У Линды Загзебски есть известный «кофейный» аргумент против релайабилизма, который можно выразить так: если вы наслаждаетесь хорошим кофе, то какая разница, насколько хорошей была кофеварка? Иначе говоря, если в познании важно именно достижение истины, то какая разница, насколько надежным был процесс, с помощью которого истина была достигнута?
Напомню, что релайабилисты как раз и считают, что надежность процесса (то, как часто он приводит к истинным убеждениям) очень важна. Чтобы отстоять это положение, они отвечают на претензию Загзебски следующим образом: надежность кофеварки важна ровно в той степени, в которой вы хотите регулярно получать хороший кофе; так и надежность когнитивных процессов важна в той мере, в которой вы планируете регулярно достигать истин.
На мой взгляд, это хороший ответ по двум причинам. Во-первых, он показывает, что в «кофейный» аргумент заложено странное представление о субъекте, который ценит некое благо, но не ценит максимизацию этого блага. Я могу представить контексты, где такое сочетание взглядов возможно (например, в коллекционировании), но относительно познания оно выглядит максимально сомнительным.
Во-вторых, ответ релайабилистов учитывает нюансы. Например, если вы разово забежали в какую-то незнакомую кофейню и вам посчастливилось получить хороший кофе, то какая разница, умеют ли его там готовить на самом деле? Когда вы совершаете некоторое разовое действие на свой страх и риск, то вам действительно не до надежности, поскольку вы заведомо совершаете поступок, надежность которого вам неизвестна. Но если вы решите, что вам снова нужно заглянуть в кофейню, где вы получили вкусный напиток, и раз за разом будете обнаруживать, что бариста не может воспроизвести свой прошлый успех, то такая невнимательность к надежности источника получения блага постепенно сделает счастливый случай горьким разочарованием. Таким образом, если для вас важно некоторое благо, то возможность порадоваться тому, что вы его получили случайно, не исключает того, что ещё приятнее будет получать его регулярно.
Интересный разворот всех этих обсуждений происходит тогда, когда мы замечаем, что эпистемически надежными являются не только процессы, но и источники информации, которыми могут выступать отдельные люди. Формируя представления о том, кому стоит доверять и в какой мере, в обычной жизни мы оказываемся подверженными т.н. прагматическим вторжениям – на нас влияет не только то, как часто источник предоставляет правдивую информацию, но и его моральные, эстетические, репутационные и другие вне-эпистемические свойства. Релайабилистский совет, полагаю, очевиден: собственные представления о надежности и достоверности источников порой стоит намеренно очищать от вне-эпистемических влияний.
И для этого я предлагаю небольшое упражнение. Представим, что у вас есть два знакомых. Василий является профессором физики, но его личностная особенность состоит в том, что в 8 из 10 случаев он врёт вам в личных беседах. Андрей является эзотериком широкой специализации и его личностная особенность состоит в том, что если он вам что-то и сообщает лично, то в 8 из 10 случаев он доносит до вас верную информацию. Во время спора с третьим знакомым заходит речь о какой-то концепции из физики. Вы вспоминаете, что о ней вам в личной беседе рассказывал и Василий, и Андрей. Вопрос в следующем: на кого из них будет более уместно сослаться в споре как на надежный источник?
У Линды Загзебски есть известный «кофейный» аргумент против релайабилизма, который можно выразить так: если вы наслаждаетесь хорошим кофе, то какая разница, насколько хорошей была кофеварка? Иначе говоря, если в познании важно именно достижение истины, то какая разница, насколько надежным был процесс, с помощью которого истина была достигнута?
Напомню, что релайабилисты как раз и считают, что надежность процесса (то, как часто он приводит к истинным убеждениям) очень важна. Чтобы отстоять это положение, они отвечают на претензию Загзебски следующим образом: надежность кофеварки важна ровно в той степени, в которой вы хотите регулярно получать хороший кофе; так и надежность когнитивных процессов важна в той мере, в которой вы планируете регулярно достигать истин.
