проблемы с водными ресурсами
Эвкалиптовые деревья потребляют много воды, что может привести к понижению уровня грунтовых вод и высыханию местных водоемов. Это негативно влияет на доступность воды для местных сообществ и дикой природы. Снижение водных ресурсов также может привести к ухудшению качества воды и уменьшению её доступности для сельского хозяйства.
Социально-экономические последствия
Создание монокультурных плантаций может привести к вытеснению местных сообществ и фермеров, которые зависят от лесных ресурсов для своего существования. Рабочие места на эвкалиптовых плантациях часто бывают временными и низкооплачиваемыми, что не способствует долгосрочному экономическому развитию регионов.
Экологическая устойчивость
Монокультурные плантации уязвимы к вредителям и болезням, что может привести к массовым потерям деревьев и снижению их производительности. Отсутствие разнообразия растений делает экосистему менее устойчивой к изменениям климата и другим экологическим стрессам.
Объемы и масштабы
На данный момент точные данные о площади эвкалиптовых плантаций в мире варьируются, но они широко распространены в Бразилии, Малайзии, Индонезии, Индии, Южной Африке и других странах. В Бразилии площадь эвкалиптовых плантаций оценивается примерно в 5-7 миллионов гектаров. Мировая площадь может достигать 20 миллионов гектаров и более.
Последствия и меры по смягчению
Для смягчения негативных последствий эвкалиптовых плантаций необходимо применять более устойчивые практики лесоводства:
• Создание смешанных лесопосадок вместо монокультур.
• Регенерация естественных лесов и внедрение агролесоводства.
• Внедрение более эффективных методов управления водными ресурсами.
• Защита прав местных сообществ и их участие в принятии решений о земельном использовании.
Статьи и научные исследования
• «Inhibitory effects of Eucalyptus globulus on understorey plant growth and species richness are greater in non-native regions»;
• «Effects of Essential Oils from Eucalyptus globulus Leaves on Soil Organisms Involved in Leaf Degradation»;
• «Effects of eucalyptus plantations on avian and herb species richness and composition in North-West Spain»;
• «Eucalyptus plantation reduces diversity and disrupts predator-prey correlations of soil invertebrates within Atlantic Forest»;
• «Eucalyptus expansion worsens droughts and fires in Brazil’s Cerrado, conservationists say»;
• «Indigenous Peoples, Afro-descendants, and peasant farmers resist “green deserts” in Brazil».
Якоб_фон_Икскюль_Путешествие_в_окружающие_миры_животных_и_людей.epub
13.3 MB
«У каждой формы жизни есть своя особая сцена, не менее реальная, чем особое положение человека»
Как предложил Якоб Иоганн фон Икскюль (ум. 1944), мы должны выделить индивидуальное пространство и время для каждого живого существа, которые могут казаться невидимыми для Другого. Таким образом,
«было бы ошибкой думать, что мир людей представляет собой общую сцену для всех форм жизни. У каждой формы жизни есть своя особая сцена, не менее реальная, чем особое положение человека. <...> Благодаря этому пониманию мы получаем совершенно новый взгляд на вселенную: она состоит не из одного мыльного пузыря, который мы выдуваем за пределы нашего горизонта в бесконечность, а из бесчисленных миллионов узко ограниченных мыльных пузырей, которые накладываются друг на друга и пересекаются повсюду» (von Uexküll 1931, 391).
Тем самым, мы разделяем мир с Другим в интерсубъективном сообществе, продолжая уважать Другого в его индивидуальности. Каждый становится «субъектом» в своем мире и реальности, и никто не имеет преимущества или гегемонистской власти в отношении интерпретации своего собственного мира или власти определения. С богословской точки зрения, основное внимание уделяется тому факту, что каждое живое существо связано общим фактом своего сотворения. Более того, этот общий факт (или знаменатель) требует разделения общего мира. Разделение мира становится императивом, который не зависит от того, как этот мир воспринимается. «Обойти Другого невозможно. <...> Другого нельзя игнорировать. Куда бы человек ни смотрел, именно Другой приводит его к самому себе» (Marten 1988, 7). Встречи происходят и, следовательно, отношения формируются независимо от вопроса о когнитивных способностях или онтологии бытия. Тот факт, что Другой существует, делает его неизбежной озабоченностью для меня. Понимание друг друга, таким образом, не обязательно означает, что коммуникация должна происходить в форме артикулированного языка. Поэтому мы должны избавиться от этого жесткого понимания коммуникации и подчиниться феноменологическому взгляду на это повествование. В случае с рассказом о Сулаймане можно допустить иной способ прочтения повествования: способ, который означает понимание языков (животных) не во внешнем смысле (семантическом), а скорее с точки зрения сущностной артикуляции соответствующего животного. Понимание языка животных или соответствующего животного подразумевает, таким образом, этический компонент: не столько сам язык, сколько само животное понимается через признание его тем, для чего предназначено его существование. Когда животное говорит, оно выражает своё собственное определение бытия и хочет быть понятым как таковое. Таким образом, феноменологическое рассмотрение животных как бытия-вместе может открыть этическое измерение текстов, способное изменить наш взгляд на проявление животных и тем самым расширить пространство для справедливости по отношению к животным.
