Telegram Group & Telegram Channel
Падение Дамаска и режима Башара Асада в Сирии вне всякого сомнения будет рассматриваться, как одно из ключевых событий на Ближнем Востоке в 2024 году. Статус-кво, продержавшийся примерно 7 лет (если брать за точку отсчета начало работы т.н. «Астанинского формата») рухнул. И экспертам еще предстоит корректно без эмоций оценить возможные последствия радикального переформатирования сирийского конфликтного поля. Однако уже сейчас понятно: за событиями в этой ближневосточной стране следят не только в Ливане, Израиле, Турции или Иордании. С не меньшим интересом за ним наблюдают и в государствах Южного Кавказа.

В 2020 году с началом второй карабахской кампании академик Виталий Наумкин справедливо указал на «тесную связь между Южным Кавказом и Левантом». Впрочем, она наметилась раньше, а с тех пор, наверное, только укрепилась.

С особой тревогой следят за сирийской динамикой в Армении. Для этого есть несколько веских причин. Еще в первые годы гражданской войны в Сирии Армения приняла значительное (по масштабам республики) количество беженцев-армян, преимущественно из Алеппо. По разным оценкам их число составляло 17-20 тыс. человек. Во-вторых, поражение в Карабахе и утрата этого региона вкупе с непрекращающимися дискуссиями вокруг Зангезурского коридора также углубляют негативное восприятие. Усиление Турции на Ближнем Востоке воспринимается, как дополнительный риск. В особенности на фоне охлаждения отношений с Москвой, явной неготовности Запада к сдерживанию Анкары и, напротив, сближения между РФ и Азербайджаном.

В Азербайджане, напротив, усиление Турции воспринимается со знаком плюс. Здесь, правда, нужны определенные оговорки. Официальные власти ведут себя сдержанно. Они балансируют между стратегическим союзом с Анкарой и развитым партнерством с Израилем, важным поставщиком вооружений для Баку. Укрепление стратегического союзника в любой точке мира Азербайджан рассматривает, как выгоду для себя. Но в то же самое время тесное сближение между Анкарой и разными представителями «джихадистского интернационала» (даже ситуативное и тактическое) воспринимается в Баку с опасениями. Страна разделена почти пополам между шиитами и суннитами, всякое нарушение хрупкого внутриисламского баланса - великий риск, а «политическая исламизация» в Сирии такие опасности увеличивает.

На первый взгляд, Грузия находится на большей дистанции от сирийской истории. Но при более глубоком рассмотрении мы можем вспомнить и активное вовлечение выходцев из Панкиси в войну в Сирии. Чего стоит одна только деятельность Тархана Батирашвили (Умара аш-Шишани, был министром обороны ИГ, запрещенного в России) или Муслима Маргошвили (основателя экстремистского движения Джунуд аш-Шам, также запрещена в РФ). Время от времени страна подвергалась атакам радикальных джихадистов, имеющим за плечами и сирийский опыт (например, Ахмед Чатаев).

Таким образом, революционные перемены в Сирии внимательно изучаются на Кавказе. И это мы еще не говорим о сложностях в отношениях между Турцией и Россией, Тегераном и Анкарой, и всех их вместе взятых и каждого по отдельности- с Западом.

Сергей Маркедонов



group-telegram.com/BuninCo/4496
Create:
Last Update:

Падение Дамаска и режима Башара Асада в Сирии вне всякого сомнения будет рассматриваться, как одно из ключевых событий на Ближнем Востоке в 2024 году. Статус-кво, продержавшийся примерно 7 лет (если брать за точку отсчета начало работы т.н. «Астанинского формата») рухнул. И экспертам еще предстоит корректно без эмоций оценить возможные последствия радикального переформатирования сирийского конфликтного поля. Однако уже сейчас понятно: за событиями в этой ближневосточной стране следят не только в Ливане, Израиле, Турции или Иордании. С не меньшим интересом за ним наблюдают и в государствах Южного Кавказа.

