Элитный польский батальон или польские гренадеры Императорской гвардии
Восстанавливая свою армию, и в особенности гвардию, Наполеон 14 сентября 1813 года издал указ о формировании 2-й дивизии Старой гвардии под командованием генерала Кюриаля. Эта дивизия должна была состоять из велитов Флоренции и Турина, фузилеров-гренадеров и фузилеров-егерей, саксонской гвардии и польской гвардии.
Для формирования польской гвардии набирались люди из гренадерских частей 8-го корпуса Юзефа Понятовского старше 23 лет и имевшие 2 года службы. Батальон был приравнен к 2-му полку пеших гренадеров Старой гвардии. Командовать был назначен капитан Станислав Курцыуш.
Формировался батальон в Дрездене и его форма была необычной: солдаты были одеты в польские мундиры, носили эполеты саксонской гвардии, а вот на кивера планировалось набить либо орла, либо бляху саксонской гвардии с иным рисунком. Ни того, ни другого на кивера не нашли, поэтому они были голыми. Генерал Кюриаль вообще настаивал на том, чтобы вместо киверов были медвежьи шапки, но об этом позже.
Боевое крещение батальон численностью в 835 человек прошел 16 октября под Лейпцигом, где вместе с саксонцами он сумел взять в плен австрийского генерала Мерфельдта, который в ходе боя принял их за венгров. Лейпцигское сражение унесло около 400 человек. Выжившие после боя подбирали с земли медвежьи шапки и надевали на себя.
Из Лейпцига батальон отправился в Вайсенфельс, где 20 октября обнаружили отсутствие капитана Курцыуша. Почти полное уничтожение 8-го корпуса и гибель Понятовского сильно ударили по боевому духу, из-за чего в частях началось дезертирство. Батальон небатальонной численности принял участие в битве при Ханау, где ядрами было убито несколько солдат, и к 1 ноября в строю осталось 97 человек.
15 декабря батальон был расформирован, а оставшиеся солдаты отправились пополнять разные польские части.
Восстанавливая свою армию, и в особенности гвардию, Наполеон 14 сентября 1813 года издал указ о формировании 2-й дивизии Старой гвардии под командованием генерала Кюриаля. Эта дивизия должна была состоять из велитов Флоренции и Турина, фузилеров-гренадеров и фузилеров-егерей, саксонской гвардии и польской гвардии.
Для формирования польской гвардии набирались люди из гренадерских частей 8-го корпуса Юзефа Понятовского старше 23 лет и имевшие 2 года службы. Батальон был приравнен к 2-му полку пеших гренадеров Старой гвардии. Командовать был назначен капитан Станислав Курцыуш.
Формировался батальон в Дрездене и его форма была необычной: солдаты были одеты в польские мундиры, носили эполеты саксонской гвардии, а вот на кивера планировалось набить либо орла, либо бляху саксонской гвардии с иным рисунком. Ни того, ни другого на кивера не нашли, поэтому они были голыми. Генерал Кюриаль вообще настаивал на том, чтобы вместо киверов были медвежьи шапки, но об этом позже.
Боевое крещение батальон численностью в 835 человек прошел 16 октября под Лейпцигом, где вместе с саксонцами он сумел взять в плен австрийского генерала Мерфельдта, который в ходе боя принял их за венгров. Лейпцигское сражение унесло около 400 человек. Выжившие после боя подбирали с земли медвежьи шапки и надевали на себя.
Из Лейпцига батальон отправился в Вайсенфельс, где 20 октября обнаружили отсутствие капитана Курцыуша. Почти полное уничтожение 8-го корпуса и гибель Понятовского сильно ударили по боевому духу, из-за чего в частях началось дезертирство. Батальон небатальонной численности принял участие в битве при Ханау, где ядрами было убито несколько солдат, и к 1 ноября в строю осталось 97 человек.
15 декабря батальон был расформирован, а оставшиеся солдаты отправились пополнять разные польские части.
Талейран - Мемуары.pdf
2 MB
Мемуары Ш.М. де Талейрана, одного из ярчайших персонажей наполеоновской эпохи, знаменитого мастера политической интриги. Перевод на русский. Файл с книгой прилагается.
ГЕРМАНИЯ В СВОЁМ ГЛУБОЧАЙШЕМ УНИЖЕНИИ
Анонимный памфлет «Германия в глубоком унижении своём» (Deutschland in seiner tiefsten Erniedrigung) - одно из самых известных в России произведений немецкой публицистики начала XIX века, направленной против порабощения Наполеоном южной и западной Германии.
Драматизм сложившейся политической ситуации усугублялся тем, что со стороны мелких, раздробленных княжеств и герцогств, обладавших формальной самостоятельностью, это порабощение было добровольным. Желая освободиться от влияния Австрии и одновременно расширить свои владения за счёт соседей, германские суверены сами один за другим обращались за помощью к императору Франции.
В течение нескольких лет, начиная с 1803 года, Наполеон беспрепятственно перекраивал по своему усмотрению территории к востоку от Рейна. В июле 1806 года Бавария, Вюртемберг, Регенсбург, Баден, Гессен-Дармштадт, Нассау и другие княжества образовали Рейнский союз и «избрали» французского императора своим протектором. По условиям договора «союзные» государства обязывались не только обеспечивать постой французской армии, что делалось и прежде, но в случае войны выставить 63 000 солдат.
Судя по содержанию памфлета, он был написан в начале 1806 года, накануне подписания Рейнского союза. Его автор, не ограничиваясь примерами грабежа и насилия, чинимого французами в германских городах и селениях, посчитал необходимым «представить откровенное рассмотрение поступков каждого из тех дворов, которые более или менее участвовали в несчастии Германии».
