Собрали для вас свежую подборку опен-коллов и возможностей для художников!
💾 Программа поддержки молодых художников от «Гаража»: ежемесячная стипендия 70 000 рублей на год. Выберут 5 художников от 18 до 35 лет. Чтобы податься, нужно подробное описание и смета, CV и портфолио. Дедлайн — 20 ноября
💾 Грантовая программа для художников, кураторов и исследователей от ГЭС-2. Стипендия 50 000 рублей на полгода — для 13 художников, 7 кураторов и 10 исследователей. Для заявки нужны CV, описание проекта и смета. Дедлайн — 31 октября
💾 Шведский журнал Parse объявляет опен-колл для текстов в следующий номер (язык — английский). Тема — фабуляция, податься можно до 20 ноября
💾 Фестиваль экспериментального видео VIDEOFORMES (Франция) принимает заявки на международную конкурсную программу. Избранные работы покажут на фестивале в городе Клермон-Ферран в марте. Дедлайн — 30 октября
💾 Программа поддержки молодых художников от «Гаража»: ежемесячная стипендия 70 000 рублей на год. Выберут 5 художников от 18 до 35 лет. Чтобы податься, нужно подробное описание и смета, CV и портфолио. Дедлайн — 20 ноября
💾 Грантовая программа для художников, кураторов и исследователей от ГЭС-2. Стипендия 50 000 рублей на полгода — для 13 художников, 7 кураторов и 10 исследователей. Для заявки нужны CV, описание проекта и смета. Дедлайн — 31 октября
💾 Шведский журнал Parse объявляет опен-колл для текстов в следующий номер (язык — английский). Тема — фабуляция, податься можно до 20 ноября
💾 Фестиваль экспериментального видео VIDEOFORMES (Франция) принимает заявки на международную конкурсную программу. Избранные работы покажут на фестивале в городе Клермон-Ферран в марте. Дедлайн — 30 октября
Forwarded from Музей «Гараж»
Радио «Станция» возвращается с пятым сезоном и обновленным сайтом, где удобно слушать новые выпуски и переслушивать уже вышедшие. В этом сезоне, который получил название «Партитуры», архив Музея «Гараж» зазвучал в работах независимых музыкантов и саунд-художников. Они превращают каталоги, тексты и рукописи в музыку — от эмбиент-саундскейпов и аудиодневников до бардовских песен.
В сезоне участвуют Liza Ficus с радиопьесой «Игры с буквами», Lisokot с аудиодневником «Девушка в красном платье» и группа «Отваал», которая превращает архивные рукописи в песни. Masha Volum исследует мир болот в эмбиент-саундскейпе «Сознание болот», а 2096 fx создает аудиоколлаж «Коммутация», посвященный авангардным техникам звукозаписи. Игорь Дьяченко с аудиоработой Atemporal переводит архивные данные в звуковую структуру, а Max Rakhmatullin размышляет о памяти в аудиоэссе «Бумажное время».
Сезон создан в диалоге с проектом «Открытое хранение. Пролог», который объединяет работы из коллекции Музея «Гараж» и материалы его архива.
В сезоне участвуют Liza Ficus с радиопьесой «Игры с буквами», Lisokot с аудиодневником «Девушка в красном платье» и группа «Отваал», которая превращает архивные рукописи в песни. Masha Volum исследует мир болот в эмбиент-саундскейпе «Сознание болот», а 2096 fx создает аудиоколлаж «Коммутация», посвященный авангардным техникам звукозаписи. Игорь Дьяченко с аудиоработой Atemporal переводит архивные данные в звуковую структуру, а Max Rakhmatullin размышляет о памяти в аудиоэссе «Бумажное время».
Сезон создан в диалоге с проектом «Открытое хранение. Пролог», который объединяет работы из коллекции Музея «Гараж» и материалы его архива.
Нейросети галлюцинируют — и мы вместе с ними, уверена художественный критик Кэролин Баста. Делимся с вами ее новым эссе в Document Journal — о вероятностной эстетике, бесконечной пользовательской ленте и полете ассоциаций.
Наша культура сформирована письмом: тексты отделяют то, что было, от того, чего не было, «можно» от «нельзя». А еще, как утверждал философ Вилем Флюссер, линейное письмо формирует само понятие исторического времени, устремленного бесконечно вперед. Но сейчас что-то изменилось, утверждает Баста, опираясь на интуиции того же Флюссера. Текстов стало так много, что мы их больше не читаем — скорее, скользим взглядом по поверхности текста, а потом сами достраиваем связи между фрагментами. И в этом мы похожи на современный ИИ.
Известно, что большие языковые модели не владеют фактами. Скорее, они генерируют наиболее правдоподобные высказывания, опираясь на статистику — то есть на то, какие слова наиболее часто встречаются вместе в обучающей выборке. Поэтому, например, ChatGPT нередко выдумывает несуществующие научные работы (и даже может пересказать их). Теоретики используют метафору галлюцинаций: для ИИ это — нормальное состояние.
Но что, если галлюцинации нейросетей — это просто отражение того, как мы сами теперь думаем и читаем? Как пишет Баста, денотативную коммуникацию постепенно вытесняет коннотативная, то есть основанная не на фактах, а на сходстве. Интернет — включая и коммуникацию между пользователями — структурирован машинными ассоциациями: контент нам подбирают алгоритмы рекомендации. И мы сами научились считывать вайб, не особенно вчитываясь.
