В среду открылся научно-исследовательский семинар Renovatio, на котором свой доклад прочитал д.ф.н. Дмитрий Бугай. По просьбам наших подписчиков выкладываем запись доклада, чтобы Вы могли послушать — Дмитрий Владимирович с радостью ответит на все возникающие вопросы.
Хотим поблагодарить всех, кто присутствовал на семинаре очно и по Яндекс.Телемосту — Ваше активное участие в диалоге и проявленный интерес невозможно переоценить!
Оставайтесь с нами, помогайте нам обновляться.
Хотим поблагодарить всех, кто присутствовал на семинаре очно и по Яндекс.Телемосту — Ваше активное участие в диалоге и проявленный интерес невозможно переоценить!
Оставайтесь с нами, помогайте нам обновляться.
Salve, amice!
Напоминаем о том, что в этом семестре мы проходим научно-исследовательский семинар Renovatio, посвященный проблеме «Жизни вместе». Семинар проходит в формате доклада с обсуждением. Приглашенный специалист готовит доклад по специализированной теме, связанной с обсуждаемым вопросом в контексте интеллектуальной культуры Античности и Средних веков. После доклад подробно обсуждается коллегией наших авторов и всеми теми, кто пожелает принять участие в семинаре.
Желающим посетить семинар очно (в том случае, если Вы не являетесь студентом или научным сотрудником МГУ им. М.В. Ломоносова) необходимо заполнить эту форму: https://forms.gle/wN2AAATLu2V5obsU7
Регулярные участники семинара среди авторов Renovatio: д.ф.н. Дмитрий Бугай, Александра Ильина, Андрей Нечаев
Семинар пройдет 05.03 в Шуваловском корпусе МГУ им М.В. Ломоносова. Начало в 17:00, аудитория Г-330 (Кафедра истории зарубежной философии). Выступит Андрей Нечаев с докладом на тему «Коллективное одиночество: к вопросу о Платонополисе Плотина».
Оставайтесь с нами, помогайте нам обновляться.
Напоминаем о том, что в этом семестре мы проходим научно-исследовательский семинар Renovatio, посвященный проблеме «Жизни вместе». Семинар проходит в формате доклада с обсуждением. Приглашенный специалист готовит доклад по специализированной теме, связанной с обсуждаемым вопросом в контексте интеллектуальной культуры Античности и Средних веков. После доклад подробно обсуждается коллегией наших авторов и всеми теми, кто пожелает принять участие в семинаре.
Желающим посетить семинар очно (в том случае, если Вы не являетесь студентом или научным сотрудником МГУ им. М.В. Ломоносова) необходимо заполнить эту форму: https://forms.gle/wN2AAATLu2V5obsU7
Регулярные участники семинара среди авторов Renovatio: д.ф.н. Дмитрий Бугай, Александра Ильина, Андрей Нечаев
Семинар пройдет 05.03 в Шуваловском корпусе МГУ им М.В. Ломоносова. Начало в 17:00, аудитория Г-330 (Кафедра истории зарубежной философии). Выступит Андрей Нечаев с докладом на тему «Коллективное одиночество: к вопросу о Платонополисе Плотина».
Оставайтесь с нами, помогайте нам обновляться.
Искаженное или двусмысленно звучащее место в мифографическом тексте приводило ничего не подозревающего иллюстратора к недоразумениям, служащим загадкой или вызывающим недоумение у современного читателя. Это часто случалось вплоть до XV или XVI века, когда некоторые средневековые источники или их производные были в ходу даже в Италии.
Именно из-за ошибок такого рода <...> Венера, возникающая из морской стихии, изображалась держащей в руке большую птицу, а не морскую раковину, из-за искажения одного-единственного слова в «Metamorphosis Ovidiana» Берхория: в его описании Венеры как «in mari natans et in manu concham marina continens, quae rosis erat ornata et columbis circumvolantibus comitata» («плывущей по морю и держащей в руке морскую раковину, украшенной розами и сопровождаемой порхающими вокруг голубками») слова «concham (или concam) marinam» были неверно прочитаны как «aucam marinam», то есть «морского гуся»; по крайней мере однажды в «Ovide moralisé» герцога Беррийского (Университетская библиотека, Женева) иллюстратор поистине незаурядного ума, пытаясь во что бы то ни стало отличить «морского гуся» от обыкновенного, снабдил его рыбьим хвостом и чешуей.
Эрвин Панофский, «„Ренессанс“ и „ренессансы“ в искусстве Запада» в переводе А. Г. Габричевского
В качестве иллюстрации — «Ovide moralisé», Франция, 1380-1389.
Именно из-за ошибок такого рода <...> Венера, возникающая из морской стихии, изображалась держащей в руке большую птицу, а не морскую раковину, из-за искажения одного-единственного слова в «Metamorphosis Ovidiana» Берхория: в его описании Венеры как «in mari natans et in manu concham marina continens, quae rosis erat ornata et columbis circumvolantibus comitata» («плывущей по морю и держащей в руке морскую раковину, украшенной розами и сопровождаемой порхающими вокруг голубками») слова «concham (или concam) marinam» были неверно прочитаны как «aucam marinam», то есть «морского гуся»; по крайней мере однажды в «Ovide moralisé» герцога Беррийского (Университетская библиотека, Женева) иллюстратор поистине незаурядного ума, пытаясь во что бы то ни стало отличить «морского гуся» от обыкновенного, снабдил его рыбьим хвостом и чешуей.
Эрвин Панофский, «„Ренессанс“ и „ренессансы“ в искусстве Запада» в переводе А. Г. Габричевского
В качестве иллюстрации — «Ovide moralisé», Франция, 1380-1389.