Первой в списке виновников трагедии названа сама Германия, «сильнейшие дворы» которой не смогли «пожертвовать частными выгодами» ради объединения и совместного противостояния унизительному «покровительству» Наполеона. В кратких очерках, посвящённых Франции, Австрии, Англии и Пруссии, анализировались политические события 1790-1800-х годов, приведшие, по мнению автора, к «совершенному унижению» германских земель. Пруссии вменялось в вину её невмешательство в узурпаторские действия Наполеона, особенно по отношению к Голландии и Австрии. Укоряя Фридриха Вильгельма III в слабости и нерешительности, в нежелании защищать даже королевские династии, связанные с ним кровным родством, автор памфлета не мог предположить, что совсем скоро, в октябре 1806 года, в результате стремительных боевых действий прусская армия будет полностью уничтожена французами. Равным образом, говоря о процветании английской торговли, дававшей возможность финансировать военные силы России и Австрии, он не мог знать о континентальной блокаде, которую объявит Наполеон вскоре после разгрома Пруссии. Таков удел публицистики той бурной эпохи: книга едва успевала дойти до читателя, а события, в ней описываемые, уже становились историей.
Широкую известность памфлету «Германия в глубоком унижении своём» доставили сами французы. Чтобы наказать виновных в написании, печатании и распространении «ругательных сочинений» против Наполеона и его армии, 12 августа 1806 года в Браунау была создана специальная военная комиссия, состоявшая из офицеров пехотных полков. Комиссия судила и приговорила к смерти шесть человек - подданных Австрии и Германии, в основном, книготорговцев. Среди них оказался 40-летний издатель и книготорговец из Нюрнберга (Ниренберга) Иоганн Филипп Пальм (1768-1806), обвинённый в распространении книги «Германия в глубоком унижении своём». Французы обещали сохранить ему жизнь, если он назовёт имя сочинителя памфлета, но Пальм остался твёрд, и 26 августа 1806 года приговор был приведён в исполнение. Его казнь вызвала столь сильное общественное негодование в Европе, что члены комиссии сочли за благо отложить наказание остальных осуждённых, а затем и вовсе «простить» их.
Продолжение постом ниже👇
Анонимный памфлет «Германия в глубоком унижении своём» (Deutschland in seiner tiefsten Erniedrigung) - одно из самых известных в России произведений немецкой публицистики начала XIX века, направленной против порабощения Наполеоном южной и западной Германии.
Драматизм сложившейся политической ситуации усугублялся тем, что со стороны мелких, раздробленных княжеств и герцогств, обладавших формальной самостоятельностью, это порабощение было добровольным. Желая освободиться от влияния Австрии и одновременно расширить свои владения за счёт соседей, германские суверены сами один за другим обращались за помощью к императору Франции.
В течение нескольких лет, начиная с 1803 года, Наполеон беспрепятственно перекраивал по своему усмотрению территории к востоку от Рейна. В июле 1806 года Бавария, Вюртемберг, Регенсбург, Баден, Гессен-Дармштадт, Нассау и другие княжества образовали Рейнский союз и «избрали» французского императора своим протектором. По условиям договора «союзные» государства обязывались не только обеспечивать постой французской армии, что делалось и прежде, но в случае войны выставить 63 000 солдат.
Судя по содержанию памфлета, он был написан в начале 1806 года, накануне подписания Рейнского союза. Его автор, не ограничиваясь примерами грабежа и насилия, чинимого французами в германских городах и селениях, посчитал необходимым «представить откровенное рассмотрение поступков каждого из тех дворов, которые более или менее участвовали в несчастии Германии».
Первой в списке виновников трагедии названа сама Германия, «сильнейшие дворы» которой не смогли «пожертвовать частными выгодами» ради объединения и совместного противостояния унизительному «покровительству» Наполеона. В кратких очерках, посвящённых Франции, Австрии, Англии и Пруссии, анализировались политические события 1790-1800-х годов, приведшие, по мнению автора, к «совершенному унижению» германских земель. Пруссии вменялось в вину её невмешательство в узурпаторские действия Наполеона, особенно по отношению к Голландии и Австрии. Укоряя Фридриха Вильгельма III в слабости и нерешительности, в нежелании защищать даже королевские династии, связанные с ним кровным родством, автор памфлета не мог предположить, что совсем скоро, в октябре 1806 года, в результате стремительных боевых действий прусская армия будет полностью уничтожена французами. Равным образом, говоря о процветании английской торговли, дававшей возможность финансировать военные силы России и Австрии, он не мог знать о континентальной блокаде, которую объявит Наполеон вскоре после разгрома Пруссии. Таков удел публицистики той бурной эпохи: книга едва успевала дойти до читателя, а события, в ней описываемые, уже становились историей.
Широкую известность памфлету «Германия в глубоком унижении своём» доставили сами французы. Чтобы наказать виновных в написании, печатании и распространении «ругательных сочинений» против Наполеона и его армии, 12 августа 1806 года в Браунау была создана специальная военная комиссия, состоявшая из офицеров пехотных полков. Комиссия судила и приговорила к смерти шесть человек - подданных Австрии и Германии, в основном, книготорговцев. Среди них оказался 40-летний издатель и книготорговец из Нюрнберга (Ниренберга) Иоганн Филипп Пальм (1768-1806), обвинённый в распространении книги «Германия в глубоком унижении своём». Французы обещали сохранить ему жизнь, если он назовёт имя сочинителя памфлета, но Пальм остался твёрд, и 26 августа 1806 года приговор был приведён в исполнение. Его казнь вызвала столь сильное общественное негодование в Европе, что члены комиссии сочли за благо отложить наказание остальных осуждённых, а затем и вовсе «простить» их.
Продолжение постом ниже👇
Трагическая судьба Пальма, мужество, с каким он держался во время расстрела, сделали его национальным героем. В 1866 году в Браунау ему воздвигли памятник.