Наша культура сформирована письмом: тексты отделяют то, что было, от того, чего не было, «можно» от «нельзя». А еще, как утверждал философ Вилем Флюссер, линейное письмо формирует само понятие исторического времени, устремленного бесконечно вперед. Но сейчас что-то изменилось, утверждает Баста, опираясь на интуиции того же Флюссера. Текстов стало так много, что мы их больше не читаем — скорее, скользим взглядом по поверхности текста, а потом сами достраиваем связи между фрагментами. И в этом мы похожи на современный ИИ.
Известно, что большие языковые модели не владеют фактами. Скорее, они генерируют наиболее правдоподобные высказывания, опираясь на статистику — то есть на то, какие слова наиболее часто встречаются вместе в обучающей выборке. Поэтому, например, ChatGPT нередко выдумывает несуществующие научные работы (и даже может пересказать их). Теоретики используют метафору галлюцинаций: для ИИ это — нормальное состояние.
Но что, если галлюцинации нейросетей — это просто отражение того, как мы сами теперь думаем и читаем? Как пишет Баста, денотативную коммуникацию постепенно вытесняет коннотативная, то есть основанная не на фактах, а на сходстве. Интернет — включая и коммуникацию между пользователями — структурирован машинными ассоциациями: контент нам подбирают алгоритмы рекомендации. И мы сами научились считывать вайб, не особенно вчитываясь.
Document Journal
Hallucinating sense in the era of infinity-content
This essay for Document’s Spring/Summer 2024 issue traverses arthouse cinema, Shein, and streaming to explore how the ‘technical image’ is changing the nature of meaning-making
17 ноября в ГЭС-2 состоится круглый стол «Зрители и экраны», в котором примет участие куратор нашей программы Никита Нечаев. Обсудим, как российское искусство 90-х и нулевых освоило экранные форматы, как выставочное пространство распространилось на экраны смартфонов, и почему визуальные интерфейсы так часто лукавят и что-то от нас утаивают. Это часть конференции «Имперфект: 2010-е в российском искусстве» (15—17 ноября); ее полная программа доступна по ссылке.
ГЭС–2
Имперфект: 2010-е в российском искусстве
Конференция, посвященная специфике российского искусства 2010-х годов и его влиянию на современную отечественную художественную сцену.
Что такое алгоритмы? С точки зрения компьютерных наук, это набор понятных машине инструкций, которые решают тот или иной класс задач. Но на самом деле все не так просто, доказывает антрополог Ник Сивер. Это определение расходится и с тем, как пользователи понимают алгоритмы, и с тем, как их видят разработчики. Простой пример: что такое алгоритмы персонализации в социальных медиа, и где в них скрыто алгоритмическое? Если речь идет об инструкциях, то какие они и где они находятся?
Как утверждает Сивер, конкретные инструкции не могут локализовать ни пользователи, ни программисты. Ведь на самом деле ИИ — это продукт работы больших корпораций. Когда антрополог общался с реальными разработчиками, они рассказывали, что зона их ответственности ограничена — и потому они тоже с трудом представляют, как работает их продукт в целом.
Поэтому нужно новое понимание алгоритмов — не математическое и формальное, но этнографическое. Опираясь на онтологию-в-практике Аннмари Мол, Сивер предлагает посмотреть на алгоритмы как на набор практик — в которых участвуют и пользователи, и разработчики. Идея Мол в том, что этнографические объекты не существуют сами по себе — мы сами их утверждаем через действия. И алгоритмы утверждаются и написанием кода, и тем, как пользователи взаимодействуют с готовыми интерфейсами. А еще, конечно, тем, как о них говорят — в профессиональном сообществе и вне него.
Исследователи никогда не узнают точно, как устроена изнутри черная коробка ИИ — учитывая, что многие алгоритмы проприетарны. Но они все еще могут исследовать алгоритмы этнографическими методами — как и любую корпоративную инфраструктуру.
Как утверждает Сивер, конкретные инструкции не могут локализовать ни пользователи, ни программисты. Ведь на самом деле ИИ — это продукт работы больших корпораций. Когда антрополог общался с реальными разработчиками, они рассказывали, что зона их ответственности ограничена — и потому они тоже с трудом представляют, как работает их продукт в целом.
Поэтому нужно новое понимание алгоритмов — не математическое и формальное, но этнографическое. Опираясь на онтологию-в-практике Аннмари Мол, Сивер предлагает посмотреть на алгоритмы как на набор практик — в которых участвуют и пользователи, и разработчики. Идея Мол в том, что этнографические объекты не существуют сами по себе — мы сами их утверждаем через действия. И алгоритмы утверждаются и написанием кода, и тем, как пользователи взаимодействуют с готовыми интерфейсами. А еще, конечно, тем, как о них говорят — в профессиональном сообществе и вне него.
Исследователи никогда не узнают точно, как устроена изнутри черная коробка ИИ — учитывая, что многие алгоритмы проприетарны. Но они все еще могут исследовать алгоритмы этнографическими методами — как и любую корпоративную инфраструктуру.
