Когда в мае 2012 года они пришли за отцом (обыск, изъятие техники, наручники), 16-летний Егор сразу подумал, что «это за ним, потому что вчера привязал на школьный забор белую ленту». А оказалось, что отца обвиняют в растлении и убийстве детей. И что это правда.
«Это история не про маньяка, а про человека, внутри которого рухнули все опоры, — говорит Анастасия Максимова о романе «Дети в гараже моего папы». — Как вообще здоровому человеку осмыслить такое? Кажется, тут просто нет ответа». Вместе с Егором, чья жизнь летит под откос быстрее, чем папу отправят на пожизненное, автор «пытается исследовать вопрос вины и ответственности»: больше 10 лет уходит у героя на принятие того, что он — сын монстра.
Когда в книге появляются Бердск или бассейн «Спартак», который «в 2004-м обрушился, слава богу, внутри никого не было», она сразу становится еще более жуткой: это мой город (Максимова окончила НГПУ, как я, но не филфак, а иняз), и монстры правда же могут жить рядом прямо сейчас. Я просто не знаю, что у них в гараже.
Когда в мае 2012 года они пришли за отцом (обыск, изъятие техники, наручники), 16-летний Егор сразу подумал, что «это за ним, потому что вчера привязал на школьный забор белую ленту». А оказалось, что отца обвиняют в растлении и убийстве детей. И что это правда.
«Это история не про маньяка, а про человека, внутри которого рухнули все опоры, — говорит Анастасия Максимова о романе «Дети в гараже моего папы». — Как вообще здоровому человеку осмыслить такое? Кажется, тут просто нет ответа». Вместе с Егором, чья жизнь летит под откос быстрее, чем папу отправят на пожизненное, автор «пытается исследовать вопрос вины и ответственности»: больше 10 лет уходит у героя на принятие того, что он — сын монстра.
Когда в книге появляются Бердск или бассейн «Спартак», который «в 2004-м обрушился, слава богу, внутри никого не было», она сразу становится еще более жуткой: это мой город (Максимова окончила НГПУ, как я, но не филфак, а иняз), и монстры правда же могут жить рядом прямо сейчас. Я просто не знаю, что у них в гараже.
Pavel Durov, Telegram's CEO, is known as "the Russian Mark Zuckerberg," for co-founding VKontakte, which is Russian for "in touch," a Facebook imitator that became the country's most popular social networking site. In February 2014, the Ukrainian people ousted pro-Russian president Viktor Yanukovych, prompting Russia to invade and annex the Crimean peninsula. By the start of April, Pavel Durov had given his notice, with TechCrunch saying at the time that the CEO had resisted pressure to suppress pages criticizing the Russian government. He said that since his platform does not have the capacity to check all channels, it may restrict some in Russia and Ukraine "for the duration of the conflict," but then reversed course hours later after many users complained that Telegram was an important source of information. "He has to start being more proactive and to find a real solution to this situation, not stay in standby without interfering. It's a very irresponsible position from the owner of Telegram," she said. These entities are reportedly operating nine Telegram channels with more than five million subscribers to whom they were making recommendations on selected listed scrips. Such recommendations induced the investors to deal in the said scrips, thereby creating artificial volume and price rise.
from us