Аякс
Я — научусь... Недавно понял я,
Что недруга должны мы ненавидеть,
Но знать, что завтра можем полюбить;
И другу быть опорою, но помнить,
Что недругом он может завтра быть.
Да, часто ненадежна пристань дружбы...
Все будет хорошо... А ты, жена,
Иди в шатер и помолись, чтоб боги
Исполнили желания мои.
Софокл, второй эписодий «Аякса»,
фрагмент
В качестве иллюстрации — «Ахилл оплакивает Патрокла» Гэвина Гамильтона
Я — научусь... Недавно понял я,
Что недруга должны мы ненавидеть,
Но знать, что завтра можем полюбить;
И другу быть опорою, но помнить,
Что недругом он может завтра быть.
Да, часто ненадежна пристань дружбы...
Все будет хорошо... А ты, жена,
Иди в шатер и помолись, чтоб боги
Исполнили желания мои.
Софокл, второй эписодий «Аякса»,
фрагмент
В качестве иллюстрации — «Ахилл оплакивает Патрокла» Гэвина Гамильтона
Оды Горация
Сегодня поговорим об одной оде, которая, на мой взгляд, является одной из самых замечательных у Горация. Эта ода представляет собой попытку Горация написать дифирамб, который в отличие от спокойных гимнов Аполлону не носит на себе печати социального одобрения. Для оды использован чрезвычайно возвышенный и торжественный размер — алкеева строфа.
Ода переполнена различными смыслами и особенностями — как стилистическими, так и смысловыми. В этой заметке хотел бы предложить свой — весьма и весьма несовершенный — перевод.
Поверь, потомок, Либера видел я,
На дальних кряжах, заговорам его
Учились нимфы, козлоногих
Толпы сатиров ему внимали.
Евой! От страха сердце еще дрожит...
Но, полнясь Вакха, радостью грудь бурлит,
Евой! О Либер, — сжалься! Сжалься! —
Страх наводящий тяжелым тирсом.
Я прославляю верных тебе феад,
Вина потоки, реки молочные
И вязкий мед с дерев текущий —
Все воспевать мне дозволил Либер:
Супруга к вящей славе созвездием,
Взойдя на небо, станет средь вышних звезд,
И пусть в руины обратится
Некогда царский дворец Пенфея,
И с ним погибнет страшной погибелью
Ликург-гонитель, — варварские моря
Тебе подвластны, — змеи в узел
Для бистонид без вреда сберутся.
Когда грозили царству Юпитера
Гигантов толпы, львом обратившись, ты
Звериной пастью и когтями
Рета-титана низверг с Олимпа.
Хотя известно, в играх ты лучше всех,
Хорош и в плясках, но не причастен битв,
Средь многих войн и мира прежним
Ты пребываешь, не изменяясь.
Увидел Цербер злато твоих рогов,
И, став безвредным, мягко вильнул хвостом,
Ласкаясь, лег у ног и пастью
Тронул идущему дальше стопы.
Скажем о главном. Этот дифирамб создает характерно античный образ Диониса, не искаженный современной культурой. Дионис — не просто бог радости и пьянства, это пугающий бог, который одним своим появлением наводит ужас на поэта, заставляя сердце трепетать. За ним неизменно следует его свита — нимфы и сатиры, которых он и учит стихам-заклинаниям (carmina) в самом начале оды.
Сегодня поговорим об одной оде, которая, на мой взгляд, является одной из самых замечательных у Горация. Эта ода представляет собой попытку Горация написать дифирамб, который в отличие от спокойных гимнов Аполлону не носит на себе печати социального одобрения. Для оды использован чрезвычайно возвышенный и торжественный размер — алкеева строфа.
Ода переполнена различными смыслами и особенностями — как стилистическими, так и смысловыми. В этой заметке хотел бы предложить свой — весьма и весьма несовершенный — перевод.
Поверь, потомок, Либера видел я,
На дальних кряжах, заговорам его
Учились нимфы, козлоногих
Толпы сатиров ему внимали.
Евой! От страха сердце еще дрожит...
Но, полнясь Вакха, радостью грудь бурлит,
Евой! О Либер, — сжалься! Сжалься! —
Страх наводящий тяжелым тирсом.
Я прославляю верных тебе феад,
Вина потоки, реки молочные
И вязкий мед с дерев текущий —
Все воспевать мне дозволил Либер:
Супруга к вящей славе созвездием,
Взойдя на небо, станет средь вышних звезд,
И пусть в руины обратится
Некогда царский дворец Пенфея,
И с ним погибнет страшной погибелью
Ликург-гонитель, — варварские моря
Тебе подвластны, — змеи в узел
Для бистонид без вреда сберутся.
Когда грозили царству Юпитера
Гигантов толпы, львом обратившись, ты
Звериной пастью и когтями
Рета-титана низверг с Олимпа.
Хотя известно, в играх ты лучше всех,
Хорош и в плясках, но не причастен битв,
Средь многих войн и мира прежним
Ты пребываешь, не изменяясь.
Увидел Цербер злато твоих рогов,
И, став безвредным, мягко вильнул хвостом,
Ласкаясь, лег у ног и пастью
Тронул идущему дальше стопы.
Скажем о главном. Этот дифирамб создает характерно античный образ Диониса, не искаженный современной культурой. Дионис — не просто бог радости и пьянства, это пугающий бог, который одним своим появлением наводит ужас на поэта, заставляя сердце трепетать. За ним неизменно следует его свита — нимфы и сатиры, которых он и учит стихам-заклинаниям (carmina) в самом начале оды.