SAGE Journals
Algorithms as culture: Some tactics for the ethnography of algorithmic systems
This article responds to recent debates in critical algorithm studies about the significance of the term “algorithm.” Where some have suggested that critical scholars should align their use of the term with its common definition in professional computer science…
Forwarded from Пристально от Black Square
«Мой режиссерский дебют состоялся в четыре года, когда мне доверили срежиссировать сцену в фильме великого советского режиссера Якова Сегеля. Это был очень плохой фильм “Инопланетянка”. С этой задачей я справился. Так была произведена моя инициация в кино»
Продолжаем знакомить вас с художниками проекта «Открытое хранение. Пролог» в Музее «Гараж». Сегодня это Михаил Максимов — выпускник Московской школы фотографии и мультимедиа имени А. Родченко, участник престижных кинофестивалей, таких как 71-й фестиваль в Локарно с фильмом «Смерть Меня», 35-й кинофестиваль короткометражных фильмов в Гамбурге и биеннале «Манифеста 10». Михаил пришел к режиссуре через архитектуру: увлекшись 3D-моделированием в строительном университете, он осознал себя режиссером-аниматором
«Я пытаюсь сделать нечто, чтобы меня поняли все существа на планете Земля. И животные тоже», — говорил он в интервью для «Сеанса» в 2018 году. В «Гараже» можно увидеть его инсталляцию «Архив трансгрессий» — уникальный VR-опыт, погружающий зрителя в мир пограничных состояний, где полет становится метафорой любопытства и стремления к познанию. «Все техники полета, несмотря на разнообразие, сводятся к коллекционированию впечатлений или объектов, через которые происходит полет», — добавляет художник
О его искусстве, глубоко погруженном в русскую хтонь, модные философии и исследования одиозных идеологических конструкций, можно будет прочитать в журнале Black Square №3 (13), который появится в продаже в ноябре
Продолжаем знакомить вас с художниками проекта «Открытое хранение. Пролог» в Музее «Гараж». Сегодня это Михаил Максимов — выпускник Московской школы фотографии и мультимедиа имени А. Родченко, участник престижных кинофестивалей, таких как 71-й фестиваль в Локарно с фильмом «Смерть Меня», 35-й кинофестиваль короткометражных фильмов в Гамбурге и биеннале «Манифеста 10». Михаил пришел к режиссуре через архитектуру: увлекшись 3D-моделированием в строительном университете, он осознал себя режиссером-аниматором
«Я пытаюсь сделать нечто, чтобы меня поняли все существа на планете Земля. И животные тоже», — говорил он в интервью для «Сеанса» в 2018 году. В «Гараже» можно увидеть его инсталляцию «Архив трансгрессий» — уникальный VR-опыт, погружающий зрителя в мир пограничных состояний, где полет становится метафорой любопытства и стремления к познанию. «Все техники полета, несмотря на разнообразие, сводятся к коллекционированию впечатлений или объектов, через которые происходит полет», — добавляет художник
О его искусстве, глубоко погруженном в русскую хтонь, модные философии и исследования одиозных идеологических конструкций, можно будет прочитать в журнале Black Square №3 (13), который появится в продаже в ноябре
В новом тысячелетии исследования животных продолжают делать акцент на сходстве, а не на различиях, описывая отношения людей с другими животными как континуум, а не как разделение, повторяя дискуссии в социобиологии, которые приписывают людям «анималистические» черты, а черты, ранее ассоциировавшиеся только с человеком, такие как использование инструментов, язык, культурное и психологическое разнообразие, — животным.
Это отрывок из эссе литературоведа Джоан Гордон о петле обратной связи между исследованиями животных и научной фантастикой. Яна Фишова перевела его специально для нашего нового веб-зина «Нечеловеческие животные и техника», составленного участниками весенней ридинг-группы Garage Digital по animal studies.
Внутри — восемь текстов о животной стороне технологии (и технологическом аспекте животного). Умилительный контент в бесконечной пользовательской ленте и одновременно машины для убийства; виды-компаньоны, с которыми возможно построить конструктивные отношения, но еще и объект холодного научного исследования — наше отношение к животным собирает в себе главные техносоциальные противоречия современности. Авторы зина показывают — чтобы научиться жить вместе, сперва нужно наладить отношения с животными рядом с нами и внутри нас.
Это отрывок из эссе литературоведа Джоан Гордон о петле обратной связи между исследованиями животных и научной фантастикой. Яна Фишова перевела его специально для нашего нового веб-зина «Нечеловеческие животные и техника», составленного участниками весенней ридинг-группы Garage Digital по animal studies.
