Как понимать написанное?
Один из ключевых вопросов, стоящий перед любым читателем или слушателем, —это: «как понимать написанное?». Герменевтика, как и ее частное — экзегетика, пытаются ответить на этот вопрос.
Основоположник герменевтики, немецкий философ и теолог Фридрих Шлейермахер (1768-1834 гг.) выделил два взаимодополняющих аспекта, которые необходимы для понимания текста и речи.
1. Грамматическое толкование
2. Психологическое толкование
1️⃣ Под первым подразумевается процесс погружения в языковое пространство, окружавшее автора и его первоначальных читателей. Это языковое пространство включает в себя исследование истории языка, жанров, а также раскрытие различных типов контекстов:
▫️Лингвистического (синтаксис, лексика (архаизмы, неологизмы), диалекты)
▫️Пространственного (географические и локальные особенности, влияющие на язык и содержание)
▫️Социокультурного (социальные, культурные и исторические условия, которые формировали восприятие и понимание текста)
▫️Временного (хронологические рамки, в которых создавался текст, и временные особенности, влияющие на его интерпретацию)
В процессе этого погружения происходит взаимное раскрытие целого и частей на подобии круга*, главного и второстепенного, «формального» (структура языка, синтаксис) и «материального» (содержание).
Приведу два канона грамматического толкования из его записей:
1. Всё, что в данной речи требует уточнения, уточняется только из языковой области, общей автору и первым читателям.[1]
2 Смысл любого слова в данном тексте (или речи) должен определяться в связи с теми словами, которые его окружают.[2]
Отголоски и развитие этого подхода можно найти в «историко-грамматическом» методе.
Поскольку грамматическое толкование не фокусируется на авторе, а лишь на окружении и структуре языка, этот подход не может быть самодостаточным. Ведь неразумно рассматривать текст (пусть и в контексте) в отрыве от самой личности автора. Поэтому Шлейермахер выделяет второй аспект толкования, который сосредотачивается на самой личности автора, его восприятиях, мотивациях и индивидуальном опыте.
2️⃣ Психологическое (и «техническое»*) толкование
Суть данного аспекта заключается в раскрытии внутреннего мира автора, духовной жизни, намерений и мотиваций через индивидуальные выражения — композицию, интонацию, стиль, ритм и выбор слов.
Всякий текст рассматривается как «факт в мыслящем». Для воссоздания всего этого, помимо прочего выявления, также используется дивинация, интуитивное «угадывание» мысли автора на основе сравнения общего и частного творческого представления о нём.
В процессе этого аспекта происходит взаимораскрытие общей и частной информации о личности автора. Главная задача интерпретатора — вжиться в личность автора, начать мыслить и чувствовать как он, понимать его триггеры, интенции, переживания и мотивации, рассмотреть творческую индивидуальность и самобытность.
Шлейермахер обозначает: «Главной целью (психологического толкования) следует считать совершенное понимание стиля (самобытной манеры)».[3] «Чтобы воспринимать мыслительный комплекс как момент жизни определенного человека».[4] Чтобы обнаружить самобытность автора в композиции, он предлагает вначале «схватить единство целого, а затем соотношения с ним отдельных кусков. Первое показывает идею автора, второе — как он овладевает и изображает её (индивидуальное словоупотребление)».[5] «Спрашивается, как писателю явилась мысль, в которой развивается целое, т.е. как она соотносится со всей его жизнью, и как момент возникновения соотносится с прочими моментами в жизни автора».[6]
Для этого важно сравнивать произведения автора в его развитии и в процессе кругового движения от формы к содержанию находить конечный результат.
В данном посте я постарался максимально сжато изложить ключевые аспекты герменевтики, разработанные ее основоположником Ф. Шлейермахером.
P.S Книга, ссылки и сноски к посту в комментария .
#герменевтика
Один из ключевых вопросов, стоящий перед любым читателем или слушателем, —это: «как понимать написанное?». Герменевтика, как и ее частное — экзегетика, пытаются ответить на этот вопрос.
Основоположник герменевтики, немецкий философ и теолог Фридрих Шлейермахер (1768-1834 гг.) выделил два взаимодополняющих аспекта, которые необходимы для понимания текста и речи.
1. Грамматическое толкование
2. Психологическое толкование
1️⃣ Под первым подразумевается процесс погружения в языковое пространство, окружавшее автора и его первоначальных читателей. Это языковое пространство включает в себя исследование истории языка, жанров, а также раскрытие различных типов контекстов:
▫️Лингвистического (синтаксис, лексика (архаизмы, неологизмы), диалекты)
▫️Пространственного (географические и локальные особенности, влияющие на язык и содержание)
▫️Социокультурного (социальные, культурные и исторические условия, которые формировали восприятие и понимание текста)
▫️Временного (хронологические рамки, в которых создавался текст, и временные особенности, влияющие на его интерпретацию)
В процессе этого погружения происходит взаимное раскрытие целого и частей на подобии круга*, главного и второстепенного, «формального» (структура языка, синтаксис) и «материального» (содержание).
Приведу два канона грамматического толкования из его записей:
1. Всё, что в данной речи требует уточнения, уточняется только из языковой области, общей автору и первым читателям.[1]
2 Смысл любого слова в данном тексте (или речи) должен определяться в связи с теми словами, которые его окружают.[2]
Отголоски и развитие этого подхода можно найти в «историко-грамматическом» методе.
Поскольку грамматическое толкование не фокусируется на авторе, а лишь на окружении и структуре языка, этот подход не может быть самодостаточным. Ведь неразумно рассматривать текст (пусть и в контексте) в отрыве от самой личности автора. Поэтому Шлейермахер выделяет второй аспект толкования, который сосредотачивается на самой личности автора, его восприятиях, мотивациях и индивидуальном опыте.
2️⃣ Психологическое (и «техническое»*) толкование
Суть данного аспекта заключается в раскрытии внутреннего мира автора, духовной жизни, намерений и мотиваций через индивидуальные выражения — композицию, интонацию, стиль, ритм и выбор слов.
Всякий текст рассматривается как «факт в мыслящем». Для воссоздания всего этого, помимо прочего выявления, также используется дивинация, интуитивное «угадывание» мысли автора на основе сравнения общего и частного творческого представления о нём.
В процессе этого аспекта происходит взаимораскрытие общей и частной информации о личности автора. Главная задача интерпретатора — вжиться в личность автора, начать мыслить и чувствовать как он, понимать его триггеры, интенции, переживания и мотивации, рассмотреть творческую индивидуальность и самобытность.
Шлейермахер обозначает: «Главной целью (психологического толкования) следует считать совершенное понимание стиля (самобытной манеры)».[3] «Чтобы воспринимать мыслительный комплекс как момент жизни определенного человека».[4] Чтобы обнаружить самобытность автора в композиции, он предлагает вначале «схватить единство целого, а затем соотношения с ним отдельных кусков. Первое показывает идею автора, второе — как он овладевает и изображает её (индивидуальное словоупотребление)».[5] «Спрашивается, как писателю явилась мысль, в которой развивается целое, т.е. как она соотносится со всей его жизнью, и как момент возникновения соотносится с прочими моментами в жизни автора».[6]
Для этого важно сравнивать произведения автора в его развитии и в процессе кругового движения от формы к содержанию находить конечный результат.
В данном посте я постарался максимально сжато изложить ключевые аспекты герменевтики, разработанные ее основоположником Ф. Шлейермахером.
P.S Книга, ссылки и сноски к посту в комментария .
#герменевтика
Личность или средство?
В век ярко выраженного потребительского мышления, в среде христиан, можно заметить тенденцию воспринимать реальность в обладательном модусе (способе существования), вместо того, чтобы воспринимать ее в духовном, экзистенциальном приоритете.
Человек желает приобретать, иметь и обладать. Из-за этой крайности многие христиане смещают акценты с личности на предметы и средства. Ближний становится средством, товаром, инструментом для достижения собственных целей. Бог предстает лишь средством для спасения.
Чтобы Бог стал средством, достаточно чаще говорить о вечном осуждении ада и о спасении в раю, при этом не уделяя должного внимания самой по себе личности Бога и открывшего Его - личности Христа. Страх ада заставляет (в крайности) воспринимать Бога как средство, вместо самоцели.
Осмысливая личность Бога, Его мотивации, действия в нарративе истории - необходимо ставить первостепенным именно Его. Даже не то, что он сделал и сделает (спасает и спасет) - а Его самого. Он сам - это не отдельные, деконтекстуализированные действия (они лишь указывают на него), а именно вся совокупность мотиваций, чувств, переживаний, взаимоотношений объединённых в одну свободную личность, которую в конечном итоге невозможно уловить в систему.
Такой подход существенно уменьшает риск номинальных отношений с Богом в пользу реальных. Применимо это также и к человеку. Если в сообществе христиан человек обретет ценность не как инструмент "служения Богу", а как самостоятельная, самоцельная личность, то вероятно, отношения и любовь между братьями и сестрами станут менее искусственными. Ближний становится инструментом "служения Богу" в том случае, если христианин делает что-либо не ради самого ближнего, а только потому, что «так сказал Бог». При этом делать "как сказал Бог" его мотивирует не сама личность Бога, а только риск лишиться того, что дает Бог - спасения (понимаемого не как положение соединения с Богом человека уже на земле, а как категория посмертной награды, воздаяния).
Возможно мое изложение проблемы может выглядеть крайним, что будет отчасти правдой. Усиление проблемы помогает ярче продемонстрировать суть.
Немецкий социальный психолог Эрих Фромм много пишет об этой проблеме в книге "Иметь или Быть?" (только в контексте социальной психологии).
#рефлексия
В век ярко выраженного потребительского мышления, в среде христиан, можно заметить тенденцию воспринимать реальность в обладательном модусе (способе существования), вместо того, чтобы воспринимать ее в духовном, экзистенциальном приоритете.
Человек желает приобретать, иметь и обладать. Из-за этой крайности многие христиане смещают акценты с личности на предметы и средства. Ближний становится средством, товаром, инструментом для достижения собственных целей. Бог предстает лишь средством для спасения.
Чтобы Бог стал средством, достаточно чаще говорить о вечном осуждении ада и о спасении в раю, при этом не уделяя должного внимания самой по себе личности Бога и открывшего Его - личности Христа. Страх ада заставляет (в крайности) воспринимать Бога как средство, вместо самоцели.
Осмысливая личность Бога, Его мотивации, действия в нарративе истории - необходимо ставить первостепенным именно Его. Даже не то, что он сделал и сделает (спасает и спасет) - а Его самого. Он сам - это не отдельные, деконтекстуализированные действия (они лишь указывают на него), а именно вся совокупность мотиваций, чувств, переживаний, взаимоотношений объединённых в одну свободную личность, которую в конечном итоге невозможно уловить в систему.
Такой подход существенно уменьшает риск номинальных отношений с Богом в пользу реальных. Применимо это также и к человеку. Если в сообществе христиан человек обретет ценность не как инструмент "служения Богу", а как самостоятельная, самоцельная личность, то вероятно, отношения и любовь между братьями и сестрами станут менее искусственными. Ближний становится инструментом "служения Богу" в том случае, если христианин делает что-либо не ради самого ближнего, а только потому, что «так сказал Бог». При этом делать "как сказал Бог" его мотивирует не сама личность Бога, а только риск лишиться того, что дает Бог - спасения (понимаемого не как положение соединения с Богом человека уже на земле, а как категория посмертной награды, воздаяния).
Возможно мое изложение проблемы может выглядеть крайним, что будет отчасти правдой. Усиление проблемы помогает ярче продемонстрировать суть.
