Forwarded from Литнет. Книги онлайн
🌸 Новая «Эммануэль»: почему стоит смотреть ремейк культового фильма, снятого по роману-бестселлеру
25 сентября состоялась мировая премьера новой «Эммануэли» — через 50 лет после выхода версии 1974 года. А совсем скоро фильм покажут и в России. Как эротический роман Эммануэль Арсан стал культовым фильмом и зачем понадобилось вновь рассказывать эту историю полвека спустя?
Читайте статью в нашем блоге в постоянной рубрике «Вдохновение»
25 сентября состоялась мировая премьера новой «Эммануэли» — через 50 лет после выхода версии 1974 года. А совсем скоро фильм покажут и в России. Как эротический роман Эммануэль Арсан стал культовым фильмом и зачем понадобилось вновь рассказывать эту историю полвека спустя?
Читайте статью в нашем блоге в постоянной рубрике «Вдохновение»
Я смотрю в окно: там освещенная солнцем стена и ветка с розовыми цветами. Через пару минут их срывает ветер, они летят как андерсоновские снежинки, и я вспоминаю, что видела такие же на мостовой.
— Что такое anhelo?
— Страстное желание.
— А у вас есть кот? Tenés un gato? — спрашиваю я у Габриэля.
Действую в точности так, как мои студенты‐подростки. Когда мне становится скучно, задаю преподавателю личные вопросы не по теме урока.
— Нет, кота у меня нет! – отвечает Габриэль.
Очень жаль. Что еще тут скажешь.
Если вы хотите узнать, куда же запропостился ваш кот, вопрос следует задать в Futuro Perfecto. Dónde se habrá metido el gato? — объясняет Габриэль.
Сегодня на нем черная футболка и рубашка. Он рисует на доске четыре стрелочки. Четыре способа выразить сомнения. Смотрю на эту схему с некоторым недоумением.
– Это сложнее, чем во французском, — с осуждением отмечаю я.
Габриэль довольно улыбается.
— Все просто. Если вы уверены в происходящем, употребляйте настоящее время. Не уверены — будущее.
— Очень логично, да.
Испанский упростил орфографию, но не грамматику: и там где во французском — строгий классицизм, в испанском — лабиринты барокко.
Габриэль — сам очень барочный. По каждому нашему дурацкому вопросу он читает небольшую лекцию по лингвострановедению.
– Почему Колумб по-испански Колон? М всегда меняется на Н? — интересуется Александр.
— Не всегда. На самом деле...
— Почему после "Я считаю, что" не употребляется Субхунтиво?
— Во многих регионах Латинской Америки употребляется, так как...
— А чем отличается консульта и прегунта?
— Una consulta! — так обычно говорят бабушки в супермаркете, когда хотят узнать, в каком ряду стоит стиральный порошок. Требовательно — и без всяких простите-пожалуйста.
На вопросе: "Чем отличается qué tal от cómo estas" – господи, ничем! – я выхожу из аудитории.
— Кажется, на сегодня хватит испанского! — говорю я своей подруге Алисе, которая ждет меня на лестнице. — Пойдем уже быстрее.
— Инна, ты мизантроп! — восклицает она. — А я всерьез собираюсь поработать тут на пенсии! Мне тут нравится.
Вспоминаю, что Габриэль не задал нам домашнего задания. Сказал, мы все равно только через две недели увидимся. И кто знает, что там с нами будет.
— Что такое anhelo?
— Страстное желание.
— А у вас есть кот? Tenés un gato? — спрашиваю я у Габриэля.
Действую в точности так, как мои студенты‐подростки. Когда мне становится скучно, задаю преподавателю личные вопросы не по теме урока.
— Нет, кота у меня нет! – отвечает Габриэль.
Очень жаль. Что еще тут скажешь.
Если вы хотите узнать, куда же запропостился ваш кот, вопрос следует задать в Futuro Perfecto. Dónde se habrá metido el gato? — объясняет Габриэль.
Сегодня на нем черная футболка и рубашка. Он рисует на доске четыре стрелочки. Четыре способа выразить сомнения. Смотрю на эту схему с некоторым недоумением.
– Это сложнее, чем во французском, — с осуждением отмечаю я.
Габриэль довольно улыбается.
— Все просто. Если вы уверены в происходящем, употребляйте настоящее время. Не уверены — будущее.
— Очень логично, да.
Испанский упростил орфографию, но не грамматику: и там где во французском — строгий классицизм, в испанском — лабиринты барокко.
Габриэль — сам очень барочный. По каждому нашему дурацкому вопросу он читает небольшую лекцию по лингвострановедению.
– Почему Колумб по-испански Колон? М всегда меняется на Н? — интересуется Александр.
— Не всегда. На самом деле...
— Почему после "Я считаю, что" не употребляется Субхунтиво?
— Во многих регионах Латинской Америки употребляется, так как...
— А чем отличается консульта и прегунта?
— Una consulta! — так обычно говорят бабушки в супермаркете, когда хотят узнать, в каком ряду стоит стиральный порошок. Требовательно — и без всяких простите-пожалуйста.
На вопросе: "Чем отличается qué tal от cómo estas" – господи, ничем! – я выхожу из аудитории.