Внутри — восемь текстов о животной стороне технологии (и технологическом аспекте животного). Умилительный контент в бесконечной пользовательской ленте и одновременно машины для убийства; виды-компаньоны, с которыми возможно построить конструктивные отношения, но еще и объект холодного научного исследования — наше отношение к животным собирает в себе главные техносоциальные противоречия современности. Авторы зина показывают — чтобы научиться жить вместе, сперва нужно наладить отношения с животными рядом с нами и внутри нас.
non-human-animals.garage.digital
Веб-зин «Нечеловеческие животные и техника»
Перед вами веб-зин, ставший результатом ридинг-группы «Нечеловеческие животные и техника», посвященный анализу положения нечеловеческих животных в техносоциальной современности. Все представленные в нем тексты относятся к теоретическому полю исследований…
Юк Хуэй — в гостях у подкаста Acid Horizon! В нем он рассказывает про свою новую книгу о планетарном мышлении. Импульсом для ее написания, как рассказывает философ, послужило отсутствие по-настоящему политической философии технологий. Вот несколько хайлайтов из обсуждения:
🔗 планетаризация — это процесс, при котором пространство начинает подчиняться временной логике. Он связан, в частности, с колонизацией, хотя совсем не ограничен ей
🔗 вызовы эпохи антропоцена (например, климатический кризис) существуют для всех на Земле — вне зависимости от национальных границ. Поэтому и планетарное мышление должно развиваться вне зависимости от существующих национальных конфигураций
🔗 планетарное мышление всегда исходит из локальной (и заведомо неполной) перспективы — хотя и претендует на универсальность
Stay tuned — скоро мы расскажем об идеях философа подробнее, сосредоточившись на первых главах его книги. И выясним, как это — философствовать планетарно.
🔗 планетаризация — это процесс, при котором пространство начинает подчиняться временной логике. Он связан, в частности, с колонизацией, хотя совсем не ограничен ей
🔗 вызовы эпохи антропоцена (например, климатический кризис) существуют для всех на Земле — вне зависимости от национальных границ. Поэтому и планетарное мышление должно развиваться вне зависимости от существующих национальных конфигураций
🔗 планетарное мышление всегда исходит из локальной (и заведомо неполной) перспективы — хотя и претендует на универсальность
Stay tuned — скоро мы расскажем об идеях философа подробнее, сосредоточившись на первых главах его книги. И выясним, как это — философствовать планетарно.
Чем больше моделей ИИ, тем лучше! Исследовательница технологий Кристина Лу доказывает это в своей новой статье в журнале Combinations. Разработчики уже научились сглаживать предрассудки, которым подвержены алгоритмы. А исследователи алгоритмической этики помогают создать ИИ, отражающий множественные точки зрения, а не одну единственную перспективу. Но это не решит главной проблемы, уверена Лу: сейчас все большие модели ИИ мыслят одинаково.
Скажем, большие языковые модели — будь то ChatGPT или Claude — имеют одинаковую онтологическую архитектуру. То есть то, как отдельные концепты соотносятся друг с другом — и к каким паттернам активации нейронов приводят. Все потому, что разработчики используют одну и ту же архитектуру трансформера, которая успела зарекомендовать себя на рынке. А еще — из-за того, что большие модели необычайно прожорливы, и для их обучения нужно много качественных данных. Поэтому разработчики нередко используют одни и те же датасеты.
К тому же, обучение конкурентоспособных языковых моделей попросту мало кто может себе позволить. Это требует огромных энергетических, финансовых и корпоративных ресурсов. В конечном счете, пишет Лу, само устройства рынка ИИ приводит к тому, что модели становятся все больше похожи друг на друга. А учитывая то, что мы все чаще полагаемся на ИИ, это может привести к гомогенизации мысли в целом.
Но на самом деле ИИ может помочь нам научиться мыслить по-новому, преодолев существующие культурные границы. Для этого нужно создать рыночную экосистему, в которой преимущество будет у небольших моделей с разнообразной архитектурой, заточенных на конкретные задачи — а не у ультимативного алгоритма, который умеет все. Но важно, чтобы эти модели имели интерфейс для связи друг с другом — и могли бы образовывать многосоставные гибриды.
На кону не просто будущее ИИ, утверждает Лу. Будущее интеллекта в целом — за химерическими моделями, которые объединяются друг с другом, коллаборируют и мутируют.
Скажем, большие языковые модели — будь то ChatGPT или Claude — имеют одинаковую онтологическую архитектуру. То есть то, как отдельные концепты соотносятся друг с другом — и к каким паттернам активации нейронов приводят. Все потому, что разработчики используют одну и ту же архитектуру трансформера, которая успела зарекомендовать себя на рынке. А еще — из-за того, что большие модели необычайно прожорливы, и для их обучения нужно много качественных данных. Поэтому разработчики нередко используют одни и те же датасеты.
К тому же, обучение конкурентоспособных языковых моделей попросту мало кто может себе позволить. Это требует огромных энергетических, финансовых и корпоративных ресурсов. В конечном счете, пишет Лу, само устройства рынка ИИ приводит к тому, что модели становятся все больше похожи друг на друга. А учитывая то, что мы все чаще полагаемся на ИИ, это может привести к гомогенизации мысли в целом.
Но на самом деле ИИ может помочь нам научиться мыслить по-новому, преодолев существующие культурные границы. Для этого нужно создать рыночную экосистему, в которой преимущество будет у небольших моделей с разнообразной архитектурой, заточенных на конкретные задачи — а не у ультимативного алгоритма, который умеет все. Но важно, чтобы эти модели имели интерфейс для связи друг с другом — и могли бы образовывать многосоставные гибриды.
