The Гращенков

Идеологический миф. Про патриотизм, согласно Салтыкову-Щедрину (пока не запрещен в РФ), говорят тогда, когда проворовались. Про идеологию говорят тогда, когда у власти заканчиваются какие-то внятные смыслы. РФ долгое время выживала политически именно на хрупком фундаменте неопределённости и потсмодернизма. Образа будущего у нас нет, ровно по той причине, что любая фиксация той или иной идее нарушает баланс нашей спутанной системы, имеющей протеевский образ. Проще говоря, каждый видит в России что-то свое: кто-то живет в мифе советского прошлого, кто-то в великодержавности времен древних королей, а кто-то в фантастическом будущем. На деле же, почти любое действие имеет простую меркантильную составляющую, где та или иная великая идея используется в качестве красивой обертки или подслащенной пилюли. Как говорится, тут «все всё понимают».

Поэтому отсутствие идеологии – это не баг, а фича. Во-первых, любая идея – это конфликт. Любое слово требует пояснений и сразу же мы увидим, как разные группы по-разному трактуют одно и то же понятие. Тому свидетельство мгновенные срачи в любой среде, хоть либеральной, хоть патриотической, когда даже близкие по духу люди начинают спорить, как именно надо Родину любить. Во-вторых, идея не может быть фундаментом для эффективного управления. Мир идей неминуемо приводит любое государство к скорому финалу, так как условное светлое будущее вкупе с великим прошлым, обычно плохо бьются с реальностью настоящего. Такие государства могут ярко гореть или тихо тлеть какое-то время, но выгорание – неизбежно. И в постиндустриальную эпоху срок жизни таких государств сокращен до минимума, а впадение в «новое средневековье» - бесплодная попытка дважды войти в одну и ту же реку. В-третьих, идеология никому не нужна. То, о чем говорит тот же Бастрыкин – это не идеология, а просто циркуляр, согласно которому «силовикам» легче было бы делать свою работу, опираясь на какой-то свод принятых правил. «Правда – это то, что в данный момент считается правдой», - говорил друг Мюнхгаузена в одноименном фильме. Поэтому и Конституцию и возможность «закрепить» в ней идеологию, силовой блок воспринимает не как догмат, а как генеральное руководство к действию. Это просто попытка очертить рамку, кто тут друг, кто враг, а кто – так. Ну и какие то общие соображения, почему оно так в данный конкретный момент. Большевики поступали точно также, на каждом новом съезде оперативно меняя парадигму. Вчера ты – пламенный революционер, а сегодня – шпион всех разведок и враг народа. Анекдот про змею, ломающую хребет вместе с линией партии – жиза, а не ирония.

Поэтому споры про идеологию – это симулякр, говоря по-бартовски, современный метаязыковой миф, коннотативная система, приписывающая объектам непрямые значения, и социализирующая их. Иными словами, попытка та самая попытка объяснить, что на данный момент считается правдой. И по праву этой новой правды отнять какой-нибудь ресурс у тех, кто это правду потерял. Например, олигархи из 90-х, они у нас сейчас как? Враги, друзья или попутчики? И если Швондер хочет отжать 5 комнат у профессора Преображенского, нужно ли ему каждый раз звонить Петру Александровичу или можно просто сказать, что «тот не любит пролетариат»? Или вот либералов уже приравняли к экстремистам, по сути, но не по бумаге. Так можно ли бить их на улице честному человеку? Вот Высоцкий же пел: «но друг и учитель — алкаш в бакалее — сказал, что семиты — простые евреи». И герой его песни бил их «спасал Россию», чему и сегодня жители некоторых регионов, заглянувших в двигатель Боинга, готовы последовать. Только вот идеология какого-нибудь «православия, самодержавия и народности», сразу вызовет у них вопрос, какой именно народности и почему именно православие?

