Кэти 31 год. Почти 12 лет она помогает донорам в реабилитационных центрах. Через восемь месяцев девушка завершит свою карьеру. И она знает заранее, как сложится остаток жизни, ведь её готовили к этому с рождения. А пока этого не произошло, героиня предаётся воспоминаниям о детских и юношеских годах, проведенных в интернате Хейлшем.
Неяркие, не динамичные, а порой и вовсе скучные, истории детства. Они обрели свой окрас лишь к концу книги. Но во время чтения развязку постоянно хотелось ускорить, а порой и вовсе не дожидаться. Лишь, мелькающие вновь и вновь, термины "донорство" и "выемка", которые не вязались с простым сюжетом, создавали интерес двигаться дальше. Я постоянно задавалась вопросом: "Когда уже почувствуется пронзительность прозы японского автора, которую расхваливают в аннотации к книге?" И в последней главе я её почувствовала. Но несмотря на это, знакомиться с другими произведениями писателя точно не буду.
Кэти 31 год. Почти 12 лет она помогает донорам в реабилитационных центрах. Через восемь месяцев девушка завершит свою карьеру. И она знает заранее, как сложится остаток жизни, ведь её готовили к этому с рождения. А пока этого не произошло, героиня предаётся воспоминаниям о детских и юношеских годах, проведенных в интернате Хейлшем.
Неяркие, не динамичные, а порой и вовсе скучные, истории детства. Они обрели свой окрас лишь к концу книги. Но во время чтения развязку постоянно хотелось ускорить, а порой и вовсе не дожидаться. Лишь, мелькающие вновь и вновь, термины "донорство" и "выемка", которые не вязались с простым сюжетом, создавали интерес двигаться дальше. Я постоянно задавалась вопросом: "Когда уже почувствуется пронзительность прозы японского автора, которую расхваливают в аннотации к книге?" И в последней главе я её почувствовала. Но несмотря на это, знакомиться с другими произведениями писателя точно не буду.
"We're seeing really dramatic moves, and it's all really tied to Ukraine right now, and in a secondary way, in terms of interest rates," Octavio Marenzi, CEO of Opimas, told Yahoo Finance Live on Thursday. "This war in Ukraine is going to give the Fed the ammunition, the cover that it needs, to not raise interest rates too quickly. And I think Jay Powell is a very tepid sort of inflation fighter and he's not going to do as much as he needs to do to get that under control. And this seems like an excuse to kick the can further down the road still and not do too much too soon." For Oleksandra Tsekhanovska, head of the Hybrid Warfare Analytical Group at the Kyiv-based Ukraine Crisis Media Center, the effects are both near- and far-reaching. Two days after Russia invaded Ukraine, an account on the Telegram messaging platform posing as President Volodymyr Zelenskiy urged his armed forces to surrender. Telegram, which does little policing of its content, has also became a hub for Russian propaganda and misinformation. Many pro-Kremlin channels have become popular, alongside accounts of journalists and other independent observers. Since its launch in 2013, Telegram has grown from a simple messaging app to a broadcast network. Its user base isn’t as vast as WhatsApp’s, and its broadcast platform is a fraction the size of Twitter, but it’s nonetheless showing its use. While Telegram has been embroiled in controversy for much of its life, it has become a vital source of communication during the invasion of Ukraine. But, if all of this is new to you, let us explain, dear friends, what on Earth a Telegram is meant to be, and why you should, or should not, need to care.
from fr