(Asmaa El Maaroufi. Towards an Ethic of Being-With. An Islamic-Phenomenological Perspective on Human-Animal Encounters)
Как предложил Якоб Иоганн фон Икскюль (ум. 1944), мы должны выделить индивидуальное пространство и время для каждого живого существа, которые могут казаться невидимыми для Другого. Таким образом,
«было бы ошибкой думать, что мир людей представляет собой общую сцену для всех форм жизни. У каждой формы жизни есть своя особая сцена, не менее реальная, чем особое положение человека. <...> Благодаря этому пониманию мы получаем совершенно новый взгляд на вселенную: она состоит не из одного мыльного пузыря, который мы выдуваем за пределы нашего горизонта в бесконечность, а из бесчисленных миллионов узко ограниченных мыльных пузырей, которые накладываются друг на друга и пересекаются повсюду» (von Uexküll 1931, 391).
Тем самым, мы разделяем мир с Другим в интерсубъективном сообществе, продолжая уважать Другого в его индивидуальности. Каждый становится «субъектом» в своем мире и реальности, и никто не имеет преимущества или гегемонистской власти в отношении интерпретации своего собственного мира или власти определения. С богословской точки зрения, основное внимание уделяется тому факту, что каждое живое существо связано общим фактом своего сотворения. Более того, этот общий факт (или знаменатель) требует разделения общего мира. Разделение мира становится императивом, который не зависит от того, как этот мир воспринимается. «Обойти Другого невозможно. <...> Другого нельзя игнорировать. Куда бы человек ни смотрел, именно Другой приводит его к самому себе» (Marten 1988, 7). Встречи происходят и, следовательно, отношения формируются независимо от вопроса о когнитивных способностях или онтологии бытия. Тот факт, что Другой существует, делает его неизбежной озабоченностью для меня. Понимание друг друга, таким образом, не обязательно означает, что коммуникация должна происходить в форме артикулированного языка. Поэтому мы должны избавиться от этого жесткого понимания коммуникации и подчиниться феноменологическому взгляду на это повествование. В случае с рассказом о Сулаймане можно допустить иной способ прочтения повествования: способ, который означает понимание языков (животных) не во внешнем смысле (семантическом), а скорее с точки зрения сущностной артикуляции соответствующего животного. Понимание языка животных или соответствующего животного подразумевает, таким образом, этический компонент: не столько сам язык, сколько само животное понимается через признание его тем, для чего предназначено его существование. Когда животное говорит, оно выражает своё собственное определение бытия и хочет быть понятым как таковое. Таким образом, феноменологическое рассмотрение животных как бытия-вместе может открыть этическое измерение текстов, способное изменить наш взгляд на проявление животных и тем самым расширить пространство для справедливости по отношению к животным.
(Asmaa El Maaroufi. Towards an Ethic of Being-With. An Islamic-Phenomenological Perspective on Human-Animal Encounters)
«Капитализм как религия является превращением бытия в руины»
Деньги буквально жгут карман банкира — он вынужден постоянно их вкладывать, инвестировать во всё более масштабные проекты и схемы. И каждый раз, оборачиваясь, он видит ещё больше средств, которым нужно найти применение. Помните идею бесконечного роста? Он лихорадочно придумывает новые иллюзорные проекты, чтобы поглотить эти иллюзорные деньги.
Экологическое равновесие — непозволительная роскошь для банкира. Его это даже не волнует. Ему нужна краткосрочная прибыль, а не долгосрочный баланс. Система должна выжить. Ну и что, если кого-то выселят, погибнет пара тюленей или где-то случится локальное загрязнение? Может, ликвидация последствий станет новым прибыльным делом — вдруг он успеет вложиться и в это.