В России, принимавшей активное участие в кампаниях против Наполеона, это сочинение не могло не найти живого отклика. В Петербурге в 1807 году «Германия в глубоком унижении своём» была дважды переведена и трижды издана. Кроме того, в российской столице, по примеру европейских городов, собирались средства для семьи расстрелянного книготорговца. Первое и второе издания 1807 года представляли перевод памфлета, выполненный Н. И. Гречем, тогда двадцатилетним начинавшим литератором. Греч должен был испытывать особый интерес к германской теме, ведь его предки, как он сам засвидетельствовал в «Записках о моей жизни», происходили из Богемии, а затем представители этого старинного разветвлённого рода жили по всей Европе, в том числе в Австрии и в Пруссии.
Менее всего сведений сохранилось об авторе памфлета. Даже имя его с точностью назвать трудно. По одним источникам, книгу «Германия в глубоком унижении своём» сочинил граф Юлиус фон Зоден, по другим - Иоганн Конрад фон Иелин. В российской библиографии получила распространение вторая версия.
Текст с ресурса Antiquebooks.
В России, принимавшей активное участие в кампаниях против Наполеона, это сочинение не могло не найти живого отклика. В Петербурге в 1807 году «Германия в глубоком унижении своём» была дважды переведена и трижды издана. Кроме того, в российской столице, по примеру европейских городов, собирались средства для семьи расстрелянного книготорговца. Первое и второе издания 1807 года представляли перевод памфлета, выполненный Н. И. Гречем, тогда двадцатилетним начинавшим литератором. Греч должен был испытывать особый интерес к германской теме, ведь его предки, как он сам засвидетельствовал в «Записках о моей жизни», происходили из Богемии, а затем представители этого старинного разветвлённого рода жили по всей Европе, в том числе в Австрии и в Пруссии.
Менее всего сведений сохранилось об авторе памфлета. Даже имя его с точностью назвать трудно. По одним источникам, книгу «Германия в глубоком унижении своём» сочинил граф Юлиус фон Зоден, по другим - Иоганн Конрад фон Иелин. В российской библиографии получила распространение вторая версия.
Текст с ресурса Antiquebooks.
Разгром прусской армии Наполеоном в 1806 году — редкий случай в истории, когда неприятельская армия низведена до нуля так быстро и так решительно. Великие традиции Фридриха и его справедливо прославленное военное искусство оказались роковыми для его последователей. Самодовольство привело к отказу от всех планов модернизации, а чрезмерная самоуверенность привела к полному непониманию того необходимого, что было нужно, чтобы сражаться с Наполеоном. Отсутствие единоначалия в армии и четкой военной политики приводило к ненужным излишествам — изобилие противоречивых планов в основном создавало путаницу и порождало нерешительность у высшего военного командования Пруссии. Закостеневшим в традициях славного прошлого прусским военным пришлось на собственном горьком опыте узнать, как радикально изменились реальности военного искусства за сорок лет, минувших со времен Росбаха и Лёйтена.
Против них была направлена воля одного человека, держащего в своих руках все вооруженные силы и прекрасно знающего, как побеждать противников. Его приказов ждала самая умелая и испытанная армия в Европе, которую вели молодые люди, доказавшие свои способности, обладавшие высоким моральным духом после побед 1805 года. И тем не менее их не губила самоуверенность; сам Наполеон тщательно готовился к долгой войне, и рядовые вначале разделяли его осторожность.
Жан-Пьер Блэз из 108-го полка записал: «Мы все были уверены, что нам предстоит более тяжелая кампания, чем в действительности совершенная нами. Случилось же так, что нам потребовалось только несколько дней, чтобы увидеть разницу между пруссаками и австрийцами».
Две четко различимые фазы кампании, события, приведшие к двойной битве 14 октября, и последующее развитие успеха, продолжавшееся в ноябре, являются одним из интереснейших периодов военной карьеры Наполеона. В первом периоде он, приняв продуманные меры для обеспечения безопасности при защите Рейна и Франции, навязывает свою волю медлительному и нерешительному противнику. И он делает это, несмотря на то, что даже французская разведка не может разобраться в сложности прусских манёвров, что заставляет императора наступать, почти не имея четкого представления о противнике, с минимумом надежной информации о его местонахождении... Только 13 октября Наполеон получил относительно полную информацию о том, где находится противник. Однако он успел максимально использовать всю громоздкость тыловой организации прусской армии для того, чтобы поставить ее в безвыходное положение и к этому моменту не оставить ей никаких других возможностей действий, кроме двух.
И даже при всем этом ему пришлось принимать большое сражение на целых два дня раньше предполагаемого срока (он ожидал сражения у Веймара 16 октября). И более того, в течение всей битвы при Йене он продолжал заблуждаться, считая, что ведет сражение с главной прусской армией, тогда как в действительности против него действовало только одно фланговое соединение, причем численность французов на 20% превышала силы пруссаков...
Йенский период этой кампании выявил поучительный контраст между бестолковым устаревшим командованием прусской «многоголовой гидры» военачальников и абсолютным единоначалием во французской армии...
Разумеется, Великая армия была в наилучшей форме и в отношении морального духа и боеготовности, хотя вне боевых действий репутация ее была неважной: неразборчивость в средствах — грабеж и бессмысленная разрушительная сила были слишком обычным явлением, достойным скорее орд Аттилы или Чингисхана, а отнюдь не воинов первой французской Империи.
Д. Чэндлер, "Военные кампании Наполеона".
Против них была направлена воля одного человека, держащего в своих руках все вооруженные силы и прекрасно знающего, как побеждать противников. Его приказов ждала самая умелая и испытанная армия в Европе, которую вели молодые люди, доказавшие свои способности, обладавшие высоким моральным духом после побед 1805 года. И тем не менее их не губила самоуверенность; сам Наполеон тщательно готовился к долгой войне, и рядовые вначале разделяли его осторожность.