Немецкий социальный психолог Эрих Фромм много пишет об этой проблеме в книге "Иметь или Быть?" (только в контексте социальной психологии).
#рефлексия
Опасность чтения «инакомыслящих»?
В связи с тем, что в одном из постов я цитировал родоначальника либеральной теологии Ф. Шлейермахера, мне следует пояснить одну банальную мысль, дабы никого не смущать.
Под «никого» я понимаю людей, ограждающих себя от информации, которая вступает в противоречие с их убеждениями по причине сохранности чистоты и истинности последних. Они полагают, что избежание субъективно оценённого как «ересь» поможет им иметь и сохранять истинную веру и убеждения.
Несмотря на благовидную цель, данный подход имеет колоссальный недостаток в своей предпосылке. А именно, априори подразумевается, что их убеждения должны быть безусловно правдивы и не нуждаться в проверке. Если же они всё-таки признают необходимость проверки (корректировки, развитии), то «ограждение от инакомыслия» становится невозможным, ибо элементом проверки на приближённость к истине как раз и выступает разносторонний анализ, в котором выясняется сила аргументов убеждения посредством сравнения с иным. Если в распоряжении познающего нет объективности, а есть только односторонний взгляд, то вероятность заблуждения крайне увеличивается. Конечно, речь не идет о научной проверке всего христианского, ведь духовное далеко не всегда поддается принципам фальсифицируемости. В основном речь идет о наибольшей вероятности.
Если человек ограничивает себя в изучении альтернативных точек зрения — он лишает себя возможности избавиться от заблуждений, ведь нет никаких, даже приблизительных, гарантий истинности его убеждений.
Кроме того, анализ противоположных точек зрения позволяет глубже и полнее понять собственные взгляды, сделав их более осмысленными.
Исходя из этого, я позволяю себе и советую другим читать разных и противоположных по взглядам авторов. Согласие или несогласие с ними зависит от убедительности их аргументов. Однако, как оценить силу последних? - посредством тренировки критического, аналитического, синтетического и интуитивного мышления, которые включает в себя постоянное сомнение. То есть, способность оценки аргументов формулируется от самого процесса практики оценивания аргументов, в согласии с законами логики.
В посте, где фигурировало имя Шлейермахера, меня интересовала прежде всего его герменевтика. Либеральная христология и пиетистский акцент не были предметом моего интереса. Соглашаясь с одним, ничто не мешает отрицать другое.
#рефлексия
В связи с тем, что в одном из постов я цитировал родоначальника либеральной теологии Ф. Шлейермахера, мне следует пояснить одну банальную мысль, дабы никого не смущать.
Под «никого» я понимаю людей, ограждающих себя от информации, которая вступает в противоречие с их убеждениями по причине сохранности чистоты и истинности последних. Они полагают, что избежание субъективно оценённого как «ересь» поможет им иметь и сохранять истинную веру и убеждения.
Несмотря на благовидную цель, данный подход имеет колоссальный недостаток в своей предпосылке. А именно, априори подразумевается, что их убеждения должны быть безусловно правдивы и не нуждаться в проверке. Если же они всё-таки признают необходимость проверки (корректировки, развитии), то «ограждение от инакомыслия» становится невозможным, ибо элементом проверки на приближённость к истине как раз и выступает разносторонний анализ, в котором выясняется сила аргументов убеждения посредством сравнения с иным. Если в распоряжении познающего нет объективности, а есть только односторонний взгляд, то вероятность заблуждения крайне увеличивается. Конечно, речь не идет о научной проверке всего христианского, ведь духовное далеко не всегда поддается принципам фальсифицируемости. В основном речь идет о наибольшей вероятности.
Если человек ограничивает себя в изучении альтернативных точек зрения — он лишает себя возможности избавиться от заблуждений, ведь нет никаких, даже приблизительных, гарантий истинности его убеждений.
Кроме того, анализ противоположных точек зрения позволяет глубже и полнее понять собственные взгляды, сделав их более осмысленными.
Исходя из этого, я позволяю себе и советую другим читать разных и противоположных по взглядам авторов. Согласие или несогласие с ними зависит от убедительности их аргументов. Однако, как оценить силу последних? - посредством тренировки критического, аналитического, синтетического и интуитивного мышления, которые включает в себя постоянное сомнение. То есть, способность оценки аргументов формулируется от самого процесса практики оценивания аргументов, в согласии с законами логики.
В посте, где фигурировало имя Шлейермахера, меня интересовала прежде всего его герменевтика. Либеральная христология и пиетистский акцент не были предметом моего интереса. Соглашаясь с одним, ничто не мешает отрицать другое.
#рефлексия
«В случае стремления познать истину обязанностью человека при изучении трудов ученых заключается в том, чтобы сделать себя врагом всего, что он читает, и при использовании ума для понимания основ и ограничений сущности читаемого, атаковать прочитанное со всех сторон. Он также должен сомневаться в своей способности выполнения критического анализа, чтобы избежать предубеждений или снисходительности»
Ибн аль-Хайсам (арабский ученый, один из основоположников экспериментального метода в науке, «отец оптики», в честь него назван лунный кратер.)
#цитаты
Ибн аль-Хайсам (арабский ученый, один из основоположников экспериментального метода в науке, «отец оптики», в честь него назван лунный кратер.)
#цитаты
Проблемы понимания текста.
В посте «Как понимать написанное?» я писал о двух составляющих для приближения к первоначальному смыслу текста. Этот пост посвящён рассмотрению проблем, возникающих на этом пути.
Поскольку любая интерпретация возможна только при наличии субъекта (автора и читателя) и объекта (предмета), необходимо
выделить три категории:
1. Автор
2. Текст
3. Читатель
1️⃣ Проблема автора
Для потенциального понимания текста автор играет ключевую роль, поскольку именно он облекает мысль в форму. Поэтому, если автор не очень качественно, не очень верно или слишком образно изложил свои идеи, то вероятность понять его уменьшается. Толкователь должен учитывать несовершенство изложения мысли автором и возможность ошибочности самого смысла.
2️⃣ Проблема текста
Текст — это ткань мыслей, выраженная в форме систем языковых символов. Поскольку язык создается, развивается и меняется, то есть находится в постоянном движении, в разных временных контекстах или даже в одном временном периоде одно и то же слово может обретать различные оттенки и значения в зависимости от ситуации, дискурса и нарратива.
Вот несколько подкатегорий этой проблемы:
1. Полисемия (многозначность). Из-за возможности нескольких значений возникают трудности интерпретации. Также, чрезмерно метафоричный и образный язык представляет особую сложность для выяснения первоначального смысла.
2. Архаизмы и неологизмы. Устаревшие и новые слова далеко не всегда могут быть понятны современному читателю, особенно, если со временем утеряли своё значение.
3. Контексты, определяющие текст. Выявить соответствующие контексты, которые определяют значение, порой оказывается очень трудной и субъективной задачей, а иногда даже недостижимой. Герменевтический круг взаимного толкования целого и частей создает некоторую замкнутость предпосылок, ведь рассматривает только то, что есть в наличии. Однако возможно такое, что существующего контекста недостаточно для понимания вещи, а более полный контекст утерян, что влияет на «понимание» всех последующих частей. Кроме этого, проблема контекста усложняется интертекстуальностью, которая заключается в формировании одного многослойного текста через другой текст, посредством явных и скрытых ссылок. Отследить такое превращение бывает крайне сложно.
3️⃣ Проблема читателя
Как только мысль становится текстом или речью, у читателя или слушателя появляется необходимость в интерпретации. Вероятность правильного истолкования будет зависеть от того, насколько адресат или читатель знаком с языковой областью, контекстами и личностью автора. Если же говорить о древних текстах, то пропасть между автором/текстом и читателем несоизмеримо возрастает. Даже несмотря на то, что значение терминов и рассказов может изменяться в зависимости от изменения древних нужд, сам читатель неизбежно смотрит на текст через призму своего современного субъективного восприятия. Каждый читатель априори подходит к тексту с определённым набором знаний, предрассудков и мнений. Наслоение различных контекстов, идеологических и культурных рамок часто «убивает автора» и не позволяет приблизиться к его мысли. Необходимо эксплицировать предварительные данные, не соответствующие первоначальному авторскому «окружению», после чего, выведя их за скобки, попытаться «соединиться» с языковой областью и личностью автора. Сложность (или невозможность в абсолюте) такой задачи очевидна, поскольку, даже используя всевозможные герменевтические рекомендации в процессе «языковых игр», добраться до единого, первоначального, истинного смысла бывает невозможно.
В этом посте кратко и отдельно были рассмотрены три аспекта проблемы герменевтики. Может сложиться впечатление, что я слишком сгущаю краски сложности понимания. На самом деле, я вовсе не отрицаю возможность существования ясных текстов, доступных для более точного понимания, а говорил именно о проблемах.
Еще важно заметить, что я писал о проблемах понимания текстов вообще. Если Библия не относится к категории "просто текста", то, вероятно, не все изложенные методы получится к ней отнести.
#герменевтика
В посте «Как понимать написанное?» я писал о двух составляющих для приближения к первоначальному смыслу текста. Этот пост посвящён рассмотрению проблем, возникающих на этом пути.
Поскольку любая интерпретация возможна только при наличии субъекта (автора и читателя) и объекта (предмета), необходимо
выделить три категории:
1. Автор
2. Текст
3. Читатель
1️⃣ Проблема автора
Для потенциального понимания текста автор играет ключевую роль, поскольку именно он облекает мысль в форму. Поэтому, если автор не очень качественно, не очень верно или слишком образно изложил свои идеи, то вероятность понять его уменьшается. Толкователь должен учитывать несовершенство изложения мысли автором и возможность ошибочности самого смысла.
2️⃣ Проблема текста
Текст — это ткань мыслей, выраженная в форме систем языковых символов. Поскольку язык создается, развивается и меняется, то есть находится в постоянном движении, в разных временных контекстах или даже в одном временном периоде одно и то же слово может обретать различные оттенки и значения в зависимости от ситуации, дискурса и нарратива.
Вот несколько подкатегорий этой проблемы:
1. Полисемия (многозначность). Из-за возможности нескольких значений возникают трудности интерпретации. Также, чрезмерно метафоричный и образный язык представляет особую сложность для выяснения первоначального смысла.
2. Архаизмы и неологизмы. Устаревшие и новые слова далеко не всегда могут быть понятны современному читателю, особенно, если со временем утеряли своё значение.
3. Контексты, определяющие текст. Выявить соответствующие контексты, которые определяют значение, порой оказывается очень трудной и субъективной задачей, а иногда даже недостижимой. Герменевтический круг взаимного толкования целого и частей создает некоторую замкнутость предпосылок, ведь рассматривает только то, что есть в наличии. Однако возможно такое, что существующего контекста недостаточно для понимания вещи, а более полный контекст утерян, что влияет на «понимание» всех последующих частей. Кроме этого, проблема контекста усложняется интертекстуальностью, которая заключается в формировании одного многослойного текста через другой текст, посредством явных и скрытых ссылок. Отследить такое превращение бывает крайне сложно.
