​​Создатели текстового квеста, где нужно было играть за Социал-демократическую партию Германии в «поздней» Веймарской республике, выкатили ещё один квест – про Русскую революцию 1917 года.

Количество доступных для игры партий увеличилось. Теперь можно играть и за большевиков, и за меньшевиков, и за эсеров, и за кадетов, причём внутри каждой партии есть свои конкурирующие фракции.

Основные механики остались прежними. Нужно регулировать и внутрипартийные, и межпартийные, и общегосударственные дела. Следить за балансом сил во Временном правительстве и в Петроградском Совете. Отслеживать ситуацию на многочисленных фронтах и не забывать, что в столице дополнительно размещены стотысячный гарнизон вкупе с рабочей и городской милицией. Регулировать объёмы заводского производства в разных сферах экономики и как-то выкручиваться в условиях бюджетного дефицита, инфляции и нехватки продовольствия в городах.

И точно также, как в квесте про Веймар, игровой процесс сопровождается аутентичной музыкой: Интернационал, Рабочая Марсельеза, Чайковский, Шаляпин, Калинка-Малинка и Одесса-Мама.

https://red-autumn.itch.io/petrograd-1917

​​Повороты судьбы

Вы знаете, как мне интересны феномены языка и история понятий (см. #языкмой). А тут в соседнем канале рассказывают о новой книге Дэна Эдельштайна, посвящённой эволюции идеи "революции". Слово revolutio обычно связывают с астрономией, вращением небесных тел. Но Эдельштайн показывает, что важнее была ассоциация с колесом Фортуны.

Он прослеживает этот образ до VI в., когда Фортуна была описана как сила, вращающая судьбы. Один поворот колеса и кто был никем, тот станет всем наверху, оказывается внизу. Метафора Фортуны стала способом говорить о взлётах и падениях правителей и целых государств, задолго до того, как "революцией" стали называть народные восстания.

То есть революция изначально воспринималась как фатальное событие, которое случается с людьми не по их инициативе. Образ колеса Фортуны сохранял влияние вплоть до Французской революции. Тогда революция стала синонимом прогресса и нового начала, моментом, когда колесо судьбы можно схватить и повернуть по своей воле.

И это только один параграф в книге.

#языкмой
#почитать

​​Фантомные боли империи

Есть на свете страна, где глубокой культурной травмой стал распад некогда великого государства. В этой стране в случившемся принято винить Запад, либералов и левых. Эта страна - Венгрия.

После ПМВ, по Трианонскому договору 1920 г. Венгрия потеряла 2/3 своих территорий, а миллионы венгров оказались за пределами новой границы. В межвоенный период, при регенте Миклоше Хорти, культ Трианона стал инструментом политики. Тогдашняя Венгрия жаждала реванша и вступила во Вторую мировую, надеясь на пересмотр границ.

Второе рождение трианонского мифа произошло в 2010 г., когда к власти вновь пришёл Виктор Орбан. То, что прежде считалось частью ультраправой субкультуры, стало элементом государственной идеологии.

С тех пор 4 июня — день подписания Трианонского договора — официально отмечается как День национального единства, день памяти о разделённой нации. По всей стране стали появляться мемориалы "Исторической Венгрии", карты с границами до 1920 г.

В 2020 г., к столетию договора, в Будапеште был открыт Монумент национального единства (Összetartozás). Это коридор, стены которого покрыты названиями всех деревень и городов, когда-либо входивших в состав Венгрии. Некоторые из них, впрочем, никогда не существовали. Это мадьяризированные названия населённых пунктов других народов.

Главным виновником подписания Трианона выставляется Михай Каройи, либеральный лидер Революции астр 1918 г. В 2012 г. памятник ему был демонтирован и заменён монументом Иштвану Тисе, премьеру имперской Венгрии.

Другими виновниками объявляются коммунисты, принесшие стране хаос, анархию и террор в 1919 г. В 2019 г. восстановили памятник жертвам "красного террора", снесённый в советское время. А современные либералы и оппозиционеры в венгерской пропаганде всё чаще сравниваются с теми самыми "красными террористами".

Прошло сто лет, но в Венгрии по-прежнему легче чертить границы на картах прошлого, чем выстраивать перспективу на будущее. Трианон стал раной, которую не лечат, а аккуратно расчёсывают. Как ту самую царапину в детстве, которую мама просила не трогать, иначе не заживёт. Но ведь так зудит — невозможно удержаться.

#память
#памятнаядата

Штык-молодец?

Перед ПМВ в штабах европейских армий господствовала идея, что моральный дух — решающий фактор на поле боя. Тогдашняя военная школа уверяла: победа зависит прежде всего от мужества, дисциплины и наступательной воли солдат. Так родился культ наступления.

Штыковая атака стала одним из его главных символов. Обучение этому приёму оставалось в центре подготовки. Солдат учили колоть и бросаться вперёд, потому что это воспитывало в них боевой дух.

Однако уже в первые месяцы войны стало ясно, насколько эти представления устарели. Против обороны, насыщенной пулемётами, артиллерией и окопами, штыковые атаки оказывались самоубийственными.

Тем не менее, армейское командование упорно цеплялось за идею, что моральный натиск способен преодолеть техническое превосходство обороны. Эта вера дорого обошлась многим армиям, прежде чем начался переход к более реалистичной тактике.

