Крошка-сын к отцу пришел, и спрашивает:
— Пап, а что такое альтернатива?
Отец начинает обьяснять:
— Вот ты, сынок, вырастешь. Женишься. Тебе надо будет содержать семью. Ты решишь завести свой бизнес. Купишь несколько курочек, они снесут яички, ты их продашь, накопишь денюшек, купишь еще курочек... Заведешь курятник, потом еще один, потом еще, еще, и наконец построишь... птицефабрику! Закупишь оборудование, будешь продавать курей... А в один прекрасный день – Р-РАЗ! И ПОТОП!!! Всю птицефабрику твою на хрен смыло! Куры, яйца, комбикорма, оборудование на миллионы – все пропало!..
Тут сын говорит:
— Папа, это, конечно, грустная история, но что такое альтернатива?
— Так вот, сынок, альтернатива – утки!
— Пап, а что такое альтернатива?
Отец начинает обьяснять:
— Вот ты, сынок, вырастешь. Женишься. Тебе надо будет содержать семью. Ты решишь завести свой бизнес. Купишь несколько курочек, они снесут яички, ты их продашь, накопишь денюшек, купишь еще курочек... Заведешь курятник, потом еще один, потом еще, еще, и наконец построишь... птицефабрику! Закупишь оборудование, будешь продавать курей... А в один прекрасный день – Р-РАЗ! И ПОТОП!!! Всю птицефабрику твою на хрен смыло! Куры, яйца, комбикорма, оборудование на миллионы – все пропало!..
Тут сын говорит:
— Папа, это, конечно, грустная история, но что такое альтернатива?
— Так вот, сынок, альтернатива – утки!
Зурабишвили благополучно обосралась и сошла с дистанции благих намерений на обочину истории. Замах на Жанну д’Арк, выхлоп на сантим.
Надеюсь, Грузия избежала еще одной гражданской войны. Пусть хотя бы страх способствует миру, если на здравый смысл уповать не приходится.
Слишком быстро люди с хорошими лицами забывают уроки истории. Когда империя перестает принуждать свои народы к миру, народы разрывают сначала империю, а потом друг друга.
Надеюсь, Грузия избежала еще одной гражданской войны. Пусть хотя бы страх способствует миру, если на здравый смысл уповать не приходится.
Слишком быстро люди с хорошими лицами забывают уроки истории. Когда империя перестает принуждать свои народы к миру, народы разрывают сначала империю, а потом друг друга.
Прощаясь с «Коммерсантъ Weekend», Зинаида Пронченко написала: «освобождают от должности сотрудников легендарного издания, строивших в России два с лишним десятилетия башню из слоновой кости».
Я любому УЖК в этой ситуации, конечно, сочувствую, но можете ли вы себе представить «Нью-Йоркер», «Пари Матч» (не говоря уж о «Шарли Эбдо»), «Шпигель» или «Спектейтор», которые по 20 лет строили бы слоновьи башни?
В этом желании прогрессивной интеллигенции жить и мыслить интересами замкнутого эскапистского мирка и заключается проблема нашего общественного развития. Даже при советской власти ничего подобного не было.
Было «аэропортовское гетто», но и его обитатели (по ним хорошо прошлась Нея Зоркая) существовали в дискурсе толстых журналов, которые волей-неволей рефлексировали реальность, а не пьянки в ЦДЛ и Доме кино.
Перестройка в прямом смысле объединила народ и интеллигенцию. Ничего романтичного, как показало вскрытие, в этом не было: просто интересы совпали. А потом разошлись. Обслуживать интересы власти стало выгоднее.
Эта симфония длилась недолго и закончилась тем, что одним видится возвращением к принципам, а другим — отлучением от кормушки. Соответственно, пришлось искать принципам новое, хорошо оплачиваемое, прибежище.
Башни из слоновой кости строились как эскапистские человейники. Характернейшим примером стала митинговая активность столичной интеллигенции, которая наглухо проигнорировала протесты врачей.
Страна революции достоинства уже вовсю «донбила Бамбас», — как шутили обитатели слонобашен, которые в это время ходили по бульварам маршами мира за всё украинское хорошее и против всего российского плохого.
Протесты были способом шатать режим, не трогая ограды зоны комфорта. На первых появился замечательный слоган «Вы нас даже не представляете». Выяснилось, что все наши страты плохо представляли друг друга.
Релокация из зоны комфорта в безразличный к страданиям коллективного Васисуалия Лоханкина свободный мир заставила его судорожно цепляться за обломки башни из слоновой кости, которую он почитал за Вавилонскую.
Как в «Бесах», — «Весь вид его говорил: «Карты! Я сажусь с вами в ералаш! Разве это совместно? Кто ж отвечает за это? Кто разбил мою деятельность и обратил ее в ералаш? Э, погибай Россия!» — и он осанисто козырял с червей».
Я любому УЖК в этой ситуации, конечно, сочувствую, но можете ли вы себе представить «Нью-Йоркер», «Пари Матч» (не говоря уж о «Шарли Эбдо»), «Шпигель» или «Спектейтор», которые по 20 лет строили бы слоновьи башни?
В этом желании прогрессивной интеллигенции жить и мыслить интересами замкнутого эскапистского мирка и заключается проблема нашего общественного развития. Даже при советской власти ничего подобного не было.
Было «аэропортовское гетто», но и его обитатели (по ним хорошо прошлась Нея Зоркая) существовали в дискурсе толстых журналов, которые волей-неволей рефлексировали реальность, а не пьянки в ЦДЛ и Доме кино.
Перестройка в прямом смысле объединила народ и интеллигенцию. Ничего романтичного, как показало вскрытие, в этом не было: просто интересы совпали. А потом разошлись. Обслуживать интересы власти стало выгоднее.
Эта симфония длилась недолго и закончилась тем, что одним видится возвращением к принципам, а другим — отлучением от кормушки. Соответственно, пришлось искать принципам новое, хорошо оплачиваемое, прибежище.
Башни из слоновой кости строились как эскапистские человейники. Характернейшим примером стала митинговая активность столичной интеллигенции, которая наглухо проигнорировала протесты врачей.
Страна революции достоинства уже вовсю «донбила Бамбас», — как шутили обитатели слонобашен, которые в это время ходили по бульварам маршами мира за всё украинское хорошее и против всего российского плохого.
Протесты были способом шатать режим, не трогая ограды зоны комфорта. На первых появился замечательный слоган «Вы нас даже не представляете». Выяснилось, что все наши страты плохо представляли друг друга.
