Несвобода свободы и vice versa Виктор Семенихин для «Нового Века» Абстрактные либералы, других у нас почти и не водится, – большие вредители в деле учреждения в России режима, способствующего консенсусу между юридическими нормами и правовыми обычаями. Без него институты собственности и ее защиты будут фикцией, как и бытовое благополучие граждан. Однажды такой консенсус стал на Западе условием для вливания накопленных капиталов в оборот и вовлечения в него мелких инвесторов.
Изучение и посильный учет всех аспектов свободы помогает процветанию и Запада, и Востока. Даосизм, конфуцианство, синтоизм и буддизм – те самые пути Китая и Японии, вообще Азии, в чем-то аналогичные позитивной и экзистенциальной философии Европы и Нового Света, выведшие их к этической и экономической адекватности. Движение этими (своими) путями – пестование идеологической системы, хотя и допускающей идеализации и умолчания, тем не менее укорененной в действительных для общества исторических пластах. Мы же до сих пор пестуем законы-пустышки, не угодные к исполнению.
А наши мыслители, Л.И. Петражицкий, П.А. Сорокин, – столпы психологической школы права и социологии!
Психологическая школа различает право интуитивное и официальное. Интуитивное право – переживание того, к чему мы считаем себя обязанными, поэтому оно бывает доброкачественным. Официальное право «работает» хуже.
Кажущееся заумным и неочевидным легко уяснить, обратившись к сравнению. Например, житель мегаполиса и... предпоследний из могикан – Чингачгук.
Терминалы, магазины, дорожные правила, суды, – комфортная среда обитания обезволит и убьет Чингачгука; и наоборот, в лесу житель мегаполиса окажется во власти зверей и змей, голода и инфекций, тогда как для Чунгачгука лес – апофеоз свободы, обилие информации, направлений, пищи, уют и безопасность.
Вот свобода как переживание: что русскому хорошо, то немцу – смерть. Одно не лучше другого, экзистенция – истина себя и времени, что бы ни сочиняли либертарианцы, любящие использовать инфраструктуру, созданную совместными усилиями, авторитарно мобилизованными, и при этом находиться вне авторитарного воздействия. Идеальное место, где торжествует примат личности над государством, – дикая природа.
Переживание свободы уникально у каждого человека, и чем разнороднее общество, тем сложнее достичь согласия. Значит, чтобы не заблудиться в личностных приоритетах, наряду с экзистенциальным, необходимо сущностное (категориальное) понимание свободы.
Заимствование институциональной системы у народа, чье интуитивное право отличается от правовых обычаев страны-реципиента, – провокация разрухи, чем абстрактные либералы и занимаются.
В этой связи интересна политика глубинного государства в США периодов маккартизма и борьбы с вмешательством России в выборы. У них же свобода слова! Однако они знают, что отождествление свободы говорить и свободы распространять сказанное чревато хаосом. Если марксистские и пророссийские идеи перенести из книг и частных диспутов в аудитории, на телевидение и в социальные сети, простой американец может и воспламениться, пожелав отобрать у капиталистов прибавочную стоимость и... присягнуть РПЦ.
Последнее – вряд ли.
Вещательные корпорации принадлежат в США надежным фондам и лишнего не распространяют.
А российские либералы требуют огласки всех фактов и домыслов. Ради бунта? Они игнорируют красоту и сложность западной мысли, цепляясь за идеологические инструменты, бичующие конкурентов.
Сегодняшний «парад запретов» – послесловие к правовым абстракциям, не разглядевшим среди наших обычаев механизма внутриэлитного сдерживания, чтобы кланы и ветви власти не сговаривались и не уничтожали друг друга.
Могильщики они нашего полёта к юридической свободе, никакие не либералы. По-хорошему им надо законом, принятым единогласно и сразу в трёх чтениях, запретить именоваться и либералами, и демократами, взамен же лелеять и холить либералов, подобных «интуитивным» моралистам Д. Локку, А. Смиту, Д.С. Миллю.
Несвобода свободы и vice versa Виктор Семенихин для «Нового Века» Абстрактные либералы, других у нас почти и не водится, – большие вредители в деле учреждения в России режима, способствующего консенсусу между юридическими нормами и правовыми обычаями. Без него институты собственности и ее защиты будут фикцией, как и бытовое благополучие граждан. Однажды такой консенсус стал на Западе условием для вливания накопленных капиталов в оборот и вовлечения в него мелких инвесторов.