Студенты попросили порекомендовать базовое чтение о ПМВ. Условия: обобщающие работы, не больше 5 штук, разнообразие тематики, на русском языке, доступность (в идеале онлайн). Вот что получилось:

1. Дипломатическая предыстория:
Кристофер Кларк "Сомнамбулы" или Барбара Такман "Августовские пушки"

2. Военно-стратегическая история:
Джон Киган "Первая мировая война" — в основном про Западный фронт. Для баланса — Николай Головин "Военные усилия России в мировой войне"

3. Домашний фронт:
"Россия в годы Первой мировой войны: экономическое положение, социальные процессы, политический кризис" или Владислав Аксёнов "Война патриотизмов"

4. Человек на войне: Александр Асташов "Русский фронт в 1914 – начале 1917 года" или Юрий Бахурин "Фронт и тыл Великой войны"

5. Окончание войны и последствия:
Адам Туз "Всемирный потоп" (осторожно: проблемы перевода) или "Война во время мира"

Коллеги, если есть, что добавить, напишите. Буду благодарен за ваши рекомендации!

#почитать

На этой фотографии известный психолог Карл Густав Юнг (крайний слева) сидит в непринуждённой обстановке среди британских и французских офицеров. Но это не дружеская встреча и не сеанс коллективной терапии. Люди на фото его пленники.

Когда началась ПМВ Юнг вынужден был вернуться в родную Швейцарию. Вскоре его мобилизовали в качестве военного врача. С 1917 по 1918 г. он служил в городке Шато-д’Э, где исполнял обязанности коменданта медицинского корпуса лагеря для интернированных британцев.

Дело в том, что Швейцария, соблюдая нейтралитет, обязана была удерживать военнопленных, которые сбежали из Германии или Австро-Венгрии, не позволяя им вернуться на фронт.

#лицавойны

Потрясающую по символике историю рассказал Михаил Кондратьев на канале "Пространство перемен".

На пике славы британский художник Уильям Орпен получил заказ увековечить генералов и политиков Парижской мирной конференции. Девять месяцев он писал эскиз, но всё больше ощущал, что в залах Версаля не нашлось места тем, кто действительно заплатил за победу. Однажды Орпен замалевал лица триумфаторов и вместо них поставил посреди пышного дворцового интерьера гроб неизвестного солдата под британским флагом.

По-моему, это отличная метафора трансформации исторического взгляда на ПМВ. Сначала её описывали с позиции высоких кабинетов и штабов как череду решений, карт и договоров. Со временем перспектива сместилась, и в центр внимания встали не герои официальных протоколов, а массовый, безличный опыт миллионов.

Орпен отразил этот сдвиг в визуальной форме задолго до того, как он стал общим местом в культуре.

Один был огнём, другой - порохом. Встреча обещала разнести город в щепки.

"Чрезвычайное поручение" не просто советская история про революционера Тер-Петросяна, больше известного как Камо. Главное в фильме психологическая дуэль двух революционеров-боевиков. Весь фильм мы наблюдаем за их изощрённой шахматной партией.

С одной стороны - Камо, типичный герой жанра, находчивый, смелый, с пламенным взором. С другой - легендарный Савинков. И он тут просто крут. Савинков умен, бесстрашен и по-настоящему опасен. Экранного времени у него почти столько же, сколько у Камо.

На реального Савинкова этот персонаж, конечно, непохож. Есть ощущение, что Семён Соколовский играл ни то героя Богарта, ни то Джеймса Бонда на задании в Советской России. Костюм, роковые женщины и выпивка тоже на месте.

Кульминационную сцену встречи героев мог бы снять Тарантино. Настоящий саспенс, нервы на пределе, напряжённый диалог. Ну и кровавая развязка. Давайте смотреть!

#важнейшееизискусств

​​Не знаю, попадали ли пули и снаряды туда, куда направлялись. Но знаю, что обильнее всего сыпались они на головы обывательские. Крыша дома, где я жил, гудела от пулеметных пуль, осыпавших ее веером, окна верхнего этажа были разбиты, квартиранты прятались в подвальных помещениях. Заложив окна пачками старых газет и прислонившись спиной к простенку, я читал и слушал (или это казалось только), как в спину стучат пули.
Выйти из дому на улицу было невозможно. Пули по Никитской летали беспрерывно. На дворике, против окна, пристроились юнкера и стреляли из прикрытия в колокольню. Иногда забегали к нам на двор, забирались на чердак и пытались оттуда «снять» пулеметчиков неожиданным залпом. Расплачивались за это, конечно, мы.
Ночью — зарево пожара рядом. Горел дом, где была знаменитая столовая Троицкой; за ним запылал другой, в нашем квартале, многоэтажный, после долгое время стоявший Колизеем и памятником октябрьских дней. Над крышей летали и где-то рвались снаряды.
Возможно, что было во всем этом некоторое целесообразие, была какая-то война, кто-то в кого-то целил, — мы же ощущали только хаос, великую нелепость. Кто бы в кого бы ни стрелял — расстреливал он одинаково наши наивные мечты быть гражданами освободившейся России.

(Осоргин М. Октябрь (Обывательская запись) // Октябрь 1917 года глазами очевидцев. М., 2025)