На мой взгляд, это хороший ответ по двум причинам. Во-первых, он показывает, что в «кофейный» аргумент заложено странное представление о субъекте, который ценит некое благо, но не ценит максимизацию этого блага. Я могу представить контексты, где такое сочетание взглядов возможно (например, в коллекционировании), но относительно познания оно выглядит максимально сомнительным.
Во-вторых, ответ релайабилистов учитывает нюансы. Например, если вы разово забежали в какую-то незнакомую кофейню и вам посчастливилось получить хороший кофе, то какая разница, умеют ли его там готовить на самом деле? Когда вы совершаете некоторое разовое действие на свой страх и риск, то вам действительно не до надежности, поскольку вы заведомо совершаете поступок, надежность которого вам неизвестна. Но если вы решите, что вам снова нужно заглянуть в кофейню, где вы получили вкусный напиток, и раз за разом будете обнаруживать, что бариста не может воспроизвести свой прошлый успех, то такая невнимательность к надежности источника получения блага постепенно сделает счастливый случай горьким разочарованием. Таким образом, если для вас важно некоторое благо, то возможность порадоваться тому, что вы его получили случайно, не исключает того, что ещё приятнее будет получать его регулярно.
Интересный разворот всех этих обсуждений происходит тогда, когда мы замечаем, что эпистемически надежными являются не только процессы, но и источники информации, которыми могут выступать отдельные люди. Формируя представления о том, кому стоит доверять и в какой мере, в обычной жизни мы оказываемся подверженными т.н. прагматическим вторжениям – на нас влияет не только то, как часто источник предоставляет правдивую информацию, но и его моральные, эстетические, репутационные и другие вне-эпистемические свойства. Релайабилистский совет, полагаю, очевиден: собственные представления о надежности и достоверности источников порой стоит намеренно очищать от вне-эпистемических влияний.
И для этого я предлагаю небольшое упражнение. Представим, что у вас есть два знакомых. Василий является профессором физики, но его личностная особенность состоит в том, что в 8 из 10 случаев он врёт вам в личных беседах. Андрей является эзотериком широкой специализации и его личностная особенность состоит в том, что если он вам что-то и сообщает лично, то в 8 из 10 случаев он доносит до вас верную информацию. Во время спора с третьим знакомым заходит речь о какой-то концепции из физики. Вы вспоминаете, что о ней вам в личной беседе рассказывал и Василий, и Андрей. Вопрос в следующем: на кого из них будет более уместно сослаться в споре как на надежный источник?
BY здесь были драконы
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
But Kliuchnikov, the Ukranian now in France, said he will use Signal or WhatsApp for sensitive conversations, but questions around privacy on Telegram do not give him pause when it comes to sharing information about the war. Right now the digital security needs of Russians and Ukrainians are very different, and they lead to very different caveats about how to mitigate the risks associated with using Telegram. For Ukrainians in Ukraine, whose physical safety is at risk because they are in a war zone, digital security is probably not their highest priority. They may value access to news and communication with their loved ones over making sure that all of their communications are encrypted in such a manner that they are indecipherable to Telegram, its employees, or governments with court orders. As the war in Ukraine rages, the messaging app Telegram has emerged as the go-to place for unfiltered live war updates for both Ukrainian refugees and increasingly isolated Russians alike. This ability to mix the public and the private, as well as the ability to use bots to engage with users has proved to be problematic. In early 2021, a database selling phone numbers pulled from Facebook was selling numbers for $20 per lookup. Similarly, security researchers found a network of deepfake bots on the platform that were generating images of people submitted by users to create non-consensual imagery, some of which involved children. On December 23rd, 2020, Pavel Durov posted to his channel that the company would need to start generating revenue. In early 2021, he added that any advertising on the platform would not use user data for targeting, and that it would be focused on “large one-to-many channels.” He pledged that ads would be “non-intrusive” and that most users would simply not notice any change.
from es