— Кажется, на сегодня хватит испанского! — говорю я своей подруге Алисе, которая ждет меня на лестнице. — Пойдем уже быстрее.
— Инна, ты мизантроп! — восклицает она. — А я всерьез собираюсь поработать тут на пенсии! Мне тут нравится.
Вспоминаю, что Габриэль не задал нам домашнего задания. Сказал, мы все равно только через две недели увидимся. И кто знает, что там с нами будет.
Природа наградила меня крайне привередливым вкусом в еде — поэтому в непривередливой Аргентине мне невкусно примерно все — и совершенной неспособностью взаимодействовать с продуктами и готовить из них съедобные блюда.
Нельзя сказать, что я никогда не пыталась решить это уравнение. Пыталась! Но моя трагедия в том, что то, что я готовлю сама, невкусно мне же самой.
И да, практика, соблюдение мер и пропорций и даже советы мамы мне не помогают. Процесс занимает часы, результат редко превосходит уровень: "ok, я могу это съесть, но без удовольствия".
Кухня — территория провалов и разочарований. Место несбывшихся надежд. Место моей горечи и досады. Если бы у меня был фартук для готовки — мы такой шили в школе, но я сшила только нижнюю часть (возможно, с этого все и началось), я бы после каждой попытки переиграть природу (ну не дано вам, женщина, не дано!) срывала его и бросала бы в холодильник. На, подавись, чудовище!
В Москве меня спасала доставка из Вкусвилла и мультиварка (но в основном, все же, доставка). В Аргентине меня не спасает ничто. И в особенности я сама.
Есть ли среди читающих меня еще люди, которые не любят и не умеют готовить? Как вы живете эту жизнь?
Феи, которые пекут пироги на всю семью с 9 лет, к вам вопросов нет.
Нельзя сказать, что я никогда не пыталась решить это уравнение. Пыталась! Но моя трагедия в том, что то, что я готовлю сама, невкусно мне же самой.
И да, практика, соблюдение мер и пропорций и даже советы мамы мне не помогают. Процесс занимает часы, результат редко превосходит уровень: "ok, я могу это съесть, но без удовольствия".
Кухня — территория провалов и разочарований. Место несбывшихся надежд. Место моей горечи и досады. Если бы у меня был фартук для готовки — мы такой шили в школе, но я сшила только нижнюю часть (возможно, с этого все и началось), я бы после каждой попытки переиграть природу (ну не дано вам, женщина, не дано!) срывала его и бросала бы в холодильник. На, подавись, чудовище!
В Москве меня спасала доставка из Вкусвилла и мультиварка (но в основном, все же, доставка). В Аргентине меня не спасает ничто. И в особенности я сама.
Есть ли среди читающих меня еще люди, которые не любят и не умеют готовить? Как вы живете эту жизнь?
Феи, которые пекут пироги на всю семью с 9 лет, к вам вопросов нет.
Сама я ненавижу работать ночью. Но иногда приходится: прямо сейчас пишу про то, почему французскому королю не понравилась "Женитьба Фигаро".
Тем временем, вышел мой текст про распорядок дня писателей. Из интересного: Бальзак, когда писал, ничего не ел и литрами пил кофе, Толстого "неодетого и неумытого" со скомканной бородой можно было встретить за завтраком в районе девяти, у Джейн Остин был очаровательный столик из орехового дерева, Саррот писала о своем ивановском детстве в ливанском кафе в Париже, а Вульф устроила такой беспорядок на своем письменном столе, что садилась писать в кресло, положив на колени тетрадь.
А вам как лучше работается?
Тем временем, вышел мой текст про распорядок дня писателей. Из интересного: Бальзак, когда писал, ничего не ел и литрами пил кофе, Толстого "неодетого и неумытого" со скомканной бородой можно было встретить за завтраком в районе девяти, у Джейн Остин был очаровательный столик из орехового дерева, Саррот писала о своем ивановском детстве в ливанском кафе в Париже, а Вульф устроила такой беспорядок на своем письменном столе, что садилась писать в кресло, положив на колени тетрадь.
А вам как лучше работается?
Forwarded from Литнет. Книги онлайн
🕰️ Два яйца и утренний чай: распорядок дня знаменитых авторов — от Льва Толстого до Вирджинии Вулф
Знаменитые писатели могли вести самый разный образ жизни: кто-то предпочитал писать ночью, кто-то — садиться за работу с рассветом, а кто-то не подходил к письменному столу раньше 10 утра. Объединяло их одно — все они стремились писать каждый день и в определённые часы, а не время от времени и только при наличии вдохновения. Все они понимали: залог успеха — самодисциплина.
Читайте статью в нашем блоге в постоянной рубрике «Классика жанра»
Знаменитые писатели могли вести самый разный образ жизни: кто-то предпочитал писать ночью, кто-то — садиться за работу с рассветом, а кто-то не подходил к письменному столу раньше 10 утра. Объединяло их одно — все они стремились писать каждый день и в определённые часы, а не время от времени и только при наличии вдохновения. Все они понимали: залог успеха — самодисциплина.