3️⃣ Проблема читателя
Как только мысль становится текстом или речью, у читателя или слушателя появляется необходимость в интерпретации. Вероятность правильного истолкования будет зависеть от того, насколько адресат или читатель знаком с языковой областью, контекстами и личностью автора. Если же говорить о древних текстах, то пропасть между автором/текстом и читателем несоизмеримо возрастает. Даже несмотря на то, что значение терминов и рассказов может изменяться в зависимости от изменения древних нужд, сам читатель неизбежно смотрит на текст через призму своего современного субъективного восприятия. Каждый читатель априори подходит к тексту с определённым набором знаний, предрассудков и мнений. Наслоение различных контекстов, идеологических и культурных рамок часто «убивает автора» и не позволяет приблизиться к его мысли. Необходимо эксплицировать предварительные данные, не соответствующие первоначальному авторскому «окружению», после чего, выведя их за скобки, попытаться «соединиться» с языковой областью и личностью автора. Сложность (или невозможность в абсолюте) такой задачи очевидна, поскольку, даже используя всевозможные герменевтические рекомендации в процессе «языковых игр», добраться до единого, первоначального, истинного смысла бывает невозможно.
В этом посте кратко и отдельно были рассмотрены три аспекта проблемы герменевтики. Может сложиться впечатление, что я слишком сгущаю краски сложности понимания. На самом деле, я вовсе не отрицаю возможность существования ясных текстов, доступных для более точного понимания, а говорил именно о проблемах.
Еще важно заметить, что я писал о проблемах понимания текстов вообще. Если Библия не относится к категории "просто текста", то, вероятно, не все изложенные методы получится к ней отнести.
#герменевтика
«Полагаю же, что всякий, имеющий ум, признает первым для нас благом ученость, и не только эту благороднейшую и нашу ученость, которая, презирая все украшения и плодовитость речи, берется за единое спасение и за красоту умосозерцаемую, но и ученость внешнюю, которой многие из христиан, по худому разумению, гнушаются, как злоискусной, опасной и удаляющей от Бога. Небо, землю, воздух и все, что на них, не должно презирать за то, что некоторые плохо поняли и вместо Бога воздали им божеское поклонение. Напротив, мы, воспользовавшись в них тем, что удобно для жизни и наслаждения, избежим всего опасного и не станем с безумцами тварь восставлять против Творца, но по созданию будем делать заключение о Создателе, как говорит божественный Апостол, и «пленяем всякое помышление в послушание» Христу. Также об огне, о пище, о железе и о прочем нельзя сказать, что какая-либо из этих вещей сама по себе или всего полезнее, или всего вреднее, но это зависит от произвола употребляющих. Даже между пресмыкающимися гадами есть такие, что мы примешиваем их в целебные составы. Так и в науках мы заимствовали исследования и умозрения, но отринули все то, что ведет к демонам, к заблуждению и в глубину погибели. Мы извлекали из них полезное даже для самого благочестия, через худшее научившись лучшему, и немощь их обратив в твердость нашего учения. Поэтому не должно унижать ученость, как рассуждают об этом некоторые; а напротив, надобно признать глупыми и невеждами тех, которые, придерживаясь такого мнения, желали бы всех видеть подобными себе, чтобы в общем недостатке скрыть свой собственный недостаток и избежать обличения в невежестве»
Григорий Богослов. Слово 43.
#цитаты
Григорий Богослов. Слово 43.
#цитаты
Проблемы понимания текста в философской герменевтике
В прошлом посте я говорил о проблемных герменевтических аспектах по отдельности, а в этом затрону те же проблемы, но в их взаимосвязи.
Если Ф. Шлейермахер представлял герменевтику как искусство понимания, ориентированное на вживание в личность и языковую область автора, а В. Дильтей — как «науку о духе», то более современные представители философской герменевтики стали делать акцент на слияние между текстом и читателем и разделение между текстом и автором (смерть автора).
Слияние текста и читателя
Ганс-Георг Гадамер, вдохновившись идеями Хайдеггера, осмысливающего герменевтику онтологически — как способ понимания «здесь-бытия», рассматривает герменевтический круг как слияние горизонта текста (прошлое) и толкователя (настоящее), сознания автора и читателя. В процессе этого слияния происходит «отчуждение» от первоначального значения, поэтому задача стоит не в выяснении первоначальной интенции автора, а в переформулировании и реконструкции её на современном языке. Хотя я считаю, что ключевым является именно первое, а не переформулирование на современный лад, всё же не могу отрицать проблему «слияния горизонтов». Если Гадамер считал любой текст свободным (и приемлемым) для переинтерпретации и новых отношений, я признаю это проблемой, которую нужно по мере возможности преодолевать (абстрагируясь от себя в пользу автора).
Означающее и означаемое
Вдохновитель структурализма Фердинанд де Соссюр в языке подчеркивал различие понятий «означающее» (образ) и «означаемое» (смысл образа). Любой образ в разной ситуации может иметь различное «означаемое». Как выявить «означаемое» слова, если даже в одной культуре оно может быть совершенно разным? Он предложил смотреть на язык как на некую однородную систему знаков, отличая его от индивидуальной/субъективной речи, и таким образом выявлять общее структурное содержание языка и частные аспекты индивидуального речевого акта. Позже структуралисты (Леви-Стросс и др.) использовали систему бинарных кодов текста, раскладывая его на основные повествовательные части и анализируя, что он значит «в настоящем». Преувеличенная значимость лингвистики, замкнутость языка, пренебрежение диахронией (историческим развитием) и акцент на синхронию (фиксированное состояние языка) не решали проблему. Впоследствии эта теория была опровергнута как искусственная, поскольку язык не однороден, а подвижен и взаимосвязан с «речью». Также не решалась проблема выявления авторского референта, так как конвенциональное принятие (присущее для подтверждения «означаемого») из-за своей динамичности не могло быть определяющим.
Разделение текста и автора
Постструктуралисты (Ролан Барт, Фуко, Деррида) провозгласили радикальное разделение между автором и текстом. Древний автор «мертв», а значит, текст становится независимым от автора, что приводит к еще большей поливалентности интерпретаций, исходящих из гиперсубъективного восприятия читателя. Как только мысль стала текстом, нет больше авторского первоначального замысла. Есть только «свободная игра интерпретаций», где интертекстуальная переинтерпретация текста превращается в произведение читателя. Деррида также подразумевает «бесконечное становление», где все, являясь текстом, взаимно генерирует новые значимости.
В некоторой степени я признаю данные явления, но расцениваю их как проблему. Перед герменевтом как раз и стоит задача, пройдя через напластования деконтекстуализированных современных контекстов, выяснить, что именно подразумевал автор («воскресить его»), а не в том, чтобы посредством современных структур языка деконструировать новый смысл, устранив автора.
Итак, в этом посте кратко была рассмотрена проблематика герменевтики в перспективе некоторых мыслителей.
Проблемы «слияния горизонтов», выяснения «означающего» и «означаемого», «смерти автора» по-прежнему требуют особых усилий толкователя для приближения к авторскому замыслу. Осмысливая суть герменевтических проблем, мы увеличиваем способность выявлять свои домыслы и определять более вероятное.
P.S. Извиняюсь за некоторые термины.
#герменевтика
В прошлом посте я говорил о проблемных герменевтических аспектах по отдельности, а в этом затрону те же проблемы, но в их взаимосвязи.
Если Ф. Шлейермахер представлял герменевтику как искусство понимания, ориентированное на вживание в личность и языковую область автора, а В. Дильтей — как «науку о духе», то более современные представители философской герменевтики стали делать акцент на слияние между текстом и читателем и разделение между текстом и автором (смерть автора).
Слияние текста и читателя
Ганс-Георг Гадамер, вдохновившись идеями Хайдеггера, осмысливающего герменевтику онтологически — как способ понимания «здесь-бытия», рассматривает герменевтический круг как слияние горизонта текста (прошлое) и толкователя (настоящее), сознания автора и читателя. В процессе этого слияния происходит «отчуждение» от первоначального значения, поэтому задача стоит не в выяснении первоначальной интенции автора, а в переформулировании и реконструкции её на современном языке. Хотя я считаю, что ключевым является именно первое, а не переформулирование на современный лад, всё же не могу отрицать проблему «слияния горизонтов». Если Гадамер считал любой текст свободным (и приемлемым) для переинтерпретации и новых отношений, я признаю это проблемой, которую нужно по мере возможности преодолевать (абстрагируясь от себя в пользу автора).
Означающее и означаемое
Вдохновитель структурализма Фердинанд де Соссюр в языке подчеркивал различие понятий «означающее» (образ) и «означаемое» (смысл образа). Любой образ в разной ситуации может иметь различное «означаемое». Как выявить «означаемое» слова, если даже в одной культуре оно может быть совершенно разным? Он предложил смотреть на язык как на некую однородную систему знаков, отличая его от индивидуальной/субъективной речи, и таким образом выявлять общее структурное содержание языка и частные аспекты индивидуального речевого акта. Позже структуралисты (Леви-Стросс и др.) использовали систему бинарных кодов текста, раскладывая его на основные повествовательные части и анализируя, что он значит «в настоящем». Преувеличенная значимость лингвистики, замкнутость языка, пренебрежение диахронией (историческим развитием) и акцент на синхронию (фиксированное состояние языка) не решали проблему. Впоследствии эта теория была опровергнута как искусственная, поскольку язык не однороден, а подвижен и взаимосвязан с «речью». Также не решалась проблема выявления авторского референта, так как конвенциональное принятие (присущее для подтверждения «означаемого») из-за своей динамичности не могло быть определяющим.
Разделение текста и автора
Постструктуралисты (Ролан Барт, Фуко, Деррида) провозгласили радикальное разделение между автором и текстом. Древний автор «мертв», а значит, текст становится независимым от автора, что приводит к еще большей поливалентности интерпретаций, исходящих из гиперсубъективного восприятия читателя. Как только мысль стала текстом, нет больше авторского первоначального замысла. Есть только «свободная игра интерпретаций», где интертекстуальная переинтерпретация текста превращается в произведение читателя. Деррида также подразумевает «бесконечное становление», где все, являясь текстом, взаимно генерирует новые значимости.
В некоторой степени я признаю данные явления, но расцениваю их как проблему. Перед герменевтом как раз и стоит задача, пройдя через напластования деконтекстуализированных современных контекстов, выяснить, что именно подразумевал автор («воскресить его»), а не в том, чтобы посредством современных структур языка деконструировать новый смысл, устранив автора.
Итак, в этом посте кратко была рассмотрена проблематика герменевтики в перспективе некоторых мыслителей.
Проблемы «слияния горизонтов», выяснения «означающего» и «означаемого», «смерти автора» по-прежнему требуют особых усилий толкователя для приближения к авторскому замыслу. Осмысливая суть герменевтических проблем, мы увеличиваем способность выявлять свои домыслы и определять более вероятное.
P.S. Извиняюсь за некоторые термины.
#герменевтика
Непонимание и понимание в коммуникации.
Интересное замечание делает весьма значимый ученый семиотик Юрий Михайлович Лотман в книге «Внутри мыслящих миров».
«Между текстом и читателем неизбежно складываются два противоположных типа отношений: ситуация понимания и ситуация непонимания. Понимание достигается единством кодирующих систем автора и аудитории, в самом элементарном случае — единством естественного языка и культурной традиции. …Нельзя, однако, упускать из виду, что не только понимание, но и непонимание является необходимым и полезным условием коммуникации. Текст абсолютно понятный есть вместе с тем и текст абсолютно бесполезный. Абсолютно понятный и понимающий собеседник был бы удобен, но не нужен, так как являлся бы механической копией моего «я», и от общения с ним мои сведения не увеличились бы, как от перекладывания кошелька из одного кармана в другой не возрастает сумма наличных денег. Не случайно ситуация диалога не стирает, а закрепляет, делает значимой индивидуальную специфику участников.»