Как мы многократно стремились показать, Горациевская поэзия — в этом он наследует грекам — является поэзией контрастов, и это произведение не является исключением. Образ Либера, с одной стороны, представляется дружелюбным человеку — по пришествии бога, начинают течь молочные реки, из деревьев сочится вязкий мед, вино бьет ключом из земли — это благодать и радость, источаемые богом. С другой стороны, этот же бог поражает самыми страшными казнями тех, кто противится ему — Пенфея и Ликурга. Первый лишается как царства, так и собственного достоинства, второй гибнет еще более чудовищной смертью. Несмотря на это, бог милостив к своим последователями — феадам и бистонидам, — он делает гадюк безвредными, что позволяет вакханкам использовать их в качестве украшений для волос. При этом Гораций не перестает демонстрировать читателю неизмеримое могущество Диониса — ему по силам управлять стремительными реками и морями.
Либер, превращаясь в могучего льва, повергает взбирающихся на Олимп титанов, а именно Рета, но в то же время держится в стороне и от войн, и от мира, оставаясь нейтральным. Яркие картины, целью которых является наведение на читателя чувства ужаса, сменяются живописными образами, смягчающими лики безжалостного бога, готового на все ради того, чтобы добиться признания.
Однако, что бы Либер ни делал, ему сопутствует божественная благодать, которая и самого Цербера — пугающего стража преисподней — способна сделать совершенно безвредным. Те же благодать или радость наступают у Горация и с приходом других божеств. Например, Цербера обезвреживает не только Дионис, но и божественная лира Орфея, когда тот отправляется за Эвредикой. В сущности, когда начинает действовать благодать Диониса, все становится на свои места, ведь он — освободитель (Λυαῖος), бог свободных. Освобождает он в первую очередь от груза истории и культурных напластований, которые сковывают первозданное уже в самых древних людях.
и.ф.
В качестве иллюстрации — картина Массимо Станционе.
Либер, превращаясь в могучего льва, повергает взбирающихся на Олимп титанов, а именно Рета, но в то же время держится в стороне и от войн, и от мира, оставаясь нейтральным. Яркие картины, целью которых является наведение на читателя чувства ужаса, сменяются живописными образами, смягчающими лики безжалостного бога, готового на все ради того, чтобы добиться признания.
Однако, что бы Либер ни делал, ему сопутствует божественная благодать, которая и самого Цербера — пугающего стража преисподней — способна сделать совершенно безвредным. Те же благодать или радость наступают у Горация и с приходом других божеств. Например, Цербера обезвреживает не только Дионис, но и божественная лира Орфея, когда тот отправляется за Эвредикой. В сущности, когда начинает действовать благодать Диониса, все становится на свои места, ведь он — освободитель (Λυαῖος), бог свободных. Освобождает он в первую очередь от груза истории и культурных напластований, которые сковывают первозданное уже в самых древних людях.
и.ф.
В качестве иллюстрации — картина Массимо Станционе.
Forwarded from Insolarance Cult
Как зарождалась интернет-философия и как она выглядит сегодня? Для кого создается философский контент? И что мотивирует людей организовывать философские проекты в интернете?
https://youtu.be/DXVQCvoJ87k
Второй сезон подкаста Insolarance начинается с большого разговора об интернет-философии с 8-ю людьми, которые повлияли на неё и сделали это по-разному. Выпуск уже доступен на Бусти и Патреоне. Соответственно, гостями выпуска-альманаха стали:
Евгений Цуркан — кандидат философских наук, ведущий самого популярного подкаста о философии на русском языке и создатель легендарной «Сути философии».
Old Arselov — автор одноименного ютуб-канала, посвящённого всему тёмному и странному в современной философии.
Андрей Леман — академический философ, автор медиа-проекта LS Philosophy, философский консультант.
Евгений Сычев — создатель и главный редактор вебзина Spacemorgue, прославленного множеством уникального контента по современной континентальной философии.
Тарас Тарасенко — автор канала с интервью с философами, виновник «Первой войны Тараса» и тот, кто подал идею для записи этого альманаха.
Алексей Соловьев — кандидат философских наук, редкий философ, который сначала завоевал популярность своими текстами и только потом завел ютуб-канал.
Олег Деррунда — автор неповторимых эссе, лекций и мемов «Выхинской критики французской мысли».
Антон Кузнецов — кандидат философских наук, ведущий подкаста «Неискуственный интеллект» и ваш любимый философ.
https://youtu.be/DXVQCvoJ87k
Второй сезон подкаста Insolarance начинается с большого разговора об интернет-философии с 8-ю людьми, которые повлияли на неё и сделали это по-разному. Выпуск уже доступен на Бусти и Патреоне. Соответственно, гостями выпуска-альманаха стали:
Евгений Цуркан — кандидат философских наук, ведущий самого популярного подкаста о философии на русском языке и создатель легендарной «Сути философии».
Old Arselov — автор одноименного ютуб-канала, посвящённого всему тёмному и странному в современной философии.
Андрей Леман — академический философ, автор медиа-проекта LS Philosophy, философский консультант.
Евгений Сычев — создатель и главный редактор вебзина Spacemorgue, прославленного множеством уникального контента по современной континентальной философии.
Тарас Тарасенко — автор канала с интервью с философами, виновник «Первой войны Тараса» и тот, кто подал идею для записи этого альманаха.
Алексей Соловьев — кандидат философских наук, редкий философ, который сначала завоевал популярность своими текстами и только потом завел ютуб-канал.