Читайте статью в нашем блоге в постоянной рубрике «Классика жанра»
Недавно вышел французский байопик про Азнавура. Написала вот про него статью.
Удивительно счастливая судьба! Сын армянских беженцев, оставил школу в 11 лет — в то время дальнейшее образование во Франции было платным, а у родителей не было денег — пережил войну и оккупацию, по мере сил участвовал в Сопротивлении, дружил с Пиаф, с юности знал, что то, что он делает — хорошо, хотя ему и говорили: "Куда вам с вашей внешностью петь о любви" — выходил на сцену до 90 лет, был любим во всем мире, умер во сне. " Богему" его часто слушаю на репите.
"Монмартр утопал в сирени. Я был художником, ты была красива. Мы меняли картины на горячие обеды и читали в бистро стихи."
Удивительно счастливая судьба! Сын армянских беженцев, оставил школу в 11 лет — в то время дальнейшее образование во Франции было платным, а у родителей не было денег — пережил войну и оккупацию, по мере сил участвовал в Сопротивлении, дружил с Пиаф, с юности знал, что то, что он делает — хорошо, хотя ему и говорили: "Куда вам с вашей внешностью петь о любви" — выходил на сцену до 90 лет, был любим во всем мире, умер во сне. " Богему" его часто слушаю на репите.
"Монмартр утопал в сирени. Я был художником, ты была красива. Мы меняли картины на горячие обеды и читали в бистро стихи."
Forwarded from Литнет. Книги онлайн
🎤 Певец, голос которого знают все: Шарль Азнавур — романтик, самоучка и мировая звезда
В конце октября состоялась мировая премьера фильма «Месье Азнавур». Режиссёры Гран Кор Маляд и Мехди Идир решили напомнить, каким тяжёлым был путь шансонье к мировой славе. Главную роль сыграл Тахар Рахим, которому пришлось научиться петь и играть на пианино. Рассказываем, как сын беженцев, покинувший школу в 11 лет, сумел стать одним из символов французской культуры.
Читайте статью целиком в нашем блоге в постоянной рубрике «Вдохновение»
В конце октября состоялась мировая премьера фильма «Месье Азнавур». Режиссёры Гран Кор Маляд и Мехди Идир решили напомнить, каким тяжёлым был путь шансонье к мировой славе. Главную роль сыграл Тахар Рахим, которому пришлось научиться петь и играть на пианино. Рассказываем, как сын беженцев, покинувший школу в 11 лет, сумел стать одним из символов французской культуры.
Читайте статью целиком в нашем блоге в постоянной рубрике «Вдохновение»
— Ну и у тебя есть вопросы к младшему поколению ? — интересуется Тимофей, после того, как я уточнила, что значит "кент". ("Друг" если вдруг вы тоже не знали)
Мы только что выяснили, что он родился в год, когда я как раз закончила институт.
— Вот ты могла подумать, когда заканчивала институт, что через двадцать лет будешь сидеть на желтом диване в Буэнос-Айресе и болтать с парнем, который только что родился?
— Нет, даже не представляла себе такое.
Мы оба в черных кофтах и брюках. У нас обоих высветленные волосы — причем рукой одного мастера. Его зовут Серхио, и он опять курит на балконе.
— Они как брат и сестра, — отмечает проходящий мимо Сережа с морковным тортом.
— А еще я чувствую, что с переездом потерял уважение к людям старше меня, — добавляет Тимофей.
И правильно, думаю я. Учитывая все происходящее, было бы странно его сохранить.
— Ты знаешь, я недавно проходила обучение новой методике. Курс вела девушка 25 лет, многим студенткам тоже было что-то около того. Мне с ними было комфортно. Я бы даже сказала, что с людьми 20+ я чувствую себя безопасней. Есть ощущение, что в вашей среде больше принятия. Меньше осуждения. А я часто чувствую себя отличной и уязвимой, и для меня это важно.
— Знаешь, мне вообще все равно, сколько лет человеку, с которым я общаюсь. Моя мама вот недавно себе четвертую татуировку сделала! А я только вторую. Она меня обгоняет.
Эмиграция — наша параллельная реальность. Вторая молодость.
Мы только что выяснили, что он родился в год, когда я как раз закончила институт.
— Вот ты могла подумать, когда заканчивала институт, что через двадцать лет будешь сидеть на желтом диване в Буэнос-Айресе и болтать с парнем, который только что родился?
— Нет, даже не представляла себе такое.
Мы оба в черных кофтах и брюках. У нас обоих высветленные волосы — причем рукой одного мастера. Его зовут Серхио, и он опять курит на балконе.
— Они как брат и сестра, — отмечает проходящий мимо Сережа с морковным тортом.
— А еще я чувствую, что с переездом потерял уважение к людям старше меня, — добавляет Тимофей.
И правильно, думаю я. Учитывая все происходящее, было бы странно его сохранить.
— Ты знаешь, я недавно проходила обучение новой методике. Курс вела девушка 25 лет, многим студенткам тоже было что-то около того. Мне с ними было комфортно. Я бы даже сказала, что с людьми 20+ я чувствую себя безопасней. Есть ощущение, что в вашей среде больше принятия. Меньше осуждения. А я часто чувствую себя отличной и уязвимой, и для меня это важно.
