Эллиниcтика

Проф. ист. Р. Виппера (1916) и вовсе «поражает та легкая, иногда ироническая манера, которую позволяет себе Гомер в обращении с богами»; как ему кажется, «трудно допустить, чтобы верующие люди могли забавляться такими эпизодами эпоса, как любовь Арея и Афродиты, обнаруженная Гефестом, и последующее публичное осмеяние обманутого мужа, или ссоры Зевса с Герою, или взаимная брань богов». Отношение Гомера к богам он называет «фривольным», предлагая задуматься, что была за религия у людей, «которые так любили играть фигурами небожителей, которые сделали себе как бы спорт из потехи над богами».

Виппер полагает, что Гомер, быть может, «есть начало отрицания личных божественных сил, что его ирония, его игра с образами богов происходит от его крайне скептического отношения к верованиям современников». И правда, его аудитория явно не склонна бояться богов, почитает их вовсе не безоговорочно, а самым слабым из них готовы и вовсе готова бросить вызов — и победить, ранив, как вышло у героя Диомеда с Аресом и Афродитой.

Гомер также старательно избегает фантастических мотивов, всё самое волшебное в Одиссее мы узнаём только от самого героя, быть может, сталкиваясь с тропом «ненадёжный рассказчик». О неуязвимости Ахилла, исключением из которой была лишь его знаменитая пята, у Гомера нет ни слова, или, больше, есть полемика, когда Гектор рассуждает, что ахиллово «тело ... как и всех, про­ни­цае­мо ост­рою медью».

У греков вышеописанные нападки на религию явно не встречали нареканий, иначе слепой аэд никогда не стал бы так популярен, а популярность его переоценить невозможно: Гомера заучивали наизусть, по нему учились читать. Поэтому верно предположить, что мы говорим о том, что было комплиментарно греческому духу в целом.

Как сообщает антик. П. Вен (1983), греками чаще всего «мифология воспринималась … [не более чем] собранием историй, которые на ночь рассказывают старые бабки … отношение … идущее от Павсания, Аристотеля, да даже Геродота, состоит в том, чтобы видеть миф преданием, историческим источником, который следует подвергать критике»; «для греков … миф — это истина, которую исказила народная глупость». Они пытаются найти там рациональное зерно, убрав сверхъестественные мотивы; в остальном же для них сказания очень рано становятся тем же, чем они являются и для нас — богатейшим источником прекрасных сюжетов для вдохновения культуры, но не более.

Для религиозных же целей они перестали применяться, видимо, тогда же, когда образовался полис, ведь вместе с ним прошла и их эпоха. Как пишет д.ф.н. В.Ю. Михайлин (2014), «тот набор историй ... и, соответственно, те социальные практики, которые ... „обслуживались“ этими историями, оказались мало совместимы с той социальной реальностью, которую мы застаем в Греции в начале т.н. „исторической“ эпохи», и потому их функция изменилась. Миф оказался вытеснен из области религии в область культуры».

Вот и Сурикову представляется «совершенно несомненным», что «по сравнению с более ранними древними обществами, да даже и по сравнению с более поздними … античное греческое было несоизмеримо, на много порядков более рациональным». И он прав, до подобной степени свободы от влияния верований на жизнь новоевропейцы дошли затем только веку к XVIII, — недаром Рассел называет отношение Гомера к богам «вольтеровской непочтительностью».

#scientia
⬅️⬆️ «Правда ли, что научный метод родился из древнегреческой мифологии?», 18/29 ⤴️➡️

www.group-telegram.com/hk/hellenistics.com/151

2.0K viewsedited  Apr 2, 2022 at 14:52

Проф. ист. Р. Виппера (1916) и вовсе «поражает та легкая, иногда ироническая манера, которую позволяет себе Гомер в обращении с богами»; как ему кажется, «трудно допустить, чтобы верующие люди могли забавляться такими эпизодами эпоса, как любовь Арея и Афродиты, обнаруженная Гефестом, и последующее публичное осмеяние обманутого мужа, или ссоры Зевса с Герою, или взаимная брань богов». Отношение Гомера к богам он называет «фривольным», предлагая задуматься, что была за религия у людей, «которые так любили играть фигурами небожителей, которые сделали себе как бы спорт из потехи над богами».

Виппер полагает, что Гомер, быть может, «есть начало отрицания личных божественных сил, что его ирония, его игра с образами богов происходит от его крайне скептического отношения к верованиям современников». И правда, его аудитория явно не склонна бояться богов, почитает их вовсе не безоговорочно, а самым слабым из них готовы и вовсе готова бросить вызов — и победить, ранив, как вышло у героя Диомеда с Аресом и Афродитой.

Гомер также старательно избегает фантастических мотивов, всё самое волшебное в Одиссее мы узнаём только от самого героя, быть может, сталкиваясь с тропом «ненадёжный рассказчик». О неуязвимости Ахилла, исключением из которой была лишь его знаменитая пята, у Гомера нет ни слова, или, больше, есть полемика, когда Гектор рассуждает, что ахиллово «тело ... как и всех, про­ни­цае­мо ост­рою медью».

У греков вышеописанные нападки на религию явно не встречали нареканий, иначе слепой аэд никогда не стал бы так популярен, а популярность его переоценить невозможно: Гомера заучивали наизусть, по нему учились читать. Поэтому верно предположить, что мы говорим о том, что было комплиментарно греческому духу в целом.

Как сообщает антик. П. Вен (1983), греками чаще всего «мифология воспринималась … [не более чем] собранием историй, которые на ночь рассказывают старые бабки … отношение … идущее от Павсания, Аристотеля, да даже Геродота, состоит в том, чтобы видеть миф преданием, историческим источником, который следует подвергать критике»; «для греков … миф — это истина, которую исказила народная глупость». Они пытаются найти там рациональное зерно, убрав сверхъестественные мотивы; в остальном же для них сказания очень рано становятся тем же, чем они являются и для нас — богатейшим источником прекрасных сюжетов для вдохновения культуры, но не более.

Для религиозных же целей они перестали применяться, видимо, тогда же, когда образовался полис, ведь вместе с ним прошла и их эпоха. Как пишет д.ф.н. В.Ю. Михайлин (2014), «тот набор историй ... и, соответственно, те социальные практики, которые ... „обслуживались“ этими историями, оказались мало совместимы с той социальной реальностью, которую мы застаем в Греции в начале т.н. „исторической“ эпохи», и потому их функция изменилась. Миф оказался вытеснен из области религии в область культуры».

Вот и Сурикову представляется «совершенно несомненным», что «по сравнению с более ранними древними обществами, да даже и по сравнению с более поздними … античное греческое было несоизмеримо, на много порядков более рациональным». И он прав, до подобной степени свободы от влияния верований на жизнь новоевропейцы дошли затем только веку к XVIII, — недаром Рассел называет отношение Гомера к богам «вольтеровской непочтительностью».

#scientia
⬅️⬆️ «Правда ли, что научный метод родился из древнегреческой мифологии?», 18/29 ⤴️➡️

BY Эллиниcтика