Эллиниcтика

В то же время «греческая, равно как и европейская наука, стояла совсем на другой позиции. Ее сформулировал еще Анаксагор: „Явления — облик невидимых вещей“, т.е. изучение явлений позволяет проникнуть в суть скрытых закономерностей, которым подчинена природа»). Греческие астрономы, сообщает Л.Я., «начиная с Анаксимандра, были в первую очередь озабочены созданием геометрической модели, которая бы отражала истинную структуру космоса», в первую очередь Солнечной системы в виде знакомой нам последовательности планет, следующих за звездой, в чём не увидели нужды на Востоке, там не возникло даже подозрения, что такую можно создать.

В конечном итоге трудно не согласиться с Диогеном Л., что «это большая ошибка — приписывать варварам открытия эллинов».

Греки ещё и потому не могли перенять науку у соседей, что принципиально не желали учить чужих языков: «хотя греки и знали о существовании клинописи, никакого различия между ее видами они не делали, воспринимая … просто как некое „восточное письмо“»; «даже в более позднее время нам не известен ни один греческий автор, который бы знал египетский язык и письменность … нельзя обнаружить ничего египетского в тринадцати книгах Евклида», который почти всю жизнь прожил в Александрии.

Древние, согласно Жмудю (2002), верили, что «новому можно либо научиться от другого, либо найти самому. Любая вещь, имевшая самое поверхностное сходство с другой, более ранней, могла быть объявлена заимствованием»: схожее мышление в антропологии в наши дни именуется «диффузионизмом».

Он-то и «привел к очевидной предрасположенности греческой историографии к тому, чтобы отдавать Востоку приоритет в изобретении различных наук … усиленная иудейскими и христианскими авторами, выводившими греческую философию и науку из Пятикнижия, эта тенденция не только преобладала в ранний период европейской историографии науки, но и не раз становилась влиятельной в ХIХ-ХХ вв.»

Вот почему «современная история греческой науки может использовать античные сведения о восточных заимствованиях лишь в тех случаях, когда они подтверждаются восточными же источниками или хотя бы не противоречат им. Более чем столетний опыт изучения восточных текстов показывает, что таких случаев было очень немного».

В общем, трудно не согласиться с Ж.-П. Вернаном (1965), по словам которого определить «дату и место рождения» рационального мышления легко: «То был VI в. до н.э., греческие полисы Малой Азии»; он цитирует Дж. Бёрнета, согласно которому «ранние ионийские учителя проложили путь, по которому науке после этого оставалось просто следовать».

Не раз доводилось слышать о своеобразных «открытиях», «обнаруживших», что, оказывается, теорема Пифагора была известна задолго до великого математика. Это, однако, не стало бы новостью и для греков, ведь достижением философа они полагали вовсе не изобретение этой теоремы, но её доказательство. Касается это и Фалеса, ведь теорему о том, что диаметр делит круг пополам, было известно давно, было «общеизвестной истиной», но лишь он потрудился найти ему обоснование.

Возведение подобного мышления в принцип породило метол, называемый научным, а его применение к областям, ранее знавшими только прикладное, эмпирическое приложение, пишет А.И., закономерно привело к тому, что «достижения греческих астрономии и космологии к концу V в. до н.э. были колоссальны и далеко превосходили всё, чего достигли другие народы древности» .

Выходит, что наука начинается с тех самых доказательств, которые всем так надоели ещё со школьной геометрии. Поскольку они, как мы уже поняли, не могли быть заимствованы не с Востока, но созданы впервые греками, хочется спросить, а как же такое вышло? Что именно сподвигло древних на их изобретение?

#scientia
⬅️⬆️ «Правда ли, что научный метод родился из древнегреческой мифологии?», 4/23 ⤴️➡️

www.group-telegram.com/fr/hellenistics.com/125

4.8K viewsedited  Feb 17, 2022 at 12:35

В то же время «греческая, равно как и европейская наука, стояла совсем на другой позиции. Ее сформулировал еще Анаксагор: „Явления — облик невидимых вещей“, т.е. изучение явлений позволяет проникнуть в суть скрытых закономерностей, которым подчинена природа»). Греческие астрономы, сообщает Л.Я., «начиная с Анаксимандра, были в первую очередь озабочены созданием геометрической модели, которая бы отражала истинную структуру космоса», в первую очередь Солнечной системы в виде знакомой нам последовательности планет, следующих за звездой, в чём не увидели нужды на Востоке, там не возникло даже подозрения, что такую можно создать.

В конечном итоге трудно не согласиться с Диогеном Л., что «это большая ошибка — приписывать варварам открытия эллинов».

Греки ещё и потому не могли перенять науку у соседей, что принципиально не желали учить чужих языков: «хотя греки и знали о существовании клинописи, никакого различия между ее видами они не делали, воспринимая … просто как некое „восточное письмо“»; «даже в более позднее время нам не известен ни один греческий автор, который бы знал египетский язык и письменность … нельзя обнаружить ничего египетского в тринадцати книгах Евклида», который почти всю жизнь прожил в Александрии.

Древние, согласно Жмудю (2002), верили, что «новому можно либо научиться от другого, либо найти самому. Любая вещь, имевшая самое поверхностное сходство с другой, более ранней, могла быть объявлена заимствованием»: схожее мышление в антропологии в наши дни именуется «диффузионизмом».

Он-то и «привел к очевидной предрасположенности греческой историографии к тому, чтобы отдавать Востоку приоритет в изобретении различных наук … усиленная иудейскими и христианскими авторами, выводившими греческую философию и науку из Пятикнижия, эта тенденция не только преобладала в ранний период европейской историографии науки, но и не раз становилась влиятельной в ХIХ-ХХ вв.»

Вот почему «современная история греческой науки может использовать античные сведения о восточных заимствованиях лишь в тех случаях, когда они подтверждаются восточными же источниками или хотя бы не противоречат им. Более чем столетний опыт изучения восточных текстов показывает, что таких случаев было очень немного».

В общем, трудно не согласиться с Ж.-П. Вернаном (1965), по словам которого определить «дату и место рождения» рационального мышления легко: «То был VI в. до н.э., греческие полисы Малой Азии»; он цитирует Дж. Бёрнета, согласно которому «ранние ионийские учителя проложили путь, по которому науке после этого оставалось просто следовать».

Не раз доводилось слышать о своеобразных «открытиях», «обнаруживших», что, оказывается, теорема Пифагора была известна задолго до великого математика. Это, однако, не стало бы новостью и для греков, ведь достижением философа они полагали вовсе не изобретение этой теоремы, но её доказательство. Касается это и Фалеса, ведь теорему о том, что диаметр делит круг пополам, было известно давно, было «общеизвестной истиной», но лишь он потрудился найти ему обоснование.

Возведение подобного мышления в принцип породило метол, называемый научным, а его применение к областям, ранее знавшими только прикладное, эмпирическое приложение, пишет А.И., закономерно привело к тому, что «достижения греческих астрономии и космологии к концу V в. до н.э. были колоссальны и далеко превосходили всё, чего достигли другие народы древности» .

Выходит, что наука начинается с тех самых доказательств, которые всем так надоели ещё со школьной геометрии. Поскольку они, как мы уже поняли, не могли быть заимствованы не с Востока, но созданы впервые греками, хочется спросить, а как же такое вышло? Что именно сподвигло древних на их изобретение?

#scientia
⬅️⬆️ «Правда ли, что научный метод родился из древнегреческой мифологии?», 4/23 ⤴️➡️

BY Эллиниcтика