— Знаешь, мне вообще все равно, сколько лет человеку, с которым я общаюсь. Моя мама вот недавно себе четвертую татуировку сделала! А я только вторую. Она меня обгоняет.
Эмиграция — наша параллельная реальность. Вторая молодость.
Заменяю урок литературы во французском лицее Буэнос-Айреса.
Готовлюсь к занятию. Читаю пьесу Мольера "Лекарь поневоле". В первой же сцене муж избивает жену. Этому предшествует беседа супругов. Жена интересуется у мужа, когда он бросит пить и выносить вещи из дома. Он сообщает ей, что у него пока нет таких планов. Она говорит: "У меня дети просят хлеба". Он отвечает: "Ну так дай им кнут". В итоге ему надоедает отвечать на ее вопросы, он берет в руки палку и ее бьет.
Комментарий во французском учебнике: "Сцена избивания палками считается одной из классических в театре Мольера. Ее отличительная черта: комичный характер жестов (удары, гримасы). Ее цель: вызвать у зрителей смех".
Потому как бить жену вообще очень комично, как мы знаем. Просто-таки сложно удержаться от смеха.
Воистину залежи кринжа в классической литературе неизмеримы.
Еще узнала недавно, что, оказывается, в Германии на острове Боркум ежегодно проходит фестиваль Клаасом, во время которого мужчины надевают маски животных, бегают по острову и избивают женщин коровьими рогами. Говорят, что это их почтенная традиция, и они намерены ее соблюдать, какой бы год на дворе ни стоял.
Кажется, нормализация ненормального примерно так и происходит. Достаточно сказать, что это такая традиция. Ну или великая литература.
Пьесу Мольера дети сейчас учат по ролям. Скоро будет спектакль. Думаю, будет весело.
Готовлюсь к занятию. Читаю пьесу Мольера "Лекарь поневоле". В первой же сцене муж избивает жену. Этому предшествует беседа супругов. Жена интересуется у мужа, когда он бросит пить и выносить вещи из дома. Он сообщает ей, что у него пока нет таких планов. Она говорит: "У меня дети просят хлеба". Он отвечает: "Ну так дай им кнут". В итоге ему надоедает отвечать на ее вопросы, он берет в руки палку и ее бьет.
Комментарий во французском учебнике: "Сцена избивания палками считается одной из классических в театре Мольера. Ее отличительная черта: комичный характер жестов (удары, гримасы). Ее цель: вызвать у зрителей смех".
Потому как бить жену вообще очень комично, как мы знаем. Просто-таки сложно удержаться от смеха.
Воистину залежи кринжа в классической литературе неизмеримы.
Еще узнала недавно, что, оказывается, в Германии на острове Боркум ежегодно проходит фестиваль Клаасом, во время которого мужчины надевают маски животных, бегают по острову и избивают женщин коровьими рогами. Говорят, что это их почтенная традиция, и они намерены ее соблюдать, какой бы год на дворе ни стоял.
Кажется, нормализация ненормального примерно так и происходит. Достаточно сказать, что это такая традиция. Ну или великая литература.
Пьесу Мольера дети сейчас учат по ролям. Скоро будет спектакль. Думаю, будет весело.
«Собор Парижской Богоматари» - это была книга в твердом красном переплете, которую я читала летом на даче в свои четырнадцать. «Собор» был в списке литературы: я выходила на один из четырех построенных папой балконов, садилась на кушетку со старыми одеялами и читала эту взрослую книжку. Интересно не было. Было скучно. Когда засыпала моя подруга Наташа, я вытаскивала у нее из-под подушки «Джейн Эйр». Читать про девочку из мрачной Англии, овсянку, тиф и красную комнату было гораздо увлекательней, чем про своды собора и архитектуру средневекового Парижа. Помню, именно эти главы казались мне самыми бесконечными. Детали забылись. Осталось общее впечатление: собор – это что-то живое и важное.
Потом «Собор» выплывал из строк стихотворения Жака Превера про веселую кокетку Сену – давала его в этом году на анализ своему пятому B – которая беззаботно разгуливает по Парижу, а Нотр-Дам смотрит на нее с явным неодобрением. В первый раз в Соборе я оказалась в 1996 году. Мне только исполнилось пятнадцать, и мы всем классом поехали во Францию. Я помню, шел дождь, Париж был серым и каким-то нежным. Я утопала в своей куртке не по размеру, казалась себе толстой – хотя была худой – на лице у меня, видимо, от волнения, вскочил огромный прыщ, и я думала в первую очередь о нем, а не обо всем происходящем вокруг меня. Но cобор, в который мы пришли под вечер, проведя перед этим в Лувре часа четыре, я помню. Там было пусто и гулко, из посетителей, кажется, были только мы, московские подростки из французской школы.
Мы, конечно же, проходили тему «Париж и его достопримечательности». Кажется, нам даже не показывали картинки. У нас были только тексты: зато в нашем воображении мы были совершенно свободны. Мы сидели на скамейках, говорили, как непохожа эта большая церковь с органом и открытым алтарем на все, что мы видели раньше – я тогда еще не водила экскурсий в Крутицкое подворье и в Кадаши и из церквей знала только наполненные людьми и запахами Храм всех святых на Соколе и Елоховский собор. Ни того ни другого в Нотр-Даме не было.