Жан-Пьер Блэз из 108-го полка записал: «Мы все были уверены, что нам предстоит более тяжелая кампания, чем в действительности совершенная нами. Случилось же так, что нам потребовалось только несколько дней, чтобы увидеть разницу между пруссаками и австрийцами».
Две четко различимые фазы кампании, события, приведшие к двойной битве 14 октября, и последующее развитие успеха, продолжавшееся в ноябре, являются одним из интереснейших периодов военной карьеры Наполеона. В первом периоде он, приняв продуманные меры для обеспечения безопасности при защите Рейна и Франции, навязывает свою волю медлительному и нерешительному противнику. И он делает это, несмотря на то, что даже французская разведка не может разобраться в сложности прусских манёвров, что заставляет императора наступать, почти не имея четкого представления о противнике, с минимумом надежной информации о его местонахождении... Только 13 октября Наполеон получил относительно полную информацию о том, где находится противник. Однако он успел максимально использовать всю громоздкость тыловой организации прусской армии для того, чтобы поставить ее в безвыходное положение и к этому моменту не оставить ей никаких других возможностей действий, кроме двух.
И даже при всем этом ему пришлось принимать большое сражение на целых два дня раньше предполагаемого срока (он ожидал сражения у Веймара 16 октября). И более того, в течение всей битвы при Йене он продолжал заблуждаться, считая, что ведет сражение с главной прусской армией, тогда как в действительности против него действовало только одно фланговое соединение, причем численность французов на 20% превышала силы пруссаков...
Йенский период этой кампании выявил поучительный контраст между бестолковым устаревшим командованием прусской «многоголовой гидры» военачальников и абсолютным единоначалием во французской армии...
Разумеется, Великая армия была в наилучшей форме и в отношении морального духа и боеготовности, хотя вне боевых действий репутация ее была неважной: неразборчивость в средствах — грабеж и бессмысленная разрушительная сила были слишком обычным явлением, достойным скорее орд Аттилы или Чингисхана, а отнюдь не воинов первой французской Империи.
Д. Чэндлер, "Военные кампании Наполеона".
Когда мы узнали, что Барклай-де-Толли оставляет нас, офицеры и солдаты весьма грустили. Я едва не заплакал! Хотя он отъезжал в Россию по болезни, но кажется, что неудовольствие графа Буксгевдена за неисполнение Барклаем-де-Толли его предписания было главною причиною его удаления [описываются события Финской кампании 1808-9 гг.]. Барклай-де-Толли чувствовал, что ему трудно будет служить под начальством разгневанного главнокомандующего, который, кроме того, не весьма любил его за его дружбу с Беннигсеном.
Барклаю-де-Толли поставлен в столице памятник, как Румянцеву, Суворову и Кутузову ; но это награда царская, а в народе русском еще не появлялся для него историк. К Барклаю-де-Толли до сих пор все как-то холодны, хотя и признают великие его заслуги отечеству. Холодность эта происходит, может быть, оттого, что он чужеплеменник. Я уже сказал однажды в «Северной пчеле», что Барклай должен иметь своего Тацита.
<...>
Беннигсен знал Барклая-де-Толли еще с Очаковского штурма и высоко ценил его достоинства. В чудную борьбу с первым полководцем нашего времени, с Наполеоном, Беннигсен поручил Барклаю самый трудный и самый почетный пост начальника авангарда при движении вперед к Пултуску и начальника арьергарда при отступлении к Прейсиш-Эйлау. Барклай-де-Толли выполнил свое дело блистательно, содействовав славе нашего оружия в сражении под Пултуском и выдерживая с удивительным мужеством напор целой французской армии при отступлении наших к Прейсиш-Эйлау. Будучи почти разгромлен превосходными силами неприятеля под Янковом и Ландсбергом (23 и 24 января 1807 года), он удивил и своих и неприятелей своею стойкостью и непоколебимым упорством.
<...>
В Прусской войне Барклай-де-Толли приобрел славу не только храброго, но и искусного генерала. Наполеон в Тильзите хотел знать, кто командовал русским арьергардом при отступлении к Прейсиш-Эйлау, и сказал, что это должен быть отличный генерал. И точно, все награды Барклай-де-Толли заслужил отличием. Суворовский авангардный генерал, князь Багратион, после Пултуска и Прейсиш-Эйлау питал высокое уважение к Барклаю-де-Толли и относился о нем с величайшею похвалою. С этою славой вступил Барклай-де-Толли в Финляндию и поддержал ее при наступлении на Куопио и при защите этого города.
Продолжение постом ниже👇
Барклаю-де-Толли поставлен в столице памятник, как Румянцеву, Суворову и Кутузову ; но это награда царская, а в народе русском еще не появлялся для него историк. К Барклаю-де-Толли до сих пор все как-то холодны, хотя и признают великие его заслуги отечеству. Холодность эта происходит, может быть, оттого, что он чужеплеменник. Я уже сказал однажды в «Северной пчеле», что Барклай должен иметь своего Тацита.
<...>
Беннигсен знал Барклая-де-Толли еще с Очаковского штурма и высоко ценил его достоинства. В чудную борьбу с первым полководцем нашего времени, с Наполеоном, Беннигсен поручил Барклаю самый трудный и самый почетный пост начальника авангарда при движении вперед к Пултуску и начальника арьергарда при отступлении к Прейсиш-Эйлау. Барклай-де-Толли выполнил свое дело блистательно, содействовав славе нашего оружия в сражении под Пултуском и выдерживая с удивительным мужеством напор целой французской армии при отступлении наших к Прейсиш-Эйлау. Будучи почти разгромлен превосходными силами неприятеля под Янковом и Ландсбергом (23 и 24 января 1807 года), он удивил и своих и неприятелей своею стойкостью и непоколебимым упорством.