В 2020 году с началом второй карабахской кампании академик Виталий Наумкин справедливо указал на «тесную связь между Южным Кавказом и Левантом». Впрочем, она наметилась раньше, а с тех пор, наверное, только укрепилась.

С особой тревогой следят за сирийской динамикой в Армении. Для этого есть несколько веских причин. Еще в первые годы гражданской войны в Сирии Армения приняла значительное (по масштабам республики) количество беженцев-армян, преимущественно из Алеппо. По разным оценкам их число составляло 17-20 тыс. человек. Во-вторых, поражение в Карабахе и утрата этого региона вкупе с непрекращающимися дискуссиями вокруг Зангезурского коридора также углубляют негативное восприятие. Усиление Турции на Ближнем Востоке воспринимается, как дополнительный риск. В особенности на фоне охлаждения отношений с Москвой, явной неготовности Запада к сдерживанию Анкары и, напротив, сближения между РФ и Азербайджаном.

В Азербайджане, напротив, усиление Турции воспринимается со знаком плюс. Здесь, правда, нужны определенные оговорки. Официальные власти ведут себя сдержанно. Они балансируют между стратегическим союзом с Анкарой и развитым партнерством с Израилем, важным поставщиком вооружений для Баку. Укрепление стратегического союзника в любой точке мира Азербайджан рассматривает, как выгоду для себя. Но в то же самое время тесное сближение между Анкарой и разными представителями «джихадистского интернационала» (даже ситуативное и тактическое) воспринимается в Баку с опасениями. Страна разделена почти пополам между шиитами и суннитами, всякое нарушение хрупкого внутриисламского баланса - великий риск, а «политическая исламизация» в Сирии такие опасности увеличивает.

На первый взгляд, Грузия находится на большей дистанции от сирийской истории. Но при более глубоком рассмотрении мы можем вспомнить и активное вовлечение выходцев из Панкиси в войну в Сирии. Чего стоит одна только деятельность Тархана Батирашвили (Умара аш-Шишани, был министром обороны ИГ, запрещенного в России) или Муслима Маргошвили (основателя экстремистского движения Джунуд аш-Шам, также запрещена в РФ). Время от времени страна подвергалась атакам радикальных джихадистов, имеющим за плечами и сирийский опыт (например, Ахмед Чатаев).

Таким образом, революционные перемены в Сирии внимательно изучаются на Кавказе. И это мы еще не говорим о сложностях в отношениях между Турцией и Россией, Тегераном и Анкарой, и всех их вместе взятых и каждого по отдельности- с Западом.

Сергей Маркедонов

BY Bunin & Co


Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260

Share with your friend now:
group-telegram.com/BuninCo/4496

View MORE
Open in Telegram


Telegram | DID YOU KNOW?

Date: |

The Securities and Exchange Board of India (Sebi) had carried out a similar exercise in 2017 in a matter related to circulation of messages through WhatsApp. Telegram has gained a reputation as the “secure” communications app in the post-Soviet states, but whenever you make choices about your digital security, it’s important to start by asking yourself, “What exactly am I securing? And who am I securing it from?” These questions should inform your decisions about whether you are using the right tool or platform for your digital security needs. Telegram is certainly not the most secure messaging app on the market right now. Its security model requires users to place a great deal of trust in Telegram’s ability to protect user data. For some users, this may be good enough for now. For others, it may be wiser to move to a different platform for certain kinds of high-risk communications. The War on Fakes channel has repeatedly attempted to push conspiracies that footage from Ukraine is somehow being falsified. One post on the channel from February 24 claimed without evidence that a widely viewed photo of a Ukrainian woman injured in an airstrike in the city of Chuhuiv was doctored and that the woman was seen in a different photo days later without injuries. The post, which has over 600,000 views, also baselessly claimed that the woman's blood was actually makeup or grape juice. Pavel Durov, Telegram's CEO, is known as "the Russian Mark Zuckerberg," for co-founding VKontakte, which is Russian for "in touch," a Facebook imitator that became the country's most popular social networking site.
from hk


Telegram Bunin & Co
FROM American