Когда он горел, я как раз переводила лекцию какого-то писателя во Французском институте в Москве. Из Нормандии приехала моя подруга Джулия. Мы обнимались и радовались встрече. Обсуждали новости. Невозможно было поверить, что собор может сгореть. Ведь там еще столько нерассказанных историй.
Нотр-Дам – это такой гигантский имаджинариум, миллионы карточек с горгульями, розами и королями. Бери любую – и придумывай свой роман. В этом пространстве мифы не лежат в гробах, а разгуливают по галереям, можно любой ухватить за хвост и развернуть к себе, пока он не рассыпется в пыль от ваших неосторожных движений. Это место, где можно оттолкнуться от старого и придумать что-то новое, как песню про "Время соборов" - Il est venu le temps des cathédrales – или мантии в духе Малевича от Кастельбажака.
Теперь к историям про Эсмеральду и Квазимодо, королевские мессы и терновый венок прибавится сказ об отважных пожарных, специалистах по витражам и паркетам и людях со всего света, которые жертвовали на восстановление Нотр-Дама. Не знаю, увижу ли я его еще когда-нибудь, но Франции и ее изящных статуй и слов на удивление много даже в Буэнос-Айресе.
А вы что думаете про Нотр-Дам?
Потом «Собор» выплывал из строк стихотворения Жака Превера про веселую кокетку Сену – давала его в этом году на анализ своему пятому B – которая беззаботно разгуливает по Парижу, а Нотр-Дам смотрит на нее с явным неодобрением. В первый раз в Соборе я оказалась в 1996 году. Мне только исполнилось пятнадцать, и мы всем классом поехали во Францию. Я помню, шел дождь, Париж был серым и каким-то нежным. Я утопала в своей куртке не по размеру, казалась себе толстой – хотя была худой – на лице у меня, видимо, от волнения, вскочил огромный прыщ, и я думала в первую очередь о нем, а не обо всем происходящем вокруг меня. Но cобор, в который мы пришли под вечер, проведя перед этим в Лувре часа четыре, я помню. Там было пусто и гулко, из посетителей, кажется, были только мы, московские подростки из французской школы.
Мы, конечно же, проходили тему «Париж и его достопримечательности». Кажется, нам даже не показывали картинки. У нас были только тексты: зато в нашем воображении мы были совершенно свободны. Мы сидели на скамейках, говорили, как непохожа эта большая церковь с органом и открытым алтарем на все, что мы видели раньше – я тогда еще не водила экскурсий в Крутицкое подворье и в Кадаши и из церквей знала только наполненные людьми и запахами Храм всех святых на Соколе и Елоховский собор. Ни того ни другого в Нотр-Даме не было.
Когда он горел, я как раз переводила лекцию какого-то писателя во Французском институте в Москве. Из Нормандии приехала моя подруга Джулия. Мы обнимались и радовались встрече. Обсуждали новости. Невозможно было поверить, что собор может сгореть. Ведь там еще столько нерассказанных историй.
Нотр-Дам – это такой гигантский имаджинариум, миллионы карточек с горгульями, розами и королями. Бери любую – и придумывай свой роман. В этом пространстве мифы не лежат в гробах, а разгуливают по галереям, можно любой ухватить за хвост и развернуть к себе, пока он не рассыпется в пыль от ваших неосторожных движений. Это место, где можно оттолкнуться от старого и придумать что-то новое, как песню про "Время соборов" - Il est venu le temps des cathédrales – или мантии в духе Малевича от Кастельбажака.
Теперь к историям про Эсмеральду и Квазимодо, королевские мессы и терновый венок прибавится сказ об отважных пожарных, специалистах по витражам и паркетам и людях со всего света, которые жертвовали на восстановление Нотр-Дама. Не знаю, увижу ли я его еще когда-нибудь, но Франции и ее изящных статуй и слов на удивление много даже в Буэнос-Айресе.
А вы что думаете про Нотр-Дам?
Такие длинные дни. С детьми в лицее выбрала тактику бабы-яги. Это моя новая ролевая модель – недаром она мне в детстве снилась. Делаю страшные глаза, говорю, что вообще-то я злая сова, летаю по ночам по Буэнос-Айресу.
- Мадам, там кто-то скребется в дверь, надо открыть.
- А вдруг это вампир? А мы его впустим?
- ААА! Тогда не будем!
- А мы будем петь?
- Ни в коем случае.
- А танцевать?
- Тем более нет.
- А играть в кахут?
Это какая-то дурацкая компьютерная игра.
- Неееееет!
- А почему ты раньше у нас вела уроки, а сейчас не ведешь? Ты вообще кто?
- Я скорая помощь. Видишь, у меня белая рубашка? Я прихожу спасать ситуацию, когда ваш постоянный учитель не может провести урок.
- А, понятно.
