Кристина Маиловская «На улице Дыбенко» («Альпина Проза», 2024)
Ещё одна история о том, как именно несчастливы все несчастливые семьи. Студентка-филолог Кира из Волгограда в самом конце 90-х оказалась в отчаянном положении: матери она не нужна, отец, скрываясь от должников, исчез, жить ей негде, есть фактически нечего. А у неё ещё кот и черепаха. И тут на горизонте появляется спаситель, Сергей, из казаков, внешне настоящий богатырь, весёлый, обаятельный, нигде не работает, крышует рынок, живёт легко, щедро и на широкую ногу. Пожалел девушку в беде и помог. Сложилась классическая пара: барышня и хулиган. Только и барышня с надломом, пьёт, курит и склонна к саморазрушению, и хулиган добр, отходчив, не чужд тяги к прекрасному, очень любит животных.
В романе постоянно происходит тот самый «монтаж», как в «Человеке с бульвара Капуцинов». Мы переносимся из одного временного пласта в другой: из 1999-го в 2008-й и обратно. В 2008-м мы видим Киру и Серёгу живущими в Петербурге в полупустой крохотной «живопырке» на улице Дыбенко. Кира выбивается из сил, пытаясь что-то заработать, а у Сергея серьёзная и ничем не победимая наркозависимость. От прежнего здоровяка остался иссохший призрак, каждое утро он выходит из дома в надежде сшибить где-нибудь пару тыщ и разжиться дозой. Из дома всё, что можно было, он уже вынес и продал.
Кира тащит этот брак как чемодан без ручки, она устала спасать Сергея, но и бросить его не может, в благодарность о том, как он её когда-то спас. Созависимость? О да. Мрачная и чернушная книга? Ещё как. Но не оторвёшься. В очередной раз поймала себя на том, что получаю странное удовольствие, читая про дисфункциональные семьи и травмы. Отчасти это всё перекликается с моим собственным жизненным опытом, я и про саморазрушительное поведение много чего знаю, и про комплекс спасителя, и на той же самой улице прожила приличный кусок жизни. Всегда интересно посмотреть со стороны на похожие на твою куски чьей-то биографии. Но самое guilty в этом pleasure то, что это чтение, как и хоррор, имеет ещё и утешительный эффект: собственные проблемы в этом свете сразу кажутся незначительными, а будущее выглядит оптимистично.
Часто, рассматривая романы дебютантов, критики и блогеры оговариваются, мол, хорошо, а для дебюта — так и вовсе отлично. Я хотела бы сказать, что здесь и без оговорок текст крепок, но оговорки всё же будут в конце. Однако текст цепляет. Возможно, дело в том, что роман, как я понимаю, во многом автобиографичен, а Маиловская, хоть и дебютантка, девочка вполне взрослая, моя ровесница. В общем, всё это «я видел некоторое дерьмо» выглядит вполне убедительно, при этом подано без того гипернадрыва, с которым другие рассказывают о куда менее значительных травмах.
Здесь много разбросанных тут и там очень метких житейских наблюдений. И то, как мать в своей слепой любви не хочет видеть и понимать, в какой яме её ребёнок. И то, как человек, живущий в персональном аду, запирает за собой утром дверь этого ада, едет на работу и мимикрирует под нормальных, и симулирует нормальную жизнь, а потом снова возвращается в свой ад, и никто-никто из «нормальных» об этом не подозревает. И то, как Кире после почти десяти лет такого брака «обычные» люди, не пережившие того же, кажутся какими-то наивными, как дети. И познакомиться с каким-то другим мужчиной, без зависимостей и девиаций, она уже не может — ей будет казаться, что в нём чего-то не хватает. Потому что на этот гибельный восторг совместного пропадания тоже подсаживаешься.
Кристина Маиловская «На улице Дыбенко» («Альпина Проза», 2024)
Ещё одна история о том, как именно несчастливы все несчастливые семьи. Студентка-филолог Кира из Волгограда в самом конце 90-х оказалась в отчаянном положении: матери она не нужна, отец, скрываясь от должников, исчез, жить ей негде, есть фактически нечего. А у неё ещё кот и черепаха. И тут на горизонте появляется спаситель, Сергей, из казаков, внешне настоящий богатырь, весёлый, обаятельный, нигде не работает, крышует рынок, живёт легко, щедро и на широкую ногу. Пожалел девушку в беде и помог. Сложилась классическая пара: барышня и хулиган. Только и барышня с надломом, пьёт, курит и склонна к саморазрушению, и хулиган добр, отходчив, не чужд тяги к прекрасному, очень любит животных.