Релокация из зоны комфорта в безразличный к страданиям коллективного Васисуалия Лоханкина свободный мир заставила его судорожно цепляться за обломки башни из слоновой кости, которую он почитал за Вавилонскую.
Как в «Бесах», — «Весь вид его говорил: «Карты! Я сажусь с вами в ералаш! Разве это совместно? Кто ж отвечает за это? Кто разбил мою деятельность и обратил ее в ералаш? Э, погибай Россия!» — и он осанисто козырял с червей».
Посмотрел «Анору». Не понял ни восторгов, ни ругани. Неплохой, забавный, довольно затянутый фильм. Если в Каннах некого было больше наградить, можно только посочувствовать. Наверное, в повесточку попал. Марк Эйдельштейн блестяще сыграл говнюка. А так — не «Красотка».
Forwarded from НЕБОЖЕНА
Студентов английского университета предупреждают, что чтение поэм Гомера «Илиада» и «Одиссея» может быть опасно, так как их содержание «вызывает беспокойство».
В этих произведениях встречаются сцены сексуального насилия, а также детской смертности. В случае чего студентам разрешается покинуть аудиторию во время занятия, позвонить на горячую линию и связаться с психологом, но, конечно, в первую очередь стоит обратить внимание самого лектора на то, что изучаемая тема вызывает дискомфорт и беспокойство.
В этих произведениях встречаются сцены сексуального насилия, а также детской смертности. В случае чего студентам разрешается покинуть аудиторию во время занятия, позвонить на горячую линию и связаться с психологом, но, конечно, в первую очередь стоит обратить внимание самого лектора на то, что изучаемая тема вызывает дискомфорт и беспокойство.
На исходе года мне пришел замысел фундаментального труда: «Мир как воля и ложное представление» 😁
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Всё никогда не бывает так хорошо или так плохо, как кажется, и ничего не бывает одинаково у всех. Кому война, а кому мать родна; кому щи жидки, а кому бриллианты мелки.
Всё не так однозначно — хотя бы потому, что смысл событий проявляется не сразу, для разных людей имея разное значение. Добро для одних оборачивается злом для других, и наоборот.
В эпоху готтентотского гуманизма относительно всё, кроме ценностей, которым мы соответствуем. Как мудро сказал мне один кидала, жизнь состоит не из слов, а из поступков.
Не всегда наши поступки оказываются мудрыми. Если бы человек мог ускорять течение событий по собственной воле, кирдык уже давно бы наступил. Несовершенство — залог гомеостаза.
В этом году удалось сделать многое, но не всё, что хотелось. То, что удалось, могло быть лучше. Совершенству нет предела, но учиться получается только на ошибках, и чаще всего — на своих.
Пусть работа над ними сделает наш новый год лучше, и пусть она научит нас сделать лучше окружающий мир. Выпьем за то, чтобы мы становились частью решений, а не проблем.
За мир — в душе и вокруг нас. За здоровье — психическое и физическое. За свободу — от страхов и иллюзий. За победу — над врагами, обстоятельствами и над собой. За гармонию сбыч и мечт!
Всё не так однозначно — хотя бы потому, что смысл событий проявляется не сразу, для разных людей имея разное значение. Добро для одних оборачивается злом для других, и наоборот.
В эпоху готтентотского гуманизма относительно всё, кроме ценностей, которым мы соответствуем. Как мудро сказал мне один кидала, жизнь состоит не из слов, а из поступков.
Не всегда наши поступки оказываются мудрыми. Если бы человек мог ускорять течение событий по собственной воле, кирдык уже давно бы наступил. Несовершенство — залог гомеостаза.
В этом году удалось сделать многое, но не всё, что хотелось. То, что удалось, могло быть лучше. Совершенству нет предела, но учиться получается только на ошибках, и чаще всего — на своих.
Пусть работа над ними сделает наш новый год лучше, и пусть она научит нас сделать лучше окружающий мир. Выпьем за то, чтобы мы становились частью решений, а не проблем.
За мир — в душе и вокруг нас. За здоровье — психическое и физическое. За свободу — от страхов и иллюзий. За победу — над врагами, обстоятельствами и над собой. За гармонию сбыч и мечт!
Позавтракал я скрепно и по-имперски: оливье с коктебельской граппой (патриотический квас пусть еще поднастоится). А вы знали, что в майонез надо добавить горчицы?..
После этого потянуло на пропаганду. Над скрепами не смеялся только совсем ленивый либерал. Да и мемасик годный. Я обычно на своих мастер-классах устраиваю угадайку: какие у нас скрепы? Никто не знает.
Инжой — их пять:
1. милосердие
2. сочувствие
3. сострадание друг другу
4. поддержка
5. взаимопомощь
Правда же смешно? А про традиционные духовно-нравственные ценности слыхали? Совсем уши вянут? Терпите:
«человеколюбие, справедливость, честь, совесть, воля, личное достоинство, вера в добро и стремление к исполнению нравственного долга перед самим собой, своей семьей и своим Отечеством».
Какой ужас, — скажите? Ума вот только нет. Видимо, посчитали — и небезосновательно — что отстаивать его бессмысленно: если Господь чем обделил, не вмешиваться же в Его волю правительственными документами.
Это из «Стратегии развития воспитания в Российской Федерации на период до 2025 года». В Указе Президента Российской Федерации от 09.11.2022 г. № 809 «Об утверждении Основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей» их больше:
«жизнь, достоинство, права и свободы человека, патриотизм, гражданственность, служение Отечеству и ответственность за его судьбу, высокие нравственные идеалы, крепкая семья, созидательный труд, приоритет духовного над материальным, гуманизм, милосердие, справедливость, коллективизм, взаимопомощь и взаимоуважение, историческая память и преемственность поколений, единство народов России».
Очень интересно, в какой стране мира сочли бы правильным и нравственным над этими ценностями ржать? Ответ на этот риторический вопрос прост: в той, где не пропагандируются соответствующие ролевые модели поведения.
Именно это, начиная с древнейших мифов, было задачей массового искусства: национальное самосознание. Именно это становится мишенью деструктивной (извините за бюрократизм) идеологии.
Именно это было в центре советского воспитания. Почему же, спросите вы, советские люди порастеряли его при переходе к рынку? Порастерять его несложно — по той же причине праведников всегда меньше, чем палачей.
Когда рушится государство, людям — в массе — не до воспитания. Вопрос в том, чем живет государство, покуда оно сильно. И чем оно сильно — помимо баллистических ракет. Это — его ценности. То, во что нация верит.