На кону не просто будущее ИИ, утверждает Лу. Будущее интеллекта в целом — за химерическими моделями, которые объединяются друг с другом, коллаборируют и мутируют.
Combinations
Model Plurality
Current research in “plural alignment” concentrates on making AI models amenable to diverse human values. But plurality is not simply a safeguard against bias or an engine of efficiency: it’s a key ingredient for intelligence itself.
В нашем посте об этнографии алгоритмов мы обращались к онтологии-в-практике, разработанной антропологом Аннмари Мол. В своем исследовании атеросклероза Мол предлагает посмотреть и на болезни, и на техники их лечения как на набор практик. И тела, пораженные болезнью, и медицинские технологии существуют не как статичные сущности, но, скорее, осуществляют себя через конкретные действия.
Сегодняшний пользователь — это тоже в каком-то смысле пациент. Во всяком случае, так его видят продуктовые дизайнеры, утверждает исследователь техники Илья Смирнов. В новом эпизоде подкаста «юзер-гайст» от DH-центра ИТМО Илья разбирается в пересечениях между медицинскими исследованиями и социальными исследованиями технологий.
Ведь пациент — это, на самом деле, протокиборг. Если люди обращаются к медицинским институтам, они заведомо готовы к расширениям своего тела — лишь бы вылечиться. А еще и цифровые сервисы, и медицинские технологии схожи в том, что они собирают множественные реальности наших тел и знаний в локальные конфигурации. С одной стороны, эти сборки нас дисциплинируют и ограничивают, а с другой — открывают новые способы взаимодействия с внешним миром.
Сегодняшний пользователь — это тоже в каком-то смысле пациент. Во всяком случае, так его видят продуктовые дизайнеры, утверждает исследователь техники Илья Смирнов. В новом эпизоде подкаста «юзер-гайст» от DH-центра ИТМО Илья разбирается в пересечениях между медицинскими исследованиями и социальными исследованиями технологий.
Ведь пациент — это, на самом деле, протокиборг. Если люди обращаются к медицинским институтам, они заведомо готовы к расширениям своего тела — лишь бы вылечиться. А еще и цифровые сервисы, и медицинские технологии схожи в том, что они собирают множественные реальности наших тел и знаний в локальные конфигурации. С одной стороны, эти сборки нас дисциплинируют и ограничивают, а с другой — открывают новые способы взаимодействия с внешним миром.
2 выпуск 1 сезона
Как пациент-пользователь стал киборгом? Илья Смирнов о медицинских практиках и технике — Подкаст «юзер гайст»
«юзер гайст» – подкаст о цифровизации труда, культуры, практик и опыта.В этом выпуске мы говорим с Ильёй Смирновым — социальным исследователем науки и техники (STS) ЕУ СПб, преподавателем магистратуры в DH-центре ИТМО, автором канала Versia — об иссл
Разрешит ли ИИ неразрешимые политические споры? Техножурналист Роб Хорнинг рассказывает о новых проектах на базе машинного обучения, которые помогают небольшим группам достичь консенсуса. И настроен он скептически: автоматизацию публичной сферы сложно отличить от технологичной тотальной слежки.
Согласно социологу Юргену Хабермасу, публичная сфера — это место, где производится консенсус. С одной стороны, консенсус не дан заранее — люди сами должны его создать через серию коммуникативных действий. Или, проще говоря, договориться друг с другом — найти убедительные аргументы и придумать компромисс между ними. С другой стороны, в теории Хабермаса не существует никакой вышестоящей инстанции, которая могла бы этот консенсус валидировать. Консенсус рационален — но только постольку, поскольку его произвели рациональные коммуникативные действия.
Недавно в Google создали «Хабермас-машину». Это большая языковая модель, которая, по задумке разработчиков, ускоряет производство согласия в политических вопросах. Вот как она работает: допустим, есть группа людей с политическими разногласиями. Сначала нейросеть собирает мнения у каждого отдельного участника — и, опираясь на эти данные, генерирует некое «усредненное» высказывание. Участники выставляют ему оценки — по ним модель понимает, достигнут ли компромисс. Процесс повторяется до тех пор, пока оценки не достигнут максимума.
Еще один пример — недавний прототип приложения для манипуляции общественным мнением. По задумке разработчиков, оно поможет запускать вирусные информационные кампании в социальных медиа — и так менять реальность. Пользователям рассылаются пуш-уведомления с готовыми текстами, а им остается только их запостить.
Проблема таких «Хабермас-машин» в том, что они, как пишет Хорнинг, подменяют политику псевдо-физикой. То есть некими законами природы, данными свыше — и с которыми нам остается только согласиться. Только место «природы» здесь занимает черная коробка алгоритмов.
Но если вчитаться в самого Хабермаса, то станет понятно, что идея автоматизированной публичной сферы противоречит сама себе. В этих проектах ИИ занимает место высшей инстанции, валидирующей или отвергающий решения сообщества. А Хабермас в своей теории как раз пытался избавиться от этой фигуры рационального суверена.
Еще одна проблема — прагматическая. Разработчики из Google утверждают, что их проект призван помочь сообществу перейти от слов к политическому действию. Но в реальности достижение консенсуса не предшествует действию — а, скорее, идет бок о бок с ним. Если между участниками нет доверия и они не умеют самостоятельно решать конфликты, то их действия быстро потеряют согласованность.