В романе постоянно происходит тот самый «монтаж», как в «Человеке с бульвара Капуцинов». Мы переносимся из одного временного пласта в другой: из 1999-го в 2008-й и обратно. В 2008-м мы видим Киру и Серёгу живущими в Петербурге в полупустой крохотной «живопырке» на улице Дыбенко. Кира выбивается из сил, пытаясь что-то заработать, а у Сергея серьёзная и ничем не победимая наркозависимость. От прежнего здоровяка остался иссохший призрак, каждое утро он выходит из дома в надежде сшибить где-нибудь пару тыщ и разжиться дозой. Из дома всё, что можно было, он уже вынес и продал.
Кира тащит этот брак как чемодан без ручки, она устала спасать Сергея, но и бросить его не может, в благодарность о том, как он её когда-то спас. Созависимость? О да. Мрачная и чернушная книга? Ещё как. Но не оторвёшься. В очередной раз поймала себя на том, что получаю странное удовольствие, читая про дисфункциональные семьи и травмы. Отчасти это всё перекликается с моим собственным жизненным опытом, я и про саморазрушительное поведение много чего знаю, и про комплекс спасителя, и на той же самой улице прожила приличный кусок жизни. Всегда интересно посмотреть со стороны на похожие на твою куски чьей-то биографии. Но самое guilty в этом pleasure то, что это чтение, как и хоррор, имеет ещё и утешительный эффект: собственные проблемы в этом свете сразу кажутся незначительными, а будущее выглядит оптимистично.
Часто, рассматривая романы дебютантов, критики и блогеры оговариваются, мол, хорошо, а для дебюта — так и вовсе отлично. Я хотела бы сказать, что здесь и без оговорок текст крепок, но оговорки всё же будут в конце. Однако текст цепляет. Возможно, дело в том, что роман, как я понимаю, во многом автобиографичен, а Маиловская, хоть и дебютантка, девочка вполне взрослая, моя ровесница. В общем, всё это «я видел некоторое дерьмо» выглядит вполне убедительно, при этом подано без того гипернадрыва, с которым другие рассказывают о куда менее значительных травмах.
Здесь много разбросанных тут и там очень метких житейских наблюдений. И то, как мать в своей слепой любви не хочет видеть и понимать, в какой яме её ребёнок. И то, как человек, живущий в персональном аду, запирает за собой утром дверь этого ада, едет на работу и мимикрирует под нормальных, и симулирует нормальную жизнь, а потом снова возвращается в свой ад, и никто-никто из «нормальных» об этом не подозревает. И то, как Кире после почти десяти лет такого брака «обычные» люди, не пережившие того же, кажутся какими-то наивными, как дети. И познакомиться с каким-то другим мужчиной, без зависимостей и девиаций, она уже не может — ей будет казаться, что в нём чего-то не хватает. Потому что на этот гибельный восторг совместного пропадания тоже подсаживаешься.
Telegram was co-founded by Pavel and Nikolai Durov, the brothers who had previously created VKontakte. VK is Russia’s equivalent of Facebook, a social network used for public and private messaging, audio and video sharing as well as online gaming. In January, SimpleWeb reported that VK was Russia’s fourth most-visited website, after Yandex, YouTube and Google’s Russian-language homepage. In 2016, Forbes’ Michael Solomon described Pavel Durov (pictured, below) as the “Mark Zuckerberg of Russia.” Given the pro-privacy stance of the platform, it’s taken as a given that it’ll be used for a number of reasons, not all of them good. And Telegram has been attached to a fair few scandals related to terrorism, sexual exploitation and crime. Back in 2015, Vox described Telegram as “ISIS’ app of choice,” saying that the platform’s real use is the ability to use channels to distribute material to large groups at once. Telegram has acted to remove public channels affiliated with terrorism, but Pavel Durov reiterated that he had no business snooping on private conversations. Meanwhile, a completely redesigned attachment menu appears when sending multiple photos or vides. Users can tap "X selected" (X being the number of items) at the top of the panel to preview how the album will look in the chat when it's sent, as well as rearrange or remove selected media. Founder Pavel Durov says tech is meant to set you free He floated the idea of restricting the use of Telegram in Ukraine and Russia, a suggestion that was met with fierce opposition from users. Shortly after, Durov backed off the idea.
from es