Патриоты любят называть это идеологией, которой у нас нет. Которая запрещена Конституцией. И которую надо то ли заново изобрести, то ли нащупать, как черную кошку в темной комнате.
С идеологией есть одна проблема: она раскалывает любое общество, потому что по определению лжива. Советская идеология штамповала розовых пони, для которых столкновение с реальностью означало крах иллюзий.
Таких же розовых пони долгое время штамповала у нас либеральная идеология. Скорее даже, это был гибрид розового пони и страуса. Жить в реальном мире и игнорировать его — круче, чем внезапно в нем оказаться.
Ценности готовят нас к реальности. Ценности — это то, что приходится отстаивать вопреки ей. Ценности закаляют и объединяют. Именно они создают героев и праведников. Тех, на ком еще держится мир.
После этого потянуло на пропаганду. Над скрепами не смеялся только совсем ленивый либерал. Да и мемасик годный. Я обычно на своих мастер-классах устраиваю угадайку: какие у нас скрепы? Никто не знает.
Инжой — их пять:
1. милосердие
2. сочувствие
3. сострадание друг другу
4. поддержка
5. взаимопомощь
Правда же смешно? А про традиционные духовно-нравственные ценности слыхали? Совсем уши вянут? Терпите:
«человеколюбие, справедливость, честь, совесть, воля, личное достоинство, вера в добро и стремление к исполнению нравственного долга перед самим собой, своей семьей и своим Отечеством».
Какой ужас, — скажите? Ума вот только нет. Видимо, посчитали — и небезосновательно — что отстаивать его бессмысленно: если Господь чем обделил, не вмешиваться же в Его волю правительственными документами.
Это из «Стратегии развития воспитания в Российской Федерации на период до 2025 года». В Указе Президента Российской Федерации от 09.11.2022 г. № 809 «Об утверждении Основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей» их больше:
«жизнь, достоинство, права и свободы человека, патриотизм, гражданственность, служение Отечеству и ответственность за его судьбу, высокие нравственные идеалы, крепкая семья, созидательный труд, приоритет духовного над материальным, гуманизм, милосердие, справедливость, коллективизм, взаимопомощь и взаимоуважение, историческая память и преемственность поколений, единство народов России».
Очень интересно, в какой стране мира сочли бы правильным и нравственным над этими ценностями ржать? Ответ на этот риторический вопрос прост: в той, где не пропагандируются соответствующие ролевые модели поведения.
Именно это, начиная с древнейших мифов, было задачей массового искусства: национальное самосознание. Именно это становится мишенью деструктивной (извините за бюрократизм) идеологии.
Именно это было в центре советского воспитания. Почему же, спросите вы, советские люди порастеряли его при переходе к рынку? Порастерять его несложно — по той же причине праведников всегда меньше, чем палачей.
Когда рушится государство, людям — в массе — не до воспитания. Вопрос в том, чем живет государство, покуда оно сильно. И чем оно сильно — помимо баллистических ракет. Это — его ценности. То, во что нация верит.
Патриоты любят называть это идеологией, которой у нас нет. Которая запрещена Конституцией. И которую надо то ли заново изобрести, то ли нащупать, как черную кошку в темной комнате.
С идеологией есть одна проблема: она раскалывает любое общество, потому что по определению лжива. Советская идеология штамповала розовых пони, для которых столкновение с реальностью означало крах иллюзий.
Таких же розовых пони долгое время штамповала у нас либеральная идеология. Скорее даже, это был гибрид розового пони и страуса. Жить в реальном мире и игнорировать его — круче, чем внезапно в нем оказаться.
Ценности готовят нас к реальности. Ценности — это то, что приходится отстаивать вопреки ей. Ценности закаляют и объединяют. Именно они создают героев и праведников. Тех, на ком еще держится мир.
Возможно, главная прелесть для человека — считать себя историческим животным, актором больших процессов. Дерзновенно объедать древо познания добра и зла и заседать в трибуналах высшей страсти. Не стала ли причиной изгнания из Рая идея что-то подправить в небесной консерватории? "Свобода — это абсолютное доверие Господу Богу", сказал отец.
Ненависть всегда начинается с желания улучшить мир. Зло вызывается жаждой Добра, которая обращена вовне: ведь внутри у метафизического диссидента по определению всё в порядке. Тому, что сила, которая вечно хочет зла, вечно совершает какое-то очередное благо, удивляться не приходится: у всякой медали есть обратная сторона. Но переворачивать мы предпочитаем столы, а не медали.
Мы убеждены в том, что запреты противоречат свободе, хотя свобода строится на запретах. Законы — это камертон, которым поверяется инструментовка свободы в общественном оркестре. Звук его рано или поздно начинает диссонировать с временем, — как разные поколения между собой. И возникает несколько комичное желание соответствовать новому времени старыми средствами.
Так старые конформисты становятся пророками свободы, а проститутки — проповедницами морали. Человеку хочется стремиться к идеалу, но не всегда позволяют идеалы и времена. Личный выбор в этом смысле — всегда общественный. Ветер перемен первым приносит свободу от себя самого. Обычно не старый конь портит борозду, а новая борозда — старого коня.
Задрав штаны, бежать за комсомолом — занятие всегда модное и дающее чувство причастности к историческому процессу. Но, может быть, подправить что-то стоило раньше — и в собственной жизни? На общество мы неизбежно проецируем свой личный опыт и внутренний мир. Человечество, смеясь, расстается со своим прошлым, но, к сожалению, прошлое смеется последним.
2023
Ненависть всегда начинается с желания улучшить мир. Зло вызывается жаждой Добра, которая обращена вовне: ведь внутри у метафизического диссидента по определению всё в порядке. Тому, что сила, которая вечно хочет зла, вечно совершает какое-то очередное благо, удивляться не приходится: у всякой медали есть обратная сторона. Но переворачивать мы предпочитаем столы, а не медали.
Мы убеждены в том, что запреты противоречат свободе, хотя свобода строится на запретах. Законы — это камертон, которым поверяется инструментовка свободы в общественном оркестре. Звук его рано или поздно начинает диссонировать с временем, — как разные поколения между собой. И возникает несколько комичное желание соответствовать новому времени старыми средствами.
Так старые конформисты становятся пророками свободы, а проститутки — проповедницами морали. Человеку хочется стремиться к идеалу, но не всегда позволяют идеалы и времена. Личный выбор в этом смысле — всегда общественный. Ветер перемен первым приносит свободу от себя самого. Обычно не старый конь портит борозду, а новая борозда — старого коня.