Олег Деррунда — автор неповторимых эссе, лекций и мемов «Выхинской критики французской мысли».
Антон Кузнецов — кандидат философских наук, ведущий подкаста «Неискуственный интеллект» и ваш любимый философ.
YouTube
Философы о философии в интернете [S02:E00]
Как зарождалась интернет-философия и как она выглядит сегодня? Для кого создается философский контент? И что мотивирует людей организовывать философские проекты в интернете?
Второй сезон подкаста Insolarance начинается с большого разговора об интернет-философии…
Второй сезон подкаста Insolarance начинается с большого разговора об интернет-философии…
Фёдор Фёдорович Мартенс (1845-1909)
В то время, как американский опыт мультикультурализма — знаменитый «плавильный котёл» — считается примером успешной миграционной и интеграционной политики, за Российской империей с лёгкой руки советских идеологов закрепилась характеристика «тюрьмы народов», разрушить которую планировалось с помощью превращения империалистической войны в войну гражданскую, закрепления права народов на свободное самоопределение и установления коммунистического интернационализма. Не вдаваясь в подробности бесспорно существовавших ограничений по национальному признаку и столь же бесспорно функционировавших (но не институционализированных) «социальных лифтов», а также не увлекаясь перечислением тех иностранцев, без которых сегодняшние российские реалии были бы попросту невозможны (чего стоит хотя бы вклад Д. Э. Розенталя и М. Фасмера в орфографию, синтаксис и этимологию русского языка), хотелось бы чуть более подробно остановиться на личности менее известного «иноземца» — Ф. Ф. Мартенса.
Фёдор Фёдорович Мартенс (Friedrich Fromhold Martens) родился в г. Пернове Лифляндской губернии (ныне г. Пярну в Эстонии) в 1845 г. в семье балтийских немцев. Уже во время обучения на юридическом факультете Императорского Санкт-Петербургского университета он открыл в себе влечение к проблемам международного права. Вероятно, предчувствуя скорое крушение Вестфальской системы миропорядка, основывавшейся на примате государственного суверенитета и принципе внешнеполитического невмешательства, Мартенс поступил на службу в Министерство иностранных дел, где принимал активное участие в разработке международно-правовых актов, например, в подготовке текста Конвенции о законах и обычаях войны – основополагающего свода правил, образовавшего правовой каркас ведения боевых действий во время Первой и Второй Мировых войн и поныне остающегося одним из столпов системы международного гуманитарного права. Имя этого выдающегося правоведа вошло в историю и благодаря т. н. «оговорке Мартенса» — субсидиарное правило ликвидации гуманитарно-правовых пробелов, согласно которому члены военных формирований и мирное население остаются под защитой общих принципов международного права и в тех случаях, когда юридические предписания для разрешения конкретных конфликтных ситуаций отсутствуют; тем самым был установлен запрет бесправия и произвола в многочисленных «серых зонах» войны.
Мартенс не мог не воспринять дух эволюционизма, который охватил буквально все научные и общественные сферы пост-просвещенческой эпохи (здесь можно вспомнить и цивилизационный эволюционизм Шпенглера, и эпистемологический эволюционизм Конта, и многих других). Открытие законов поступательного приспособления организмов к условиям окружающей среды практически сразу породило мнение об эволюционном развитии науки, культуры, политики, экономики, и, конечно, права. В своём труде «Современное международное право цивилизованных народов» Мартенс формулирует свой «закон прогрессивного развития международных отношений», согласно которому международное право представляет собой «правовое общение цивилизованных народов», к которому правосознание человека следовало постепенно и тщательно подготовить (т. е. «цивилизовать»). При этом цель международного права определяется вполне утилитарно: оно должно создать юридические рамки для «достижения народами своих жизненных целей». Индикатором цивилизованности народов Мартенс определяет степень уважения человеческой личности.
В то время, как американский опыт мультикультурализма — знаменитый «плавильный котёл» — считается примером успешной миграционной и интеграционной политики, за Российской империей с лёгкой руки советских идеологов закрепилась характеристика «тюрьмы народов», разрушить которую планировалось с помощью превращения империалистической войны в войну гражданскую, закрепления права народов на свободное самоопределение и установления коммунистического интернационализма. Не вдаваясь в подробности бесспорно существовавших ограничений по национальному признаку и столь же бесспорно функционировавших (но не институционализированных) «социальных лифтов», а также не увлекаясь перечислением тех иностранцев, без которых сегодняшние российские реалии были бы попросту невозможны (чего стоит хотя бы вклад Д. Э. Розенталя и М. Фасмера в орфографию, синтаксис и этимологию русского языка), хотелось бы чуть более подробно остановиться на личности менее известного «иноземца» — Ф. Ф. Мартенса.
Фёдор Фёдорович Мартенс (Friedrich Fromhold Martens) родился в г. Пернове Лифляндской губернии (ныне г. Пярну в Эстонии) в 1845 г. в семье балтийских немцев. Уже во время обучения на юридическом факультете Императорского Санкт-Петербургского университета он открыл в себе влечение к проблемам международного права. Вероятно, предчувствуя скорое крушение Вестфальской системы миропорядка, основывавшейся на примате государственного суверенитета и принципе внешнеполитического невмешательства, Мартенс поступил на службу в Министерство иностранных дел, где принимал активное участие в разработке международно-правовых актов, например, в подготовке текста Конвенции о законах и обычаях войны – основополагающего свода правил, образовавшего правовой каркас ведения боевых действий во время Первой и Второй Мировых войн и поныне остающегося одним из столпов системы международного гуманитарного права. Имя этого выдающегося правоведа вошло в историю и благодаря т. н. «оговорке Мартенса» — субсидиарное правило ликвидации гуманитарно-правовых пробелов, согласно которому члены военных формирований и мирное население остаются под защитой общих принципов международного права и в тех случаях, когда юридические предписания для разрешения конкретных конфликтных ситуаций отсутствуют; тем самым был установлен запрет бесправия и произвола в многочисленных «серых зонах» войны.
