Блок методологии продолжается статьей Марины Николаевны Вольф об аналитической истории философии.

Об аналитической философии есть представление, что она, как минимум, аисторична, а вероятнее даже враждебно настроена к истории философии, считая ее чем-то не нужным в отыскании актуальной философской истины делом. Такое представление, как это часто бывает в Отечестве, транслирует взгляды и положение дел, которые устарели примерно на 70 лет. В рамках аналитической традиции к истории философии уже давно относятся тепло, вплоть до существования, собственно, аналитической истории философии. Правда однако в том, что так было не всегда и те самые 70 лет назад истории философии пришлось вступать в битву за свое существование в аналитической традиции. Это подразумевало углубление в вопросы о собственной методологии и попытку понять, какой вообще может быть история философия и какая история философии нужна философам.

Вольф указывает, что тем, что стало "аналитической" историей философии и закрепилось в аналитической традиции, был апроприационистский подход в противоположность контекстуалистскому. Первый, стремясь к исторической точности, тем не менее рассматривает философов прошлого как актуальных собеседников и пытается вписать их в контекст современных идей и дискуссий. Второй настаивая на контекстуальной непроницаемости между идеями разных эпох, считает это невозможным. Крайним вариантом этой последней позиции является антикваризм, который утверждает самоценность любых исторических феноменов в их уникальности и предлагает любоваться идеями прошлого в их своеобразии, а не искать их сходств с современными теориями.

В статье Вольф рассматривается три сюжета. Два из них связаны с отвоеванием апроприационизмом себе места в аналитической традиции в середине XX века: Марина Николаевна показывает, как изнутри истории философии это пытался делать последователь Артура Лавджоя Морис Мандельбаум, а изнутри собственно аналитической философии — Уильфрид Селларс. Третий сюжет опрокидывает позицию, которая после успешной борьбы за свой институциональный статус, стала "аналитической историей философии", в прошлое, и показывает, что дискуссии между апроприационистами и антикваристами велись задолого до недавних пор, и, в частности, на стороне первых и с критикой вторых (а значит, в согласии с аналитическими историками философии!) в своих работах выступал Ницше. Такая вот аналитическая история не слишком аналитической философии.

Бонус: целая книжка Марины Николаевны и ее коллег об аналитической истории философии.

Через неделю (некоторые) аналитические философы Москвы соберутся решать, кем они были все это время; будет и кое-кто из нас. Должно быть интересно, приходите.

Регулярный семинар ИФ РАН «Современная аналитическая философия» начинает свою работу — с вопроса о том, чем это мы тут, собственно, собрались заниматься. Приходите разбираться вместе с нами!

23 января, 16:00
Институт философии РАН
Гончарная 12/1, аудитория 415.

Если вы не сотрудник Института, для участия (в т.ч. удаленного) заполните заявку

#событие #аналитическая_философия

@sector_szf

Вернемся к Ежегоднику. Раздел переводов открывается второй частью перевода фрагмента «Таттва-санграхи» Шантаракшиты с комментарием Камалашилы «Панджика», сделанного Львом Игоревичем Титлиным. Первая часть с подробным введением (в этот раз введение тоже есть, но весьма краткое) была опубликована в прошлом номере ИФЕ.

Несведующему читателю, возможно, будет непросто разобраться в череде родительных падежей в заголовке, поэтому: Шантаракшита — буддийский философ VIII века н.э.; «Таттва-санграха» — один из его текстов, носящий характер своеобразной энциклопедии споров в индийской философии. Камалашила (тоже VIII век) — ученик и последователь Шантаракшиты (о жизни обоих можно прочитать другую статью Титлина; см. также книгу Виктории Георгиевны Лысенко и Наталии Алексеевны Канаевой об их эпистемологии); «Панджика» — название его весьма подробного ученого комментария к «Таттва-санграхе». В данном случае текст самого Шантаракшиты и текст комментария к нему Камалашилы публикуются вместе (как это вообще обычно делается).