В связи с этим у меня возникли некоторые мысли: Если представить абсолютное понимание и знание собеседника, то ценность коммуникации теряется.
Учитывая, что Бог хочет коммуницировать с человеком, получается, что для интересного человеческого диалога с Богом принципиально необходима неизвестность, трансцендентность, новизна и движение. При этом также необходимы элементы понимания, иначе не получится коммуникации.
Это яркий пример небинарности человеческой сущности.
#цитаты
Интересное замечание делает весьма значимый ученый семиотик Юрий Михайлович Лотман в книге «Внутри мыслящих миров».
«Между текстом и читателем неизбежно складываются два противоположных типа отношений: ситуация понимания и ситуация непонимания. Понимание достигается единством кодирующих систем автора и аудитории, в самом элементарном случае — единством естественного языка и культурной традиции. …Нельзя, однако, упускать из виду, что не только понимание, но и непонимание является необходимым и полезным условием коммуникации. Текст абсолютно понятный есть вместе с тем и текст абсолютно бесполезный. Абсолютно понятный и понимающий собеседник был бы удобен, но не нужен, так как являлся бы механической копией моего «я», и от общения с ним мои сведения не увеличились бы, как от перекладывания кошелька из одного кармана в другой не возрастает сумма наличных денег. Не случайно ситуация диалога не стирает, а закрепляет, делает значимой индивидуальную специфику участников.»
В связи с этим у меня возникли некоторые мысли: Если представить абсолютное понимание и знание собеседника, то ценность коммуникации теряется.
Учитывая, что Бог хочет коммуницировать с человеком, получается, что для интересного человеческого диалога с Богом принципиально необходима неизвестность, трансцендентность, новизна и движение. При этом также необходимы элементы понимания, иначе не получится коммуникации.
Это яркий пример небинарности человеческой сущности.
#цитаты
Библейская типология
В постах выше анализировались вопросы герменевтики в перспективе поиска исходного исторического значения. Но весьма несправедливо, рассматривая первое, оставить без внимания не менее важный иносказательный интерпретационный подход, который был неотъемлемой частью иудео-христианского дискурса. Иудейские писатели, Христос, апостолы, новозаветные авторы и последующая историческая традиция всегда использовали типологию в своих толковательных конструктах.
Что такое типология? Насколько она допустима? В чем её отличие от аллегории? — эти вопросы будут предметом данной статьи.
Что такое библейская типология?
Если говорить очень просто и кратко, типология (гр. τύπος [ти́пос]) — это «логия», исследующая как «тип», указывает на «архетип», как прообраз прообразует реальность, как «тень» указывает на сам субъект/объект.
Ключевой вопрос типологии — это как ВЗ в разных событиях, ситуациях и личностях указывает на будущие события и личности (НЗ) в контексте истории спасения, при этом не отрицая историческую реальность и буквальный смысл, а «надстраиваясь» над ним. Или, как «несовершенный порядок», приуготовляет и прообразует «порядок совершенный». Стоит заметить, что типология не является прямой экзегезой, а скорее представляет собой особый взгляд на историю искупления.
Признаки типологии
Для определения типологии можно выделить несколько признаков:
1. Присутствие сходств, аналогий, также как и некоторое наличие различий. При полном сходстве/различии речь о прообразности идти не может)
2. Тип и антитип должны быть исторически реальны. Как правило тип относится к Ветхому Завету [1].
3. Архетип должен превосходить тип. (К примеру, Христос над Адамом). * [2]
4. Тип должен предшествовать антитипу. Более раннее указывает на более позднее. [3]
5. Ключевая цель типологии в укреплении веры в Мессию (в отличии от аллегоризма, носящего часто нравственный характер).
Основание типологии
Предпосылкой типологии выступает идея единой, при этом разнообразной, библейской истории искупления, в которой нечто менее совершенное (ВЗ), в своем развитии, согласно Божьему замыслу, переходит в более совершенное состояние (об этом много писал Ириней Лионский). Поскольку у Бога есть определенная искупительная задумка, Он реализует ее в истории человечества, при этом пользуясь намеками, аллюзиями, проекциями на будущее. «Прошлое вспоминают лишь для того, чтобы обосновать надежду на будущее. …Чтобы показать в событиях прошлого прообраз событий будущего» [4]. Кроме этого, НЗ типология основана на вере в то, что мессианские времена уже настали и что ВЗ пророчества реализуются во Христе.
Вдохновителем таких предпосылок был сам Христос, апостолы и авторы НЗ. Вероятно, используя этот подход Иисус по дороге в Эммаус «начав от Моисея, из всех пророков изъяснял ученикам сказанное о Себе во всем Писании (Лук 24:27)». Также Филипп свидетельствовал евнуху «начиная с книги Исаии» о Христе. Апостол Павел пишет: «В этом есть иносказание» (Гал 4:24), «все это (исход) происходило с нами как образы (типы)» (1Кор10:11, 1Кор 10:6). Автор послания к Евреям пишет "Закон, имея тень будущих благ, а не самый образ вещей» (10:1).
Типологический подход твердо подкрепляется множеством примеров самого Христа, апостолов и авторов НЗ, самые показательные из которых я приведу в конце.
Критика
Претензии к типологии часто путают с претензиями к аллегории. В пример приводится Ориген, который радикальным образом использовал аллегоризм в духе иудея эллинского толка Филона александрийского. Против такого использования аллегории выступали и антиохийцы, однако некорректно прямо сравнивать аллегоризм Оригена с типологией (хотя не все в ранней церкви их разделяли). ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ
#герменевтика #статьи
В постах выше анализировались вопросы герменевтики в перспективе поиска исходного исторического значения. Но весьма несправедливо, рассматривая первое, оставить без внимания не менее важный иносказательный интерпретационный подход, который был неотъемлемой частью иудео-христианского дискурса. Иудейские писатели, Христос, апостолы, новозаветные авторы и последующая историческая традиция всегда использовали типологию в своих толковательных конструктах.
Что такое типология? Насколько она допустима? В чем её отличие от аллегории? — эти вопросы будут предметом данной статьи.
Что такое библейская типология?
Если говорить очень просто и кратко, типология (гр. τύπος [ти́пос]) — это «логия», исследующая как «тип», указывает на «архетип», как прообраз прообразует реальность, как «тень» указывает на сам субъект/объект.
Ключевой вопрос типологии — это как ВЗ в разных событиях, ситуациях и личностях указывает на будущие события и личности (НЗ) в контексте истории спасения, при этом не отрицая историческую реальность и буквальный смысл, а «надстраиваясь» над ним. Или, как «несовершенный порядок», приуготовляет и прообразует «порядок совершенный». Стоит заметить, что типология не является прямой экзегезой, а скорее представляет собой особый взгляд на историю искупления.
Признаки типологии
Для определения типологии можно выделить несколько признаков:
1. Присутствие сходств, аналогий, также как и некоторое наличие различий. При полном сходстве/различии речь о прообразности идти не может)
2. Тип и антитип должны быть исторически реальны. Как правило тип относится к Ветхому Завету [1].
3. Архетип должен превосходить тип. (К примеру, Христос над Адамом). * [2]
4. Тип должен предшествовать антитипу. Более раннее указывает на более позднее. [3]
5. Ключевая цель типологии в укреплении веры в Мессию (в отличии от аллегоризма, носящего часто нравственный характер).
Основание типологии
Предпосылкой типологии выступает идея единой, при этом разнообразной, библейской истории искупления, в которой нечто менее совершенное (ВЗ), в своем развитии, согласно Божьему замыслу, переходит в более совершенное состояние (об этом много писал Ириней Лионский). Поскольку у Бога есть определенная искупительная задумка, Он реализует ее в истории человечества, при этом пользуясь намеками, аллюзиями, проекциями на будущее. «Прошлое вспоминают лишь для того, чтобы обосновать надежду на будущее. …Чтобы показать в событиях прошлого прообраз событий будущего» [4]. Кроме этого, НЗ типология основана на вере в то, что мессианские времена уже настали и что ВЗ пророчества реализуются во Христе.
Вдохновителем таких предпосылок был сам Христос, апостолы и авторы НЗ. Вероятно, используя этот подход Иисус по дороге в Эммаус «начав от Моисея, из всех пророков изъяснял ученикам сказанное о Себе во всем Писании (Лук 24:27)». Также Филипп свидетельствовал евнуху «начиная с книги Исаии» о Христе. Апостол Павел пишет: «В этом есть иносказание» (Гал 4:24), «все это (исход) происходило с нами как образы (типы)» (1Кор10:11, 1Кор 10:6). Автор послания к Евреям пишет "Закон, имея тень будущих благ, а не самый образ вещей» (10:1).
Типологический подход твердо подкрепляется множеством примеров самого Христа, апостолов и авторов НЗ, самые показательные из которых я приведу в конце.
Критика
Претензии к типологии часто путают с претензиями к аллегории. В пример приводится Ориген, который радикальным образом использовал аллегоризм в духе иудея эллинского толка Филона александрийского. Против такого использования аллегории выступали и антиохийцы, однако некорректно прямо сравнивать аллегоризм Оригена с типологией (хотя не все в ранней церкви их разделяли). ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ
#герменевтика #статьи
Что такое просвещение?
Представляю вашему вниманию небольшое эссе величайшего мыслителя Иммануила Канта "Что такое просвещение?".
Рассуждения этого мыслителя для меня очень ценны. В этой статье он кратко (8,5 стр.) и просто (по сложности даже рядом не стоит с "Критикой чистого разума") показывает в чем заключается суть просвещения и какие необходимы условия для его реализации.
«ПРОСВЕЩЕНИЕ – это выход человека из состояния своего несовершеннолетия, в котором он находится по собственной вине. Несовершеннолетие есть неспособность пользоваться своим рассудком без руководства со стороны кого-то другого.
Несовершеннолетие по собственной вине – это такое, причина которого заключается не в недостатке рассудка, а в недостатке решимости и мужества пользоваться им без руководства со стороны кого-то другого. Sapere aude! – имей мужество пользоваться собственным умом! – таков, следовательно, девиз Просвещения.
Леность и трусость – вот причины того, что столь большая часть людей, которых природа уже давно освободила от чужого руководства (naturaliter maiorennes), все же охотно остаются на всю жизнь несовершеннолетними; по этим же причинам так легко другие присваивают себе право быть их опекунами. Ведь так удобно быть несовершеннолетним! Если у меня есть книга, мыслящая за меня, если у меня есть духовный пастырь, совесть которого может заменить мою, и врач, предписывающий мне такой-то образ жизни, и т.п., то мне нечего и утруждать себя. Мне нет надобности мыслить, если я в состоянии платить; этим скучным делом займутся вместо меня другие. То, что значительное большинство людей (и среди них весь прекрасный пол) считают не только трудным, но и весьма опасным переход к совершеннолетию, – это уже забота опекунов, столь любезно берущих на себя верховный надзор над этим большинством. После того как эти опекуны оглупили свой домашний скот и заботливо оберегли от того, чтобы эти покорные существа осмелились сделать хоть один шаг без помочей, на которых их водят, – после всего этого они указывают таким существам на грозящую им опасность, если они попытаются ходить самостоятельно. Правда, эта опасность не так уж велика, ведь после нескольких падений в конце концов они научились бы ходить; однако такое обстоятельство делает их нерешительными и отпугивает их, удерживая от дальнейших попыток. Итак, каждому отдельному человеку трудно выбраться из состояния несовершеннолетия, ставшего для него почти естественным… ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ
#цитаты
Представляю вашему вниманию небольшое эссе величайшего мыслителя Иммануила Канта "Что такое просвещение?".