Согласно социологу Юргену Хабермасу, публичная сфера — это место, где производится консенсус. С одной стороны, консенсус не дан заранее — люди сами должны его создать через серию коммуникативных действий. Или, проще говоря, договориться друг с другом — найти убедительные аргументы и придумать компромисс между ними. С другой стороны, в теории Хабермаса не существует никакой вышестоящей инстанции, которая могла бы этот консенсус валидировать. Консенсус рационален — но только постольку, поскольку его произвели рациональные коммуникативные действия.
Недавно в Google создали «Хабермас-машину». Это большая языковая модель, которая, по задумке разработчиков, ускоряет производство согласия в политических вопросах. Вот как она работает: допустим, есть группа людей с политическими разногласиями. Сначала нейросеть собирает мнения у каждого отдельного участника — и, опираясь на эти данные, генерирует некое «усредненное» высказывание. Участники выставляют ему оценки — по ним модель понимает, достигнут ли компромисс. Процесс повторяется до тех пор, пока оценки не достигнут максимума.
Еще один пример — недавний прототип приложения для манипуляции общественным мнением. По задумке разработчиков, оно поможет запускать вирусные информационные кампании в социальных медиа — и так менять реальность. Пользователям рассылаются пуш-уведомления с готовыми текстами, а им остается только их запостить.
Проблема таких «Хабермас-машин» в том, что они, как пишет Хорнинг, подменяют политику псевдо-физикой. То есть некими законами природы, данными свыше — и с которыми нам остается только согласиться. Только место «природы» здесь занимает черная коробка алгоритмов.
Но если вчитаться в самого Хабермаса, то станет понятно, что идея автоматизированной публичной сферы противоречит сама себе. В этих проектах ИИ занимает место высшей инстанции, валидирующей или отвергающий решения сообщества. А Хабермас в своей теории как раз пытался избавиться от этой фигуры рационального суверена.
Еще одна проблема — прагматическая. Разработчики из Google утверждают, что их проект призван помочь сообществу перейти от слов к политическому действию. Но в реальности достижение консенсуса не предшествует действию — а, скорее, идет бок о бок с ним. Если между участниками нет доверия и они не умеют самостоятельно решать конфликты, то их действия быстро потеряют согласованность.
Internal exile
Habermas machines
Achieving consensus can be hard, so wouldn’t it be nice if a machine could produce it as a kind of consumption good?
21 декабря в «Гараже» пройдет артист-ток Алексея Шульгина — а потом перформанс кибер-панк-группы 386DX. Вот наш пост, в котором мы рассказываем об истории этого легендарного проекта. Дуэту художника и старого компьютера на чипе 386DX уже больше 20 лет!
На этот раз в перформансе примет участие саунд-художница Камила Юсупова. Ностальгические хиты мирового рока дополнит нойз и эмбиент. Если вы хотите прийти на артист-ток и концерт, не забудьте зарегистрироваться.
На этот раз в перформансе примет участие саунд-художница Камила Юсупова. Ностальгические хиты мирового рока дополнит нойз и эмбиент. Если вы хотите прийти на артист-ток и концерт, не забудьте зарегистрироваться.
Garage Digital
Артист-ток Алексея Шульгина и перформанс группы 386DX и Камилы Юсуповой
В первой половине встречи художник Алексей Шульгин расскажет об истории создания инсталляции Computer. 386DX из собрания Музея «Гараж», а во второй —...
Делимся с вами новым сезоном Gamething — экспериментального подкаста о видеоигровой культуре, который ведут гейм-дизайнер Пиппин Барр и устный историк Дэвид Волински. На этот раз они рассуждают о внутриигровой фотографии в широком смысле — об агентнтости камеры в играх, статусе скриншота как документа и этике цифрового виденья.
Барр известен тем, что выступает в роли и теоретика, и практика геймдизайна. Мы рассказывали про его книгу, в которой он описывает скрытое вещество видеоигр — вычисления, правила, интерфейсы и деньги. Звучит как обычная книга про game studies, но есть одно «но» — каждый свой тезис Барр проиллюстрировал собственной игрой-прототипом. А Волински взаимодействует с игровым сообществом скорее в роли антрополога — например, он взял больше 600 интервью у разработчиков и теоретиков.
Подкаст Барра и Волински выходит в необычном формате. Сначала они договариваются играть в одну и ту же игру, а потом отправляют друг другу голосовые сообщения о своем опыте. Это больше похоже на аудиодневник на двоих. В этот раз они выбрали восемь игр с принципиально разной механикой. Скажем, Red Dead Online (2018) — это онлайн-режим для Red Dead Redemption 2, симулятора дикого запада с открытым миром. В этой игре есть фоторежим, но фотографировать других — значит быть уязвимым: камера не защитит от агрессивных игроков с оружием.
С другой стороны, есть игры, в которых фотографирование превращается в основную задачу. Например, в Pokémon Snap (1999) игроки выступают в роли ученых, преобразующих фауну игрового мира в упорядоченный фотоархив. Но чтобы сделать удачное фото, нужно разучить хореографию движений покемонов. Хорошо сфотографировать пикачу — не так-то просто, потому что он постоянно подпрыгивает; нужно попасть в момент, когда он замрет после прыжка. А хоррор-игра Fatal Frame (2002) раскрывает связь фотографии со сверхъестественным, которая была сильна с самого появления этой технологии. Чтобы защититься от призраков, игрокам нужно поймать их в кадр.