Переведенный фрагмент из «Таттва-санграха» посвящен полемике с мимансаками — приверженцами ортодоксального индуизма, кладущими в основу своего учения представление о принципиальной важности ритуалов и беспрекословном авторитете Вед — в вопросе об атмане, или субъекте (душе, личности). Мимансаки считают атман вечным и неуничтожимым почти что в ключе новоевропейского субстанциализма (нечто близкое к душе). Буддисты, напротив, считают его преходящим и изменчивым (вроде эмпирического субъекта). У обоих для этого есть помимо философских есть вероучительные основания, но в рамках дискуссии, которую разворачивает перед нами Шантаракшита, стороны (что естественно) прибегают почти исключительно к доводам, а не к догматам. Для интересующихся восточной философией этот текст, пожалуй, в рекомендации не нуждается, а далеким от нее людям может быть, как минимум, интересно посмотреть, какие доводы считались весомыми при обсуждении вопроса о природе Я в обширной и разрабатываемой на протяжении многих веков неевропейской традиции.

Второй перевод в номере — первая (вводная) глава из книги Эдвина Артура Бёрта "Метафизические основания современной физической науки". Бёрт в этой книге 1925 года (второе издание 1932) — предтеча Александра Койре, отчасти повторяющего, отчасти развивающего высказанные в этой работе тезисы о метафизической (возможно было бы точнее сказать: мировоззренческой? под метафизикой у Бёрта имеются в виду имплицитные убеждения об устройстве мира и месте в нем человека) подоплеке теорий раннего новоевропейского естествознания (Коперника, Ньютона и т.д.). Хотя Койре много ссылается на Бёрта (он работает с тем же кругом персоналий, перенимает его конкретные тезисы и даже некоторые термины), и специалисты по истории науки его знают, но в широкой интеллектуальной культуре американец все же остался в тени своего французского коллеги. Говорить, что публикация перевода этой главы восстанавливает историческую справедливость, конечно, было бы преувеличением, но что-то в этом направлении она, наверное делает.

К сожалению, в нашем случае перед читателем только фрагмент книги, набрасывающий ее общий проект и останавливающийся на самом интересном месте. Остаток главных тезисов работы, а также ее исторический контекст и место в современной истории науки суммирует прекрасное введение Дарьи Николаевны Дроздовой.

Перевод выполнен Александром Арнольдовичем Столяровым еще до случившегося с ним в прошлом году инсульта. Хороший повод напомнить о сборе средств на реабилитацию Александра Арнольдовича.

Уважаемые коллеги!

Центр античной и средневековой философии и науки
Института философии РАН,
http://iphras.ru/campas.htm

приглашает на заседание семинара

«ФИЛОСОФИЯ АНТИЧНОСТИ И СРЕДНИХ ВЕКОВ».

4 февраля 2025 г., в 16:00

Дмитрий Владимирович БУГАЙ (МГУ)
https://philos.msu.ru/node/299

выступит с докладом

«Греческие комментарии к “Никомаховой этике”: от Аспасия до византийцев (Михаил Эфесский, Евстратий Никейский и др.)»

Аннотация: В докладе речь пойдет о традиции истолкования главного памятника аристотелевской этической мысли в поздней античности и Византии. Будут рассмотрены сохранившиеся тексты комментариев, проблемы их филиации, сходства и различия в методах и подходах, значение в том или ином случае исторического и философского контекста, значение для дальнейшей, западноевропейской, комментаторской традиции. На примере анализа интерпретации некоторых книг НЭ будет показано значение греческих комментариев для понимания аристотелевской этической мысли.



Место проведения семинара:
Институт философии РАН, Гончарная ул., д. 12/1, комн. 424.

Интернет-страница семинара на сайте ИФ РАН:
http://iphras.ru/campas_sem.htm

Страница ЦАСФиН в Телеграм:
https://www.group-telegram.com/CAMPaS_IPh

Разобравшись с Ежегодником (блок рецензий мы, пожалуй, обозревать не будем, но, конечно, рекомендуем заглянуть и туда: много интересного), возвращаемся к публикациям сотрудников и друзей. Еще в конце прошедшего года вышли две статьи Анастасии Повечеровой о влиянии этики Христиана Августа Крузия на моральную философию Канта  (раз, два).

Крузий (1715–1775) был философом и теологом, учившимся у А.Ф. Хоффмана (эклектик и последователь Хр. Томазия) и А. Рюдигера (критик Вольфа и также сторонник Томазия). Вопрос, о котором спорят в кантоведении еще с конца XIX века — насколько его этика повлияла на Канта. Начало карьеры Канта пришлось как раз на время публикации основных трудов Крузия, и Кант, который в докритический период был "эклектическим антивольфианцем", точно о нем знал (он периодически ссылается на него). Однако у нас на руках нет достоверных документальных данных, позволяющих с уверенностью заключить о том, что он читал основной этический трактат Крузия, «Руководство к разумной жизни». Сравнение этических систем двух философов, впрочем, показывает явное сходство даже в терминологическом отношении. Уважение к закону как единственно правильная моральная мотивация; отрицание моральности поступков, совершенных из склонности; разум как единственный источник принципов практической философии; добродетельное намерение как форма поступка в отличие от его материи (список неполный) — все эти особенности этики Крузия мы уже где-то видели. (А вот характерного кантианского отделения счастья от моральности у Крузия пока нет.)