Поэтому «государевы волки» хотят не столько идеологии, сколько декрета, согласно которому, хоть как-то проясняется наша запутанная стратегия «все всё понимают». Они как бы жалуются, что не все и не все, лучше – разъяснить и письменно. Потом, можно поменять, если надо. Пусть это и называется мета-идеологией, раз уж мы страна победившего постмодернизма.

www.group-telegram.com/fr/thegraschenkov.com/4105

44.2K viewsedited  Nov 23, 2023 at 11:10

Идеологический миф. Про патриотизм, согласно Салтыкову-Щедрину (пока не запрещен в РФ), говорят тогда, когда проворовались. Про идеологию говорят тогда, когда у власти заканчиваются какие-то внятные смыслы. РФ долгое время выживала политически именно на хрупком фундаменте неопределённости и потсмодернизма. Образа будущего у нас нет, ровно по той причине, что любая фиксация той или иной идее нарушает баланс нашей спутанной системы, имеющей протеевский образ. Проще говоря, каждый видит в России что-то свое: кто-то живет в мифе советского прошлого, кто-то в великодержавности времен древних королей, а кто-то в фантастическом будущем. На деле же, почти любое действие имеет простую меркантильную составляющую, где та или иная великая идея используется в качестве красивой обертки или подслащенной пилюли. Как говорится, тут «все всё понимают».

Поэтому отсутствие идеологии – это не баг, а фича. Во-первых, любая идея – это конфликт. Любое слово требует пояснений и сразу же мы увидим, как разные группы по-разному трактуют одно и то же понятие. Тому свидетельство мгновенные срачи в любой среде, хоть либеральной, хоть патриотической, когда даже близкие по духу люди начинают спорить, как именно надо Родину любить. Во-вторых, идея не может быть фундаментом для эффективного управления. Мир идей неминуемо приводит любое государство к скорому финалу, так как условное светлое будущее вкупе с великим прошлым, обычно плохо бьются с реальностью настоящего. Такие государства могут ярко гореть или тихо тлеть какое-то время, но выгорание – неизбежно. И в постиндустриальную эпоху срок жизни таких государств сокращен до минимума, а впадение в «новое средневековье» - бесплодная попытка дважды войти в одну и ту же реку. В-третьих, идеология никому не нужна. То, о чем говорит тот же Бастрыкин – это не идеология, а просто циркуляр, согласно которому «силовикам» легче было бы делать свою работу, опираясь на какой-то свод принятых правил. «Правда – это то, что в данный момент считается правдой», - говорил друг Мюнхгаузена в одноименном фильме. Поэтому и Конституцию и возможность «закрепить» в ней идеологию, силовой блок воспринимает не как догмат, а как генеральное руководство к действию. Это просто попытка очертить рамку, кто тут друг, кто враг, а кто – так. Ну и какие то общие соображения, почему оно так в данный конкретный момент. Большевики поступали точно также, на каждом новом съезде оперативно меняя парадигму. Вчера ты – пламенный революционер, а сегодня – шпион всех разведок и враг народа. Анекдот про змею, ломающую хребет вместе с линией партии – жиза, а не ирония.

Поэтому споры про идеологию – это симулякр, говоря по-бартовски, современный метаязыковой миф, коннотативная система, приписывающая объектам непрямые значения, и социализирующая их. Иными словами, попытка та самая попытка объяснить, что на данный момент считается правдой. И по праву этой новой правды отнять какой-нибудь ресурс у тех, кто это правду потерял. Например, олигархи из 90-х, они у нас сейчас как? Враги, друзья или попутчики? И если Швондер хочет отжать 5 комнат у профессора Преображенского, нужно ли ему каждый раз звонить Петру Александровичу или можно просто сказать, что «тот не любит пролетариат»? Или вот либералов уже приравняли к экстремистам, по сути, но не по бумаге. Так можно ли бить их на улице честному человеку? Вот Высоцкий же пел: «но друг и учитель — алкаш в бакалее — сказал, что семиты — простые евреи». И герой его песни бил их «спасал Россию», чему и сегодня жители некоторых регионов, заглянувших в двигатель Боинга, готовы последовать. Только вот идеология какого-нибудь «православия, самодержавия и народности», сразу вызовет у них вопрос, какой именно народности и почему именно православие?

Поэтому «государевы волки» хотят не столько идеологии, сколько декрета, согласно которому, хоть как-то проясняется наша запутанная стратегия «все всё понимают». Они как бы жалуются, что не все и не все, лучше – разъяснить и письменно. Потом, можно поменять, если надо. Пусть это и называется мета-идеологией, раз уж мы страна победившего постмодернизма.

BY The Гращенков