На самом деле, чувствую себя большой неуклюжей рыбой, которая каждый раз неловко вплывает в аквариум, где живет множество активных мелких рыбок. OK, я крупнее, но их больше, они стая, а еще они с младенчества играют в футбол и вообще живут в своей среде. А я чувствую, что температуры не равны. Мои попытки поддержать дисциплину, возможно, сработали бы в России. Здесь же они производят только бодряще-веселящий эффект.
- Луис! Ты зачем перевернул парту? Немедленно поставь ее на место! Мы не ходим по классу! Мы поднимаем руку, когда хотим что-то сказать.
- Почему ты спрашиваешь, как нас зовут? Ты что нас не помнишь?
- Не помню! Вот как тебя зовут?
- Эстерлина!
- Эстерлина, ты молодец! Смогла ответить на вопросы по тексту!
Класс с энтузиазмом аплодирует. Всем остальным кроме Эстерлины эта задача оказалась непосильна.
А ведь Мадам Редон говорила мне: «Сделай, Инна, распечатки. Не давай им открывать компьютеры. А то они будут делать на уроке все, что угодно, только не то, что надо».
В следующий раз сделаю. Теперь, видимо, только после каникул. То есть в марте – а пока у нас лето.
- Мадам, там кто-то скребется в дверь, надо открыть.
- А вдруг это вампир? А мы его впустим?
- ААА! Тогда не будем!
- А мы будем петь?
- Ни в коем случае.
- А танцевать?
- Тем более нет.
- А играть в кахут?
Это какая-то дурацкая компьютерная игра.
- Неееееет!
- А почему ты раньше у нас вела уроки, а сейчас не ведешь? Ты вообще кто?
- Я скорая помощь. Видишь, у меня белая рубашка? Я прихожу спасать ситуацию, когда ваш постоянный учитель не может провести урок.
- А, понятно.
На самом деле, чувствую себя большой неуклюжей рыбой, которая каждый раз неловко вплывает в аквариум, где живет множество активных мелких рыбок. OK, я крупнее, но их больше, они стая, а еще они с младенчества играют в футбол и вообще живут в своей среде. А я чувствую, что температуры не равны. Мои попытки поддержать дисциплину, возможно, сработали бы в России. Здесь же они производят только бодряще-веселящий эффект.
- Луис! Ты зачем перевернул парту? Немедленно поставь ее на место! Мы не ходим по классу! Мы поднимаем руку, когда хотим что-то сказать.
- Почему ты спрашиваешь, как нас зовут? Ты что нас не помнишь?
- Не помню! Вот как тебя зовут?
- Эстерлина!
- Эстерлина, ты молодец! Смогла ответить на вопросы по тексту!
Класс с энтузиазмом аплодирует. Всем остальным кроме Эстерлины эта задача оказалась непосильна.
А ведь Мадам Редон говорила мне: «Сделай, Инна, распечатки. Не давай им открывать компьютеры. А то они будут делать на уроке все, что угодно, только не то, что надо».
В следующий раз сделаю. Теперь, видимо, только после каникул. То есть в марте – а пока у нас лето.
На моем родном инязе мне бы, конечно же, сняли балл. Сказали бы: «В смысле, вы не помните имперфекто де субхунтиво? А кто должен помнить?»
Но Сандра и Сесилия мне ничего подобного не сказали.
- Они хотели, чтобы инспекторы не вошли. Не вошли...
Боже, что здесь будет?
- Вам тут нужно употребить имперфекто де субхунтиво.
- Как же это сказать, господи! Я смотрю на сиреневую ветку за окном – с этого ракурса это целые джунгли – и понимаю, что даже не представляю, как это будет.
- Ingresaran! Приходит мне на помощь Катя.
- Ingresaran!
Можно выдохнуть и рассказывать дальше.
К устному экзамену надо было подготовить статью на пересказ. Любую. Что-нибудь из аргентинской прессы. Я рассказала, как в магазине в Кордобе обнаружили потайную комнату, где удерживали 27 рабочих. Люди работали по пятнадцать часов в сутки и получали нищенскую зарплату. Salario de miseria. Никому не жаловались, потому что других денег у них не было.
- Почему вы выбрали эту статью? – спросила Сесилия.
- Знаете, в Москве я жила в районе Гольяново, и у нас там был в точности такой случай. Тоже в магазине насильно удерживали людей.
Что хорошо в Аргентине, тут можно спокойно говорить о политике и общественных проблемах. Никто не сочтет это неуместным.
К устному экзамену я прочитала статью. К письменному готовилась три часа – час перед сном и два в кафе. В основном ругала испанскую грамматику. Почему с условным наклонением нельзя употреблять незаконченное прошедшее изъявительного наклонения? Зачем тут имперфекто де субхунтиво, господи!
Пока писала тест, меня опять накрыла волна ностальгии. Я с нежностью вспомнила все наши контрольные по грамматике, Попову-Казакову и Гольденберг-Никольскую. Галину Ефимовну в синем платье. Такие же безликие монастырские аудитории, где не было ничего лишнего. Только мы и преподаватель. Только за окном там были еще не застроенные поля Юго-Запада в снежной вьюге, а тут пальмы, граффити с майскими бабушками и большой толстый кот.
