Анастасия Кругликова

— Девушка, вас побить?

Не поворачиваю голову.

— Не, спасибо. Так посижу...

— А зря. Качественно и бесплатно.

Мужчина начинает хлестать себя прутьями по пяткам.

Дверь распахивается, заходит другой, лет пятидесяти. Я уже видела его час назад у тренажера — он поднимал вес, от которого у виска выступает вена, но лицом был невозмутим, будто лежал на морской воде. Седина, мышцы, прямая спина. Двигается медленно.

— Ну что, сейчас ежиков травить будем.

Ежиков разве травят. Мы на даче ежам наливали молоко в миску и, затаившись в темноте, ждали, придут ли.

Как почти любой, кого однажды со вздохом разочарования определили не в физики, а в лирики, мучительно-ностальгическую сцену из детства я успеваю пережить раньше, чем задуматься об необходимости травить в бане ежей.

Мужчина выливает на печь половину жидкости из принесенной им бутылки. Камни шипят. По мгновенной горечи во рту, которую хочется запить, понимаю — полынь.

Садится у печи. Спина все ещё прямая.

—Теперь ежики сюда не придут.

Улыбается, довольный.

Тот, что с прутьями, — ему:

— Ну чего ты так про них. Йога это не так, может, легко. Если бы ты час полежал в той позе, какая у них там...

— Если бы я лишний час полежал в любой позе, я бы сразу умер, Костя. Ты меня знаешь.

Пар опускается, жжет спину, но особенно — место, которое бабушка называла «загривок». «Загривок» исчез лет в 12, ни бабушка, ни ещё кто о нём с тех пор не говорил. Это было какое-то слово для детства. Но тут я накрыла шею рукой и разблокировала воспоминание.

Девушка с лавки напротив — мне:
— Вы у нас новенькая?
— Ты посмотри, Костя, она уже ревнует! — мужчины хохочут.

Отвечаю:
— Не волнуйтесь, я тут случайно и только на пару дней. Проездом.
Она:
— Понятно, тогда приятно познакомиться, — теперь уже смеёмся и мы с ней.

Выхожу, встаю раскаленной спиной под мелкий, прохладный душ. Одна женщина кричит другой через стенку, намыливая волосы:

— ...да у них из общего только два выходных. Нет, ты не поняла, график два через два и выходные всегда одновременно. Я думаю, она только потому и держится за эти отношения.

У бассейна — тренер. Он сполз вглубь стула, лодыжка одной ноги лежит на колене другой. Свисток всегда во рту, но свистит тренер редко, предварительно собравшись всем телом и духом, а после сразу устало опуская голову. Подростки, — я видела их до того, стоящими в ряд, они длинные, с выпяченными рёбрами, широкими плечами — устремляются на свист, собираются в одну кучу, как рыбы, и пытливо глядят из воды.

Окунаюсь. Как все-таки хороши люди, когда ты сам плывешь в холоде после книги, бани, бега и снега, чуть голодный, и потому легкий, невозмутим, будто лежишь на морской воде.

Ежики, кстати, не приходили.

www.group-telegram.com/fr/kruglikova_an.com/1155

1.2K viewsedited  Jan 19 at 13:09

— Девушка, вас побить?

Не поворачиваю голову.

— Не, спасибо. Так посижу...

— А зря. Качественно и бесплатно.

Мужчина начинает хлестать себя прутьями по пяткам.

Дверь распахивается, заходит другой, лет пятидесяти. Я уже видела его час назад у тренажера — он поднимал вес, от которого у виска выступает вена, но лицом был невозмутим, будто лежал на морской воде. Седина, мышцы, прямая спина. Двигается медленно.

— Ну что, сейчас ежиков травить будем.

Ежиков разве травят. Мы на даче ежам наливали молоко в миску и, затаившись в темноте, ждали, придут ли.

Как почти любой, кого однажды со вздохом разочарования определили не в физики, а в лирики, мучительно-ностальгическую сцену из детства я успеваю пережить раньше, чем задуматься об необходимости травить в бане ежей.

Мужчина выливает на печь половину жидкости из принесенной им бутылки. Камни шипят. По мгновенной горечи во рту, которую хочется запить, понимаю — полынь.

Садится у печи. Спина все ещё прямая.

—Теперь ежики сюда не придут.

Улыбается, довольный.

Тот, что с прутьями, — ему:

— Ну чего ты так про них. Йога это не так, может, легко. Если бы ты час полежал в той позе, какая у них там...

— Если бы я лишний час полежал в любой позе, я бы сразу умер, Костя. Ты меня знаешь.

Пар опускается, жжет спину, но особенно — место, которое бабушка называла «загривок». «Загривок» исчез лет в 12, ни бабушка, ни ещё кто о нём с тех пор не говорил. Это было какое-то слово для детства. Но тут я накрыла шею рукой и разблокировала воспоминание.

Девушка с лавки напротив — мне:
— Вы у нас новенькая?
— Ты посмотри, Костя, она уже ревнует! — мужчины хохочут.

Отвечаю:
— Не волнуйтесь, я тут случайно и только на пару дней. Проездом.
Она:
— Понятно, тогда приятно познакомиться, — теперь уже смеёмся и мы с ней.

Выхожу, встаю раскаленной спиной под мелкий, прохладный душ. Одна женщина кричит другой через стенку, намыливая волосы:

— ...да у них из общего только два выходных. Нет, ты не поняла, график два через два и выходные всегда одновременно. Я думаю, она только потому и держится за эти отношения.

У бассейна — тренер. Он сполз вглубь стула, лодыжка одной ноги лежит на колене другой. Свисток всегда во рту, но свистит тренер редко, предварительно собравшись всем телом и духом, а после сразу устало опуская голову. Подростки, — я видела их до того, стоящими в ряд, они длинные, с выпяченными рёбрами, широкими плечами — устремляются на свист, собираются в одну кучу, как рыбы, и пытливо глядят из воды.

Окунаюсь. Как все-таки хороши люди, когда ты сам плывешь в холоде после книги, бани, бега и снега, чуть голодный, и потому легкий, невозмутим, будто лежишь на морской воде.

Ежики, кстати, не приходили.

BY Анастасия Кругликова