<...>
В Прусской войне Барклай-де-Толли приобрел славу не только храброго, но и искусного генерала. Наполеон в Тильзите хотел знать, кто командовал русским арьергардом при отступлении к Прейсиш-Эйлау, и сказал, что это должен быть отличный генерал. И точно, все награды Барклай-де-Толли заслужил отличием. Суворовский авангардный генерал, князь Багратион, после Пултуска и Прейсиш-Эйлау питал высокое уважение к Барклаю-де-Толли и относился о нем с величайшею похвалою. С этою славой вступил Барклай-де-Толли в Финляндию и поддержал ее при наступлении на Куопио и при защите этого города.
Продолжение постом ниже👇
Барклай-де-Толли был высокого роста, держался всегда прямо, и во всех его приемах обнаруживалась важность и необыкновенное хладнокровие. Он не терпел торопливости и многоречия ни в себе, ни в других, говорил медленно, мало, и требовал, чтобы ему отвечали на его вопросы кратко и ясно. Хотя в это время (1808 г.) ему было только сорок семь лет от рождения, но по лицу он казался гораздо старее. Он был бледен, и продолговатое лицо его было покрыто морщинами. Верхняя часть его головы была без волос, и он зачесывал их с висков на маковку. Он носил правую руку на перевязи из черной тафты, и его надлежало подсаживать на лошадь и поддерживать, когда он слезал с лошади, потому что он не владел рукою.
С подчиненными он был чрезвычайно ласков, вежлив и кроток, и когда даже бывал недоволен солдатами, не употреблял бранных слов. В наказаниях и наградах он соблюдал величайшую справедливость, был человеколюбив, и радел о солдатах, требуя от начальников, чтобы все, что солдату следует, отпускаемо было с точностью. С равными себе он был вежлив и обходителен, но ни с кем не был фамильярен и не дружил. Барклай-де-Толли вел жизнь строгую, умеренную, никогда не предавался никакому излишеству, не любил больших обществ, гнушался волокитством, карточной игрой, но на разгульную жизнь молодежи смотрел сквозь пальцы, не допуская, однако ж, явного разврата. От старших требовал он примерного поведения, и не доверял никакой команды гулякам. Бережливость Барклая-де-Толли была в самых тесных границах, и многие упрекали его в скупости.
Мне кажется, что только один упрек Барклаю-де-Толли был справедлив, а именно – в излишнем пристрастии к землякам своим, остзейцам. Вследствие привязанности к своей супруге (из дворянской фамилии фон Смиттень), он всегда окружал себя остзейцами, и предоставлял им случаи к отличию. И то должно сказать, что они оправдывали выбор, отличаясь всегда, жертвуя охотно жизнью для славы русского оружия. Исключения так ничтожны, что о них не стоит упоминать. Мы, молодые офицеры, прозвали Барклая-де-Толли квакером.
Барклай-де-Толли создан был для командования войском. Фигура его, голос, приемы все внушало к нему уважение и доверенность. В сражении он был так же спокоен, как в своей комнате или на прогулке. Разъезжая на лошади шагом в самых опасных местах, он не обращал никакого внимания на неприятельские выстрелы и, кажется, вполне верил русской солдатской поговорке: пуля виноватого найдет.
3-й Егерский полк обожал своего старого шефа, и кто только был под его начальством, тот непременно должен был полюбить своего храброго и справедливого начальника. Он, однако ж, никогда не мог быть народным или популярным начальником, потому что не имел тех славянских качеств, которые восхищают русского солдата и даже офицера, именно веселости, шутливости, живости, и не любил наших родных авось и как-нибудь. Русская песня не имела для Барклая-де-Толли никакой прелести. Быстрые порывы храбрости он старался умерять, зная, что они могут провести к гибели, и приучал солдат к стойкости и хладнокровному мужеству. За нарушение военной дисциплины, за обиды жителей и за ослушание он был неумолим.
У нас иногда бывает полезно некоторое фанфаронство или хвастовство, внушая солдату самонадеянность и закрывая перед ним опасность, – а Барклай-де-Толли не мог терпеть никакого фанфаронства и хвастовства. Он вел войско в сражение не как на пир, но как на молитву, и требовал от воинов важности и обдуманности в деле чести, славы и пользы отечеству. Барклай-де-Толли достоин был предводить легионами Цезаря, и Плутарх или Тацит изображением его характера украсили бы красноречивые страницы своего повествования.
Из воспоминаний Ф.В. Булгарина, служившего под командованием Барклая во время завоевания Финляндии.
С подчиненными он был чрезвычайно ласков, вежлив и кроток, и когда даже бывал недоволен солдатами, не употреблял бранных слов. В наказаниях и наградах он соблюдал величайшую справедливость, был человеколюбив, и радел о солдатах, требуя от начальников, чтобы все, что солдату следует, отпускаемо было с точностью. С равными себе он был вежлив и обходителен, но ни с кем не был фамильярен и не дружил. Барклай-де-Толли вел жизнь строгую, умеренную, никогда не предавался никакому излишеству, не любил больших обществ, гнушался волокитством, карточной игрой, но на разгульную жизнь молодежи смотрел сквозь пальцы, не допуская, однако ж, явного разврата. От старших требовал он примерного поведения, и не доверял никакой команды гулякам. Бережливость Барклая-де-Толли была в самых тесных границах, и многие упрекали его в скупости.
Мне кажется, что только один упрек Барклаю-де-Толли был справедлив, а именно – в излишнем пристрастии к землякам своим, остзейцам. Вследствие привязанности к своей супруге (из дворянской фамилии фон Смиттень), он всегда окружал себя остзейцами, и предоставлял им случаи к отличию. И то должно сказать, что они оправдывали выбор, отличаясь всегда, жертвуя охотно жизнью для славы русского оружия. Исключения так ничтожны, что о них не стоит упоминать. Мы, молодые офицеры, прозвали Барклая-де-Толли квакером.