Изучение и посильный учет всех аспектов свободы помогает процветанию и Запада, и Востока. Даосизм, конфуцианство, синтоизм и буддизм – те самые пути Китая и Японии, вообще Азии, в чем-то аналогичные позитивной и экзистенциальной философии Европы и Нового Света, выведшие их к этической и экономической адекватности. Движение этими (своими) путями – пестование идеологической системы, хотя и допускающей идеализации и умолчания, тем не менее укорененной в действительных для общества исторических пластах. Мы же до сих пор пестуем законы-пустышки, не угодные к исполнению.
А наши мыслители, Л.И. Петражицкий, П.А. Сорокин, – столпы психологической школы права и социологии!
Психологическая школа различает право интуитивное и официальное. Интуитивное право – переживание того, к чему мы считаем себя обязанными, поэтому оно бывает доброкачественным. Официальное право «работает» хуже.
Кажущееся заумным и неочевидным легко уяснить, обратившись к сравнению. Например, житель мегаполиса и... предпоследний из могикан – Чингачгук.
Терминалы, магазины, дорожные правила, суды, – комфортная среда обитания обезволит и убьет Чингачгука; и наоборот, в лесу житель мегаполиса окажется во власти зверей и змей, голода и инфекций, тогда как для Чунгачгука лес – апофеоз свободы, обилие информации, направлений, пищи, уют и безопасность.
Вот свобода как переживание: что русскому хорошо, то немцу – смерть. Одно не лучше другого, экзистенция – истина себя и времени, что бы ни сочиняли либертарианцы, любящие использовать инфраструктуру, созданную совместными усилиями, авторитарно мобилизованными, и при этом находиться вне авторитарного воздействия. Идеальное место, где торжествует примат личности над государством, – дикая природа.
Переживание свободы уникально у каждого человека, и чем разнороднее общество, тем сложнее достичь согласия. Значит, чтобы не заблудиться в личностных приоритетах, наряду с экзистенциальным, необходимо сущностное (категориальное) понимание свободы.
Заимствование институциональной системы у народа, чье интуитивное право отличается от правовых обычаев страны-реципиента, – провокация разрухи, чем абстрактные либералы и занимаются.
В этой связи интересна политика глубинного государства в США периодов маккартизма и борьбы с вмешательством России в выборы. У них же свобода слова! Однако они знают, что отождествление свободы говорить и свободы распространять сказанное чревато хаосом. Если марксистские и пророссийские идеи перенести из книг и частных диспутов в аудитории, на телевидение и в социальные сети, простой американец может и воспламениться, пожелав отобрать у капиталистов прибавочную стоимость и... присягнуть РПЦ.
Последнее – вряд ли.
Вещательные корпорации принадлежат в США надежным фондам и лишнего не распространяют.
А российские либералы требуют огласки всех фактов и домыслов. Ради бунта? Они игнорируют красоту и сложность западной мысли, цепляясь за идеологические инструменты, бичующие конкурентов.
Сегодняшний «парад запретов» – послесловие к правовым абстракциям, не разглядевшим среди наших обычаев механизма внутриэлитного сдерживания, чтобы кланы и ветви власти не сговаривались и не уничтожали друг друга.
Могильщики они нашего полёта к юридической свободе, никакие не либералы. По-хорошему им надо законом, принятым единогласно и сразу в трёх чтениях, запретить именоваться и либералами, и демократами, взамен же лелеять и холить либералов, подобных «интуитивным» моралистам Д. Локку, А. Смиту, Д.С. Миллю.
Это шутка – по поводу запрета.
BY Новый Век
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Following this, Sebi, in an order passed in January 2022, established that the administrators of a Telegram channel having a large subscriber base enticed the subscribers to act upon recommendations that were circulated by those administrators on the channel, leading to significant price and volume impact in various scrips. But Telegram says people want to keep their chat history when they get a new phone, and they like having a data backup that will sync their chats across multiple devices. And that is why they let people choose whether they want their messages to be encrypted or not. When not turned on, though, chats are stored on Telegram's services, which are scattered throughout the world. But it has "disclosed 0 bytes of user data to third parties, including governments," Telegram states on its website. Channels are not fully encrypted, end-to-end. All communications on a Telegram channel can be seen by anyone on the channel and are also visible to Telegram. Telegram may be asked by a government to hand over the communications from a channel. Telegram has a history of standing up to Russian government requests for data, but how comfortable you are relying on that history to predict future behavior is up to you. Because Telegram has this data, it may also be stolen by hackers or leaked by an internal employee. Despite Telegram's origins, its approach to users' security has privacy advocates worried. The original Telegram channel has expanded into a web of accounts for different locations, including specific pages made for individual Russian cities. There's also an English-language website, which states it is owned by the people who run the Telegram channels.
from hk
