Дмитрий Михайличенко, аналитик, доктор философских наук
О факторах трансформации политического дискурса в России
После начала СВО ключевые акторы власти обозначили стремление унифицировать политический дискурс и вписать его в жесткие рамки патриотического консенсуса. Успешность таких попыток не гарантирована, а любые попытки жесткого исключения несогласия и критики могут быть успешны только на краткосрочную перспективу. В качестве побочного эффекта формируются отчетливые риски в виде усиления влияния на общественное мнение эмигрантского интеллектуального дискурса.
Зампред СовБеза Д.Медведев определил желаемое состояние публичной политики в стране так: «любой политический лидер, который попытается изменить возникший после 24 февраля 2022 года дискурс развития страны, будет подвергнут анафеме как предатель». Здесь имеется ввиду прежде всего невозможность оспаривания ключевых нарративов власти (от СВО-патриотизма до осуждения ЛГБТ).
Сейчас, когда с начала СВО прошло 16 месяцев, можно сказать, что эту рамку удается обеспечивать в отношениях значительной части социума. Российское общество в нынешних реалиях еще не утратило, но стремительно утрачивает инструментарий для критического осмысления СВО-реальности и возможности смены ключевых нарративов.
Социум давно уже приучен жить в условиях диктата власти, которая периодами ослабевает (Перестройка, ельцинские 1990-е гг.), а периодами, как сейчас, снова усиливается. Показательно, как из общественного сознания в последние годы буквально пропал термин «революция», который в советское время получал позитивные коннотации не только в политической сфере. Аналогичное касается и слов «демократия» и «либерализм», которые оказались опошлены и маргинализированы. Это не явный, а косвенный пример того, как власть управляет публичным дискурсом.
После 24 февраля 2022 года власти попытались исключить из публичной сферы критиков (типа иноагентов и признанной нежелательной в России «Медузы») и системных либералов (типа «Эхо Москвы»): сейчас этот «аппендикс» публичной сферы, казалось бы, «успешно» удален и практически не востребован властью. Однако он оказался ожидаемо востребован за пределами страны (в основном, в Европе): с помощью него идет не только агитация части российского общества против СВО, но и успешно формируются проукраинские нарративы.
В условиях невозможности запретить YouTube и жестко надавить на Telegram, запреты признанных экстремистскими Instagram и Facebook выглядят как половинчатая мера, которая мало что решила. Более того, внимательный анализ пропагандистских масс-медиа показывает, что они по-прежнему вынуждены отвечать различным «экстремистским» и «нежелательным» медиа-ресурсам и блогерам. То есть, исключить из общественного сознания их не удается: конечно, византийские социологи могут показывать в высоких кабинетах результаты замеров, в которых будет указано, что никто эти ресурсы не читает и не смотрит, но реальность иная.
Политизированная часть социума, а это 10-15% граждан страны (вне зависимости от того, в России они находятся или за ее пределами) в курсе нарративов и дискурса не только Медведева, но и несистемной оппозиции. Провластные политологи любят рассуждать о том, что интерес к политике в стране падает и политизированных все меньше. На это хочется возразить: да нет, просто ваш византийский контент с массой ограничений мало кому интересен, равно как и обильное размещалово в каналах с сотней тысяч подписчиков-ботов.
А оппонировать диссидентскому дискурсу становится просто некому: ситуация будет и дальше развиваться в эту сторону. Прекратить все это можно будет только по белорусско-ДНР-овскому стандарту (с досмотром правоохранителями смартфонов «подозрительных» граждан на улицах и угрозе реальных санкций за подписку на вражеские Телеграм- и Ютуб-каналы). Пока российская власть далека до такого уровня демонстрации суверенитета, но, возможно, и этот рубеж придется брать.
Дмитрий Михайличенко, аналитик, доктор философских наук
О факторах трансформации политического дискурса в России
После начала СВО ключевые акторы власти обозначили стремление унифицировать политический дискурс и вписать его в жесткие рамки патриотического консенсуса. Успешность таких попыток не гарантирована, а любые попытки жесткого исключения несогласия и критики могут быть успешны только на краткосрочную перспективу. В качестве побочного эффекта формируются отчетливые риски в виде усиления влияния на общественное мнение эмигрантского интеллектуального дискурса.