Кот лениво лежал на камушке. Я присела рядом с ним и позвонила Сереже. Мы сейчас оба сдаем экзамены и делимся результатами.
- 10 из 10 за устный и 10 из 10 за письменный! Сказали, очень хорошая работа. Muy buena redacción.
- Ну вот! И не говори мне больше, что ты не знаешь испанский!
Я бы сказала, что я прошла только половину пути.
Но Сандра и Сесилия мне ничего подобного не сказали.
- Они хотели, чтобы инспекторы не вошли. Не вошли...
Боже, что здесь будет?
- Вам тут нужно употребить имперфекто де субхунтиво.
- Как же это сказать, господи! Я смотрю на сиреневую ветку за окном – с этого ракурса это целые джунгли – и понимаю, что даже не представляю, как это будет.
- Ingresaran! Приходит мне на помощь Катя.
- Ingresaran!
Можно выдохнуть и рассказывать дальше.
К устному экзамену надо было подготовить статью на пересказ. Любую. Что-нибудь из аргентинской прессы. Я рассказала, как в магазине в Кордобе обнаружили потайную комнату, где удерживали 27 рабочих. Люди работали по пятнадцать часов в сутки и получали нищенскую зарплату. Salario de miseria. Никому не жаловались, потому что других денег у них не было.
- Почему вы выбрали эту статью? – спросила Сесилия.
- Знаете, в Москве я жила в районе Гольяново, и у нас там был в точности такой случай. Тоже в магазине насильно удерживали людей.
Что хорошо в Аргентине, тут можно спокойно говорить о политике и общественных проблемах. Никто не сочтет это неуместным.
К устному экзамену я прочитала статью. К письменному готовилась три часа – час перед сном и два в кафе. В основном ругала испанскую грамматику. Почему с условным наклонением нельзя употреблять незаконченное прошедшее изъявительного наклонения? Зачем тут имперфекто де субхунтиво, господи!
Пока писала тест, меня опять накрыла волна ностальгии. Я с нежностью вспомнила все наши контрольные по грамматике, Попову-Казакову и Гольденберг-Никольскую. Галину Ефимовну в синем платье. Такие же безликие монастырские аудитории, где не было ничего лишнего. Только мы и преподаватель. Только за окном там были еще не застроенные поля Юго-Запада в снежной вьюге, а тут пальмы, граффити с майскими бабушками и большой толстый кот.
Кот лениво лежал на камушке. Я присела рядом с ним и позвонила Сереже. Мы сейчас оба сдаем экзамены и делимся результатами.
- 10 из 10 за устный и 10 из 10 за письменный! Сказали, очень хорошая работа. Muy buena redacción.
- Ну вот! И не говори мне больше, что ты не знаешь испанский!
Я бы сказала, что я прошла только половину пути.
Пока читала "Дон Жуана" Байрона, поражалась: как же здорово это переведено. Потом узнала: переводчицу зовут Татьяна Гнедич, она пра-пра-правнучка современника Пушкина Николая Гнедича, переводчика Илиады. Но главное не это. А то, что переводила она этого "Дон Жуана" по памяти в ленинградской тюрьме НКВД перед отправкой в ГУЛАГ. В сети можно найти потрясающий очерк Ефима Эткинда об этой истории. Арестовали ее в 1945, обвинили в измене родине, в начале она переводила по памяти, просто вот в голове запоминала эти 17 тысяч стансов. Байроновский текст знала наизусть. Потом разжилась бумагой и все это написала. А потом уехала со своей рукописью в лагерь. Где просидела восемь лет!
Когда она вернулась в Ленинград, соседи по коммуналке просили ее не вывешивать ватник в коридоре - слишком уж сильно от него пахло. И от рукописи этой про любовь в прекрасной Греции и Испании пахло так же.
Мне кажется, этот запах - очень важная деталь.
Когда она вернулась в Ленинград, соседи по коммуналке просили ее не вывешивать ватник в коридоре - слишком уж сильно от него пахло. И от рукописи этой про любовь в прекрасной Греции и Испании пахло так же.
Мне кажется, этот запах - очень важная деталь.
Forwarded from Литнет. Книги онлайн
🪶 200 лет герою-любовнику, который не похож ни на кого: «Дон Жуан» лорда Байрона
Байроновскому «Дон Жуану»
200 лет. Эта поэма стоит особняком: её герой совсем не похож на персонажей Мольера и Моцарта. Ему чужда напористость и грубость. Он не стремится завоёвывать сердца дам, а лишь покоряется их воле. Почему Байрон решил обратиться к этому старому испанскому сюжету и рассказать на его основе совсем другую историю?
Читайте всю статью целиком в нашем блоге в постоянной рубрике «Классика жанра»
Байроновскому «Дон Жуану»
200 лет. Эта поэма стоит особняком: её герой совсем не похож на персонажей Мольера и Моцарта. Ему чужда напористость и грубость. Он не стремится завоёвывать сердца дам, а лишь покоряется их воле. Почему Байрон решил обратиться к этому старому испанскому сюжету и рассказать на его основе совсем другую историю?
