— Ли? — тихонько окликает ее Стефани, и только тогда Лео понимает, что плачет.
— Прости, — отзывается она и вытирает мокрые щеки, но слезы всё катятся, и Лео думает о том, до чего устала от горя, до чего ненавидит этот мешок, набитый самыми худшими эмоциями. Как можно есть тако и смеяться, а через час уже рыдать на придорожной стоянке? Она вспоминает Нину, ее смех, осанку, волосы и кожу; вспоминает, какой сильной Нина казалась со стороны и какой невероятно хрупкой была в действительности; думает о том, что жизнь в который раз оказывается чередой крайностей. — Что, если я не… — Лео осекается, закрывает рот ладошкой, чтобы не произнести эти ужасные слова, но они все равно вырываются наружу: — Что, если я не вытяну?
— Не вытянешь? — Стефани смотрит на нее, нахмурив брови. — Ты о чем? Что не вытянешь?
— Я не сумела спасти Нину. Я, ее сестра, была рядом с ней, рядом, понимаешь, но ничем не смогла ей помочь. И вот скоро я опять стану сестрой, и… Что, если это повторится снова? Что, если я не смогу защитить или помочь? Если не вытяну… Если… — Лео хватает ртом воздух, грудь ходит ходуном, — опять потеряю сестру или брата? — К самой поверхности всплывает еще одна черная мысль: Что, если причиню малышу вред?
Стефани сгребает Лео в охапку, прижимает к себе и заставляет умолкнуть. Она ничего не говорит, просто позволяет Лео уткнуться ей в плечо и плакать сколько угодно. Когда Лео отстраняется, то испытывает и облегчение — наконец-то она произнесла это вслух, — и неловкость.
Стефани роется в бардачке, находит упаковку салфеток, сует их Лео.
— И давно ты так думаешь? — спрашивает она. Лео пожимает плечами. Объяснить правду гораздо сложнее. Это мысль, которая возникает на периферии сознания посреди ночи, неуловимая, как окончание сна. — Вот что я тебе скажу. — Стефани подается назад и берет Лео за руки — не сжимает их, а просто держит: так, чтобы Лео не сдуло ветром, не унесло течением. — Ты прекрасная сестра, Лео. Лучшая из всех сестер на свете. У тебя огромное сердце, и я знаю… — Теперь настает очередь Стефани быстро-быстро моргать и сглатывать комок в горле. — Нет, на самом деле я не могу знать, как много вы с Ниной значили друг для друга. Это то, что навсегда останется только между вами. Зато я знаю, как сильно ты ее любишь, знаю, какая ты добрая и отзывчивая, какое отличное у тебя чувство юмора, поэтому моей доченьке уже очень-очень повезло, что рядом с ней будешь ты.
— Доченьке? — Лео замирает. — У тебя будет девочка? Точно?
На лице Стефани расцветает робкая улыбка.
— Так нам сказали. — Лео продолжает улыбаться, хотя подбородок у нее чуточку дрожит. Должно пройти время, прежде чем слово «сестра» перестанет сотрясать все ее нутро. Лео надеется привыкнуть к нему до рождения малышки. — Но я понимаю, о чем ты, — продолжает Стефани. — Да, мы с моей матерью не очень ладим. — И это еще мягко сказано, мысленно отмечает Лео. — Она через многое заставила меня пройти, и порой я смотрю на этот живот, на этого ребенка, и думаю: а какая мама получится из меня? — Стефани прижимает ладони к глазам. — Что, если все, на что я способна, — это сделать свою дочь несчастной, потому что сама не видела иной жизни? Что, если я не справлюсь?
— Из тебя выйдет чудесная мама, — возражает Лео. — Серьезно. Ты всегда была очень добра и ко мне, и к Нине — к Нине особенно.
Стефани коротко усмехается:
— С твоей сестрой иногда бывало по-настоящему нелегко.
— Вот, видишь? Об этом я и говорю. Ты не обозлялась на нее, просто любила, и все.
Стефани кивает, теперь и у нее дрожит подбородок.
— Я до сих пор слышу Нину, ощущаю ее присутствие в нашем доме.
— Я тоже, — признается Лео, и они со Стефани вновь обнимаются, но уже не так горестно, как в прошлый раз, и Лео кажется, будто крохотная часть горя залечена, будто сделан первый короткий стежок, стягивающий прореху на сердце.
— Э-э-э… прошу прощения, мэм.
Лео и Стефани поднимают глаза: снаружи стоит специалист из службы дорожной помощи.
— Что, никогда не видели двух женщин, рыдающих в поломанной машине? — смеется Стефани.
Мужчина улыбается — широко, добродушно и уверенно:
— Ли? — тихонько окликает ее Стефани, и только тогда Лео понимает, что плачет.
— Прости, — отзывается она и вытирает мокрые щеки, но слезы всё катятся, и Лео думает о том, до чего устала от горя, до чего ненавидит этот мешок, набитый самыми худшими эмоциями. Как можно есть тако и смеяться, а через час уже рыдать на придорожной стоянке? Она вспоминает Нину, ее смех, осанку, волосы и кожу; вспоминает, какой сильной Нина казалась со стороны и какой невероятно хрупкой была в действительности; думает о том, что жизнь в который раз оказывается чередой крайностей. — Что, если я не… — Лео осекается, закрывает рот ладошкой, чтобы не произнести эти ужасные слова, но они все равно вырываются наружу: — Что, если я не вытяну?