Он раб собственной системы, машина управляет им. Он обязан поддерживать круговорот денег, не останавливать их движение. Это необходимость, безжалостная и всепоглощающая мотивация. Как точка на экране телевизора: если она движется с нужной скоростью, все видят целую картинку — иллюзия работает. Остановится — всё рухнет.
Ведь, по сути, это система веры. Она функционирует, потому что все в неё верят. Верят в деньги, банки, личности, политику, обещания и ложь. И эта вера даёт им власть.
(Abdalhamid Evans. «Where Does the Buck Stop?» in «Banking — The root cause of the injustices of our time»)
В настоящем уже стали заметными три черты религиозной структуры капитализма. Во–первых, капитализм — это чистая религия культа, возможно, самая радикальная из всех, что существовали доныне. Все, что в нем есть, имеет смысл только в непосредственном отношении к этому культу, он не имеет особой догматики, особой теологии. Утилитаризм с этой точки зрения приобретает свою религиозную окраску. Со сращиванием с культом связана вторая черта капитализма — перманентная длительность культа. Капитализм — это отправление некоего культа sans trêve et sans merci (фр. «Без передышки и снисхождения»). Нет ни одного «буднего» дня, нет дня, который не был бы праздничным — в пугающем смысле развертывания всех помпезных священнодействий, крайнего напряжения радений. В–третьих, этот культ наделяет виной. Капитализм, возможно, первый случай не искупающего, но наделяющего виной культа. Именно здесь начинается обвальное и чудовищное движение, в которое вовлекается эта религиозная система. Безмерное сознание вины, которое не знает искупления, устремляется к этому культу не для того, чтобы искупить вину, а для того, чтобы сделать ее универсальной, вбить в голову это сознание. <...> В том и состоит историческая неслыханность капитализма, что религия больше не является преобразованием бытия, но есть его разрушение, превращение в руины (Zertrümmerung) [Следует отметить, что термин Zertrümmerung (раздробление, расщепление, превращение в развалины, руины) появляется в тезисе IX знаменитого текста «О понятии истории» (1939), согласно которому прогресс оставляет за собой руины (Trümmern). Капитализм (как религия), таким образом, есть «руина бытия» — прим. пер.].
(Walter Benjamin. Kapitalismus als Religion)
Передаётся от Умара ибн аль-Хаттаба, да будет доволен им Аллах, в «Муснаде аль-Фирдаус» ад-Дайлами: «Аллах любит правителей, которые водятся с людьми знания, но Он ненавидит людей знания, которые водятся с правителями, потому что когда люди знания водятся с правителями, они начинают желать мира сего, а когда правители водятся с людьми знания, они начинают желать мира иного».
В наше время банкиры и финансисты являются новыми правителями земли. Поэтому ученые, которые водятся с ними, ненавистны Аллаху вдвойне, потому, что банковское дело, будь оно «исламским» или нет, является абсолютно ростовщическим.
(Abdassamad Clarke)
Деньги буквально жгут карман банкира — он вынужден постоянно их вкладывать, инвестировать во всё более масштабные проекты и схемы. И каждый раз, оборачиваясь, он видит ещё больше средств, которым нужно найти применение. Помните идею бесконечного роста? Он лихорадочно придумывает новые иллюзорные проекты, чтобы поглотить эти иллюзорные деньги.
Экологическое равновесие — непозволительная роскошь для банкира. Его это даже не волнует. Ему нужна краткосрочная прибыль, а не долгосрочный баланс. Система должна выжить. Ну и что, если кого-то выселят, погибнет пара тюленей или где-то случится локальное загрязнение? Может, ликвидация последствий станет новым прибыльным делом — вдруг он успеет вложиться и в это.
Он раб собственной системы, машина управляет им. Он обязан поддерживать круговорот денег, не останавливать их движение. Это необходимость, безжалостная и всепоглощающая мотивация. Как точка на экране телевизора: если она движется с нужной скоростью, все видят целую картинку — иллюзия работает. Остановится — всё рухнет.
Ведь, по сути, это система веры. Она функционирует, потому что все в неё верят. Верят в деньги, банки, личности, политику, обещания и ложь. И эта вера даёт им власть.