Задрав штаны, бежать за комсомолом — занятие всегда модное и дающее чувство причастности к историческому процессу. Но, может быть, подправить что-то стоило раньше — и в собственной жизни? На общество мы неизбежно проецируем свой личный опыт и внутренний мир. Человечество, смеясь, расстается со своим прошлым, но, к сожалению, прошлое смеется последним.
2023
— Но ведь в России все думают, что эта жуть только у нас,— сказал я.
— Да,— согласился Энлиль Маратович.— Для российского сознания характерно ощущение неполноценности и омраченности всего происходящего в России по сравнению с происходящим где-то там. Но это, Рама, просто одна из черт русского ума, делающих его судьбу особенно невыносимой. И в этой невыносимости — залог трудного русского счастья.
— Почему?
— Потому что русский человек почти всегда живет в надежде, что он вот-вот порвет цепи, свергнет тиранию, победит коррупцию и холод — и тогда начнется новая жизнь, полная света и радости. Эта извечная мечта, эти, как сказал поэт Вертинский, бесконечные пропасти к недоступной весне и придают жизни смысл, создавая надежду и цель. Но если тирания случайно сворачивает себе шею сама и цепи рвутся, подвешенный в пустоте русский ум начинает выть от подлости происходящего вокруг и внутри, ибо становится ясно, что страдал он не из-за гнета палачей, а из-за своей собственной природы. И тогда он быстро и незаметно выстраивает вокруг себя новую тюрьму, на которую можно остроумно жаловаться человечеству шестистопным ямбом. Он прячется от холода в знакомую жопу, где провел столько времени, что это для него уже не жопа, а уютная нора с кормящим его огородом, на котором растут злодеи и угнетатели, светлые борцы, скромный революционный гламур и немудрящий честный дискурс. Где есть далекая заря грядущего счастья и морщинистый иллюминатор с видом на Европу. Появляется смысловое поле, силовые линии которого придают русскому уму привычную позу. В таком положении он и выведен жить...
Пелевин, «Бэтман Аполло»
— Да,— согласился Энлиль Маратович.— Для российского сознания характерно ощущение неполноценности и омраченности всего происходящего в России по сравнению с происходящим где-то там. Но это, Рама, просто одна из черт русского ума, делающих его судьбу особенно невыносимой. И в этой невыносимости — залог трудного русского счастья.
— Почему?
— Потому что русский человек почти всегда живет в надежде, что он вот-вот порвет цепи, свергнет тиранию, победит коррупцию и холод — и тогда начнется новая жизнь, полная света и радости. Эта извечная мечта, эти, как сказал поэт Вертинский, бесконечные пропасти к недоступной весне и придают жизни смысл, создавая надежду и цель. Но если тирания случайно сворачивает себе шею сама и цепи рвутся, подвешенный в пустоте русский ум начинает выть от подлости происходящего вокруг и внутри, ибо становится ясно, что страдал он не из-за гнета палачей, а из-за своей собственной природы. И тогда он быстро и незаметно выстраивает вокруг себя новую тюрьму, на которую можно остроумно жаловаться человечеству шестистопным ямбом. Он прячется от холода в знакомую жопу, где провел столько времени, что это для него уже не жопа, а уютная нора с кормящим его огородом, на котором растут злодеи и угнетатели, светлые борцы, скромный революционный гламур и немудрящий честный дискурс. Где есть далекая заря грядущего счастья и морщинистый иллюминатор с видом на Европу. Появляется смысловое поле, силовые линии которого придают русскому уму привычную позу. В таком положении он и выведен жить...
Пелевин, «Бэтман Аполло»
Forwarded from Videodrome
Я мужчина, утомленный «Комбинацией» и прочими «Руками вверх», напрягся при виде «Ландышей», которыми мне предложили открыть сериальный год. Только народного сериала про выдуманную группу мне не хватило. Все знают, как я ненавижу «народные» сериалы, потому что подозреваю их в социальном расизме. Но все оказалось не так.
Русская кино-пропаганда дотянулась и до меня своими щупальцами, которые буквально за три года стали ловкими и шустрыми.
Потому что большую часть своей жизни я провел в военных поселках на Дальнем Востоке и Камчатке. Я знаю, что такое гарнизон с точки зрения его гражданского населения – членов семей офицеров. И тут – внезапно – русские кинематографисты увидели этот огромный социальный пласт. Это раз. Но эта тема возникает не сразу. Сначала вообще не очень понятно, про что кино. Даже больше – песня на английском в первые минуты меня дико взбесила – типа какого черта? Трахать стюардессу в маленьком джете, когда твоя телка буквально за дверью – такого даже мы себе не позволяли ни на какой высоте от поверхности моря и уж никакой сексуальности мы от этого поколения как-то не наблюдаем. Поэтому меня осенило – это какая-то сказка. Мамзель Орлова из самого Лондона, миллиардерша возраста Аркадия Гайдара в Гражданскую, любит петь и не хочет, чтобы ее замочил опекун. Жених, похожий на кудрявого еврея, тоже еще тот гондон.
Но экспозиция – динамичная, хоть и довольно длинная – никто не понимает к чему все клонится.
А клонится похоже, к тому, что мамзель Орлова вынуждена окунуться после Белгравии и Кенсингтона в русскую глубинку. Такая диспозиция в руках режиссера -либерала должна чрезвычайно скандализовать героиню – потому что еще три года назад в русском кино Лондон - это сияющий град, а русская глубинка – Мордор, где живут орки. Все эти проекции собственных жизненных установок местной «творческой интеллигенции», где редакторка журнала "Театр" вывозит свою тушку под покровом ночи на тачке литовских шпионов в Австрию на второй день СВО. Вот он – идеал либерального мозга нации по Ленину.
Но Катя Орлова (Ника Здорик) погружается в Родину по полной – тут и деревенские бандосы, и караоке из ада, и вся прелесть русской провинции, которую следовало трактовать как противоположность священной Оксфорд стрит. А еще «простой русский парень» Сергей Городничий, который и становится ее судьбой.
У публики тихо едет крыша, потому что публика никогда не смотрела «Романс о влюбленных» и музыкальный элемент ее скандализирует («Это чо – музикал што ле?»). Публика никогда не читала «Укрощение строптивой» одного лондонского модного автора. И не понимает архетипичные линии драматургии.
И окончательно добивает публику, выросшую на Звягинцеве, погружение главной героини в жизнь военного городка. В 2025м – показывать русских военных, как нормальных живых людей – это скандал!