Мартенс не мог не воспринять дух эволюционизма, который охватил буквально все научные и общественные сферы пост-просвещенческой эпохи (здесь можно вспомнить и цивилизационный эволюционизм Шпенглера, и эпистемологический эволюционизм Конта, и многих других). Открытие законов поступательного приспособления организмов к условиям окружающей среды практически сразу породило мнение об эволюционном развитии науки, культуры, политики, экономики, и, конечно, права. В своём труде «Современное международное право цивилизованных народов» Мартенс формулирует свой «закон прогрессивного развития международных отношений», согласно которому международное право представляет собой «правовое общение цивилизованных народов», к которому правосознание человека следовало постепенно и тщательно подготовить (т. е. «цивилизовать»). При этом цель международного права определяется вполне утилитарно: оно должно создать юридические рамки для «достижения народами своих жизненных целей». Индикатором цивилизованности народов Мартенс определяет степень уважения человеческой личности.
Особый интерес в этой связи представляют характеристики Мартенса относительно цивилизационного уровня «глобальных игроков» Античности — греков и римлян. И те, и другие поставляются в начало течения международно-правовой эволюции, то есть в то время, когда уважения к человеческой личности «совершенно не существовало». Непрекращающиеся войны между греческими полисами и захватнические походы Рима, таким образом, представляются логическим следствием низкого уровня международно-правового сознания. Согласно Мартенсу, и греки, и римляне не усматривали никакой необходимости учитывать интересы даже соседствовавших с ними народов; все они рассматривались как совокупный естественный враг, который должен быть «завоёван, порабощён или уничтожен». Это утверждение порождает вывод о том, что древние философы считали войну «нормальным порядком международных отношений», причём указанием конкретных произведений или хотя бы авторов Мартенс себя не утруждает. Вместо этого он пишет о том, что «лучшие греческие писатели и мыслители», а именно Дионисий Галикарнасский, Фукидид и Аристотель — Платона для Мартенса не существует, во всём «Современном международном праве» он не упомянут ни разу — обосновывали превосходство греков над всеми остальными народами и являлись сторонниками рабовладения, что исключало уважение человеческого достоинства и равноправие. Интересно, что Мартенс будто сожалеет о юридической «несознательности» греков, в среде которых, по его мнению, должна была возникнуть, но не возникла «колыбель сознания о необходимости права, определяющего сношения народов». По всей видимости, ответственным за такое плачевное состояние дел он считал политиков и… философов. Более снисходительным оказывается его «приговор» в отношении римлян, которые хотя бы выполнили своё «историческое назначение, соединив все существовавшие тогда государства под своей верховной властью». Однако и у этих основоположников юридического регулирования отношений Мартенс отказывается усмотреть наличие даже зачатков международного права.
Нельзя не признать, что выводы Мартенса вполне логичны: обнаружить в Древнем мире даже зачатки равноправного отношения и безусловного уважения личности и человеческого достоинства не представляется возможным. Ни платоновская ἀρετή, ни цицероновская dignitas не имеют юридической коннотации: в первом случае это этическая категория, во втором — (преимущественно) общественно-политическая. Однако вся заботливо выстроенная Мартенсом концепция международного права обрушилась вместе с опровержением её эволюционистской посылки, когда в XX в. достигшие «цивилизованной» стадии развития народы с энтузиазмом вверглись в такую пучину варварства, бесчеловечности и тирании, которую не могли даже представить себе «нецивилизованные» греки и римляне. Вряд ли мог вообразить себе подобное развитие событий и родоначальник современного международного права. Формула, вынесенная им в эпиграф своего монументального труда — suum cuique — оказалась, таким образом, не только программным высказыванием, как задумывал это автор, но и горькой иронией истории: если бы Фёдор Фёдорович только знал, где впоследствии можно будет увидеть этот лозунг на языке его предков…
ю.с.
В качестве иллюстрации — фотографии Ф.Ф. Мартенса.
Нельзя не признать, что выводы Мартенса вполне логичны: обнаружить в Древнем мире даже зачатки равноправного отношения и безусловного уважения личности и человеческого достоинства не представляется возможным. Ни платоновская ἀρετή, ни цицероновская dignitas не имеют юридической коннотации: в первом случае это этическая категория, во втором — (преимущественно) общественно-политическая. Однако вся заботливо выстроенная Мартенсом концепция международного права обрушилась вместе с опровержением её эволюционистской посылки, когда в XX в. достигшие «цивилизованной» стадии развития народы с энтузиазмом вверглись в такую пучину варварства, бесчеловечности и тирании, которую не могли даже представить себе «нецивилизованные» греки и римляне. Вряд ли мог вообразить себе подобное развитие событий и родоначальник современного международного права. Формула, вынесенная им в эпиграф своего монументального труда — suum cuique — оказалась, таким образом, не только программным высказыванием, как задумывал это автор, но и горькой иронией истории: если бы Фёдор Фёдорович только знал, где впоследствии можно будет увидеть этот лозунг на языке его предков…
ю.с.
В качестве иллюстрации — фотографии Ф.Ф. Мартенса.
Salve, amice!