Рассуждения этого мыслителя для меня очень ценны. В этой статье он кратко (8,5 стр.) и просто (по сложности даже рядом не стоит с "Критикой чистого разума") показывает в чем заключается суть просвещения и какие необходимы условия для его реализации.
«ПРОСВЕЩЕНИЕ – это выход человека из состояния своего несовершеннолетия, в котором он находится по собственной вине. Несовершеннолетие есть неспособность пользоваться своим рассудком без руководства со стороны кого-то другого.
Несовершеннолетие по собственной вине – это такое, причина которого заключается не в недостатке рассудка, а в недостатке решимости и мужества пользоваться им без руководства со стороны кого-то другого. Sapere aude! – имей мужество пользоваться собственным умом! – таков, следовательно, девиз Просвещения.
Леность и трусость – вот причины того, что столь большая часть людей, которых природа уже давно освободила от чужого руководства (naturaliter maiorennes), все же охотно остаются на всю жизнь несовершеннолетними; по этим же причинам так легко другие присваивают себе право быть их опекунами. Ведь так удобно быть несовершеннолетним! Если у меня есть книга, мыслящая за меня, если у меня есть духовный пастырь, совесть которого может заменить мою, и врач, предписывающий мне такой-то образ жизни, и т.п., то мне нечего и утруждать себя. Мне нет надобности мыслить, если я в состоянии платить; этим скучным делом займутся вместо меня другие. То, что значительное большинство людей (и среди них весь прекрасный пол) считают не только трудным, но и весьма опасным переход к совершеннолетию, – это уже забота опекунов, столь любезно берущих на себя верховный надзор над этим большинством. После того как эти опекуны оглупили свой домашний скот и заботливо оберегли от того, чтобы эти покорные существа осмелились сделать хоть один шаг без помочей, на которых их водят, – после всего этого они указывают таким существам на грозящую им опасность, если они попытаются ходить самостоятельно. Правда, эта опасность не так уж велика, ведь после нескольких падений в конце концов они научились бы ходить; однако такое обстоятельство делает их нерешительными и отпугивает их, удерживая от дальнейших попыток. Итак, каждому отдельному человеку трудно выбраться из состояния несовершеннолетия, ставшего для него почти естественным… ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ
#цитаты
Джордж Оруэлл в своей знаменитой антиутопии очень тонко подмечает особенности человеческого сознания, сформированного в обществе, где правит «большой брат», и любое «мыслепреступление» строго карается.
Размышляя над этим произведением, можно весело, а где-то грустно проводить аналогии на окружающую реальность и подмечать аллюзии на самого себя.
«Первая и простейшая форма этой дисциплины, которую способны освоить даже маленькие дети, на новоречии называется кривостопом. Кривостоп означает умение почти инстинктивно остановиться на пороге любой опасной мысли. Он подразумевает способность не замечать явных аналогий и логических ошибок, не понимать простейших аргументов, если они враждебны англизму (языку партии), испытывать скуку или отвращение, как только мысль начинает двигаться в потенциально еретическом направлении. Иными словами, кривостоп — это защитная глупость. Но одной глупости недостаточно. Напротив, для полноценной правоверности надо также безупречно управлять мыслями, как цирковой гимнаст владеет своим телом. Общественный строй Океании держится в конечном счете на вере во всемогущество Старшего Брата и непогрешимость Партии. Но, поскольку на самом деле Старший Брат не всемогущ, а Партия способна совершать ошибки, требуется неутомимая, ежеминутная гибкость в обращении с фактами. Здесь ключевое слово — «чернобел». Как и многие новоречные слова, этот термин имеет два противоположных значения. Применительно к оппоненту он означает манеру нагло утверждать, противореча общеизвестным фактам, что черное — это белое. Применительно к члену Партии — лояльную готовность признать черное белым, если того потребует партийная дисциплина. Но чернобел также означает способность поверить, что черное — это белое, более того, знать это и забыть, что когда-то думал иначе. Такой подход требует непрерывной трансформации памяти о прошлом с помощью системы, включающей в себя все вышеописанные приемы. На новоречи она называется «двоедум».
Джордж Оруэлл. 1984. C. 234-235.
#цитаты R_on_E
Размышляя над этим произведением, можно весело, а где-то грустно проводить аналогии на окружающую реальность и подмечать аллюзии на самого себя.
«Первая и простейшая форма этой дисциплины, которую способны освоить даже маленькие дети, на новоречии называется кривостопом. Кривостоп означает умение почти инстинктивно остановиться на пороге любой опасной мысли. Он подразумевает способность не замечать явных аналогий и логических ошибок, не понимать простейших аргументов, если они враждебны англизму (языку партии), испытывать скуку или отвращение, как только мысль начинает двигаться в потенциально еретическом направлении. Иными словами, кривостоп — это защитная глупость. Но одной глупости недостаточно. Напротив, для полноценной правоверности надо также безупречно управлять мыслями, как цирковой гимнаст владеет своим телом. Общественный строй Океании держится в конечном счете на вере во всемогущество Старшего Брата и непогрешимость Партии. Но, поскольку на самом деле Старший Брат не всемогущ, а Партия способна совершать ошибки, требуется неутомимая, ежеминутная гибкость в обращении с фактами. Здесь ключевое слово — «чернобел». Как и многие новоречные слова, этот термин имеет два противоположных значения. Применительно к оппоненту он означает манеру нагло утверждать, противореча общеизвестным фактам, что черное — это белое. Применительно к члену Партии — лояльную готовность признать черное белым, если того потребует партийная дисциплина. Но чернобел также означает способность поверить, что черное — это белое, более того, знать это и забыть, что когда-то думал иначе. Такой подход требует непрерывной трансформации памяти о прошлом с помощью системы, включающей в себя все вышеописанные приемы. На новоречи она называется «двоедум».
Джордж Оруэлл. 1984. C. 234-235.
#цитаты R_on_E
Этика убеждения
Предлагаю вашему вниманию свой небольшой анализ концепции «этики убеждения» английского мыслителя (1845-1879) У. К. Клиффорда и связанных с ней вопросов .
Полагаю, что эта тема должна оказаться интересной для интересующихся этикой, философией религии и эпистемологией.
Допустимо ли иметь необоснованное убеждение с точки зрения морали? Что можно назвать обоснованным убеждением? Как соотносится «этика убеждения» с религиозной верой? — эти и подобные вопросы будут предметом данной статьи.
Довольно большая часть христианского сообщества воспринимает религиозное познание как простое принятие и доверие (верование) и по причине трансцендентности божественного не требует достаточных оснований для убеждения.
Другая часть в беспрерывном поиске позволяет себе сомневаться почти во всем, но при этом принимает основополагающие, аксиоматические, не фальсифицируемые базовые предпосылки.
Третья группа людей предпочитает максимально отрицать веру и ставить под сомнение сами базовые предпосылки — таких людей можно назвать агностиками и крайними скептиками. Они выходят за рамки теизма, поэтому требуют отдельного внимания для рассмотрения, но не в этой статье.
На мой взгляд, первая группа находится в наибольшей опасности оказаться в заблуждении, нежели вторая (разница в степени рационализации и сомнения), если рассматривать вопрос внутри христианства. Само же заблуждение, в конечном итоге, может привести к морально неприемлемым последствиям. Из этого следует банальный, но очень важный вывод: поскольку убеждения влияют на жизни людей, морально необходимо позаботиться о качестве этих убеждений. В связи с этим рассматриваемая тема особенно актуальна, поскольку касается благополучия человечества в целом и каждого человека в отдельности.
Что такое «этика убеждения»?
Этика убеждения — это философский принцип, утверждающий, что для каждого человека всегда и везде ошибочно (морально плохо, неправильно) иметь убеждения во что-либо без достаточных на то оснований (свидетельств).[1]… ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ.
(В комментариях, для удобства, прикрепил файл в формате pdf)
#рефлексия #статьи R_on_E
Предлагаю вашему вниманию свой небольшой анализ концепции «этики убеждения» английского мыслителя (1845-1879) У. К. Клиффорда и связанных с ней вопросов .
Полагаю, что эта тема должна оказаться интересной для интересующихся этикой, философией религии и эпистемологией.
Допустимо ли иметь необоснованное убеждение с точки зрения морали? Что можно назвать обоснованным убеждением? Как соотносится «этика убеждения» с религиозной верой? — эти и подобные вопросы будут предметом данной статьи.
Довольно большая часть христианского сообщества воспринимает религиозное познание как простое принятие и доверие (верование) и по причине трансцендентности божественного не требует достаточных оснований для убеждения.
Другая часть в беспрерывном поиске позволяет себе сомневаться почти во всем, но при этом принимает основополагающие, аксиоматические, не фальсифицируемые базовые предпосылки.
Третья группа людей предпочитает максимально отрицать веру и ставить под сомнение сами базовые предпосылки — таких людей можно назвать агностиками и крайними скептиками. Они выходят за рамки теизма, поэтому требуют отдельного внимания для рассмотрения, но не в этой статье.
На мой взгляд, первая группа находится в наибольшей опасности оказаться в заблуждении, нежели вторая (разница в степени рационализации и сомнения), если рассматривать вопрос внутри христианства. Само же заблуждение, в конечном итоге, может привести к морально неприемлемым последствиям. Из этого следует банальный, но очень важный вывод: поскольку убеждения влияют на жизни людей, морально необходимо позаботиться о качестве этих убеждений. В связи с этим рассматриваемая тема особенно актуальна, поскольку касается благополучия человечества в целом и каждого человека в отдельности.
Что такое «этика убеждения»?
Этика убеждения — это философский принцип, утверждающий, что для каждого человека всегда и везде ошибочно (морально плохо, неправильно) иметь убеждения во что-либо без достаточных на то оснований (свидетельств).[1]… ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ.
(В комментариях, для удобства, прикрепил файл в формате pdf)
#рефлексия #статьи R_on_E
Деструктивные оценочные суждения
«То, что он несёт — это бред, абсурд и глупость!», «Все всегда так считали и считают!», «Он неопытен, а значит неправ!», «Он обиженный, поэтому его рассуждения предвзяты и ошибочны», «Куда он лезет, он же ещё совсем "зелёный"!»
Приходилось ли вам когда-нибудь слышать подобные высказывания? — готов с уверенностью предположить, что приходилось. Ведь везде, где есть коммуникация, есть разные формы аргументации, в которой могут присутствовать ошибки. В этом посте будет рассмотрена одна из них.
Для наибольшей последовательности начну с определения.
Оценочное суждение — это мысль о правильности или неправильности чего-либо, кого-либо.
Можно заметить, что эта дефиниция нейтральна и подразумевает лишь форму. Это значит, что сами по себе оценочные суждения не являются чем-то негативным. Кроме того, в обыденной жизни все люди пользуются оценочными суждениями на подсознательном или сознательном уровне. Слушая музыку, созерцая картину, читая литературное произведение, употребляя пищу, размышляя об этике — каждый человек неизменно включает механизм оценки. Наряду с этим, оценочные суждения могут носить форму вывода, основанного на рациональных или иррациональных доводах.
Таким образом, оценивание неизбежно присуще человеку. Поэтому, говорить стоит не о самих по себе оценочных суждениях, а об их неправильном использовании.