Барклай-де-Толли создан был для командования войском. Фигура его, голос, приемы все внушало к нему уважение и доверенность. В сражении он был так же спокоен, как в своей комнате или на прогулке. Разъезжая на лошади шагом в самых опасных местах, он не обращал никакого внимания на неприятельские выстрелы и, кажется, вполне верил русской солдатской поговорке: пуля виноватого найдет.
3-й Егерский полк обожал своего старого шефа, и кто только был под его начальством, тот непременно должен был полюбить своего храброго и справедливого начальника. Он, однако ж, никогда не мог быть народным или популярным начальником, потому что не имел тех славянских качеств, которые восхищают русского солдата и даже офицера, именно веселости, шутливости, живости, и не любил наших родных авось и как-нибудь. Русская песня не имела для Барклая-де-Толли никакой прелести. Быстрые порывы храбрости он старался умерять, зная, что они могут провести к гибели, и приучал солдат к стойкости и хладнокровному мужеству. За нарушение военной дисциплины, за обиды жителей и за ослушание он был неумолим.
У нас иногда бывает полезно некоторое фанфаронство или хвастовство, внушая солдату самонадеянность и закрывая перед ним опасность, – а Барклай-де-Толли не мог терпеть никакого фанфаронства и хвастовства. Он вел войско в сражение не как на пир, но как на молитву, и требовал от воинов важности и обдуманности в деле чести, славы и пользы отечеству. Барклай-де-Толли достоин был предводить легионами Цезаря, и Плутарх или Тацит изображением его характера украсили бы красноречивые страницы своего повествования.
Из воспоминаний Ф.В. Булгарина, служившего под командованием Барклая во время завоевания Финляндии.
Тартаковский_Неразгаданный_Барклай.pdf
19.6 MB
Неразгаданный Барклай. Легенды и быль 1812 года. Монография А.Г. Тартаковского, 1996 г.
Величественная и трагическая фигура замечательного русского полководца М.Б. Барклая де Толли долгое время была окружена атмосферой ожесточенных споров, мифических домыслов и легенд. Во многом загадочной она остается и поныне. В книге восстанавливается реальный облик и роль Барклая в военно-политической ситуации 1812 г., выявляется истинный масштаб и механизм возникновения гонений на него в армии и обществе, рассказывается о борьбе полководца за свою реабилитацию перед общественным мнением России. Перед читателем проходят многие исторические персонажи того времени.
Файл с книгой прилагается.
Величественная и трагическая фигура замечательного русского полководца М.Б. Барклая де Толли долгое время была окружена атмосферой ожесточенных споров, мифических домыслов и легенд. Во многом загадочной она остается и поныне. В книге восстанавливается реальный облик и роль Барклая в военно-политической ситуации 1812 г., выявляется истинный масштаб и механизм возникновения гонений на него в армии и обществе, рассказывается о борьбе полководца за свою реабилитацию перед общественным мнением России. Перед читателем проходят многие исторические персонажи того времени.
Файл с книгой прилагается.
В лечении огнестрельных ран в XVIII - начале XIX века в Европе существовало два подхода. Первый предполагал, если при ранении задета кость, - увы - первичную ампутацию повреждённых конечностей, этот метод активно использовали французские хирурги, хотя впоследствии и Пьер Франсуа Перси, и Ларрей отошли от этого метода.
Второго придерживались русские врачи, они предпочитали выжидательно-сберегательный метод и подходили к лечению с учётом тяжести местного процесса. Огнестрельные раны лечились преимущественно перевязками и фиксацией перелома в лубки, при этом важное значение придавалось первой перевязке и расширению раны.
Так, доктор Ефрем Осипович Мухин, основоположник русской травматологии, при лечении раны применял смолистый пластырь, посыпая поверхность раны порошком канифоли. Каждый пятый день лечения раненому давали внутрь порошок опия и селитры.
Хирург Илья Энегольм в своей "Карманной книге военной гигиены" описывает последовательность действий при лечении огнестрельной раны: "рассечение раны - удаление пули и инородных тел - перевязка - иммобилизация".
Решение об ампутации применялось после второй перевязки, если появлялось воспаление. Интересно вспоминает об этом раненый ополченец Рафаил Зотов :"Признаки второй перевязки решают судьбу раненого. Если рана загноилась, то он, по всей вероятности, вылечится, если же в ране не будет материи, а окажется одно воспалительное состояние, то он может писать своё завещание. Мучения, которые терпят раненые при этой перевязке, превосходят всякое описание..."
Добавим, что огнестрельные ранения в грудь и брюшную полость считались неизлечимыми. Неудивительно, в отсутствии антисептиков и наркоза исцеление таких раненых можно было приравнять к чуду.
А. Будко, Д. Журавлёв, Н. Бринюк "Военная медицина Российской империи в Отечественной войне 1812 г. и Заграничных походах 1813 - 1814 гг." - М , 2018 г.
Материал паблика 9-я санитарная рота Великой армии
Второго придерживались русские врачи, они предпочитали выжидательно-сберегательный метод и подходили к лечению с учётом тяжести местного процесса. Огнестрельные раны лечились преимущественно перевязками и фиксацией перелома в лубки, при этом важное значение придавалось первой перевязке и расширению раны.
Так, доктор Ефрем Осипович Мухин, основоположник русской травматологии, при лечении раны применял смолистый пластырь, посыпая поверхность раны порошком канифоли. Каждый пятый день лечения раненому давали внутрь порошок опия и селитры.
Хирург Илья Энегольм в своей "Карманной книге военной гигиены" описывает последовательность действий при лечении огнестрельной раны: "рассечение раны - удаление пули и инородных тел - перевязка - иммобилизация".