В прошедшую среду (05.03.2025) в рамках научно-исследовательского семинара Renovatio, посвященного проблеме «Жизни вместе», выступил Нечаев Андрей с докладом на тему «Коллективное одиночество: к вопросу о Платонополисе Плотина». После состоялось плодотворное обсуждение.
Участники семинара высказали предположения о причинах и исторических рамках Кризиса Римской империи III века н.э., выделили характерные черты мысли этого периода. Были подняты вопросы, связанные не только с философией Плотина, но и с деятельностью Порфирия. В итоге участники семинара выявили философские основы проекта Платонополиса, а также ответили на вопрос о том, смог бы сам Плотин жить по «Законам» Платона.
Увы, семинар не был записан — в следующий раз исправимся!
В прошедшую среду (05.03.2025) в рамках научно-исследовательского семинара Renovatio, посвященного проблеме «Жизни вместе», выступил Нечаев Андрей с докладом на тему «Коллективное одиночество: к вопросу о Платонополисе Плотина». После состоялось плодотворное обсуждение.
Участники семинара высказали предположения о причинах и исторических рамках Кризиса Римской империи III века н.э., выделили характерные черты мысли этого периода. Были подняты вопросы, связанные не только с философией Плотина, но и с деятельностью Порфирия. В итоге участники семинара выявили философские основы проекта Платонополиса, а также ответили на вопрос о том, смог бы сам Плотин жить по «Законам» Платона.
Увы, семинар не был записан — в следующий раз исправимся!
Сегодня восьмое марта — в России традиционно отмечается Международный женский день. Идея приурочить пост к этому празднику возникла у меня во время чтения Филона Александрийского, который, комментируя книгу Бытия, пишет:
«(165) К мужчине наслаждение не осмеливается приступать со своими обманами и ложью, приступать же к женщине и уже через нее к нему вполне для него свойственно и удобно. Ум в нас играет роль мужчины, а роль женщины — чувство». // пер. А. В. Вдовиченко
Такое мнение о женщине — частый спутник сочинений и трактатов, характеризующих женскую и мужскую природу. Аврелий Августин, оставивший свой комментарий на книгу Бытия (правда, не аллегорический, а буквальный), рассуждает о схожем предмете таким образом:
«Или если женщина создана мужчине не для помощи в рождении детей, для помощи в каком деле она создана? Если представить, что для обработки земли, то [нужно сказать], что никакой работы, где Адам нуждался бы в помощи, еще не было. А даже если бы и была, то лучше было бы сделать помощником мужчину. Так и об утешении можно сказать, — если бы Адам стал, например, страдать от одиночества. Ведь насколько более соответствует для совместной жизни и совместной беседы равные отношения двух друзей, — гораздо больше, чем сожительство мужа и жены? А если нужно было, чтобы один приказывал, а другой, соответственно, подчинялся, чтобы противоположные акты воли не возмущали спокойствия сожительства, — то и для этого достаточно было бы порядка появления, когда один мужчина был бы сотворен первым, а другой — вторым, а особенно если бы один был сотворен из первого, как это было при творении женщины. Разве можно сказать, что из ребра человека Бог, даже если бы хотел, мог создать только женщину, а не мужчину? Поэтому я не нахожу, для помощи в каком деле была сделана жена мужу, если не по причине продолжения рода» [De Gen. ad lit. IX.5.9].
Не стоит считать, будто христиане в такой оценке были единственными. Среди греческих сочинений можно найти множество стихов, в которых женская природа высмеивается. Аристотель в «Истории животных» подвел под эту идею концептуальные философские основания, поэтому у многих средневековых авторов — например, у Фомы Аквинского, — мы видим комментарий на это его мнение. Однако в культуре встречаются также женские образы, ничем не уступающие и превосходящие мужские — чего стоят, например, греческие Афина или Цирцея.
Будучи воплощением стратегической мысли, то есть боя не ради крови, а ради цели, Афина выступает покровительницей героев. В гомеровском гимне, ей посвященном, она характеризуется как «πολύμητιν, ἀμείλιχον ἦτορ ἔχουσαν, παρθένον αἰδοίην, ἐρυσίπτολιν, ἀλκήεσσαν», в русском переводе В.В. Вересаева: «с хитро искусным умом, светлоокую, с сердцем немягким, деву достойную, градов защитницу, полную мощи». Термин «πολῠ́μητῐς» нередко применяется в греческой литературе для характеристики героев, в русском переводе — «многоумный» или «ходящий многими тропами». Она спасает мудростью своих любимцев, например, останавливает Ахилла от кровопролития в первой песне «Илиады», дергая его за волосы. Не один раз она помогает в передрягах Одиссея, в том числе просит за него своего отца, Зевса. Критикуя Афину, любят припоминать истории об Арахне и Медузе — однако и в том, и в другом случае действия Афины не обязательно понимать как божественную ревность или зависть. И Арахна, и Медуза нарушают её божественную мойру, — она мстит за посягательство на свою область и остается права в рамках греческой логики.