Для дальнейшего рассуждения необходимо выделить два вида оценочных суждений: строго субъективные и потенциально объективные. Под первыми я понимаю те суждения, которые не поддаются рациональной проверке и выстраиваются от эстетических предпочтений субъекта. Под вторыми я подразумеваю суждения, которые в определенной степени можно доказывать и аргументировать. О первом мало смысла спорить, ведь «о вкусах не спорят» (можно спорить только о последствиях таких суждений), о втором же имеет смысл спорить по причине более веских оснований и фактов. Злоупотребления и логические ошибки преимущественно относятся именно к последнему.
В теории аргументации под ошибкой такого рода обычно подразумевают суждение, высказанное о предмете, без достаточных приведенных доводов в пользу этого суждения. Если оппонент в дискуссии использует эмоционально окрашенные оценочные выводы, будь они положительные или отрицательные, но перед этим не выстроил аргументацию в пользу своего тезиса, он совершил ошибку. Ошибочность такого подхода заключается не в логической некорректности, а в манипуляторском подтексте, психологически вынуждающем принять тезис оппонента на иррациональной основе. То есть, тезис ещё не доказан, а оценка уже сделана и при этом подаётся как аргумент. Разумеется, она не является аргументом.
Помимо нечестности и деструктивности — использование негативных оценок в дискуссии оскорбляет и приводит к конфликту оппонентов, постепенно смещая акценты с предмета на личность. Приведенные вначале высказывания, если лишены предварительной аргументации, относятся именно к таким оценкам.
Хотя, на мой взгляд, они неприемлемы в принципе, так как обобщающе оскорбляют оппонентов. Деликатней и разумней подобрать эвфемизмы, которые, передавая суть, не будут грубыми.
Осознавая аргументационную бесполезность, нечестность и негативное влияние этого подхода на человеческие взаимоотношения — морально необходимо избегать его ради уважения себя и своих оппонентов. Для конструктивной дискуссии важно минимизировать «одинокие» оценочные суждения и использовать их только в том случае, если они являются естественным продолжением аргументации. В наилучшем случае, как поступают более благородные и интеллигентные люди, вообще не обозначать оценок, но силой самой аргументации позволить оппоненту прийти к схожим выводам.
Некоторые люди и сообщества намеренно избегают дискуссий из-за потенциального превращения их в конфликт, тем самым лишая себя развития и объективности. В некоторых сообществах, споры, иногда доходят даже до рукоприкладства.
В связи с этим очень важно изучать теорию аргументации, чтобы дискуссии были доброжелательными, плодотворными и приносили пользу человечеству.
#аргументация R_on_E
«То, что он несёт — это бред, абсурд и глупость!», «Все всегда так считали и считают!», «Он неопытен, а значит неправ!», «Он обиженный, поэтому его рассуждения предвзяты и ошибочны», «Куда он лезет, он же ещё совсем "зелёный"!»
Приходилось ли вам когда-нибудь слышать подобные высказывания? — готов с уверенностью предположить, что приходилось. Ведь везде, где есть коммуникация, есть разные формы аргументации, в которой могут присутствовать ошибки. В этом посте будет рассмотрена одна из них.
Для наибольшей последовательности начну с определения.
Оценочное суждение — это мысль о правильности или неправильности чего-либо, кого-либо.
Можно заметить, что эта дефиниция нейтральна и подразумевает лишь форму. Это значит, что сами по себе оценочные суждения не являются чем-то негативным. Кроме того, в обыденной жизни все люди пользуются оценочными суждениями на подсознательном или сознательном уровне. Слушая музыку, созерцая картину, читая литературное произведение, употребляя пищу, размышляя об этике — каждый человек неизменно включает механизм оценки. Наряду с этим, оценочные суждения могут носить форму вывода, основанного на рациональных или иррациональных доводах.
Таким образом, оценивание неизбежно присуще человеку. Поэтому, говорить стоит не о самих по себе оценочных суждениях, а об их неправильном использовании.
Для дальнейшего рассуждения необходимо выделить два вида оценочных суждений: строго субъективные и потенциально объективные. Под первыми я понимаю те суждения, которые не поддаются рациональной проверке и выстраиваются от эстетических предпочтений субъекта. Под вторыми я подразумеваю суждения, которые в определенной степени можно доказывать и аргументировать. О первом мало смысла спорить, ведь «о вкусах не спорят» (можно спорить только о последствиях таких суждений), о втором же имеет смысл спорить по причине более веских оснований и фактов. Злоупотребления и логические ошибки преимущественно относятся именно к последнему.
В теории аргументации под ошибкой такого рода обычно подразумевают суждение, высказанное о предмете, без достаточных приведенных доводов в пользу этого суждения. Если оппонент в дискуссии использует эмоционально окрашенные оценочные выводы, будь они положительные или отрицательные, но перед этим не выстроил аргументацию в пользу своего тезиса, он совершил ошибку. Ошибочность такого подхода заключается не в логической некорректности, а в манипуляторском подтексте, психологически вынуждающем принять тезис оппонента на иррациональной основе. То есть, тезис ещё не доказан, а оценка уже сделана и при этом подаётся как аргумент. Разумеется, она не является аргументом.
Помимо нечестности и деструктивности — использование негативных оценок в дискуссии оскорбляет и приводит к конфликту оппонентов, постепенно смещая акценты с предмета на личность. Приведенные вначале высказывания, если лишены предварительной аргументации, относятся именно к таким оценкам.
Хотя, на мой взгляд, они неприемлемы в принципе, так как обобщающе оскорбляют оппонентов. Деликатней и разумней подобрать эвфемизмы, которые, передавая суть, не будут грубыми.
Осознавая аргументационную бесполезность, нечестность и негативное влияние этого подхода на человеческие взаимоотношения — морально необходимо избегать его ради уважения себя и своих оппонентов. Для конструктивной дискуссии важно минимизировать «одинокие» оценочные суждения и использовать их только в том случае, если они являются естественным продолжением аргументации. В наилучшем случае, как поступают более благородные и интеллигентные люди, вообще не обозначать оценок, но силой самой аргументации позволить оппоненту прийти к схожим выводам.
Некоторые люди и сообщества намеренно избегают дискуссий из-за потенциального превращения их в конфликт, тем самым лишая себя развития и объективности. В некоторых сообществах, споры, иногда доходят даже до рукоприкладства.
В связи с этим очень важно изучать теорию аргументации, чтобы дискуссии были доброжелательными, плодотворными и приносили пользу человечеству.
#аргументация R_on_E
Мудрость Сократа
Наверное, многие из вас читали или слышали о древнегреческом философе Сократе. В этом посте я кратко опишу основные черты его методологического подхода, который повлиял на дальнейшее развитие философии и по-прежнему актуален для современности.
Сократ жил примерно в 469-399 году до н.э. в Афинах. Основным источником информации о нем являются «Диалоги» его ученика Платона, который так оформил свои труды, самоустранив свое «я», что порой сложно точно определить, где мысли Платона, а где Сократа. Поэтому у нас наличествует только мифологизированное представление о нем.
Согласно античной традиции, у него была жена и три сына. Внешним видом он противоречил всем стандартам греческой красоты: низкий рост, отвисший живот, короткая шея, большая лысая голова (вероятно) с огромным выпуклым лбом, приплюснутый вздернутый нос и босые ноги. Однако, несмотря на некоторую безразличность к своему внешнему виду и прочим материальным благам, он предпочитал размышлять о внутреннем благе (благо — знание, зло — невежество). В конечном итоге, способ его размышлений, который он сравнивал с укусом овода, пытавшегося пробудить заснувшую лошадь, привел его к смерти.
Сократическая мудрость
В «Апологии Сократа» описывается история о том, как один из его друзей (Херефонт), спросив у дельфийского оракула Пифии, есть ли на свете человек более мудрый, чем Сократ, получил отрицательный ответ. Тогда Сократ задался вопросом исследовать, почему оракул назвал его самым мудрым. Для этого он стал беседовать с мудрейшими из греческих умов, чтобы отыскать среди них человека более мудрого. В результате этого исследования он пришел к выводу, что все эти люди думают, будто знают все, а фактически, на проверку, не обладают претендуемым знанием. Отсюда он заключил, что если он более мудр, то только потому, что, со своей стороны, не думает, будто знает то, чего не знает. Мудрость Сократа — это осознание своего незнания. Разница невежества и мудрости в том, что невежда не знает своего невежества, а мудрец знает и, пребывая в беспокойном влечении к мудрости, вопрошая и сомневаясь, приближается к знанию. Общаясь с разными собеседниками, некоторые из которых занимали высокие положения, Сократ выставлял их несведущими, иронично задавая вопросы (ведь сам он «незнающий»), загоняющие оппонентов в тупик. Это сильно задевало самолюбие последних, почему он приобрел немало врагов, и в последствии был казнен.
Сократическое вопрошание
Одна из главных особенностей диалогов Сократа, которая является следствием незнания, — это постоянное вопрошание. Смысл этих вопрошаний сводится к тому, чтобы во время диалога, вместо того чтобы приводить аргумент, помогать собеседнику самому прийти к этому аргументу. Такой подход использовался как для того, чтобы умерить самоуверенность собеседника, так и для того, чтобы приблизиться к знанию. Первое называется иронией, второе — майевтикой. В диалогах Сократ часто упоминал свою мать акушерку, сравнивая ее деятельность с своей. Она принимала роды у женщин, а он «принимал роды» у мужчин. Как его мать использовала медикаменты и заговоры для благополучного рождения плода, так и он использовал интеллектуальные медикаменты вопрошания для рождения мысли и знания. Таким образом, посредством вопросов Сократ помогал выявить людям собственные мысли (майевтика).
Еще одна Сократовская особенность — это уточнение и анализ понятий. Он стремился к четкому определению слов, выявляя многозначность и отбрасывая неподходящее. Читая диалоги Платона, можно встретить много уточняющих вопросов: «Что есть благочестие, справедливость, прекрасное, добродетель?» и т.п. Это позволяло приблизиться к более универсальному определению и четкой постановке вопроса, но в то же время ставило перед сложностью определения предельного понятия.
Уверен, что многие из вас используют эти способы мышления. Однако, для улучшения мыслительных способностей рекомендую прочитать диалоги Платона, так как методы сократовской мудрости очень развивают критическое мышление и влияют на способность аргументировать.
#рефлексия #мышление R on E
Наверное, многие из вас читали или слышали о древнегреческом философе Сократе. В этом посте я кратко опишу основные черты его методологического подхода, который повлиял на дальнейшее развитие философии и по-прежнему актуален для современности.
Сократ жил примерно в 469-399 году до н.э. в Афинах. Основным источником информации о нем являются «Диалоги» его ученика Платона, который так оформил свои труды, самоустранив свое «я», что порой сложно точно определить, где мысли Платона, а где Сократа. Поэтому у нас наличествует только мифологизированное представление о нем.
Согласно античной традиции, у него была жена и три сына. Внешним видом он противоречил всем стандартам греческой красоты: низкий рост, отвисший живот, короткая шея, большая лысая голова (вероятно) с огромным выпуклым лбом, приплюснутый вздернутый нос и босые ноги. Однако, несмотря на некоторую безразличность к своему внешнему виду и прочим материальным благам, он предпочитал размышлять о внутреннем благе (благо — знание, зло — невежество). В конечном итоге, способ его размышлений, который он сравнивал с укусом овода, пытавшегося пробудить заснувшую лошадь, привел его к смерти.