Читайте всю статью целиком в нашем блоге в постоянной рубрике «Классика жанра»
Сто лет не видела свои статьи напечатанными – но вот в журнале Forbes Education вышел мой материал, как учить язык в среде. Журнал в Москве, я в Буэнос-Айресе, но приятно знать, что его кто-то купит и прочитает.
Люди часто думают, что среда – это такой волшебный котел, погрузился, поварился и вылез полиглотом. На самом деле, это, конечно, не так. Среда может быть хорошим подспорьем, если параллельно учить язык и использовать ее как тренажер. А если просто в ней вращаться, чему-то, конечно, научишься, но фрустрации может быть гораздо больше.
Я живу в Аргентине уже третий год, учу испанский. И я все еще не чувствую себя свободно: я могу изложить свои мысли в учебной обстановке, но часто теряюсь, когда ко мне обращаются на улице. Я могу смотреть короткие видео, но не длинные интервью – я устаю. Я пока не могу взять любую книгу и начать читать. Слишком много незнакомых слов. То есть изучение нового языка – это долгий путь, просто хвалите себя за то, что по нему идете. Главное – не останавливаться.
Люди часто думают, что среда – это такой волшебный котел, погрузился, поварился и вылез полиглотом. На самом деле, это, конечно, не так. Среда может быть хорошим подспорьем, если параллельно учить язык и использовать ее как тренажер. А если просто в ней вращаться, чему-то, конечно, научишься, но фрустрации может быть гораздо больше.
Я живу в Аргентине уже третий год, учу испанский. И я все еще не чувствую себя свободно: я могу изложить свои мысли в учебной обстановке, но часто теряюсь, когда ко мне обращаются на улице. Я могу смотреть короткие видео, но не длинные интервью – я устаю. Я пока не могу взять любую книгу и начать читать. Слишком много незнакомых слов. То есть изучение нового языка – это долгий путь, просто хвалите себя за то, что по нему идете. Главное – не останавливаться.
Если честно, к концу этого года я подхожу в довольно мрачном расположении духа. Писать про «успехи» и «достижения» мне кажется нелепым. Нет никаких особенных успехов – есть просто жизнь, которую ты живешь, как можешь. Делаешь, что получается и на что хватает сил. Есть работа, которая во многом спасает: я рада, что последний год делаю что-то нужное и осмысленное. Есть близкие люди. И есть ощущение, что ты живешь в маленьком летнем домике, в то время как вокруг тебя бушует ураган. Можно закрыть занавески, накрыть стол, позвать друзей и смотреть вместе какой-нибудь веселый дурацкий фильм – ощущение, что твой домик может обрушиться в любой момент, от этого никуда не денется.
Задача строить что-то крепкое, надежное, с прицелом на благополучное будущее, в текущих обстоятельствах кажется мне практически невыполнимой. На новый год я пожелаю, чтобы не стало хуже. Чтобы не было особо тяжелых испытаний. Чтобы это хрупкое равновесие не сломалось. Чтобы не заблокировали WhatsApp – мне бы хотелось продолжать звонить маме без каких-то дополнительных ухищрений.
Хотя, скорее всего, заблокируют: никаких иллюзий на этот счет у меня нет.
Ну и пока продолжают выходить тексты: с удовольствием написала про Мэри Поппинс. Оказывается, это такая ирландская фея, божественная гармония, которая иногда снисходит в какой-нибудь неказистый домик на Вишневой улице, и там устанавливается мир, и открываются двери в чудесное и невидимое.
Задача строить что-то крепкое, надежное, с прицелом на благополучное будущее, в текущих обстоятельствах кажется мне практически невыполнимой. На новый год я пожелаю, чтобы не стало хуже. Чтобы не было особо тяжелых испытаний. Чтобы это хрупкое равновесие не сломалось. Чтобы не заблокировали WhatsApp – мне бы хотелось продолжать звонить маме без каких-то дополнительных ухищрений.
Хотя, скорее всего, заблокируют: никаких иллюзий на этот счет у меня нет.
Ну и пока продолжают выходить тексты: с удовольствием написала про Мэри Поппинс. Оказывается, это такая ирландская фея, божественная гармония, которая иногда снисходит в какой-нибудь неказистый домик на Вишневой улице, и там устанавливается мир, и открываются двери в чудесное и невидимое.
Forwarded from Литнет. Книги онлайн
☂️ Ирландия, мистика и рассказы отца: как Памела Трэверс написала «Мэри Поппинс»
Осенью 1934 года в лондонских книжных появилась новинка — повесть о чудесной няне Мэри Поппинс за авторством Памелы Трэверс. За псевдонимом скрывалась молодая журналистка из Австралии Хелен Гофф. Книга сразу понравилась и детям, и взрослым, а писательница буквально проснулась знаменитой.
Читайте статью в нашем блоге в постоянной рубрике «Классика жанра»
Осенью 1934 года в лондонских книжных появилась новинка — повесть о чудесной няне Мэри Поппинс за авторством Памелы Трэверс. За псевдонимом скрывалась молодая журналистка из Австралии Хелен Гофф. Книга сразу понравилась и детям, и взрослым, а писательница буквально проснулась знаменитой.
Читайте статью в нашем блоге в постоянной рубрике «Классика жанра»