Решение об ампутации применялось после второй перевязки, если появлялось воспаление. Интересно вспоминает об этом раненый ополченец Рафаил Зотов :"Признаки второй перевязки решают судьбу раненого. Если рана загноилась, то он, по всей вероятности, вылечится, если же в ране не будет материи, а окажется одно воспалительное состояние, то он может писать своё завещание. Мучения, которые терпят раненые при этой перевязке, превосходят всякое описание..."
Добавим, что огнестрельные ранения в грудь и брюшную полость считались неизлечимыми. Неудивительно, в отсутствии антисептиков и наркоза исцеление таких раненых можно было приравнять к чуду.
А. Будко, Д. Журавлёв, Н. Бринюк "Военная медицина Российской империи в Отечественной войне 1812 г. и Заграничных походах 1813 - 1814 гг." - М , 2018 г.
Материал паблика 9-я санитарная рота Великой армии
Австрийская линейная пехота 1805-1815 гг. Худ: М.В. Борисов.
Слева-направо, первый ряд:
-Барабанщик 14-го линейного полка в походной форме, 1809-1815 гг.,
-Обер-офицер 4-го линейного полка в походной форме, 1810-1815 гг.,
-Рядовой 22-го линейного полка в походной форме, 1805-1810 гг.
Второй ряд:
-Гренадер 24-го линейного полка, 1805-1815 гг.,
-Унтер-офицер 37-го линейного полка, 1808-1815 гг.,
-Обер-офицер 26-го линейного полка в походной форме, 1805-1809 гг.,
-Обер-офицер гренадер 32-го линейного полка, 1805-1815 гг.
Иллюстрация к статье: Борисов М., Киселёв С. Австрийская линейная пехота, 1796-1815 гг. (1) // ВОИН № 8 2009 г. Позаимствовано у С. Сабирова.
Слева-направо, первый ряд:
-Барабанщик 14-го линейного полка в походной форме, 1809-1815 гг.,
-Обер-офицер 4-го линейного полка в походной форме, 1810-1815 гг.,
-Рядовой 22-го линейного полка в походной форме, 1805-1810 гг.
Второй ряд:
-Гренадер 24-го линейного полка, 1805-1815 гг.,
-Унтер-офицер 37-го линейного полка, 1808-1815 гг.,
-Обер-офицер 26-го линейного полка в походной форме, 1805-1809 гг.,
-Обер-офицер гренадер 32-го линейного полка, 1805-1815 гг.
Иллюстрация к статье: Борисов М., Киселёв С. Австрийская линейная пехота, 1796-1815 гг. (1) // ВОИН № 8 2009 г. Позаимствовано у С. Сабирова.
13_IV.pdf
2.6 MB
Подавление вандемьерского восстания 1795 года стало кульминационной точкой в карьере молодого Бонапарта (а вовсе не Тулон, после которого Наполеон хоть и получил звание бригадного генерала, но весомых назначений не имел и пару лет прозябал в безвестности) – моментом, который вознес его к вершинам военной иерархии Республики и в итоге привел к командованию Итальянской армией. Традиционно восстание Парижских секций, расстрелянное пушками под руководством генерала Бонапарта описывают как роялистское, руководимое чуть ли не эмиграцией, чуть ли не из Лондона. Однако в действительности всё было совсем не так, и парижане взбунтовались вовсе не из желания восстановить монархию. Так за что же они выступали и чем руководствовались? О Вандемьерском восстании и его причинах, а также о превращении его в массовом сознании в роялистское: небольшая статья Д.Ю. Бовыкина "Парижское восстание 13 вандемьера IV года республики".
Файл прилагается.
Файл прилагается.
В этот день, 16 июня 1815 года состоялись битвы при Катр-Бра и Линьи. В первом сражении маршал Ней не смог, обладая серьезным численным перевесом, вовремя одержать победу над ослабленными силами союзников, в итоге, когда к ним подошли подкрепления и сам Веллингтон, сражение закончилось в ничью. Наполеон тем временем сражался при Линьи с превосходящей почти на 20 000 армией Блюхера, и одержал убедительную победу, не превратившуюся, однако, в разгром пруссаков, которые, несмотря на тяжелые потери и начавшееся дезертирство, смогли перегруппироваться и в относительном порядке отойти на Вавр и затем прибыть к Ватерлоо, во многом потому что Наполеон затянул с преследованием и отправил Груши с очень сильным запозданием. Всё то время, пока Ней сражался с Веллингтоном, а Наполеон с Блюхером, корпус Друэ д'Эрлона находился между Линьи и Катр-Бра, запутавшись в противоречивых приказах и в итоге так и не приняв участия ни в одном из сражений, где его 20 тысяч человек могли принести куда более решительные результаты.
В этот день, 210 лет назад, состоялась битва при Ватерлоо, ставшая последним крупным сражением, символическим концом наполеоновской эпохи.
Наполеон с более сильной армией противостоял Веллингтону, возглавлявшему армию заметно более слабую, особенно в качественном плане, однако занимавшую хорошие оборонительные позиции. На протяжении большей части сражения Наполеон пытался прорвать позиции противника, но каждый раз на всех участках сталкивался либо с упорной обороной (как на правом фланге союзников, в шато Угумон), либо с решительными контратаками (например, знаменитая кавалерийская атака, разгромившая корпус Эрлона), добиваясь лишь локальных успехов, как в начале атаки корпуса д'Эрлона против передовых пехотных частей союзников, затем во время контратаки против британской кавалерии, и позднее при захвате фермы Ла-Э-Сент. Отчаянным шагом в надежде прорвать союзные позиции стала массовая кавалерийская атака, возглавленная маршалом Неем, однако и она не принесла никакого существенного успеха, хотя и стала одним из самых напряженных моментов сражения. К моменту подхода прусской армии сражение продолжалось в том же ключе, без решительного перевеса одной из сторон. Длительное время французам удавалось сдерживать в Планшенуа наступление постепенно подходящих пруссаков меньшими силами. Однако со временем неприятеля становилось все больше, французский фланг был явно перегружен и уже с трудом сдерживал прусский напор. Решив покончить с Веллингтоном, дабы сконцентрироваться на подходящем Блюхере, Наполеон повел на центр англо-голландских позиций свою пешую гвардию, однако эта атака не увенчалась успехом, французские гвардейцы были остановлены гвардейцами британскими а также другими союзными контингентами, после чего Веллингтон прешел в общую контратаку, приведшую к разгрому и бегству наполеоновской гвардии, что стало моментом психологического надлома и сигналом к бегству всей французской армии.