Нет, не скандал. Это возвращение к норме – ко всем тем десяткам тысяч семей, что живут по гарнизонам от Солнечногорска до Вилючинска. И это – бомба, которая разорвет либераху – коллективную Арину Бородину с ее неумными подружками. И даже не хочется представлять в какую слизь превратятся критики-поубеганты.
А еще у нас открытие. У нас теперь есть фантастическая героиня – русская красавица Ника Здорик, которая и в Лондоне краса, и в гарнизонной лавке, и со шваброй в бесхитростной офицерской квартире. Я не знаю, ставил ли себе задачу режиссер Карпиловский создание иконической All-Russia-Girl , которая буквально объединяет все слои общества. Но он это сделал. Этого не смогли сделать за последние лет сорок. «Простой русский парень» - актер Городничий в роли лейтенанта – танкиста фантастически точный образ, который выбрал лучшее из русских военных и теперь будет выполнять обратную функцию – формировать самоощущение вот этих молодых военных. Продолжаем просмотр на Винке. (Игорь Мальцев)
Русская кино-пропаганда дотянулась и до меня своими щупальцами, которые буквально за три года стали ловкими и шустрыми.
Потому что большую часть своей жизни я провел в военных поселках на Дальнем Востоке и Камчатке. Я знаю, что такое гарнизон с точки зрения его гражданского населения – членов семей офицеров. И тут – внезапно – русские кинематографисты увидели этот огромный социальный пласт. Это раз. Но эта тема возникает не сразу. Сначала вообще не очень понятно, про что кино. Даже больше – песня на английском в первые минуты меня дико взбесила – типа какого черта? Трахать стюардессу в маленьком джете, когда твоя телка буквально за дверью – такого даже мы себе не позволяли ни на какой высоте от поверхности моря и уж никакой сексуальности мы от этого поколения как-то не наблюдаем. Поэтому меня осенило – это какая-то сказка. Мамзель Орлова из самого Лондона, миллиардерша возраста Аркадия Гайдара в Гражданскую, любит петь и не хочет, чтобы ее замочил опекун. Жених, похожий на кудрявого еврея, тоже еще тот гондон.
Но экспозиция – динамичная, хоть и довольно длинная – никто не понимает к чему все клонится.
А клонится похоже, к тому, что мамзель Орлова вынуждена окунуться после Белгравии и Кенсингтона в русскую глубинку. Такая диспозиция в руках режиссера -либерала должна чрезвычайно скандализовать героиню – потому что еще три года назад в русском кино Лондон - это сияющий град, а русская глубинка – Мордор, где живут орки. Все эти проекции собственных жизненных установок местной «творческой интеллигенции», где редакторка журнала "Театр" вывозит свою тушку под покровом ночи на тачке литовских шпионов в Австрию на второй день СВО. Вот он – идеал либерального мозга нации по Ленину.
Но Катя Орлова (Ника Здорик) погружается в Родину по полной – тут и деревенские бандосы, и караоке из ада, и вся прелесть русской провинции, которую следовало трактовать как противоположность священной Оксфорд стрит. А еще «простой русский парень» Сергей Городничий, который и становится ее судьбой.
У публики тихо едет крыша, потому что публика никогда не смотрела «Романс о влюбленных» и музыкальный элемент ее скандализирует («Это чо – музикал што ле?»). Публика никогда не читала «Укрощение строптивой» одного лондонского модного автора. И не понимает архетипичные линии драматургии.
И окончательно добивает публику, выросшую на Звягинцеве, погружение главной героини в жизнь военного городка. В 2025м – показывать русских военных, как нормальных живых людей – это скандал!
Нет, не скандал. Это возвращение к норме – ко всем тем десяткам тысяч семей, что живут по гарнизонам от Солнечногорска до Вилючинска. И это – бомба, которая разорвет либераху – коллективную Арину Бородину с ее неумными подружками. И даже не хочется представлять в какую слизь превратятся критики-поубеганты.
А еще у нас открытие. У нас теперь есть фантастическая героиня – русская красавица Ника Здорик, которая и в Лондоне краса, и в гарнизонной лавке, и со шваброй в бесхитростной офицерской квартире. Я не знаю, ставил ли себе задачу режиссер Карпиловский создание иконической All-Russia-Girl , которая буквально объединяет все слои общества. Но он это сделал. Этого не смогли сделать за последние лет сорок. «Простой русский парень» - актер Городничий в роли лейтенанта – танкиста фантастически точный образ, который выбрал лучшее из русских военных и теперь будет выполнять обратную функцию – формировать самоощущение вот этих молодых военных. Продолжаем просмотр на Винке. (Игорь Мальцев)
Если идиоты чего-то не поняли через украинскую трагедию, может, механизм деколонизации активов дойдёт через гренландский фарс. Союзники по НАТО, сожрите друг друга! Алга Гренландия! 😁
Интересно, Копенгаген уже собрался отбивать бомбами стремление к самоопределению нации, которую Трамп решил купить зелеными печеньками? Бизнес есть бизнес, ничего личного. Деньги должны работать.
Рыжий Колумб открывает новый рынок. Возможно, проблемы Европы теперь будут решаться в Арктике. Почему бы убытки с украинским чемоданом без ручки не компенсировать за счет Дании?
Что-то не в порядке в Датском королевстве, да и хрен с ним. Интересно только, какую кость кинут остальным союзникам. Флагманам демократии питаться падалью не впервой. Жрать иль не жрать — даже не вопрос.
Интересно, Копенгаген уже собрался отбивать бомбами стремление к самоопределению нации, которую Трамп решил купить зелеными печеньками? Бизнес есть бизнес, ничего личного. Деньги должны работать.
Рыжий Колумб открывает новый рынок. Возможно, проблемы Европы теперь будут решаться в Арктике. Почему бы убытки с украинским чемоданом без ручки не компенсировать за счет Дании?
Что-то не в порядке в Датском королевстве, да и хрен с ним. Интересно только, какую кость кинут остальным союзникам. Флагманам демократии питаться падалью не впервой. Жрать иль не жрать — даже не вопрос.
Чтобы победить мудаков, надо мыслить как мудак
😎
Диван не заметил потери бойца
😎
Как говно назовешь, так оно и поплывет
😎
Смутное время — это когда крысы не знают, с какого корабля им бежать
😎
По ком звонит мудозвон
😎
Сменяемость власти нужна для того, чтобы убеждаться в ее постоянстве
😎
Любовь к добру неискоренима и не знает моральных преград.
