«Юра! Ты – молодец, ты – герой, Юра! Ты будешь жить! Я тебе шесть литров крови влил, только не умирай! Ты два раза уже умирал, больше не надо!» Я очнулся. Белый потолок, белые халаты, белые бинты, подернутые алым. Стойкий запах крови и спирта. Шепот и стон. Белгородский военный госпиталь — один из перевалочных пунктов, куда бойцов привозят прямо с передовой – истекающими кровью, грязными, в сознании и без... Надо мной склонился доктор и с кавказским таким акцентом тихо произнес: «Вы приехали сюда нас защищать. Спасибо вам, Юра! Вот самолёт стоит. Ты сейчас в Москву поедешь. Там тебя отремонтируют. Мы здесь так не сможем.» Помню я доктора этого, но имени не знаю. Хотел ему «спасибо» сказать, но так и не смог. Вот найти бы его… кавказец лысый такой. Он мне жизнь спас.
Второй раз очнулся уже в реанимации госпиталя Бурденко... Первое, что ощутил – сушняк дикий. Бутылка воды рядом, но не дотянуться. Смотрю, а я связанный и весь в железе… Подумал, как же я буду лежать, я же человек такой подвижный. «Вот, Юрик, довоевался…» Это был первый ближний бой, в котором я выстоял: ни одна пуля не попала, сколько их летало надо мной. А в укрепрайоне – нашла меня моя мина… видимо, судьба такая.
В тот день по приказу выдвинулись мы занимать новую позицию. Первый КАМАЗ с песком пришёл, разложили, закрепились. А второй не успел. Только приехал гружёный, и тут прямое попадание — мина в машину, водитель сразу выпал, от меня метрах в десяти. И как они начали бить по нам. Мы в кольце, никуда не деться. А в это время ВСУ БТР выгнали и как шмальнули по нашим мешкам, всё к чертям разлетелось. Ребята мои — кто куда, как муравьи, в разные стороны. Еле успели отступить назад. Я добрался до своего укрепрайона и пацанов вывел. Пули летали над ушами, я и полз, и бежал. Как отступили, почувствовал себя уверенней. Я сам рыл все эти окопы, у меня в взводе не было ни одного «трёхсотого», когда я там стоял. Всё было по уму сделано. Здесь я уже почти как дома. Но тут один из моих пареньков сообщил, что ВСУ технику выгнали в нашем направлении, надо срочно отходить за речку, до следующего укрепрайона. Мальчики туда побежали. А я — только вылез из окопа и слышу – мина летит. Их особенность такая, при запуске не слышно, а звук полёта ни с чем не спутать. Подумал, успею укрыться в старом блиндаже. Но сделал лишь три шага… Резкий звук, сизый дым. Меня рывком подбросило в воздух. Время будто замедлилось. В этом коротком полете взрывной волны вижу под собой ребят, что бежали только что впереди, с хрустом падаю на асфальт. Пытаюсь двинуться — не могу. Неужели меня контузило, думаю… Кричу своим: «Я – ранен!» Но какое там! Все бегут, кто куда… А у меня была с собой граната. Я подумал, лучше подорвусь, чем здесь останусь. Пытаюсь дотянуться рукой — не могу. Рук-ног не чувствую, а боль невыносимая… Тут паренек подлетает из моего взвода. Я, корчась, хриплю ему: «Сделай укол мне, он у рукаве…» Он в карман лезет, ничего не находит, быстро достает свой. Замешкался, глядит растерянно: «Куда колоть?» «В ногу коли!» А он мне: «Прапор… у тебя нет ноги…» Я ему: «Нет ноги, коли в руку!» А он: «У тебя и руки нет…»
Я видел, как умирают даже от простого ранения в ногу, если вовремя не перевязать. Сколько парней так вытекло здесь… Я понял, что это конец. Но тут второй наш пацанчик подбежал. Как-то они меня замотали и по щебёнке потащили. А тут «копейка» резко задом к нам сдает, меня кидают внутрь, и по газам. Как я доехал, не знаю. Думал, я весь «стеку» по дороге, но как-то выжил.
Потом были операции — сначала одна, затем вторая, третья, четвёртая… Собирали меня, собирали, но до конца не собрали. Я всю жизнь мечтал побывать в Москве. Вот и побывал… Какая ирония.
«Юра! Ты – молодец, ты – герой, Юра! Ты будешь жить! Я тебе шесть литров крови влил, только не умирай! Ты два раза уже умирал, больше не надо!» Я очнулся. Белый потолок, белые халаты, белые бинты, подернутые алым. Стойкий запах крови и спирта. Шепот и стон. Белгородский военный госпиталь — один из перевалочных пунктов, куда бойцов привозят прямо с передовой – истекающими кровью, грязными, в сознании и без... Надо мной склонился доктор и с кавказским таким акцентом тихо произнес: «Вы приехали сюда нас защищать. Спасибо вам, Юра! Вот самолёт стоит. Ты сейчас в Москву поедешь. Там тебя отремонтируют. Мы здесь так не сможем.» Помню я доктора этого, но имени не знаю. Хотел ему «спасибо» сказать, но так и не смог. Вот найти бы его… кавказец лысый такой. Он мне жизнь спас.