Телеграм прирастает друзьями: коллеги из сектора этажом ниже сделали свой канал. Подписывайтесь!

И все-таки еще один, последний пост про Ежегодник-2024. Нам наконец-то привезли его осязаемый рукой тираж! Если вы хотели бы приобрести этот номер (а также номера 2021, 2022 и 2023), пишите Алексею Бабанову в издательский отдел Института философии РАН ([email protected]), там вам расскажут, как это сделать

Тем временем Светлана Викторовна Месяц продолжает работу над Parva naturalia Аристотеля. В последних "Платоновских исследованиях" вышел ее комментированный перевод трактата "О сновидениях" (De insomniis). De insomniis — трактат, который стоит в Parva naturalia между "О сне и бодрствовании" (его Светлана Викторовна тоже перевела не так давно) и "О предсказаниях во сне" (его уже 15 лет назад перевела Мария Анатольевна Солопова; а вот ее же статья в ИФЕ-2011, фактически, служащая введением и комментарием к этому трактату). В De insomniis Аристотель обсуждает, собственно природу сновидений — как они возникают, чем отличаются от возникающих в сознании наяву образов, как связаны со способностями ощущения, мышления и суждения и т.п. Это один из тех трактатов Аристотеля, которые полны не только интересных теоретических обобщений, но и тонких эмпирических наблюдений (Аристотель описывает здесь сразу несколько зрительных и тактильных иллюзий, в т.ч. знаменитую "иллюзию Аристотеля"). И вместе с тем здесь фигурирует большой кусок, в котором принимается за чистую монету и обсуждается распространенное в Греции суеверие о том, что если женщина во время месячных посмотрится в зеркало, то оно становится красным — и сам факт доверия этой легко опровергаемой выдумке, и способ ее обсуждения настолько удивительны, что многие исследователи просто считают это поздней вставкой.
Переводы Светланы Викторовны — это, пожалуй, лучший Аристотель на русском языке на сегодня; этот к тому же сопровожден весьма информативным развернутым комментарием. Все это будет интересно не только тем, кто интересуется, собственно, Аристотелем, но и тем, кому интересны античные теории сознания и восприятия в целом.

P.S. Другое приятное обстоятельство: с публикацией этого трактата Светлана Викторовна Месяц и Мария Анатольевна Солопова наконец закончили задуманный ими перевод всех текстов корпуса Parva naturalia. Ясно, что старые переводы по прошествии лет нужно будет отредактировать и снабдить более густым комментарием, но потенциально это означает, что единого издания "Малых естественнонаучных трактатов" под одним переплетом можно ждать в (относительно) ближайшее время.

Прекрасное завершение недели: "Историко-философский ежегодник" вошел в Scopus!

(В самой базе данных нас пока нет, но Elsevier прислали нам письмо, что наша заявка одобрена, так что должны появиться скоро).

Спасибо всем причастным: старшим коллегам, которые сохранили издание журнала сквозь тяжелые времена, Институту философии РАН, который продолжал нас издавать все это время, но прежде всего — нашим авторам, которые продолжали присылать нам статьи, несмотря на то, что мы не были даже в ВАК.

ИФЕ всегда был прекрасным журналом; надеемся, индексация в Скопусе и сопутствующие этому преимущества помогут сделать его еще чуть лучше.

На заметку составляющим планы на следующую неделю: во вторник 11 февраля Софья Коваль будет в Институте философии в рамках семинара об аналитической философии рассказывать об аналитической философии права. Если вы ничего не знаете об аналитической философии права, но вам интересно, приходите все равно: рассказ рассчитан в т.ч. на тех, кто не знает, но кому интересно.

Софья Викторовна недавно выпустила на сей счет книжку, которая основана на ее диссертации (с последней в отличие от первой можно ознакомиться онлайн). Если читать нет времени, но что-то узнать хочется, то можно послушать вот этот подкаст. А если и подкаст слушать нет сил, то можете подписаться на канал Софьи Викторовны, где то же самое (и многое другое) излагается (в основном) языком мемов.