(Abdalhamid Evans. «Where Does the Buck Stop?» in «Banking — The root cause of the injustices of our time»)
В настоящем уже стали заметными три черты религиозной структуры капитализма. Во–первых, капитализм — это чистая религия культа, возможно, самая радикальная из всех, что существовали доныне. Все, что в нем есть, имеет смысл только в непосредственном отношении к этому культу, он не имеет особой догматики, особой теологии. Утилитаризм с этой точки зрения приобретает свою религиозную окраску. Со сращиванием с культом связана вторая черта капитализма — перманентная длительность культа. Капитализм — это отправление некоего культа sans trêve et sans merci (фр. «Без передышки и снисхождения»). Нет ни одного «буднего» дня, нет дня, который не был бы праздничным — в пугающем смысле развертывания всех помпезных священнодействий, крайнего напряжения радений. В–третьих, этот культ наделяет виной. Капитализм, возможно, первый случай не искупающего, но наделяющего виной культа. Именно здесь начинается обвальное и чудовищное движение, в которое вовлекается эта религиозная система. Безмерное сознание вины, которое не знает искупления, устремляется к этому культу не для того, чтобы искупить вину, а для того, чтобы сделать ее универсальной, вбить в голову это сознание. <...> В том и состоит историческая неслыханность капитализма, что религия больше не является преобразованием бытия, но есть его разрушение, превращение в руины (Zertrümmerung) [Следует отметить, что термин Zertrümmerung (раздробление, расщепление, превращение в развалины, руины) появляется в тезисе IX знаменитого текста «О понятии истории» (1939), согласно которому прогресс оставляет за собой руины (Trümmern). Капитализм (как религия), таким образом, есть «руина бытия» — прим. пер.].
(Walter Benjamin. Kapitalismus als Religion)
Передаётся от Умара ибн аль-Хаттаба, да будет доволен им Аллах, в «Муснаде аль-Фирдаус» ад-Дайлами: «Аллах любит правителей, которые водятся с людьми знания, но Он ненавидит людей знания, которые водятся с правителями, потому что когда люди знания водятся с правителями, они начинают желать мира сего, а когда правители водятся с людьми знания, они начинают желать мира иного».
В наше время банкиры и финансисты являются новыми правителями земли. Поэтому ученые, которые водятся с ними, ненавистны Аллаху вдвойне, потому, что банковское дело, будь оно «исламским» или нет, является абсолютно ростовщическим.
(Abdassamad Clarke)
Wael_B_Hallaq_The_Impossible_State_Islam,_Politics,_and_Modernity’s.pdf
1.7 MB
«Современные экономические и экологические катаклизмы настоятельно требуют восстановления морального универсума Шариата»
Ведущий западный специалист по исламскому праву Ваиль Халлак в своей смелой книге «Невозможное государство» («The Impossible State. Islam, Politics, and Modernity’s Moral Predicament») бросает вызов устоявшимся представлениям, подвергая критике не только ориенталистские искажения Ислама, но и переворачивает представления о современности (modernity) — повсеместной и неизбежной парадигме, которая формирует взгляды как мусульман, так и немусульман на Шариат. Халляк утверждает, что исламское государство невозможно не потому, что Шариат неприемлем, а потому, что современное государство по своей сути противоречит метафизике ислама и его историческому воплощению в форме Шариата. Современные экономические и экологические катаклизмы, подчёркивает он, настоятельно требуют восстановления морального универсума Шариата, причём этот процесс должен происходить в диалоге с другими — как устоявшимися, так и развивающимися — западными критическими подходами к современности (modernity).
Издание книги на русском языке заказывайте у издательства República de Salé.
Ведущий западный специалист по исламскому праву Ваиль Халлак в своей смелой книге «Невозможное государство» («The Impossible State. Islam, Politics, and Modernity’s Moral Predicament») бросает вызов устоявшимся представлениям, подвергая критике не только ориенталистские искажения Ислама, но и переворачивает представления о современности (modernity) — повсеместной и неизбежной парадигме, которая формирует взгляды как мусульман, так и немусульман на Шариат. Халляк утверждает, что исламское государство невозможно не потому, что Шариат неприемлем, а потому, что современное государство по своей сути противоречит метафизике ислама и его историческому воплощению в форме Шариата. Современные экономические и экологические катаклизмы, подчёркивает он, настоятельно требуют восстановления морального универсума Шариата, причём этот процесс должен происходить в диалоге с другими — как устоявшимися, так и развивающимися — западными критическими подходами к современности (modernity).
Издание книги на русском языке заказывайте у издательства República de Salé.