В сущности, Барр и Волински анализируют то, как мы смотрим на видеоигры — или как взгляд трансформируется в цифровых мирах. Отправная точка для их теоретических интуиций — «О фотографии» Сьюзен Сонтаг и Camera Lucida Ролана Барта. Но есть и важные тексты о внутриигровом фото, которые ведущие не затрагивают. Зато вы можете их прочитать, ведь еще в 2021 году художник Константин Ремизов собрал и прокомментировал для нас шесть громких эссе в этой области. Они доступны на сайте Garage Digital.
Барр известен тем, что выступает в роли и теоретика, и практика геймдизайна. Мы рассказывали про его книгу, в которой он описывает скрытое вещество видеоигр — вычисления, правила, интерфейсы и деньги. Звучит как обычная книга про game studies, но есть одно «но» — каждый свой тезис Барр проиллюстрировал собственной игрой-прототипом. А Волински взаимодействует с игровым сообществом скорее в роли антрополога — например, он взял больше 600 интервью у разработчиков и теоретиков.
Подкаст Барра и Волински выходит в необычном формате. Сначала они договариваются играть в одну и ту же игру, а потом отправляют друг другу голосовые сообщения о своем опыте. Это больше похоже на аудиодневник на двоих. В этот раз они выбрали восемь игр с принципиально разной механикой. Скажем, Red Dead Online (2018) — это онлайн-режим для Red Dead Redemption 2, симулятора дикого запада с открытым миром. В этой игре есть фоторежим, но фотографировать других — значит быть уязвимым: камера не защитит от агрессивных игроков с оружием.
С другой стороны, есть игры, в которых фотографирование превращается в основную задачу. Например, в Pokémon Snap (1999) игроки выступают в роли ученых, преобразующих фауну игрового мира в упорядоченный фотоархив. Но чтобы сделать удачное фото, нужно разучить хореографию движений покемонов. Хорошо сфотографировать пикачу — не так-то просто, потому что он постоянно подпрыгивает; нужно попасть в момент, когда он замрет после прыжка. А хоррор-игра Fatal Frame (2002) раскрывает связь фотографии со сверхъестественным, которая была сильна с самого появления этой технологии. Чтобы защититься от призраков, игрокам нужно поймать их в кадр.
В сущности, Барр и Волински анализируют то, как мы смотрим на видеоигры — или как взгляд трансформируется в цифровых мирах. Отправная точка для их теоретических интуиций — «О фотографии» Сьюзен Сонтаг и Camera Lucida Ролана Барта. Но есть и важные тексты о внутриигровом фото, которые ведущие не затрагивают. Зато вы можете их прочитать, ведь еще в 2021 году художник Константин Ремизов собрал и прокомментировал для нас шесть громких эссе в этой области. Они доступны на сайте Garage Digital.
Выходим с каникул — и делимся с вами гайдом о том, как думать как социотехнический исследователь. Его написал социотехнический исслеователь Ранджит Сингх. Главный хайлайт его текста — четыре главных допущения, на которые опирается его собственная исследовательская практика. Вот они:
📍 Чисто технических систем не существует.
📍 Каждый технический артефакт заключает в себе определенную перспективу на общество — и пути к его трансформации. Но общественные изменения всегда неравномерны, и исследователям следует обратить внимание на различия в технологическом опыте у разных людей.
📍 В каждой технической системе заключен набор выборов. Часть из них делают те, кто строят систему, а часть — те, кто ей пользуется. Вопрос в том, почему мы выбираем одно, и не другое — и какой ценой.
📍 Между технологией и обществом существуют отношения обратной связи — они определяют форму друг друга.
Если вы хотите больше узнать о том, где заканчивается общество, а начинается технология (или о том, почему эта граница такая туманная) — советуем текст антрополога Ника Сивера об ИИ как корпоративном явлении. Вот здесь — наша краткая выжимка из него.
📍 Чисто технических систем не существует.
📍 Каждый технический артефакт заключает в себе определенную перспективу на общество — и пути к его трансформации. Но общественные изменения всегда неравномерны, и исследователям следует обратить внимание на различия в технологическом опыте у разных людей.
📍 В каждой технической системе заключен набор выборов. Часть из них делают те, кто строят систему, а часть — те, кто ей пользуется. Вопрос в том, почему мы выбираем одно, и не другое — и какой ценой.
📍 Между технологией и обществом существуют отношения обратной связи — они определяют форму друг друга.
Если вы хотите больше узнать о том, где заканчивается общество, а начинается технология (или о том, почему эта граница такая туманная) — советуем текст антрополога Ника Сивера об ИИ как корпоративном явлении. Вот здесь — наша краткая выжимка из него.
Data & Society
How to Think Like a Sociotechnical Researcher
Start by recognizing that every technical system represents a set of choices.
