Авторы хороших учебников по методологии социальных исследований, что прачки, стирают, гладят и чистят заляпанные, запыленные в неумелых руках методы, придают им фабричный лоск и фабричную же безжизненность. Отстиранная методология столетие растягивается ими между двумя вешками: интервью и включенным наблюдением. На бельевую веревку размышлений о методе они набрасываются прополосканные и выжатые описания, которые парят благопристойностью и надменностью ко всему заляпанному и запыленному. Полевые реалии в таком подходе представляются либо примерами, которые должны проиллюстрировать отбеленную научность, либо неумелыми отклонениями от правильных и чистых научных описаний.
Учебников я не писал, но не избегнул участи прачки, не смог уйти от назидательности и стремления к чистоте там, где более уместно смирение перед грязью. Так, полевая методология представлена мною, в компании замечательных коллег, набором интервью, начиная от самых жестких и формализованных, заканчивая мягкими и созерцательными: стандартизированное, фокусированное, экстремальное, рефлексивное, биографическое, нарративное, глубинное и этнографическое [Рогозин, Ипатова, Галиева, 2018]. Последнее буквально закрывает вешку включенного наблюдения, совмещая в себе элементы интервью и включенного наблюдения.
Любое создание классификации – мероприятие сомнительное, но весьма полезное даже не полученным результатом, а процедурами его получения: аксиомами, критериями и процедурами переходов от общих суждений к частным. Тогда я исходил из допущения, навязанного чистоплюями от метода: есть лишь две сущности – интервью и наблюдение, и нужно сделать выбор между ними. И я сделал, в пользу интервью, как вы можете догадаться. Но сейчас вижу, что бельевая веревка методов прогибается между двумя вешками, требуется подпорка, уж слишком много методов и приемов исследовательской коммуникации на неё повесили. И подпорка эта – разговор, который не только основание любого интервью (разговор с другим) и любого наблюдения (разговор с собой), но и самостоятельный набор методов, самодостаточная методология полевого исследования.
Есть включенное наблюдение, есть исследовательское интервью и есть исследовательский разговор со своей системой различений, классификацией, нюансами и особенностями имплементации в ситуации научного поиска. Личностное знание (по М. Поляни), составляющее сердцевину любого научного вывода, обитает именно в разговоре, необязательном, невнятном, мотивирующем на поиски и сомнения. Разговор традиционно, со времен Щютца и Гофмана, в методологии мыслится как предтеча интервью, но вовсе не обязательно рассматривать его лишь в качестве первородного приема полевого исследования, продуктивней видеть в разговоре сам приём. От чистоплюйства и классификационного синдрома кабинетных ученых это не избавляет, но подпоркой для размышлений выступает надежной. Только что отстиранные методы перестают волочиться по земле и собирать отнюдь не полевую пыль. Безжизненное и фабричное нам не нужно, так что задумался о целесообразности систематизации исследовательского разговора.
А вы как думаете, возможна или невозможна, полезна или бесполезна, этична или неэтична методология разговора в полевых исследованиях?
Источник:
Рогозин, Д., Ипатова, А., Галиева, Н. Стандартизированное (телефонное) интервью. М.: Изд-во «Пункт», 2018.
Авторы хороших учебников по методологии социальных исследований, что прачки, стирают, гладят и чистят заляпанные, запыленные в неумелых руках методы, придают им фабричный лоск и фабричную же безжизненность. Отстиранная методология столетие растягивается ими между двумя вешками: интервью и включенным наблюдением. На бельевую веревку размышлений о методе они набрасываются прополосканные и выжатые описания, которые парят благопристойностью и надменностью ко всему заляпанному и запыленному. Полевые реалии в таком подходе представляются либо примерами, которые должны проиллюстрировать отбеленную научность, либо неумелыми отклонениями от правильных и чистых научных описаний.
Учебников я не писал, но не избегнул участи прачки, не смог уйти от назидательности и стремления к чистоте там, где более уместно смирение перед грязью. Так, полевая методология представлена мною, в компании замечательных коллег, набором интервью, начиная от самых жестких и формализованных, заканчивая мягкими и созерцательными: стандартизированное, фокусированное, экстремальное, рефлексивное, биографическое, нарративное, глубинное и этнографическое [Рогозин, Ипатова, Галиева, 2018]. Последнее буквально закрывает вешку включенного наблюдения, совмещая в себе элементы интервью и включенного наблюдения.
Любое создание классификации – мероприятие сомнительное, но весьма полезное даже не полученным результатом, а процедурами его получения: аксиомами, критериями и процедурами переходов от общих суждений к частным. Тогда я исходил из допущения, навязанного чистоплюями от метода: есть лишь две сущности – интервью и наблюдение, и нужно сделать выбор между ними. И я сделал, в пользу интервью, как вы можете догадаться. Но сейчас вижу, что бельевая веревка методов прогибается между двумя вешками, требуется подпорка, уж слишком много методов и приемов исследовательской коммуникации на неё повесили. И подпорка эта – разговор, который не только основание любого интервью (разговор с другим) и любого наблюдения (разговор с собой), но и самостоятельный набор методов, самодостаточная методология полевого исследования.
Есть включенное наблюдение, есть исследовательское интервью и есть исследовательский разговор со своей системой различений, классификацией, нюансами и особенностями имплементации в ситуации научного поиска. Личностное знание (по М. Поляни), составляющее сердцевину любого научного вывода, обитает именно в разговоре, необязательном, невнятном, мотивирующем на поиски и сомнения. Разговор традиционно, со времен Щютца и Гофмана, в методологии мыслится как предтеча интервью, но вовсе не обязательно рассматривать его лишь в качестве первородного приема полевого исследования, продуктивней видеть в разговоре сам приём. От чистоплюйства и классификационного синдрома кабинетных ученых это не избавляет, но подпоркой для размышлений выступает надежной. Только что отстиранные методы перестают волочиться по земле и собирать отнюдь не полевую пыль. Безжизненное и фабричное нам не нужно, так что задумался о целесообразности систематизации исследовательского разговора.
А вы как думаете, возможна или невозможна, полезна или бесполезна, этична или неэтична методология разговора в полевых исследованиях?
Источник:
Рогозин, Д., Ипатова, А., Галиева, Н. Стандартизированное (телефонное) интервью. М.: Изд-во «Пункт», 2018.
BY низгораев
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Under the Sebi Act, the regulator has the power to carry out search and seizure of books, registers, documents including electronics and digital devices from any person associated with the securities market. So, uh, whenever I hear about Telegram, it’s always in relation to something bad. What gives? Stocks dropped on Friday afternoon, as gains made earlier in the day on hopes for diplomatic progress between Russia and Ukraine turned to losses. Technology stocks were hit particularly hard by higher bond yields. Pavel Durov, Telegram's CEO, is known as "the Russian Mark Zuckerberg," for co-founding VKontakte, which is Russian for "in touch," a Facebook imitator that became the country's most popular social networking site. Just days after Russia invaded Ukraine, Durov wrote that Telegram was "increasingly becoming a source of unverified information," and he worried about the app being used to "incite ethnic hatred."
from es
