историк-алкоголик

В честь отмены русской культуры, сносов памятнику Алесандру Сергеевичу и сегодняшнего Дня рождения поэта, вот что хочется сказать.

Мы не знаем и не понимаем русскую культуру, как стоящие в упор к стволу огромного дерева: мы видим кору, видим вздыбленные отростки исполинских корней, белка вот мимо нас пробежала по своим делам, ветка свисает, а всего дерева не видим.

Абсолютному большинству населения России и русскоязычных стран кажется, что Пушкин – это почти детский поэт, часть школьного курса, на его произведениях учатся читать и писать, ну и всё, после школы он не нужен.

Но Пушкин, это та корневая система огромного дерева, от которой мы видим лишь верхушки колоссальных отростков, вырвавшихся из-под земли.

Что такое Пушкин на самом деле можно судить по комментариям к роману «Евгению Онегину», который принято считать легковесным сериальным романом в стихах, несложной массовой литературой начала XIX века. При этом комментарии к «несложной массовой литературе» у Лотмана это книга на 400 страниц, у Набокова на 1000. Лотман только названию, посвящению и эпиграфу посвящает 17 страниц, Набоков 32. Лотман первую строфу «Мой дядя самых честных правил…» разбирает 3 страницы, Набоков 7. Более того, ни один из них так и не доходит и не разбирает ключевой эвфемизм строфы «уважать себя заставил» в смысле «умер».

И Набоков, и Лотман пишут, что формат даже самых развернутых комментариев не позволяет описать полностью «Онегина», раскрыть все смыслы, для этого понадобилось бы многотомное издание.

А ведь это, повторяюсь, произведение легкого жанра, написанное на заре становления русской литературной традиции, а перед нами уже многослойный текст, к каждой строчке которого прикручена гиперссылка на несколько страниц, объясняющих все сложность, казалось бы, максимально простого текста.

На примере Пушкина и «Евгения Онегина» легче всего понять, что случилось с русской культурой и почему её отмена – это возможность для переосмысления. Дело в том, что Пушкин –элитарная литература, хоть зачастую шутки ради загнанная в легкий жанр, тогда это всем было понятно, и здесь, и за границей. И за Пушкиным, как настоящим родоначальником до сих пор существующей русской словесности, и вся остальная русская литература, да и культура в целом, приобрели элитарные свойства. Русская культура – культура не для всех, чтобы понимать ее нужен специальный декодер в голове, в виде качественных филологических знаний и нетривиальной эрудиции.

Но сейчас этот статус исчез, размылся. Советское школьное образование, механические
подражая царскому, нашпиговало уроки литературы гигантскими объемами классики, а понятийного аппарата, которым владели дореволюционные гимназисты, не давала. Таким образом элитарная литература превратилась в массовую и плохую, поскольку этим массам в основном непонятную, точнее понятную лишь 10-20%.

Не уверен, что в России в ближайшее время возможно возвращение к дореволюционным стандартам преподавания литературы. Но запреты на западе могут вернуть интерес к российской культуре, не как к массовой части глобальной, а как к запретной, а поэтому уже элитарной. Пускай американские подростки создают фандомы по Евгению Онегину в даркнете и спорят о том, как трактовать ту или иную строчку – по Лотману или Набокову.
Пускай японские устраивают закрытые косплей-фесты по «Войне и миру», пускай французские прячут от родителей «Преступление и наказание».

Рано или поздно, как и всякая молодежная, эта мода докатится до России.

www.group-telegram.com/hk/istrkalkglk.com/3339

62.7K viewsedited  Jun 6, 2022 at 15:06

В честь отмены русской культуры, сносов памятнику Алесандру Сергеевичу и сегодняшнего Дня рождения поэта, вот что хочется сказать.

Мы не знаем и не понимаем русскую культуру, как стоящие в упор к стволу огромного дерева: мы видим кору, видим вздыбленные отростки исполинских корней, белка вот мимо нас пробежала по своим делам, ветка свисает, а всего дерева не видим.

Абсолютному большинству населения России и русскоязычных стран кажется, что Пушкин – это почти детский поэт, часть школьного курса, на его произведениях учатся читать и писать, ну и всё, после школы он не нужен.

Но Пушкин, это та корневая система огромного дерева, от которой мы видим лишь верхушки колоссальных отростков, вырвавшихся из-под земли.

Что такое Пушкин на самом деле можно судить по комментариям к роману «Евгению Онегину», который принято считать легковесным сериальным романом в стихах, несложной массовой литературой начала XIX века. При этом комментарии к «несложной массовой литературе» у Лотмана это книга на 400 страниц, у Набокова на 1000. Лотман только названию, посвящению и эпиграфу посвящает 17 страниц, Набоков 32. Лотман первую строфу «Мой дядя самых честных правил…» разбирает 3 страницы, Набоков 7. Более того, ни один из них так и не доходит и не разбирает ключевой эвфемизм строфы «уважать себя заставил» в смысле «умер».

И Набоков, и Лотман пишут, что формат даже самых развернутых комментариев не позволяет описать полностью «Онегина», раскрыть все смыслы, для этого понадобилось бы многотомное издание.

А ведь это, повторяюсь, произведение легкого жанра, написанное на заре становления русской литературной традиции, а перед нами уже многослойный текст, к каждой строчке которого прикручена гиперссылка на несколько страниц, объясняющих все сложность, казалось бы, максимально простого текста.

На примере Пушкина и «Евгения Онегина» легче всего понять, что случилось с русской культурой и почему её отмена – это возможность для переосмысления. Дело в том, что Пушкин –элитарная литература, хоть зачастую шутки ради загнанная в легкий жанр, тогда это всем было понятно, и здесь, и за границей. И за Пушкиным, как настоящим родоначальником до сих пор существующей русской словесности, и вся остальная русская литература, да и культура в целом, приобрели элитарные свойства. Русская культура – культура не для всех, чтобы понимать ее нужен специальный декодер в голове, в виде качественных филологических знаний и нетривиальной эрудиции.

Но сейчас этот статус исчез, размылся. Советское школьное образование, механические
подражая царскому, нашпиговало уроки литературы гигантскими объемами классики, а понятийного аппарата, которым владели дореволюционные гимназисты, не давала. Таким образом элитарная литература превратилась в массовую и плохую, поскольку этим массам в основном непонятную, точнее понятную лишь 10-20%.

Не уверен, что в России в ближайшее время возможно возвращение к дореволюционным стандартам преподавания литературы. Но запреты на западе могут вернуть интерес к российской культуре, не как к массовой части глобальной, а как к запретной, а поэтому уже элитарной. Пускай американские подростки создают фандомы по Евгению Онегину в даркнете и спорят о том, как трактовать ту или иную строчку – по Лотману или Набокову.
Пускай японские устраивают закрытые косплей-фесты по «Войне и миру», пускай французские прячут от родителей «Преступление и наказание».

Рано или поздно, как и всякая молодежная, эта мода докатится до России.

BY историк-алкоголик