Как сейчас помню тот день, когда я купила это увесистое издание в “Атмосфере” на Комендантском в СПб. Его и еще “Мой лейтенант” Гранина. Купила в порыве депрессивной истерии, в попытке шлифануть свои страдания еще большими, или просто выбить клин клином. Я никогда до и после этого не читала НИЧЕГО, что так бы глубоко и больно проникало мне в душу. Я читала, страдала, но не могла остановиться. Это был настоящий аристотелевский катарсис.
Думаю, говорить, о чем эта книга смысла нет, потому что все и так предельно ясно, но что мне бы хотелось сказать, так это то, что невозможно читать “Блокадную книгу” равнодушным. Более того - ее невозможно читать с чувством какого-то скепсиса, ее невозможно читать, не испытывая глубочайшего сопереживания той трагедии, которая случилась в Ленинграде.
Я читала ее по пути на работу в метро, пока меня почти час трясло с пересадками до Кировского завода, то будучи неспособной сдерживать слезы, то округляя от ужаса глаза, то прикрывая дрожащие губы рукой, то впиваясь своими же ногтями себе в коленки. И я не была одна такая, потому что не один раз я встречала молодых людей, которые с выражением ужаса в глазах, бегали этими же глазами по строчкам, а у них на лицах читалось всё.
Когда я вернулась из Петербурга в родной Челябинск, я дала эту книгу папе - мол, прочитай, ты же любишь книги о войне. Но он не смог. Просто не смог переступить какую-то границу этой книги, закладка так и осталась лежать на одном месте. “Не могу”, - сказал он.
Как сейчас помню тот день, когда я купила это увесистое издание в “Атмосфере” на Комендантском в СПб. Его и еще “Мой лейтенант” Гранина. Купила в порыве депрессивной истерии, в попытке шлифануть свои страдания еще большими, или просто выбить клин клином. Я никогда до и после этого не читала НИЧЕГО, что так бы глубоко и больно проникало мне в душу. Я читала, страдала, но не могла остановиться. Это был настоящий аристотелевский катарсис.
Думаю, говорить, о чем эта книга смысла нет, потому что все и так предельно ясно, но что мне бы хотелось сказать, так это то, что невозможно читать “Блокадную книгу” равнодушным. Более того - ее невозможно читать с чувством какого-то скепсиса, ее невозможно читать, не испытывая глубочайшего сопереживания той трагедии, которая случилась в Ленинграде.
Я читала ее по пути на работу в метро, пока меня почти час трясло с пересадками до Кировского завода, то будучи неспособной сдерживать слезы, то округляя от ужаса глаза, то прикрывая дрожащие губы рукой, то впиваясь своими же ногтями себе в коленки. И я не была одна такая, потому что не один раз я встречала молодых людей, которые с выражением ужаса в глазах, бегали этими же глазами по строчкам, а у них на лицах читалось всё.
Когда я вернулась из Петербурга в родной Челябинск, я дала эту книгу папе - мол, прочитай, ты же любишь книги о войне. Но он не смог. Просто не смог переступить какую-то границу этой книги, закладка так и осталась лежать на одном месте. “Не могу”, - сказал он.
But the Ukraine Crisis Media Center's Tsekhanovska points out that communications are often down in zones most affected by the war, making this sort of cross-referencing a luxury many cannot afford. Stocks closed in the red Friday as investors weighed upbeat remarks from Russian President Vladimir Putin about diplomatic discussions with Ukraine against a weaker-than-expected print on U.S. consumer sentiment. Channels are not fully encrypted, end-to-end. All communications on a Telegram channel can be seen by anyone on the channel and are also visible to Telegram. Telegram may be asked by a government to hand over the communications from a channel. Telegram has a history of standing up to Russian government requests for data, but how comfortable you are relying on that history to predict future behavior is up to you. Because Telegram has this data, it may also be stolen by hackers or leaked by an internal employee. What distinguishes the app from competitors is its use of what's known as channels: Public or private feeds of photos and videos that can be set up by one person or an organization. The channels have become popular with on-the-ground journalists, aid workers and Ukrainian President Volodymyr Zelenskyy, who broadcasts on a Telegram channel. The channels can be followed by an unlimited number of people. Unlike Facebook, Twitter and other popular social networks, there is no advertising on Telegram and the flow of information is not driven by an algorithm. The next bit isn’t clear, but Durov reportedly claimed that his resignation, dated March 21st, was an April Fools’ prank. TechCrunch implies that it was a matter of principle, but it’s hard to be clear on the wheres, whos and whys. Similarly, on April 17th, the Moscow Times quoted Durov as saying that he quit the company after being pressured to reveal account details about Ukrainians protesting the then-president Viktor Yanukovych.
from hk