😎
Выбор между сортами говна диктуется не хорошим вкусом
😎
Идеология – это маршрут, которым идеалы движутся к своей могиле
#fbmot
😎
Диван не заметил потери бойца
😎
Как говно назовешь, так оно и поплывет
😎
Смутное время — это когда крысы не знают, с какого корабля им бежать
😎
По ком звонит мудозвон
😎
Сменяемость власти нужна для того, чтобы убеждаться в ее постоянстве
😎
Любовь к добру неискоренима и не знает моральных преград.
😎
Выбор между сортами говна диктуется не хорошим вкусом
😎
Идеология – это маршрут, которым идеалы движутся к своей могиле
#fbmot
Политкорректность оказалась суицидальной программой, зомбировавшей граждан демократических стран. Я бы сформулировал суть происходящего просто: свободы пожирают своих детей там, где идеалы подменяют ценности.
И разница очень проста - идеалы можно инсталлировать очень быстро, как кредит: ничто не даётся нам так дёшево и не обходится так дорого. Прекрасные мантры про коммунизм, капитализм, либерализм, социализм, мультикультурализм, демократию, рыночную экономику, политкорректность и т.п. овладевают умами и сердцами мгновенно. Что неудивительно: аргументы их пропагандистов привлекательны, а дарёному коню в зубы не смотрят, - как и на обратную сторону медали.
С ценностями всё гораздо сложнее. Они то и дело входят в противоречие с практиками наших референтных групп. Ценности заставляют выбирать. Ценности заставляют их защищать. Ценности заставляют спорить. Ценности заставляют думать о двойных стандартах: достойны ли этих ценностей те, кого мы считаем недостойными?
Ведь, предположим, если мы за коммунизм или рыночную экономику, то мы обязаны наделить ими всех желающих и нежелающих. Особенно если нам за это платят. А если мы за свободу (особенно от всей души), обязаны ли мы наделить свободой тех, кто её недостоин? Готовы ли мы терпеть свободу других?
Ценности - это то, за что надо платить самим. Временем, сомнениями, ошибками, утратами, иногда - свободой и жизнью. Идеалы - это то, что можно взять сразу и на халяву. Возможно, за них тоже придётся платить. Но это будет коллективная ответственность.
Можно называть ценности идеалами и наоборот. Но это не вопрос игры слов и дефиниций. В отличие от идеалов, ценности не требуют ритуальных жертвоприношений. В отличие от идеалов, ценности не порождают антиутопий. Ценности отличаются от идеалов примерно тем же, чем эшафот - от подиума.
2017
И разница очень проста - идеалы можно инсталлировать очень быстро, как кредит: ничто не даётся нам так дёшево и не обходится так дорого. Прекрасные мантры про коммунизм, капитализм, либерализм, социализм, мультикультурализм, демократию, рыночную экономику, политкорректность и т.п. овладевают умами и сердцами мгновенно. Что неудивительно: аргументы их пропагандистов привлекательны, а дарёному коню в зубы не смотрят, - как и на обратную сторону медали.
С ценностями всё гораздо сложнее. Они то и дело входят в противоречие с практиками наших референтных групп. Ценности заставляют выбирать. Ценности заставляют их защищать. Ценности заставляют спорить. Ценности заставляют думать о двойных стандартах: достойны ли этих ценностей те, кого мы считаем недостойными?
Ведь, предположим, если мы за коммунизм или рыночную экономику, то мы обязаны наделить ими всех желающих и нежелающих. Особенно если нам за это платят. А если мы за свободу (особенно от всей души), обязаны ли мы наделить свободой тех, кто её недостоин? Готовы ли мы терпеть свободу других?
Ценности - это то, за что надо платить самим. Временем, сомнениями, ошибками, утратами, иногда - свободой и жизнью. Идеалы - это то, что можно взять сразу и на халяву. Возможно, за них тоже придётся платить. Но это будет коллективная ответственность.
Можно называть ценности идеалами и наоборот. Но это не вопрос игры слов и дефиниций. В отличие от идеалов, ценности не требуют ритуальных жертвоприношений. В отличие от идеалов, ценности не порождают антиутопий. Ценности отличаются от идеалов примерно тем же, чем эшафот - от подиума.
2017
Каждый из нас рядом с какими-то людьми и срать добровольно не сядет. Интереснее вопрос, можно ли христианину отрицать возможность молиться рядом с ними — в силу тех заповедей, которые он исповедует. Может ли Церковь быть расколота самими верующими на политические секты. И что тогда останется от их веры? «Христос посреди нас, а не вас»?
Для меня никогда не стоял вопрос выбора между сергианцами, катакомбниками и т.д. Может, потому что крестивший меня о. Александр Мень принадлежал к РПЦ. Как и митрополит Антоний Сурожский, между прочим. Всё, что попахивает корпоративной грызней, всегда вызывало у меня интуитивное отторжение. Некоторые вещи не требуют рефлексии — достаточно запаха.
33 года назад в Кельне я зашел на Рождество в эмигрантскую церковь. Какая-то нищая одинокая мамаша подвела к причастию полдюжины маленьких ребятишек разных рас. Внезапно поп отогнал ее с детьми от Святых Даров, разразившись праведным негодованием: ты, мол, и к католикам побираться ходишь! Эту мерзость и подлость забыть совершенно невозможно.
Тогда я понял, что ходить буду только в "чекистскую" церковь. В которой "советский" архиепископ сам приезжал за рулем трейлера грузить гуманитарную помощь для отправки в свободную Россию. В которой в пост угощали котлетами. В которую, кстати, ходили и немцы. И в которой был христианский дух, насколько я вообще мог об этом судить. Но кто еще мог судить об этом за меня?
Наверное, очень естественно и на необитаемом острове заводить две синагоги, чтоб в одну из них — ни ногой. Может быть, в этом и есть великая сермяжная правда. Но я по-прежнему не делю людей по конфессиональной или корпоративной принадлежности: граница проходит только между верующими и фарисеями. Хотя на собственное (возможно, фарисейское) суждение тут уповать не стоит.
Для меня никогда не стоял вопрос выбора между сергианцами, катакомбниками и т.д. Может, потому что крестивший меня о. Александр Мень принадлежал к РПЦ. Как и митрополит Антоний Сурожский, между прочим. Всё, что попахивает корпоративной грызней, всегда вызывало у меня интуитивное отторжение. Некоторые вещи не требуют рефлексии — достаточно запаха.