— Не вытянешь? — Стефани смотрит на нее, нахмурив брови. — Ты о чем? Что не вытянешь?
— Я не сумела спасти Нину. Я, ее сестра, была рядом с ней, рядом, понимаешь, но ничем не смогла ей помочь. И вот скоро я опять стану сестрой, и… Что, если это повторится снова? Что, если я не смогу защитить или помочь? Если не вытяну… Если… — Лео хватает ртом воздух, грудь ходит ходуном, — опять потеряю сестру или брата? — К самой поверхности всплывает еще одна черная мысль: Что, если причиню малышу вред?
Стефани сгребает Лео в охапку, прижимает к себе и заставляет умолкнуть. Она ничего не говорит, просто позволяет Лео уткнуться ей в плечо и плакать сколько угодно. Когда Лео отстраняется, то испытывает и облегчение — наконец-то она произнесла это вслух, — и неловкость.
Стефани роется в бардачке, находит упаковку салфеток, сует их Лео.
— И давно ты так думаешь? — спрашивает она. Лео пожимает плечами. Объяснить правду гораздо сложнее. Это мысль, которая возникает на периферии сознания посреди ночи, неуловимая, как окончание сна. — Вот что я тебе скажу. — Стефани подается назад и берет Лео за руки — не сжимает их, а просто держит: так, чтобы Лео не сдуло ветром, не унесло течением. — Ты прекрасная сестра, Лео. Лучшая из всех сестер на свете. У тебя огромное сердце, и я знаю… — Теперь настает очередь Стефани быстро-быстро моргать и сглатывать комок в горле. — Нет, на самом деле я не могу знать, как много вы с Ниной значили друг для друга. Это то, что навсегда останется только между вами. Зато я знаю, как сильно ты ее любишь, знаю, какая ты добрая и отзывчивая, какое отличное у тебя чувство юмора, поэтому моей доченьке уже очень-очень повезло, что рядом с ней будешь ты.
— Доченьке? — Лео замирает. — У тебя будет девочка? Точно?
На лице Стефани расцветает робкая улыбка.
— Так нам сказали. — Лео продолжает улыбаться, хотя подбородок у нее чуточку дрожит. Должно пройти время, прежде чем слово «сестра» перестанет сотрясать все ее нутро. Лео надеется привыкнуть к нему до рождения малышки. — Но я понимаю, о чем ты, — продолжает Стефани. — Да, мы с моей матерью не очень ладим. — И это еще мягко сказано, мысленно отмечает Лео. — Она через многое заставила меня пройти, и порой я смотрю на этот живот, на этого ребенка, и думаю: а какая мама получится из меня? — Стефани прижимает ладони к глазам. — Что, если все, на что я способна, — это сделать свою дочь несчастной, потому что сама не видела иной жизни? Что, если я не справлюсь?
— Из тебя выйдет чудесная мама, — возражает Лео. — Серьезно. Ты всегда была очень добра и ко мне, и к Нине — к Нине особенно.
Стефани коротко усмехается:
— С твоей сестрой иногда бывало по-настоящему нелегко.
— Вот, видишь? Об этом я и говорю. Ты не обозлялась на нее, просто любила, и все.
Стефани кивает, теперь и у нее дрожит подбородок.
— Я до сих пор слышу Нину, ощущаю ее присутствие в нашем доме.
— Я тоже, — признается Лео, и они со Стефани вновь обнимаются, но уже не так горестно, как в прошлый раз, и Лео кажется, будто крохотная часть горя залечена, будто сделан первый короткий стежок, стягивающий прореху на сердце.
— Э-э-э… прошу прощения, мэм.
Лео и Стефани поднимают глаза: снаружи стоит специалист из службы дорожной помощи.
— Что, никогда не видели двух женщин, рыдающих в поломанной машине? — смеется Стефани.
Мужчина улыбается — широко, добродушно и уверенно:
Soloviev also promoted the channel in a post he shared on his own Telegram, which has 580,000 followers. The post recommended his viewers subscribe to "War on Fakes" in a time of fake news. Under the Sebi Act, the regulator has the power to carry out search and seizure of books, registers, documents including electronics and digital devices from any person associated with the securities market. I want a secure messaging app, should I use Telegram? "The argument from Telegram is, 'You should trust us because we tell you that we're trustworthy,'" Maréchal said. "It's really in the eye of the beholder whether that's something you want to buy into." That hurt tech stocks. For the past few weeks, the 10-year yield has traded between 1.72% and 2%, as traders moved into the bond for safety when Russia headlines were ugly—and out of it when headlines improved. Now, the yield is touching its pandemic-era high. If the yield breaks above that level, that could signal that it’s on a sustainable path higher. Higher long-dated bond yields make future profits less valuable—and many tech companies are valued on the basis of profits forecast for many years in the future.
from us