«(165) К мужчине наслаждение не осмеливается приступать со своими обманами и ложью, приступать же к женщине и уже через нее к нему вполне для него свойственно и удобно. Ум в нас играет роль мужчины, а роль женщины — чувство». // пер. А. В. Вдовиченко
Такое мнение о женщине — частый спутник сочинений и трактатов, характеризующих женскую и мужскую природу. Аврелий Августин, оставивший свой комментарий на книгу Бытия (правда, не аллегорический, а буквальный), рассуждает о схожем предмете таким образом:
«Или если женщина создана мужчине не для помощи в рождении детей, для помощи в каком деле она создана? Если представить, что для обработки земли, то [нужно сказать], что никакой работы, где Адам нуждался бы в помощи, еще не было. А даже если бы и была, то лучше было бы сделать помощником мужчину. Так и об утешении можно сказать, — если бы Адам стал, например, страдать от одиночества. Ведь насколько более соответствует для совместной жизни и совместной беседы равные отношения двух друзей, — гораздо больше, чем сожительство мужа и жены? А если нужно было, чтобы один приказывал, а другой, соответственно, подчинялся, чтобы противоположные акты воли не возмущали спокойствия сожительства, — то и для этого достаточно было бы порядка появления, когда один мужчина был бы сотворен первым, а другой — вторым, а особенно если бы один был сотворен из первого, как это было при творении женщины. Разве можно сказать, что из ребра человека Бог, даже если бы хотел, мог создать только женщину, а не мужчину? Поэтому я не нахожу, для помощи в каком деле была сделана жена мужу, если не по причине продолжения рода» [De Gen. ad lit. IX.5.9].
Не стоит считать, будто христиане в такой оценке были единственными. Среди греческих сочинений можно найти множество стихов, в которых женская природа высмеивается. Аристотель в «Истории животных» подвел под эту идею концептуальные философские основания, поэтому у многих средневековых авторов — например, у Фомы Аквинского, — мы видим комментарий на это его мнение. Однако в культуре встречаются также женские образы, ничем не уступающие и превосходящие мужские — чего стоят, например, греческие Афина или Цирцея.
Будучи воплощением стратегической мысли, то есть боя не ради крови, а ради цели, Афина выступает покровительницей героев. В гомеровском гимне, ей посвященном, она характеризуется как «πολύμητιν, ἀμείλιχον ἦτορ ἔχουσαν, παρθένον αἰδοίην, ἐρυσίπτολιν, ἀλκήεσσαν», в русском переводе В.В. Вересаева: «с хитро искусным умом, светлоокую, с сердцем немягким, деву достойную, градов защитницу, полную мощи». Термин «πολῠ́μητῐς» нередко применяется в греческой литературе для характеристики героев, в русском переводе — «многоумный» или «ходящий многими тропами». Она спасает мудростью своих любимцев, например, останавливает Ахилла от кровопролития в первой песне «Илиады», дергая его за волосы. Не один раз она помогает в передрягах Одиссея, в том числе просит за него своего отца, Зевса. Критикуя Афину, любят припоминать истории об Арахне и Медузе — однако и в том, и в другом случае действия Афины не обязательно понимать как божественную ревность или зависть. И Арахна, и Медуза нарушают её божественную мойру, — она мстит за посягательство на свою область и остается права в рамках греческой логики.
Другая богиня, Артемида, воплощает собой отрицание чувственности. Будучи девственницей, она злостно мстит всякому, кто посягает на неё. Функционально Артемида связана с охотой — мужской областью. Она наказывает за дерзость всех, кто пытается посягнуть на сферу её влияния, — например, Агамемнона, который, подстрелив в Авлиде лань, утверждал, что его выстрел превосходит точность Артемиды. Эпитеты, которыми она описывается в гомеровских гимнах, также далеки от типично женских: «ἀείδω χρυσηλάκατον, κελαδεινήν, παρθένον αἰδοίην, ἐλαφηβόλον, ἰοχέαιραν», на русском языке в переводе Вересаева: «златострельной и любящей шум, Деве достойной, оленей гоняющей, стрелолюбивой».
Отличаются внутренней стойкостью героини трагедий и эпоса, такие как Цирцея, Медея, Антигона. Все они совершают героические, хотя и жестокие, поступки. Медея — ценой кровной связи — помогает Ясону; Антигона, напротив, отринув закон, решает похоронить своего брата. Цирцея защищает себя — изгнанницу, дочь Гелиоса — и нимф, которые обитают на Ээе. Греческая культура знает множество сильных женщин. Закрывать глаза на эти примеры — закрывать глаза на природу женщины.
Которая режет, жжет и царапает.
а.и.
Отличаются внутренней стойкостью героини трагедий и эпоса, такие как Цирцея, Медея, Антигона. Все они совершают героические, хотя и жестокие, поступки. Медея — ценой кровной связи — помогает Ясону; Антигона, напротив, отринув закон, решает похоронить своего брата. Цирцея защищает себя — изгнанницу, дочь Гелиоса — и нимф, которые обитают на Ээе. Греческая культура знает множество сильных женщин. Закрывать глаза на эти примеры — закрывать глаза на природу женщины.
Которая режет, жжет и царапает.
а.и.
Salve, amice!
Напоминаем о том, что в этом семестре мы проходим научно-исследовательский семинар Renovatio, посвященный проблеме «Жизни вместе». Семинар проходит в формате доклада с обсуждением. Приглашенный специалист готовит доклад по специализированной теме, связанной с обсуждаемым вопросом в контексте интеллектуальной культуры Античности и Средних веков. После доклад подробно обсуждается коллегией наших авторов и всеми теми, кто пожелает принять участие в семинаре.
Выступит Станислав Наранович с докладом на тему «ΤΟ ΚΟΙΝΩΝΙΚΟΝ ΖΩΟΝ: разумность общества и общественность разума в античном стоицизме».