33 года назад в Кельне я зашел на Рождество в эмигрантскую церковь. Какая-то нищая одинокая мамаша подвела к причастию полдюжины маленьких ребятишек разных рас. Внезапно поп отогнал ее с детьми от Святых Даров, разразившись праведным негодованием: ты, мол, и к католикам побираться ходишь! Эту мерзость и подлость забыть совершенно невозможно.
Тогда я понял, что ходить буду только в "чекистскую" церковь. В которой "советский" архиепископ сам приезжал за рулем трейлера грузить гуманитарную помощь для отправки в свободную Россию. В которой в пост угощали котлетами. В которую, кстати, ходили и немцы. И в которой был христианский дух, насколько я вообще мог об этом судить. Но кто еще мог судить об этом за меня?
Наверное, очень естественно и на необитаемом острове заводить две синагоги, чтоб в одну из них — ни ногой. Может быть, в этом и есть великая сермяжная правда. Но я по-прежнему не делю людей по конфессиональной или корпоративной принадлежности: граница проходит только между верующими и фарисеями. Хотя на собственное (возможно, фарисейское) суждение тут уповать не стоит.
Релокантианцы — люди, которые ищут, под каким звездным небом нравственный закон внутри них будет наполнять душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением.
РОССИЯ, КОТОРУЮ МЫ ПОТЕРЯЛИ
«От Рожественского ушла кухарка. Пучков не только заменил ее, но готовил завтраки, обеды и ужины несравненно лучше, чем она. Это новое дело, плавая на «Минине», он познал от офицерского повара, а еще больше из приобретенной им толстой книги по кулинарии. Ночами, урывая часы отдыха, он с увлечением зубрил ее. Постепенно вестовой превратился в талантливого повара. В помощь ему был взят еще один матрос, который теперь выполнял все грязные работы.
В обычные дни адмирал любил простую, но здоровую пищу: салаты, наваристый борщ, хорошо прожаренные биточки с луком и яблочную слоенку. Но у него нередко собирались гости, в особенности после того, как его назначили начальником Главного морского штаба. Иногда приходилось накрывать стол на сорок персон.
Приготовления начинались за трое суток. А в день торжества на белоснежной скатерти появлялись тарелки из дорогого фарфора, хрустальные рюмки, большие, средние и малые бокалы с затейливыми узорами, всевозможные ножи и вилки, начищенные до ослепляющего блеска. Потом ставились закуски: перламутровый балык, пунцовая семга, розовая ветчина с белыми слоями жира, сливочное масло, разделанное в виде распускавшихся цветов; паштет из рябчика; агатово-черная паюсная икра и свежая серая зернистая икра; салаты, украшенные букетами из овощей; нежинские соленые огурчики, из которых каждый размером меньше, чем дамский мизинчик, и свежие изумрудно-зеленые огурцы, помидоры, прослоенные испанским луком и немного припудренные египетским перцем; серебристые сардинки, залитые прованским маслом; остендские устрицы на льду; лангусты и омары, сваренные в соленом растворе с лавровым листом; пахучие ревельские кильки.
Все стояло на своем месте в строгом порядке, всему старались придать как можно больше пышности. Даже селедка, распластанная на длинном узком лотке и пестреющая гарниром, как будто смеялась, держа во рту пучок зеленой петрушки. Заливной поросенок, разрезанный на порции и снова сложенный, казалось, нежился в прозрачном, играющем огнями желе, среди янтарных ломтиков лимона и коралловых пластинок моркови.
Огромнейшее блюдо занимала глухарка; ее краснобровая, с загнутым клювом голова, вытянутая шея и раскинутые крылья оставались в оперении, к прожаренной темно-коричневой тушке был приставлен еще хвост; несмотря на то, что острый нож разрезал ее на части, она как будто находилась в состоянии стремительного полета. Бутылки разных форм, установленные пирамидами на серебряных подставках, чередовались с букетами живых цветов в вазах. Искрились красные, золотистые, белые, розовые вина.
От множества закусок, переливавших всеми оттенками красок, рябило в глазах и возбуждался аппетит даже у сытых людей. А весь стол походил на яркую разноцветную клумбу. Вокруг него располагались женщины в шелках, мужчины в черных сюртуках, сверкающие золотом или серебром эполет. К закускам предлагались только крепкие напитки: смирновка, рябиновка, зубровка, английская горькая. Гости насыщались медленно, с достоинством.
Проходил час или два, прежде чем приступали к обеду.
Многолетними традициями была сохранена очередность блюд и вин. Начинали с бульона и слоеных пирожков, при этом опустошали бутылки с мадерой. Рыба, форель, с белым голландским соусом, запивалась белыми сухими винами. К филе миньон с трюфелями, сваренными в мадере, шли только красные вина. Спаржа и артишоки в сухарях и масле уничтожались совсем без вина. Затем приковывала к себе взгляды всех индейка. Облитая собственным рыжим соком она вкусно блестела. Вокруг, покоясь на греночках, смазанных куриной печенкой, словно цыплята, прильнули к ней жареные перепела. Это блюдо сопровождалось зеленым салатом ромен. Сейчас же бокалы наполнялись шампанским. Желудки у всех уже были переполнены, но нельзя было отказаться от заманчивого сладкого вроде парфе, представляющего собою сбитые сливки с ананасным ликером, украшенного розами из сахара и сияющими фонтанами карамели. В заключение оставались фрукты, сыры рокфор, бри, швейцарский, черный кофе с ликерами или коньяком».
Новиков-Прибой, «Цусима»
«От Рожественского ушла кухарка. Пучков не только заменил ее, но готовил завтраки, обеды и ужины несравненно лучше, чем она. Это новое дело, плавая на «Минине», он познал от офицерского повара, а еще больше из приобретенной им толстой книги по кулинарии. Ночами, урывая часы отдыха, он с увлечением зубрил ее. Постепенно вестовой превратился в талантливого повара. В помощь ему был взят еще один матрос, который теперь выполнял все грязные работы.
В обычные дни адмирал любил простую, но здоровую пищу: салаты, наваристый борщ, хорошо прожаренные биточки с луком и яблочную слоенку. Но у него нередко собирались гости, в особенности после того, как его назначили начальником Главного морского штаба. Иногда приходилось накрывать стол на сорок персон.