Зампред СовБеза Д.Медведев определил желаемое состояние публичной политики в стране так: «любой политический лидер, который попытается изменить возникший после 24 февраля 2022 года дискурс развития страны, будет подвергнут анафеме как предатель». Здесь имеется ввиду прежде всего невозможность оспаривания ключевых нарративов власти (от СВО-патриотизма до осуждения ЛГБТ).
Сейчас, когда с начала СВО прошло 16 месяцев, можно сказать, что эту рамку удается обеспечивать в отношениях значительной части социума. Российское общество в нынешних реалиях еще не утратило, но стремительно утрачивает инструментарий для критического осмысления СВО-реальности и возможности смены ключевых нарративов.
Социум давно уже приучен жить в условиях диктата власти, которая периодами ослабевает (Перестройка, ельцинские 1990-е гг.), а периодами, как сейчас, снова усиливается. Показательно, как из общественного сознания в последние годы буквально пропал термин «революция», который в советское время получал позитивные коннотации не только в политической сфере. Аналогичное касается и слов «демократия» и «либерализм», которые оказались опошлены и маргинализированы. Это не явный, а косвенный пример того, как власть управляет публичным дискурсом.
После 24 февраля 2022 года власти попытались исключить из публичной сферы критиков (типа иноагентов и признанной нежелательной в России «Медузы») и системных либералов (типа «Эхо Москвы»): сейчас этот «аппендикс» публичной сферы, казалось бы, «успешно» удален и практически не востребован властью. Однако он оказался ожидаемо востребован за пределами страны (в основном, в Европе): с помощью него идет не только агитация части российского общества против СВО, но и успешно формируются проукраинские нарративы.
В условиях невозможности запретить YouTube и жестко надавить на Telegram, запреты признанных экстремистскими Instagram и Facebook выглядят как половинчатая мера, которая мало что решила. Более того, внимательный анализ пропагандистских масс-медиа показывает, что они по-прежнему вынуждены отвечать различным «экстремистским» и «нежелательным» медиа-ресурсам и блогерам. То есть, исключить из общественного сознания их не удается: конечно, византийские социологи могут показывать в высоких кабинетах результаты замеров, в которых будет указано, что никто эти ресурсы не читает и не смотрит, но реальность иная.
Политизированная часть социума, а это 10-15% граждан страны (вне зависимости от того, в России они находятся или за ее пределами) в курсе нарративов и дискурса не только Медведева, но и несистемной оппозиции. Провластные политологи любят рассуждать о том, что интерес к политике в стране падает и политизированных все меньше. На это хочется возразить: да нет, просто ваш византийский контент с массой ограничений мало кому интересен, равно как и обильное размещалово в каналах с сотней тысяч подписчиков-ботов.
А оппонировать диссидентскому дискурсу становится просто некому: ситуация будет и дальше развиваться в эту сторону. Прекратить все это можно будет только по белорусско-ДНР-овскому стандарту (с досмотром правоохранителями смартфонов «подозрительных» граждан на улицах и угрозе реальных санкций за подписку на вражеские Телеграм- и Ютуб-каналы). Пока российская власть далека до такого уровня демонстрации суверенитета, но, возможно, и этот рубеж придется брать.
BY Кремлёвский безБашенник
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
In 2018, Russia banned Telegram although it reversed the prohibition two years later. Since its launch in 2013, Telegram has grown from a simple messaging app to a broadcast network. Its user base isn’t as vast as WhatsApp’s, and its broadcast platform is a fraction the size of Twitter, but it’s nonetheless showing its use. While Telegram has been embroiled in controversy for much of its life, it has become a vital source of communication during the invasion of Ukraine. But, if all of this is new to you, let us explain, dear friends, what on Earth a Telegram is meant to be, and why you should, or should not, need to care. "Markets were cheering this economic recovery and return to strong economic growth, but the cheers will turn to tears if the inflation outbreak pushes businesses and consumers to the brink of recession," he added. The Security Service of Ukraine said in a tweet that it was able to effectively target Russian convoys near Kyiv because of messages sent to an official Telegram bot account called "STOP Russian War."
from fr