Друзья, объявляем очередное заседание межсекторского семинара "Современная аналитическая философия". На этот раз нас ждёт резкий вираж в довольно экзотическую для широкой публики, но весьма интересную область исследований.

На семинаре 11 февраля в 16:00 с докладом выступит Софья Коваль к.ф.н. старший преподаватель НИУ ВШЭ, раскрыв ответы на некоторые возникающие по поводу этой необычной темы вопросы. Кто такие философы права и чем они занимаются? Зачем философствовать о праве, когда оно призвано быть исключительно прикладной наукой? В чем своеобразие аналитической философии права и как она соотносится с аналитической философией? Чем правовой позитивизм отличается от философского/научного позитивизма?

Заявки на участие: https://forms.gle/NUSdJdxsUTJdv1xS6

#событие

@sector_szf

В пейзаж между Крузием с его этикой, основанной на послушании установлениям Бога, и Аристотелем, занятым выяснением того, как нам снится снящееся нам, вполне гармонично вписывается Фома Аквинский, рассуждающий о "добродетели религии" из свежей статьи нашего коллеги Алексея Валентиновича Апполонова.

Статья очень любопытна для историка этики. Термин "религия" (religio), она же "латрия" (latria, калька греческого λατρεία, "служение, почитание, культ"), у Фомы используется не для обозначения какого-то социального, психологического или сверхъестественного феномена; под ним понимается специфический тип добродетели, связанный с морально правильным отношением к Богу. (Это в целом скорее мертвое в наше время значение "религии" дожило по крайней мере до начала XX века; на первых двух страницах статьи можно найти занимательный историографический экскурс в такое употребление этого термина).

(Некоторые авторы используют факт такого употребления термина "религия" для обоснования тезиса о том, что до Нового времени никакой религии в современном смысле не было, а было что-то другое. Традиционной для себя полемике с такого рода авторами (книга, статья (точнее дискуссия с Дмитрием Узланером по поводу означенной книги), статья, список можно продолжать) Апполонов также уделяет несколько страниц.)

Поскольку религия — это добродетель, обращенная на кого-то (на Бога), то в системе добродетелей Аристотеля, на основе которой Фома строит свою этику, она должна считаться частью справедливости (единственной из аристотелевских добродетелей, обращенной ad alterum, на кого-то другого, а не на самого обладателя добродетели). У самого Аристотеля в "Этиках", впрочем, такой добродетели нет, и источником Фомы (хотя, конечно, вряд ли непосредственным) в плане религии-добродетели является, видимо, Цицерон. Дело осложняется тем, что помимо естественных добродетелей Аристотеля, Фома вводит сверхъестественные христианские добродетели (веры, надежды и любви), и религия, будучи связана с почитанием божества, должна иметь отношение именно к последним. Здесь у Фомы возникает конфликт, удовлетворительное решение которого, видимо, невозможно. Будучи последовательным, он должен был бы в духе Цицерона сказать, что религия является естественной добродетелью — правильной склонностью почитать божественное в самом широком смысле. В противном случае среди шести его видов справедливости она оказывается единственной сверхъестественной добродетелью, что заставляет серьезно усомниться, что она вообще может принадлежать к тому же роду, что и остальные пять видов. Но это значило бы, что добродетель религии возможна и для нехристиан, а этого Фома допустить не может. Как и во многих других случаях, христианские мотивы вмешиваются и вносят сумятицу в тщательно выстроенную Фомой философскую конструкцию в последний момент. Время "естественной религии" еще не пришло.