Приготовления начинались за трое суток. А в день торжества на белоснежной скатерти появлялись тарелки из дорогого фарфора, хрустальные рюмки, большие, средние и малые бокалы с затейливыми узорами, всевозможные ножи и вилки, начищенные до ослепляющего блеска. Потом ставились закуски: перламутровый балык, пунцовая семга, розовая ветчина с белыми слоями жира, сливочное масло, разделанное в виде распускавшихся цветов; паштет из рябчика; агатово-черная паюсная икра и свежая серая зернистая икра; салаты, украшенные букетами из овощей; нежинские соленые огурчики, из которых каждый размером меньше, чем дамский мизинчик, и свежие изумрудно-зеленые огурцы, помидоры, прослоенные испанским луком и немного припудренные египетским перцем; серебристые сардинки, залитые прованским маслом; остендские устрицы на льду; лангусты и омары, сваренные в соленом растворе с лавровым листом; пахучие ревельские кильки.
Все стояло на своем месте в строгом порядке, всему старались придать как можно больше пышности. Даже селедка, распластанная на длинном узком лотке и пестреющая гарниром, как будто смеялась, держа во рту пучок зеленой петрушки. Заливной поросенок, разрезанный на порции и снова сложенный, казалось, нежился в прозрачном, играющем огнями желе, среди янтарных ломтиков лимона и коралловых пластинок моркови.
Огромнейшее блюдо занимала глухарка; ее краснобровая, с загнутым клювом голова, вытянутая шея и раскинутые крылья оставались в оперении, к прожаренной темно-коричневой тушке был приставлен еще хвост; несмотря на то, что острый нож разрезал ее на части, она как будто находилась в состоянии стремительного полета. Бутылки разных форм, установленные пирамидами на серебряных подставках, чередовались с букетами живых цветов в вазах. Искрились красные, золотистые, белые, розовые вина.
От множества закусок, переливавших всеми оттенками красок, рябило в глазах и возбуждался аппетит даже у сытых людей. А весь стол походил на яркую разноцветную клумбу. Вокруг него располагались женщины в шелках, мужчины в черных сюртуках, сверкающие золотом или серебром эполет. К закускам предлагались только крепкие напитки: смирновка, рябиновка, зубровка, английская горькая. Гости насыщались медленно, с достоинством.
Проходил час или два, прежде чем приступали к обеду.
Многолетними традициями была сохранена очередность блюд и вин. Начинали с бульона и слоеных пирожков, при этом опустошали бутылки с мадерой. Рыба, форель, с белым голландским соусом, запивалась белыми сухими винами. К филе миньон с трюфелями, сваренными в мадере, шли только красные вина. Спаржа и артишоки в сухарях и масле уничтожались совсем без вина. Затем приковывала к себе взгляды всех индейка. Облитая собственным рыжим соком она вкусно блестела. Вокруг, покоясь на греночках, смазанных куриной печенкой, словно цыплята, прильнули к ней жареные перепела. Это блюдо сопровождалось зеленым салатом ромен. Сейчас же бокалы наполнялись шампанским. Желудки у всех уже были переполнены, но нельзя было отказаться от заманчивого сладкого вроде парфе, представляющего собою сбитые сливки с ананасным ликером, украшенного розами из сахара и сияющими фонтанами карамели. В заключение оставались фрукты, сыры рокфор, бри, швейцарский, черный кофе с ликерами или коньяком».
Новиков-Прибой, «Цусима»
"Систематически достигая своих стратегических целей, США видели свою конечную задачу в том, чтобы помешать появлению любого сильного государства в Евразии. Однако парадоксальность ситуации заключалась в следующем: как бы ни заверяли политики общественность в обратном, США всегда вмешивались не с целью чего-то достигнуть, а с целью помешать чему бы то ни было. США хотели помешать установлению стабильности в тех областях, где могла появиться другая сила. Их целью было не стабилизировать, а дестабилизировать. И это объясняет, каким образом США отреагировали на исламское "землетрясение" - США стремились помешать появлению крупного и мощного исламского государства.
Если обойтись без риторики, сохранение мира в Евразии не является одним из первостепенных интересов Соединенных Штатов. Они также не заинтересованы в том, чтобы полностью выиграть войну. Как и в случае с Вьетнамом или Кореей, цель США в этих конфликтах - просто чинить препятствия определенной стране или дестабилизировать ситуацию в регионе, а не наводить порядок... Действия США станут казаться иррациональными и якобы направленными на то, чтобы стабилизировать обстановку на Балканах или Ближнем Востоке. Но так как их основной целью будет, скорее, создание препятствий или дестабилизация Сербии или Аль-Каиды, вмешательство США будет вполне рациональным".
Джордж Фридман, "Следующие 100 лет - Прогноз событий XXI века"
Если обойтись без риторики, сохранение мира в Евразии не является одним из первостепенных интересов Соединенных Штатов. Они также не заинтересованы в том, чтобы полностью выиграть войну. Как и в случае с Вьетнамом или Кореей, цель США в этих конфликтах - просто чинить препятствия определенной стране или дестабилизировать ситуацию в регионе, а не наводить порядок... Действия США станут казаться иррациональными и якобы направленными на то, чтобы стабилизировать обстановку на Балканах или Ближнем Востоке. Но так как их основной целью будет, скорее, создание препятствий или дестабилизация Сербии или Аль-Каиды, вмешательство США будет вполне рациональным".
Джордж Фридман, "Следующие 100 лет - Прогноз событий XXI века"
Forwarded from Виталий Лейбин
рождество
когда у тебя рождается бог,
ты оказываешься взрослее вселенной,
которая плачет и какает, и пальцами ног
не может еще рулить наверное,
но он все равно всемогущий,
и молоко в тебе млечного пути гуще.
когда у тебя рождается бог,
он еще помнит, кто он такой
знает и языки ангельские, и сцепления дорог
судьбы, но может уже ухватить рукой
твой палец рефлексом обычным,
единое в нем представлено лично.
когда у тебя рождается бог,
все - от большого взрыва в начале
до большого взрыва в итоге
зависит от тебя. он закричал.
ты его взяла - сокровище - и приложила к груди,
смерть отступила, все еще впереди.
когда у тебя рождается бог,
ты оказываешься взрослее вселенной,
которая плачет и какает, и пальцами ног
не может еще рулить наверное,
но он все равно всемогущий,
и молоко в тебе млечного пути гуще.
когда у тебя рождается бог,
он еще помнит, кто он такой
знает и языки ангельские, и сцепления дорог
судьбы, но может уже ухватить рукой
твой палец рефлексом обычным,
единое в нем представлено лично.
когда у тебя рождается бог,
все - от большого взрыва в начале
до большого взрыва в итоге
зависит от тебя. он закричал.
ты его взяла - сокровище - и приложила к груди,
смерть отступила, все еще впереди.