Бороться против капитализма — не только бесполезно, но и не очень-то и нужно, ведь со временем он станет жертвой собственных противоречий. Поэтому нужно не противодействовать капитализму, а, наоборот, помочь ему набрать обороты. Во всяком случае, так утверждает акселерационистская философия. В ее противоречиях разобрался Мэтт Саути — специалист по философии Ника Ланда и главред The Latecomer Mag.
Сам термин «акселерационизм» придумал философ Бенжамин Нойс в 2010 году. Так он назвал философию французских постструктуралистов — Жиля Делеза с Феликсом Гваттари, Жана-Франсуа Лиотара и Жана Бодрийяра. Эти философы устали от бесконечных жалоб на капитализм со стороны левых — и предложили радикальный выход. Капитализм — это мощная фрагментирующая сила: физический мир он редуцирует до простых числовых сигналов (у каждой вещи — своя цена). Но, как писали Делез и Гваттари в «Анти-Эдипе» (1972), нужно не тормозить этот процесс детерриторизации, а, наоборот, присоединиться к нему. И тогда капитализм, как кислота, разъест сам себя.
Но сам Нойс акселерационистов не очень-то ценил — даже имя, которое он им дал, в его понимании звучало пренебрежительно. С его точки зрения, такой подход лишает критику негативности: скажем, неясно, как трудящимся бороться с эксплуатацией и плохими условиями труда.
Но в 2013 году этот термин реабилитировали философ Алек Уильямс и экономист Ник Срничек — в своем «Манифесте акселерационистской политики». Они попытались сформулировать конкретную политическую программу для левых, опираясь на марксисткий экономический анализ. И для них существующие капиталистические инфраструктуры — это трамплин в будущий мир посткапитализма, где не будет никаких форм подчинения или исключения.
Наконец, в середине десятых акселерационизм становится частью интернет-культуры. Он приходит в Twitter — и так появляются l/acc и r/acc, акселерационизм левых и правых. Как и многие другие (например, «безусловный» — u/acc). Вишенка на торте — эффективный акселерационизм, или e/acc: его манифест написал венчурный инвестор Марк Андресен. По-сути, это просто новое название для технооптимистичного либертарианства: все и так хорошо, не мешайте нам зарабатывать деньги.
Новых акселерационистов объединяет одно — они опираются на работы Ника Ланда, но при этом интерпретируют их неверно, уверен Саути. Ведь позиция Ланда — антигуманна. В его философской вселенной субъект истории — сам капитализм, а не человек. Именно поэтому, уверен Ланд, мы не должны тормозить развитие капитализма. И как только он станет достаточно умным, а мы перестанем способствовать его развитию, от нас избавятся. И Ланда — в отличие от остальных акселерационистов — это мрачное будущее без людей вполне устраивает.
Сам термин «акселерационизм» придумал философ Бенжамин Нойс в 2010 году. Так он назвал философию французских постструктуралистов — Жиля Делеза с Феликсом Гваттари, Жана-Франсуа Лиотара и Жана Бодрийяра. Эти философы устали от бесконечных жалоб на капитализм со стороны левых — и предложили радикальный выход. Капитализм — это мощная фрагментирующая сила: физический мир он редуцирует до простых числовых сигналов (у каждой вещи — своя цена). Но, как писали Делез и Гваттари в «Анти-Эдипе» (1972), нужно не тормозить этот процесс детерриторизации, а, наоборот, присоединиться к нему. И тогда капитализм, как кислота, разъест сам себя.
Но сам Нойс акселерационистов не очень-то ценил — даже имя, которое он им дал, в его понимании звучало пренебрежительно. С его точки зрения, такой подход лишает критику негативности: скажем, неясно, как трудящимся бороться с эксплуатацией и плохими условиями труда.
Но в 2013 году этот термин реабилитировали философ Алек Уильямс и экономист Ник Срничек — в своем «Манифесте акселерационистской политики». Они попытались сформулировать конкретную политическую программу для левых, опираясь на марксисткий экономический анализ. И для них существующие капиталистические инфраструктуры — это трамплин в будущий мир посткапитализма, где не будет никаких форм подчинения или исключения.
Наконец, в середине десятых акселерационизм становится частью интернет-культуры. Он приходит в Twitter — и так появляются l/acc и r/acc, акселерационизм левых и правых. Как и многие другие (например, «безусловный» — u/acc). Вишенка на торте — эффективный акселерационизм, или e/acc: его манифест написал венчурный инвестор Марк Андресен. По-сути, это просто новое название для технооптимистичного либертарианства: все и так хорошо, не мешайте нам зарабатывать деньги.
Новых акселерационистов объединяет одно — они опираются на работы Ника Ланда, но при этом интерпретируют их неверно, уверен Саути. Ведь позиция Ланда — антигуманна. В его философской вселенной субъект истории — сам капитализм, а не человек. Именно поэтому, уверен Ланд, мы не должны тормозить развитие капитализма. И как только он станет достаточно умным, а мы перестанем способствовать его развитию, от нас избавятся. И Ланда — в отличие от остальных акселерационистов — это мрачное будущее без людей вполне устраивает.
The Latecomer
A Brief History of Accelerationism | The Latecomer
There are many conflicting definitions of accelerationism. The most important line of inquiry asks "who is the true subject of history—human beings, or a larger process?"