В 1981 году Аласдер Макинтайр выпустил работу «После добродетели», в которой диагностировал глубокий кризис моральных представлений современного человека. С точки зрения Макинтайра, моральные дискуссии современных философов бессмысленны, потому что основаны на противоречивых принципах, утративших связь с традицией. Доминирующая сегодня позиция либерального индивидуализма лишает мораль объективных оснований и социального контекста. В качестве средства преодоления кризиса философ предложил вернуться к тому, что назвал «аристотелевской традицией», — этике добродетели, основанной на «тройственной структуре из невозделанной человеческой-природы-как-она-есть, человеческой-природы-какой-она-могла-бы-быть, если бы осознала свой телос, и предписаний рациональной этики в качестве средства перехода от одного к другому». Такая этическая система, будучи укорененной в социальных практиках, позволяет обеспечить нашей моральной и социальной жизни единство и рациональное обоснование.
Одним из антагонистов аристотелевской традиции у Макинтайра выступают стоики, которые, по его мнению, порвали связь между добродетельной и социальной жизнью и противопоставили свою позицию миру политических превратностей. Спустя два года, в 1983 году историк эллинистической философии Энтони Лонг выступил с докладом «Греческая этика после Макинтайра и стоическое сообщество разума», в котором подверг критике воззрения автора «После добродетели» на основные принципы стоицизма и попробовал показать, что Хрисипп, Эпиктет и Марк Аврелий подходят на роль носителей того, что Макинтайр назвал «аристотелевской традицией», едва ли не больше самого Аристотеля. На нашей встрече мы рассмотрим основные тезисы обоих исследователей и попробуем понять, как жить вместе предлагали стоические мыслители.
Желающим посетить семинар очно (в том случае, если Вы не являетесь студентом или научным сотрудником МГУ им. М.В. Ломоносова) необходимо заполнить эту форму: https://forms.gle/wN2AAATLu2V5obsU7
Регулярные участники семинара среди авторов Renovatio: д.ф.н. Дмитрий Бугай, Александра Ильина, Андрей Нечаев
Семинар пройдет в Шуваловском корпусе МГУ им М.В. Ломоносова, 21 марта. Начало в 17:00, аудитория Г-330 (Кафедра истории зарубежной философии).
Оставайтесь с нами, помогайте нам обновляться.
Напоминаем о том, что в этом семестре мы проходим научно-исследовательский семинар Renovatio, посвященный проблеме «Жизни вместе». Семинар проходит в формате доклада с обсуждением. Приглашенный специалист готовит доклад по специализированной теме, связанной с обсуждаемым вопросом в контексте интеллектуальной культуры Античности и Средних веков. После доклад подробно обсуждается коллегией наших авторов и всеми теми, кто пожелает принять участие в семинаре.
Выступит Станислав Наранович с докладом на тему «ΤΟ ΚΟΙΝΩΝΙΚΟΝ ΖΩΟΝ: разумность общества и общественность разума в античном стоицизме».
В 1981 году Аласдер Макинтайр выпустил работу «После добродетели», в которой диагностировал глубокий кризис моральных представлений современного человека. С точки зрения Макинтайра, моральные дискуссии современных философов бессмысленны, потому что основаны на противоречивых принципах, утративших связь с традицией. Доминирующая сегодня позиция либерального индивидуализма лишает мораль объективных оснований и социального контекста. В качестве средства преодоления кризиса философ предложил вернуться к тому, что назвал «аристотелевской традицией», — этике добродетели, основанной на «тройственной структуре из невозделанной человеческой-природы-как-она-есть, человеческой-природы-какой-она-могла-бы-быть, если бы осознала свой телос, и предписаний рациональной этики в качестве средства перехода от одного к другому». Такая этическая система, будучи укорененной в социальных практиках, позволяет обеспечить нашей моральной и социальной жизни единство и рациональное обоснование.
Одним из антагонистов аристотелевской традиции у Макинтайра выступают стоики, которые, по его мнению, порвали связь между добродетельной и социальной жизнью и противопоставили свою позицию миру политических превратностей. Спустя два года, в 1983 году историк эллинистической философии Энтони Лонг выступил с докладом «Греческая этика после Макинтайра и стоическое сообщество разума», в котором подверг критике воззрения автора «После добродетели» на основные принципы стоицизма и попробовал показать, что Хрисипп, Эпиктет и Марк Аврелий подходят на роль носителей того, что Макинтайр назвал «аристотелевской традицией», едва ли не больше самого Аристотеля. На нашей встрече мы рассмотрим основные тезисы обоих исследователей и попробуем понять, как жить вместе предлагали стоические мыслители.
Желающим посетить семинар очно (в том случае, если Вы не являетесь студентом или научным сотрудником МГУ им. М.В. Ломоносова) необходимо заполнить эту форму: https://forms.gle/wN2AAATLu2V5obsU7
Регулярные участники семинара среди авторов Renovatio: д.ф.н. Дмитрий Бугай, Александра Ильина, Андрей Нечаев
Семинар пройдет в Шуваловском корпусе МГУ им М.В. Ломоносова, 21 марта. Начало в 17:00, аудитория Г-330 (Кафедра истории зарубежной философии).
Оставайтесь с нами, помогайте нам обновляться.
Филоктет
Еще бы! Сорное не гибнет семя:
Его любовно охраняет бог.
Людей коварных и бесчестных души
Он даже с дна Аида возвращает,
А благородных в грязь топтать готов.
Что тут сказать? Кому молиться? Горько,
Душою в божий промысел вникая,
Самих богов в безбожье уличать!
Софокл, «Филоктет»,
эпсод первый
Еще бы! Сорное не гибнет семя:
Его любовно охраняет бог.
Людей коварных и бесчестных души
Он даже с дна Аида возвращает,
А благородных в грязь топтать готов.
Что тут сказать? Кому молиться? Горько,
Душою в божий промысел вникая,
Самих богов в безбожье уличать!
Софокл, «Филоктет»,
эпсод первый