Второй раз очнулся уже в реанимации госпиталя Бурденко... Первое, что ощутил – сушняк дикий. Бутылка воды рядом, но не дотянуться. Смотрю, а я связанный и весь в железе… Подумал, как же я буду лежать, я же человек такой подвижный. «Вот, Юрик, довоевался…» Это был первый ближний бой, в котором я выстоял: ни одна пуля не попала, сколько их летало надо мной. А в укрепрайоне – нашла меня моя мина… видимо, судьба такая.
В тот день по приказу выдвинулись мы занимать новую позицию. Первый КАМАЗ с песком пришёл, разложили, закрепились. А второй не успел. Только приехал гружёный, и тут прямое попадание — мина в машину, водитель сразу выпал, от меня метрах в десяти. И как они начали бить по нам. Мы в кольце, никуда не деться. А в это время ВСУ БТР выгнали и как шмальнули по нашим мешкам, всё к чертям разлетелось. Ребята мои — кто куда, как муравьи, в разные стороны. Еле успели отступить назад. Я добрался до своего укрепрайона и пацанов вывел. Пули летали над ушами, я и полз, и бежал. Как отступили, почувствовал себя уверенней. Я сам рыл все эти окопы, у меня в взводе не было ни одного «трёхсотого», когда я там стоял. Всё было по уму сделано. Здесь я уже почти как дома. Но тут один из моих пареньков сообщил, что ВСУ технику выгнали в нашем направлении, надо срочно отходить за речку, до следующего укрепрайона. Мальчики туда побежали. А я — только вылез из окопа и слышу – мина летит. Их особенность такая, при запуске не слышно, а звук полёта ни с чем не спутать. Подумал, успею укрыться в старом блиндаже. Но сделал лишь три шага… Резкий звук, сизый дым. Меня рывком подбросило в воздух. Время будто замедлилось. В этом коротком полете взрывной волны вижу под собой ребят, что бежали только что впереди, с хрустом падаю на асфальт. Пытаюсь двинуться — не могу. Неужели меня контузило, думаю… Кричу своим: «Я – ранен!» Но какое там! Все бегут, кто куда… А у меня была с собой граната. Я подумал, лучше подорвусь, чем здесь останусь. Пытаюсь дотянуться рукой — не могу. Рук-ног не чувствую, а боль невыносимая… Тут паренек подлетает из моего взвода. Я, корчась, хриплю ему: «Сделай укол мне, он у рукаве…» Он в карман лезет, ничего не находит, быстро достает свой. Замешкался, глядит растерянно: «Куда колоть?» «В ногу коли!» А он мне: «Прапор… у тебя нет ноги…» Я ему: «Нет ноги, коли в руку!» А он: «У тебя и руки нет…»
Я видел, как умирают даже от простого ранения в ногу, если вовремя не перевязать. Сколько парней так вытекло здесь… Я понял, что это конец. Но тут второй наш пацанчик подбежал. Как-то они меня замотали и по щебёнке потащили. А тут «копейка» резко задом к нам сдает, меня кидают внутрь, и по газам. Как я доехал, не знаю. Думал, я весь «стеку» по дороге, но как-то выжил.
Потом были операции — сначала одна, затем вторая, третья, четвёртая… Собирали меня, собирали, но до конца не собрали. Я всю жизнь мечтал побывать в Москве. Вот и побывал… Какая ирония.
Right now the digital security needs of Russians and Ukrainians are very different, and they lead to very different caveats about how to mitigate the risks associated with using Telegram. For Ukrainians in Ukraine, whose physical safety is at risk because they are in a war zone, digital security is probably not their highest priority. They may value access to news and communication with their loved ones over making sure that all of their communications are encrypted in such a manner that they are indecipherable to Telegram, its employees, or governments with court orders. Following this, Sebi, in an order passed in January 2022, established that the administrators of a Telegram channel having a large subscriber base enticed the subscribers to act upon recommendations that were circulated by those administrators on the channel, leading to significant price and volume impact in various scrips. "Like the bombing of the maternity ward in Mariupol," he said, "Even before it hits the news, you see the videos on the Telegram channels." Perpetrators of such fraud use various marketing techniques to attract subscribers on their social media channels. The message was not authentic, with the real Zelenskiy soon denying the claim on his official Telegram channel, but the incident highlighted a major problem: disinformation quickly spreads unchecked on the encrypted app.
from fr
