У самых врат философии религии лежит предположение, которое у меня вызывает смесь непонимания, удивления и растерянности. Состоит оно в том, что думать о боге, его (не)существовании и возможных качествах – это важно и естественно для любого человека вне зависимости от того, религиозен он или нет.
Проясняется это положение по-разному. Кто-то считает, что вопрос о существовании бога – это просто ещё один философский вопрос. Не хуже и не лучше, допустим, вопроса о том, что значит «существовать». Кто-то указывает на экзистенциальную значимость вопросов о боге. В крайнем случае речь идёт хотя бы о культурной значимости, но этот аргумент последнего шанса применяется относительно неохотно ввиду того, какие из него можно вывести следствия о состоянии философии религии в её современном виде.
Как мне видится, такие основания призваны несколько сгладить то, что типичный философ религии – это либо религиозный человек, либо в прошлом религиозный, либо выходец из религиозной семьи (или иной малой группы). Что характерно, примерно в той же ситуации оказываются люди, которые занимаются марксистской философией и по удивительному совпадению их политические взгляды оправдывают ожидания. Вполне ясно, что в таких обстоятельствах окружающие просто опасаются конфликта интересов, который может повлиять на то, какую именно цель будут преследовать исследователи.
Если же отрешиться от конкретных примеров, то можно обнаружить, что здесь предполагается и более абстрактное предположение о том, что какие-то вопросы важны и естественны вообще. Уже это положение редко презентуется в своей чистой нормативной форме. Зачастую его сразу же пытаются сделать дескриптивным – дескать, а вот в юности каждый же задавался такими вопросами, а вот ведь наступает момент, когда каждый задумается о…
Подобное представление о существовании важных вопросов, которыми нельзя не задаваться, настолько укоренено в культуре, что я не думаю, что хотя бы у кого-либо из читателей оно вызывает искреннее и значимое интуитивное сомнение. Возможно, проблески сомнения в этом положении возникают в научном контексте, когда ученым приходится подбодрить обывателя тем, что за непонятными ему теориями могут последовать понятные технологические улучшения жизни. Введение прагматического компонента здесь походит на связку личной религиозности с исследованиями религии. В обоих случаях значимость неких общих интеллектуальных вопросов рискует выйти за границы интеллектуальной же самоценности, встав в зависимость от чего-то, что потенциально ограничит свободу в выборе того, что достойно исследования.
Причем, какая-либо эмпирическая попытка узнать, считают ли люди, что существуют вопросы, важные для всех (или хотя бы большинства), должна быть достаточно изобретательной, чтобы избежать всевозможных проявлений эффекта социальной желательности в ответах респондентов. Здесь вспоминается, как Нагель в своем известном введение в философию подкупает читателя, устанавливая картину мира, где серьезные философские вопросы и так приходят на ум любому нормально человеку по мере взросления. Не хватает только явного обращения, которое бы предложило читателю возвыситься над нормой, погрузившись в философию ещё глубже.
Что забавно, в обратную сторону нетрудно развернуть конспирологическую догадку о малой части популяции, которой интересно что-то очень странное с обывательской точки зрения, а поэтому им выгодно продвигать точку зрения, согласно которой этот интерес не странен, а фундаментален, самоценен и вообще делает нас людьми. Конечно, поскольку посыл и смысл такой догадки не особо изменится от отсутствия или наличия каких-либо данных, то её можно дисквалифицировать уже на берегу этого заплыва.
В общем, философы религии для меня – это удивительные люди. Почти каждое столкновение с их контентном – это искреннее удивление тому, как им удается миновать любопытные вещи, лежащие ещё у самых границ интересной им области.
У самых врат философии религии лежит предположение, которое у меня вызывает смесь непонимания, удивления и растерянности. Состоит оно в том, что думать о боге, его (не)существовании и возможных качествах – это важно и естественно для любого человека вне зависимости от того, религиозен он или нет.
Проясняется это положение по-разному. Кто-то считает, что вопрос о существовании бога – это просто ещё один философский вопрос. Не хуже и не лучше, допустим, вопроса о том, что значит «существовать». Кто-то указывает на экзистенциальную значимость вопросов о боге. В крайнем случае речь идёт хотя бы о культурной значимости, но этот аргумент последнего шанса применяется относительно неохотно ввиду того, какие из него можно вывести следствия о состоянии философии религии в её современном виде.