Сократическая мудрость
В «Апологии Сократа» описывается история о том, как один из его друзей (Херефонт), спросив у дельфийского оракула Пифии, есть ли на свете человек более мудрый, чем Сократ, получил отрицательный ответ. Тогда Сократ задался вопросом исследовать, почему оракул назвал его самым мудрым. Для этого он стал беседовать с мудрейшими из греческих умов, чтобы отыскать среди них человека более мудрого. В результате этого исследования он пришел к выводу, что все эти люди думают, будто знают все, а фактически, на проверку, не обладают претендуемым знанием. Отсюда он заключил, что если он более мудр, то только потому, что, со своей стороны, не думает, будто знает то, чего не знает. Мудрость Сократа — это осознание своего незнания. Разница невежества и мудрости в том, что невежда не знает своего невежества, а мудрец знает и, пребывая в беспокойном влечении к мудрости, вопрошая и сомневаясь, приближается к знанию. Общаясь с разными собеседниками, некоторые из которых занимали высокие положения, Сократ выставлял их несведущими, иронично задавая вопросы (ведь сам он «незнающий»), загоняющие оппонентов в тупик. Это сильно задевало самолюбие последних, почему он приобрел немало врагов, и в последствии был казнен.
Сократическое вопрошание
Одна из главных особенностей диалогов Сократа, которая является следствием незнания, — это постоянное вопрошание. Смысл этих вопрошаний сводится к тому, чтобы во время диалога, вместо того чтобы приводить аргумент, помогать собеседнику самому прийти к этому аргументу. Такой подход использовался как для того, чтобы умерить самоуверенность собеседника, так и для того, чтобы приблизиться к знанию. Первое называется иронией, второе — майевтикой. В диалогах Сократ часто упоминал свою мать акушерку, сравнивая ее деятельность с своей. Она принимала роды у женщин, а он «принимал роды» у мужчин. Как его мать использовала медикаменты и заговоры для благополучного рождения плода, так и он использовал интеллектуальные медикаменты вопрошания для рождения мысли и знания. Таким образом, посредством вопросов Сократ помогал выявить людям собственные мысли (майевтика).
Еще одна Сократовская особенность — это уточнение и анализ понятий. Он стремился к четкому определению слов, выявляя многозначность и отбрасывая неподходящее. Читая диалоги Платона, можно встретить много уточняющих вопросов: «Что есть благочестие, справедливость, прекрасное, добродетель?» и т.п. Это позволяло приблизиться к более универсальному определению и четкой постановке вопроса, но в то же время ставило перед сложностью определения предельного понятия.
Уверен, что многие из вас используют эти способы мышления. Однако, для улучшения мыслительных способностей рекомендую прочитать диалоги Платона, так как методы сократовской мудрости очень развивают критическое мышление и влияют на способность аргументировать.
#рефлексия #мышление R on E
«Это красота, которой не имел Соломон, но всей славой своей мог лишь предвещать ее, не имели ее – так мы должны будем сейчас сказать – и Афины со всем своим красивым гуманизмом, и, думая, что в отличие от Иерусалима они имеют ее, они не могли даже предвещать ее. Красивый гуманизм есть зеркало сущности Бога, в котором через Иисуса Христа отразилось человеколюбие (Тит 3:4). Но в этом самооткровении красота Бога объемлет собой как смерть, так и жизнь, как ужас, так и радость, как то, что мы хотели бы назвать отвратительным, так и то, что мы хотели бы назвать красивым. Она раскрывается на пути от одного к другому, в переходе от самоумаления Бога ради человека, к возвышению человека через Бога и до Бога, и она хочет быть узнанной. Этот переход есть тайна имени Иисуса Христа и величия, открытого в его имени. Кто познает это величие как не тот, кому оно само дало познать себя? И как оно может быть познано иначе, чем в лице того, кто сам дает нам его познать? Нет второго такого лица. Никакое другое лицо не является самооткровением божественного человеколюбия. Никакое другое лицо не может одновременно поведать о человеческом страдании истинного Бога и о божественной славе истинного человека. Это роль единственно лишь лица Иисуса Христа.»
Отрывок из книги Богословие красоты. Карл Барт. 26.
#цитаты R on E
Отрывок из книги Богословие красоты. Карл Барт. 26.
#цитаты R on E
«Прекрасное не есть вымысел желания, его собственная природа не исчерпывается феноменологией удовольствия; его (прекрасное) можно признавать вопреки желанию или как то, желанию чего следует способствовать. В прекрасном есть некая переполняющая данность, и обнаруживается оно в изумлении, во встрече с чем-то неожиданным, случайным, по сути неописуемым; оно опознается лишь в момент отклика на него, с позиции человека, к которому оно уже обращено и который может теперь лишь откликнуться. Это преимущество и эта случайность позволяют богословию услышать, в миг пришествия красоты, возвещение благости и славы Бога и увидеть, в притягательности прекрасного, что творение приглашено разделить эти благость и славу. Так говорится в Псалмах: «Вкусите и увидите, как благ Господь» (33:8)»
Дэвид Харт. Красота бесконечного. Стр 26
#цитаты R on E
Дэвид Харт. Красота бесконечного. Стр 26
#цитаты R on E
Репрессивность немощных и сильных
«Нельзя делать X, чтобы не соблазнять немощного брата, имеющего убеждение Y!» — такое утверждение довольно часто можно услышать в контексте столкновения разных взглядов на допустимость того или иного действия внутри христианского сообщества.
С самого зарождения христианства существовала проблема взаимодействия немощных и сильных, в которой убеждения одних претендовали быть принудительными для других. Эта ситуация вызывала серьезные конфликты, доходящие до непринятия друг друга.
Примеры подобного мы наблюдаем в письмах апостола Павла. Несмотря на довольно ясное и широкое изложение Павловых рекомендаций, в среде консервативных христиан можно заметить несколько странную и замкнутую трактовку, которая вместо решения, наоборот, усугубляет проблему.
В послании к Римлянам (14) и в 1 Коринфянам (8; 10) Павел пишет, чтобы сильные в вере не соблазняли немощных. На основании этого утверждается, что сильные обязаны подстраиваться под слабых. Если ты считаешь, что допустимо делать X, но это соблазняет немощного, то тебе следует перестать это делать, иначе ты не любишь последнего. Напоследок, в качестве закрепляющего авторитетного доказательства, звучит текст: «И потому, если пища соблазняет брата моего, не буду есть мяса вовек, чтобы не соблазнить брата моего. 1 Кор 8:13».
На первый взгляд все логично, но при большем внимании обнаруживается деструктивная неполноценность такой трактовки.
Если сильные в вере будут подстраиваться под немощных, при этом не пытаясь их переубедить, то в итоге сообщество наполнится немощными. При появлении сильного, немощные репрессивно-младенческим образом задавят сильных, подобно тому, как сильные принуждали немощных. По этой причине сообщество не будет развиваться, а немощь будет занимать лидирующие позиции. Призыв к несоблазну, в таком случае, равен призыву к религиозному инфантилизму, духовному и интеллектуальному младенчеству.
Неужели Павел не видел этого? Сомневаюсь.
Далее выделю две стороны его мысли:
1 В контексте обсуждения этой проблемы Павел пишет: «Каждый поступай по удостоверению своего ума (убеждения) 5 ст., что подразумевает зеркальность взаимоотношений убеждений сильных и немощных.
«Кто ест, не уничижай того, кто не ест; и кто не ест, не осуждай того, кто ест, потому что Бог принял его... Иной отличает день от дня, а другой судит о всяком дне равно. Всякий поступай по удостоверению своего ума. Рим 14:3–5»
Это значит, что как сильные не могут принуждать слабых, так и слабые не могут принуждать сильных. Далее он пишет: «Посему принимайте друг друга, как и Христос принял вас в славу Божию. 15:7». Принимайте, вне зависимости от культурных, религиозных, литургических, обрядовых различий, но во Христе.
Такой подход действительно решает проблему и позволяет каждому развиваться без конфликтов и принуждения.
2 Вторая сторона имеет уже другой уровень риторики. Павел пишет: «…А согрешая таким образом против братьев и уязвляя немощную совесть их, вы согрешаете против Христа. И потому, если пища соблазняет брата моего, не буду есть мяса вовек, чтобы не соблазнить брата моего. 1 Кор 8:10–13».
Именно этот текст для многих служит основанием репрессивной практики принуждения со стороны немощных.
В первом случае — лояльность принятия, во втором — принятие необходимости подстроиться под немощного.
Получается, что по «удостоверению ума» поступать уже не получится, ведь это может кого-то соблазнить?
Приведенная выше дилемма намекает на антибинарный подход, который исключает крайности и совмещает кажущиеся противоречия.
Нет прямой инструкции к действию, а есть только направление образа мысли в сторону самостоятельного неоднозначного поступка в зависимости от ситуации под эгидой любви.
Нет никакой взаимной репрессивности, есть только добровольное самоограничение в зависимости от понимания реальной в этом необходимости.
Любовь может требовать как снизойти к брату, подстроившись в чем-либо под него, так и, наоборот, «соблазнить» брата, сделав противоположное его убеждениям, дабы сподвигнуть к поиску оснований своих убеждений.
#рефлексия R on E
«Нельзя делать X, чтобы не соблазнять немощного брата, имеющего убеждение Y!» — такое утверждение довольно часто можно услышать в контексте столкновения разных взглядов на допустимость того или иного действия внутри христианского сообщества.
С самого зарождения христианства существовала проблема взаимодействия немощных и сильных, в которой убеждения одних претендовали быть принудительными для других. Эта ситуация вызывала серьезные конфликты, доходящие до непринятия друг друга.
Примеры подобного мы наблюдаем в письмах апостола Павла. Несмотря на довольно ясное и широкое изложение Павловых рекомендаций, в среде консервативных христиан можно заметить несколько странную и замкнутую трактовку, которая вместо решения, наоборот, усугубляет проблему.
В послании к Римлянам (14) и в 1 Коринфянам (8; 10) Павел пишет, чтобы сильные в вере не соблазняли немощных. На основании этого утверждается, что сильные обязаны подстраиваться под слабых. Если ты считаешь, что допустимо делать X, но это соблазняет немощного, то тебе следует перестать это делать, иначе ты не любишь последнего. Напоследок, в качестве закрепляющего авторитетного доказательства, звучит текст: «И потому, если пища соблазняет брата моего, не буду есть мяса вовек, чтобы не соблазнить брата моего. 1 Кор 8:13».
На первый взгляд все логично, но при большем внимании обнаруживается деструктивная неполноценность такой трактовки.
Если сильные в вере будут подстраиваться под немощных, при этом не пытаясь их переубедить, то в итоге сообщество наполнится немощными. При появлении сильного, немощные репрессивно-младенческим образом задавят сильных, подобно тому, как сильные принуждали немощных. По этой причине сообщество не будет развиваться, а немощь будет занимать лидирующие позиции. Призыв к несоблазну, в таком случае, равен призыву к религиозному инфантилизму, духовному и интеллектуальному младенчеству.
Неужели Павел не видел этого? Сомневаюсь.
Далее выделю две стороны его мысли:
1 В контексте обсуждения этой проблемы Павел пишет: «Каждый поступай по удостоверению своего ума (убеждения) 5 ст., что подразумевает зеркальность взаимоотношений убеждений сильных и немощных.
«Кто ест, не уничижай того, кто не ест; и кто не ест, не осуждай того, кто ест, потому что Бог принял его... Иной отличает день от дня, а другой судит о всяком дне равно. Всякий поступай по удостоверению своего ума. Рим 14:3–5»
Это значит, что как сильные не могут принуждать слабых, так и слабые не могут принуждать сильных. Далее он пишет: «Посему принимайте друг друга, как и Христос принял вас в славу Божию. 15:7». Принимайте, вне зависимости от культурных, религиозных, литургических, обрядовых различий, но во Христе.