Битва поставила кровавую точку в наполеоновской эпопее, став первым и последним тактическим разгромом великого полководца, то есть таким сражением, в результате которого большая часть его армии потеряла всяческую организацию и обратилась в бегство, а контроль над войсками был утрачен.
Вместе с тем, битва стала последним масштабным сражением на следующие несколько десятков лет и ознаменовала эпоху относительного мира в Европе вплоть до Крымской войны.
Текст: админ, С.Г.
Наполеон с более сильной армией противостоял Веллингтону, возглавлявшему армию заметно более слабую, особенно в качественном плане, однако занимавшую хорошие оборонительные позиции. На протяжении большей части сражения Наполеон пытался прорвать позиции противника, но каждый раз на всех участках сталкивался либо с упорной обороной (как на правом фланге союзников, в шато Угумон), либо с решительными контратаками (например, знаменитая кавалерийская атака, разгромившая корпус Эрлона), добиваясь лишь локальных успехов, как в начале атаки корпуса д'Эрлона против передовых пехотных частей союзников, затем во время контратаки против британской кавалерии, и позднее при захвате фермы Ла-Э-Сент. Отчаянным шагом в надежде прорвать союзные позиции стала массовая кавалерийская атака, возглавленная маршалом Неем, однако и она не принесла никакого существенного успеха, хотя и стала одним из самых напряженных моментов сражения. К моменту подхода прусской армии сражение продолжалось в том же ключе, без решительного перевеса одной из сторон. Длительное время французам удавалось сдерживать в Планшенуа наступление постепенно подходящих пруссаков меньшими силами. Однако со временем неприятеля становилось все больше, французский фланг был явно перегружен и уже с трудом сдерживал прусский напор. Решив покончить с Веллингтоном, дабы сконцентрироваться на подходящем Блюхере, Наполеон повел на центр англо-голландских позиций свою пешую гвардию, однако эта атака не увенчалась успехом, французские гвардейцы были остановлены гвардейцами британскими а также другими союзными контингентами, после чего Веллингтон прешел в общую контратаку, приведшую к разгрому и бегству наполеоновской гвардии, что стало моментом психологического надлома и сигналом к бегству всей французской армии.
Битва поставила кровавую точку в наполеоновской эпопее, став первым и последним тактическим разгромом великого полководца, то есть таким сражением, в результате которого большая часть его армии потеряла всяческую организацию и обратилась в бегство, а контроль над войсками был утрачен.
Вместе с тем, битва стала последним масштабным сражением на следующие несколько десятков лет и ознаменовала эпоху относительного мира в Европе вплоть до Крымской войны.
Текст: админ, С.Г.
Шаррас. Сто дней. Ватерлоо 1815..pdf
11.9 MB
Одна из лучших и до сих пор актуальных книг по теме Ста дней Наполеона и войны 1815 года:
«История кампании 1815 года. Ватерлоо» Жана-Филиппа Шарраса впервые увидела свет в 1857 г. на французском языке, после чего неоднократно переиздавалась, а в 1868 г. ее 4-е издание было переведено на русский язык. Труд Шарраса посвящен Седьмой антинаполеоновской коалиции. Автор анализирует события, которые развернулись в период Ста дней, начиная с побега Наполеона с острова Эльба и заканчивая его поражением в битве при Ватерлоо и повторным отречением. Вводя в научный оборот большой комплекс документов и материалов как официального, так и частного характера, Шаррас подробно описывает состояние дел на этапе подготовки союзников к противодействию Наполеону, показывает политический накал внутри Франции, анализирует состав и организацию французской армии и войск союзников, тщательно разбирает все за и против оборонительного и наступательного планов кампании 1815 года. При этом Шаррас не просто констатирует факты, дает оценку событий, характеристики полководцев, указывает на их положительные и отрицательные качества. Описывая военные действия, Шаррас почти постоянно полемизирует с Наполеоном, что порождает соучастие читателя в описываемых событиях.
Файл с книгой прилагается.
«История кампании 1815 года. Ватерлоо» Жана-Филиппа Шарраса впервые увидела свет в 1857 г. на французском языке, после чего неоднократно переиздавалась, а в 1868 г. ее 4-е издание было переведено на русский язык. Труд Шарраса посвящен Седьмой антинаполеоновской коалиции. Автор анализирует события, которые развернулись в период Ста дней, начиная с побега Наполеона с острова Эльба и заканчивая его поражением в битве при Ватерлоо и повторным отречением. Вводя в научный оборот большой комплекс документов и материалов как официального, так и частного характера, Шаррас подробно описывает состояние дел на этапе подготовки союзников к противодействию Наполеону, показывает политический накал внутри Франции, анализирует состав и организацию французской армии и войск союзников, тщательно разбирает все за и против оборонительного и наступательного планов кампании 1815 года. При этом Шаррас не просто констатирует факты, дает оценку событий, характеристики полководцев, указывает на их положительные и отрицательные качества. Описывая военные действия, Шаррас почти постоянно полемизирует с Наполеоном, что порождает соучастие читателя в описываемых событиях.
Файл с книгой прилагается.