Как мне видится, такие основания призваны несколько сгладить то, что типичный философ религии – это либо религиозный человек, либо в прошлом религиозный, либо выходец из религиозной семьи (или иной малой группы). Что характерно, примерно в той же ситуации оказываются люди, которые занимаются марксистской философией и по удивительному совпадению их политические взгляды оправдывают ожидания. Вполне ясно, что в таких обстоятельствах окружающие просто опасаются конфликта интересов, который может повлиять на то, какую именно цель будут преследовать исследователи.
Если же отрешиться от конкретных примеров, то можно обнаружить, что здесь предполагается и более абстрактное предположение о том, что какие-то вопросы важны и естественны вообще. Уже это положение редко презентуется в своей чистой нормативной форме. Зачастую его сразу же пытаются сделать дескриптивным – дескать, а вот в юности каждый же задавался такими вопросами, а вот ведь наступает момент, когда каждый задумается о…
Подобное представление о существовании важных вопросов, которыми нельзя не задаваться, настолько укоренено в культуре, что я не думаю, что хотя бы у кого-либо из читателей оно вызывает искреннее и значимое интуитивное сомнение. Возможно, проблески сомнения в этом положении возникают в научном контексте, когда ученым приходится подбодрить обывателя тем, что за непонятными ему теориями могут последовать понятные технологические улучшения жизни. Введение прагматического компонента здесь походит на связку личной религиозности с исследованиями религии. В обоих случаях значимость неких общих интеллектуальных вопросов рискует выйти за границы интеллектуальной же самоценности, встав в зависимость от чего-то, что потенциально ограничит свободу в выборе того, что достойно исследования.
Причем, какая-либо эмпирическая попытка узнать, считают ли люди, что существуют вопросы, важные для всех (или хотя бы большинства), должна быть достаточно изобретательной, чтобы избежать всевозможных проявлений эффекта социальной желательности в ответах респондентов. Здесь вспоминается, как Нагель в своем известном введение в философию подкупает читателя, устанавливая картину мира, где серьезные философские вопросы и так приходят на ум любому нормально человеку по мере взросления. Не хватает только явного обращения, которое бы предложило читателю возвыситься над нормой, погрузившись в философию ещё глубже.
Что забавно, в обратную сторону нетрудно развернуть конспирологическую догадку о малой части популяции, которой интересно что-то очень странное с обывательской точки зрения, а поэтому им выгодно продвигать точку зрения, согласно которой этот интерес не странен, а фундаментален, самоценен и вообще делает нас людьми. Конечно, поскольку посыл и смысл такой догадки не особо изменится от отсутствия или наличия каких-либо данных, то её можно дисквалифицировать уже на берегу этого заплыва.
В общем, философы религии для меня – это удивительные люди. Почти каждое столкновение с их контентном – это искреннее удивление тому, как им удается миновать любопытные вещи, лежащие ещё у самых границ интересной им области.
BY здесь были драконы
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
For example, WhatsApp restricted the number of times a user could forward something, and developed automated systems that detect and flag objectionable content. And while money initially moved into stocks in the morning, capital moved out of safe-haven assets. The price of the 10-year Treasury note fell Friday, sending its yield up to 2% from a March closing low of 1.73%. The company maintains that it cannot act against individual or group chats, which are “private amongst their participants,” but it will respond to requests in relation to sticker sets, channels and bots which are publicly available. During the invasion of Ukraine, Pavel Durov has wrestled with this issue a lot more prominently than he has before. Channels like Donbass Insider and Bellum Acta, as reported by Foreign Policy, started pumping out pro-Russian propaganda as the invasion began. So much so that the Ukrainian National Security and Defense Council issued a statement labeling which accounts are Russian-backed. Ukrainian officials, in potential violation of the Geneva Convention, have shared imagery of dead and captured Russian soldiers on the platform. The regulator said it had received information that messages containing stock tips and other investment advice with respect to selected listed companies are being widely circulated through websites and social media platforms such as Telegram, Facebook, WhatsApp and Instagram. Telegram was co-founded by Pavel and Nikolai Durov, the brothers who had previously created VKontakte. VK is Russia’s equivalent of Facebook, a social network used for public and private messaging, audio and video sharing as well as online gaming. In January, SimpleWeb reported that VK was Russia’s fourth most-visited website, after Yandex, YouTube and Google’s Russian-language homepage. In 2016, Forbes’ Michael Solomon described Pavel Durov (pictured, below) as the “Mark Zuckerberg of Russia.”
from us