Такой подход действительно решает проблему и позволяет каждому развиваться без конфликтов и принуждения.
2 Вторая сторона имеет уже другой уровень риторики. Павел пишет: «…А согрешая таким образом против братьев и уязвляя немощную совесть их, вы согрешаете против Христа. И потому, если пища соблазняет брата моего, не буду есть мяса вовек, чтобы не соблазнить брата моего. 1 Кор 8:10–13».
Именно этот текст для многих служит основанием репрессивной практики принуждения со стороны немощных.
В первом случае — лояльность принятия, во втором — принятие необходимости подстроиться под немощного.
Получается, что по «удостоверению ума» поступать уже не получится, ведь это может кого-то соблазнить?
Приведенная выше дилемма намекает на антибинарный подход, который исключает крайности и совмещает кажущиеся противоречия.
Нет прямой инструкции к действию, а есть только направление образа мысли в сторону самостоятельного неоднозначного поступка в зависимости от ситуации под эгидой любви.
Нет никакой взаимной репрессивности, есть только добровольное самоограничение в зависимости от понимания реальной в этом необходимости.
Любовь может требовать как снизойти к брату, подстроившись в чем-либо под него, так и, наоборот, «соблазнить» брата, сделав противоположное его убеждениям, дабы сподвигнуть к поиску оснований своих убеждений.
#рефлексия R on E
Спасение верой во Христа или Христом?
Чтобы понять этот вопрос, необходимо посмотреть на спасение в юридическом аспекте. Не как на динамический процесс обожения и избавления от зла, а как на билет в рай и избавление от вечных мук.
Спасение Христом — это одностороннее, универсальное, реализованное желание даровать всему человечеству избавление от мук ада (сейчас я не затрагиваю перспективу спасения от зла).
Спасение верой во Христа — это двухсторонний синергичный акт, который окончательно реализуется только после признания информации о Христе и самого Христа.
Если спасение от ада происходит только верой во Христа (и верой в содеянное им), а вера возможна только в осознанности, какая участь ждет:
- Людей, не слышавших о Христе.
- Детей неосознанного возраста.
- Искренних, честных, добрых атеистов и агностиков, которые с точки зрения христианской этики были более моральны, чем многие христиане.
- Искренне верующих людей нехристианских взглядов.
Ответ честных фундаменталистских ортодоксов при принятии посылки необходимости «осознанной веры во Христа» должен звучать радикально:
Раз они вне Христа и вне церкви — они вне спасения и идут в ад. А поскольку наказание в аду (или геенне) вечно, они обречены на безвозвратные мучения.
Если фундаменталист сбавит тон и, к примеру, будет говорить, что не знает посмертной участи младенцев, участи верных монахов-буддистов, участи аборигенов, то тогда он обязан поставить на такой же уровень скепсиса и спасение Sola fide.
Не кажется ли вам такая концепция странной и несправедливой? Как с ней сочетать Бога-любовь?
В дальнейшем я планирую оформить свои мысли в виде статьи или серии постов. А сейчас, если у вас есть варианты ответа на эту проблематику, буду рад почитать их в комментариях под постом.
P.S. Под новым хештегом буду публиковать проблемные #вопросы, достойные рефлексии и ответа.
#вопросы R on E
Чтобы понять этот вопрос, необходимо посмотреть на спасение в юридическом аспекте. Не как на динамический процесс обожения и избавления от зла, а как на билет в рай и избавление от вечных мук.
Спасение Христом — это одностороннее, универсальное, реализованное желание даровать всему человечеству избавление от мук ада (сейчас я не затрагиваю перспективу спасения от зла).
Спасение верой во Христа — это двухсторонний синергичный акт, который окончательно реализуется только после признания информации о Христе и самого Христа.
Если спасение от ада происходит только верой во Христа (и верой в содеянное им), а вера возможна только в осознанности, какая участь ждет:
- Людей, не слышавших о Христе.
- Детей неосознанного возраста.
- Искренних, честных, добрых атеистов и агностиков, которые с точки зрения христианской этики были более моральны, чем многие христиане.
- Искренне верующих людей нехристианских взглядов.
Ответ честных фундаменталистских ортодоксов при принятии посылки необходимости «осознанной веры во Христа» должен звучать радикально:
Раз они вне Христа и вне церкви — они вне спасения и идут в ад. А поскольку наказание в аду (или геенне) вечно, они обречены на безвозвратные мучения.
Если фундаменталист сбавит тон и, к примеру, будет говорить, что не знает посмертной участи младенцев, участи верных монахов-буддистов, участи аборигенов, то тогда он обязан поставить на такой же уровень скепсиса и спасение Sola fide.
Не кажется ли вам такая концепция странной и несправедливой? Как с ней сочетать Бога-любовь?
В дальнейшем я планирую оформить свои мысли в виде статьи или серии постов. А сейчас, если у вас есть варианты ответа на эту проблематику, буду рад почитать их в комментариях под постом.
P.S. Под новым хештегом буду публиковать проблемные #вопросы, достойные рефлексии и ответа.
#вопросы R on E
ИСТИНА И КРАСОТА
«Весь мир образов, окружающий нас, есть единственное поле значений. Каждый цветок, который мы видим, есть выражение, каждый ландшафт имеет свое значение, каждое лицо человека или животного говорит своим бессловесным языком. Тщетной была бы попытка перевести этот язык в понятия. Хотя мы можем попытаться как-то обозначить, даже описать содержание, выражаемое этими вещами, нам никогда не удастся изложить его адекватно. Этот язык выражения обращен, прежде всего, не к понятийному мышлению, а к некоему особому разумению, способному читать форму (Gestalt) вещей.
…Не случайно эта (таинственность истины) сторона истины тесно взаимосвязана с понятием красоты. Ведь имя этого лучащегося свойства истины, переливающегося через край своим сиянием, своей неделимой целостностью и своей совершенной выразительной мощью, есть на самом деле не что иное, как именно красота.
Красота есть та сторона истины, которая не поддается никакой дефиниции, и уловить ее можно лишь в прямом контакте с ней; благодаря красоте, каждая встреча с истиной оказывается новым событием.
Красота – это необъяснимое действенное излучение из средоточия бытия в выразительную поверхность образа, излучение, которое отражает себя в образе и сообщает оному единство, полноту и глубину, превосходящие то, что образ содержит как таковой»
Отрывок из книги Ханса Урса Фон Бальтазара «Теологика» 1.т. с.140,141.
#цитаты R on E
«Весь мир образов, окружающий нас, есть единственное поле значений. Каждый цветок, который мы видим, есть выражение, каждый ландшафт имеет свое значение, каждое лицо человека или животного говорит своим бессловесным языком. Тщетной была бы попытка перевести этот язык в понятия. Хотя мы можем попытаться как-то обозначить, даже описать содержание, выражаемое этими вещами, нам никогда не удастся изложить его адекватно. Этот язык выражения обращен, прежде всего, не к понятийному мышлению, а к некоему особому разумению, способному читать форму (Gestalt) вещей.
…Не случайно эта (таинственность истины) сторона истины тесно взаимосвязана с понятием красоты. Ведь имя этого лучащегося свойства истины, переливающегося через край своим сиянием, своей неделимой целостностью и своей совершенной выразительной мощью, есть на самом деле не что иное, как именно красота.
Красота есть та сторона истины, которая не поддается никакой дефиниции, и уловить ее можно лишь в прямом контакте с ней; благодаря красоте, каждая встреча с истиной оказывается новым событием.
Красота – это необъяснимое действенное излучение из средоточия бытия в выразительную поверхность образа, излучение, которое отражает себя в образе и сообщает оному единство, полноту и глубину, превосходящие то, что образ содержит как таковой»
Отрывок из книги Ханса Урса Фон Бальтазара «Теологика» 1.т. с.140,141.
#цитаты R on E
О КРАСОТЕ
В современном обществе, преимущественно мыслящем в парадигме постмодерна, особенно актуально поразмышлять о таком понятии, как красота. Если раньше о ней, в большинстве случаев, рассуждали как о чем-то объективно существующем, то в наше время она часто понимается лишь как субъективная непостоянная оценка. Нечто похожее можно проследить в тенденциях отрицания объективности истины и этики. Каждый сам создает и определяет, что есть добро и что есть истина. В конечном итоге каждый человек безосновательно может назвать красоту другого - уродством, истину - ложью, зло - добром.
В связи с этим, считаю важным рефлексировать над этой темой, чтобы, насколько возможно, преодолеть возникающий хаос, и иметь более твердое основание в утверждениях подобного рода.
В этом небольшом тексте я попытаюсь рассмотреть понятие красоты, затрону вопросы ее онтологического статуса, эпистемологии, идентификации и отношения с другими понятиями.
Размышляя об онтологическом статусе красоты, мы невольно сталкиваемся с проблемой дефиниции. Что есть красота? Существует ли она самостоятельно, вне восприятия субъекта? Как ее можно идентифицировать? Какими субстанциональными определяющими атрибутами она обладает?
Забегая вперед, стоит заметить, что для ответа на эти вопросы придется изначально прибегнуть к базовым, эмпирически недоказуемым предпосылкам, включающих в себя ответы на предельные вопросы и, в зависимости от них, выстраивать последующий анализ.
Как уже было сказано, вопрос красоты тесно связан с проблематикой объективности этики и истины (под объективностью в этом тексте, в зависимости от контекста, будет пониматься как вопрос реального присутствия в бытии, так и вопрос универсальности). Поэтому, прежде всего, кратко будут рассмотрены некоторые эпистемологические и онтологические концепции, после чего, имея определенный фоновый бэкграунд, сфокусируемся на самом понятии красоты. ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ…
#статьи R on E
В современном обществе, преимущественно мыслящем в парадигме постмодерна, особенно актуально поразмышлять о таком понятии, как красота. Если раньше о ней, в большинстве случаев, рассуждали как о чем-то объективно существующем, то в наше время она часто понимается лишь как субъективная непостоянная оценка. Нечто похожее можно проследить в тенденциях отрицания объективности истины и этики. Каждый сам создает и определяет, что есть добро и что есть истина. В конечном итоге каждый человек безосновательно может назвать красоту другого - уродством, истину - ложью, зло - добром.
В связи с этим, считаю важным рефлексировать над этой темой, чтобы, насколько возможно, преодолеть возникающий хаос, и иметь более твердое основание в утверждениях подобного рода.
В этом небольшом тексте я попытаюсь рассмотреть понятие красоты, затрону вопросы ее онтологического статуса, эпистемологии, идентификации и отношения с другими понятиями.
Размышляя об онтологическом статусе красоты, мы невольно сталкиваемся с проблемой дефиниции. Что есть красота? Существует ли она самостоятельно, вне восприятия субъекта? Как ее можно идентифицировать? Какими субстанциональными определяющими атрибутами она обладает?
Забегая вперед, стоит заметить, что для ответа на эти вопросы придется изначально прибегнуть к базовым, эмпирически недоказуемым предпосылкам, включающих в себя ответы на предельные вопросы и, в зависимости от них, выстраивать последующий анализ.
Как уже было сказано, вопрос красоты тесно связан с проблематикой объективности этики и истины (под объективностью в этом тексте, в зависимости от контекста, будет пониматься как вопрос реального присутствия в бытии, так и вопрос универсальности). Поэтому, прежде всего, кратко будут рассмотрены некоторые эпистемологические и онтологические концепции, после чего, имея определенный фоновый бэкграунд, сфокусируемся на самом понятии красоты. ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ…
#статьи R on E