Пока Фома трудился в Италии и Париже над своей "Суммой теологии" (в которой и разбирается добродетель религии), в далеком северном Оксфорде комментировал на своих лекциях "Физику" Аристотеля Ричард Руф (на самом деле лет за 15 до того, как Фома взялся за "Сумму", но для наших композиционных целей такого соседства достаточно). Руфу и понятию "континуума" (непрерывного, τὸ συνεχής) в его комментариях на "Физику" посвящена статья нашей коллеги Арины Симонян. Руф замечает, что Аристотель в разных местах дает несколько разных определений понятия континуума и резонно решает разобраться, какое же из них следует считать подлинным: в конце концов, у Аристотеля не может быть несколько определений одной вещи; определение — это точное указание на сущность вещи, а сущность у каждой вещи только одна (Руфа легко понять: мы как-то тоже провели полсеминара, пытаясь разобраться в разных определениях τὸ συνεχής у Аристотеля). Это ведет Руфа (а за ним и собирающую его мысли по этому поводу в разных местах воедино Симонян) к традиционно схоластическому скрупулезному препарированию всех определений и реконструкции их связей и импликаций в аристотелианской системе мысли. Наиболее любопытен даже не сам вывод, к которому он приходит (подлинное определение континуума — "делимое до бесконечности"), а то, как в его рассуждении и мотивировке его выводов отражаются теории Оксфордской школы (в частности Роберта Гросетеста). Ну и в целом до сих пор на русском о Руфе ничего не было, а теперь вот есть.

А вот припозднившаяся запись стола, где люди вместе думали, что такое аналитическая философия. То ли просто классическая философия в новых одеждах, то ли натуралистическая программа в отличие от трансценденталистской, то ли линия исторической и интеллектуальной преемственности, то ли тип исследовательской нормативной ориентации, то ли нет ее вовсе, вашей аналитической философии. Где-то под конец Вадим Валерьевич Васильев рассказывает, как Бибихин пришел в ужас от мысли о том, что его перевод "Бытия и времени" "гладкий".

Друзья, готова долгожданная запись круглого стола "Что такое аналитическая философия?", который состоялся 23 января 2025 года в рамках первого заседания регулярного межсекторского семинара "Современная аналитическая философия".

Состав участников: В.В. Васильев, Д.Э. Гаспарян, Д.В. Иванов, Е.В. Логинов, А.Т. Юнусов. Модератор: М.С. Сысоев.

Для тех, у кого нет возможности смотреть видео на YouTube, мы размещаем файл напрямую в Телеграме. Качество видео тут хуже из-за ограничений самого сервиса, но на экране смартфона это смотрится не так критично.

Ссылка на YouTube: https://www.youtube.com/watch?v=qCgCdNEfbjA

Приятного просмотра!

#записи

@sector_szf

Вернемся к сюжетам, с которых, так уж получилось, стартовал наш канал: исследованиям протестантской этики Алексея Апполонова. В свежей статье в журнале Patria он полемизирует с Питером Бергером, который в работе 2010 года, озаглавленной «Макс Вебер жив, прекрасно себя чувствует и проживает в Гватемале: протестантская этика сегодня», попытался показать, что дух протестантской этики Вебера, казалось бы скорее погибший в современных развитых демократиях с их обществом потребления, жив и процветает в общинах протестанов-пятидесятников Гватемалы, давая им и гватемальскому обществу в целом потенциальное серьезное "культурное преимущество" в его экономическом развитии — надо думать, примерно такое же, которое когда-то было у протестантов Европы и Северной Америки с точки зрения Вебера.

Апполонов погружается в историю Гватемалы, экономическую и социальную статистику, чтобы показать, что оптимистичные заявления Бергера (который, следует заметить, также является протестантским теологом), к сожалению, полностью лишены почвы. Несмотря на резкий рост пятидесятников в структуре населения страны за последние 70 лет, Гватемала остается одной из самых бедных и неблагополучных стран своего региона. Статистические данные, касающиеся самих пятидесятников в Гватемале, также не позволяют приписать им те добродетели, которыми их наделяет Бергер: они не являются на фоне остального населения особенно успешными, стремящимися к образованию или отвращенными от "культуры мачизма" в пользу уважения прав женщин; если из имеющихся данных и можно сделать какие-то выводы, то скорее обратные. Кроме того, пятидесятники, в среде которых чрезвычайно распространены практики, которые многим могут показаться если не прямо магическими, то по крайней мере, явно экзотическими ("62% пятидесятников были свидетелями экзорцизма или испытали его на себе"), вопреки утверждениям Бергера, явно не живут в "расколдованном мире" протестантов Вебера. Наконец, их отношение к материальному благополучию принципиально отлично от такового веберовских протестантов: если для последних их "дело", приносящие им доход, было их мирской аскезой, призванием, через которое они приближались к Богу, так что материальное благополучие рассматривалось скорее как его побочный эффект, то для гватемальских пятидесятников богатство является скорее эксплицитной целью, а вера в Бога рассматривается как способ его (почти магического) достижения. В таких условиях трудно согласиться, что в Гватемале Max Weber is alive and well.