ἀπομνημονεύματα τοῦ πάλαι μαθητοῦ..
У нас в ИВКА сейчас почти ежедневно происходят защиты дипломных работ и курсовых, а я стал задумываться, прося коллег по фотографировать, что у меня и нет самого фото с моих защит курсовых и диплома.
Стал рыться в своих архивах и нашел только очень некачественные фотографии с получения самих дипломов. Еще нашлась карточка с 5-го, кажется, курса, где мы с группой стоим вокруг Наталии Александровны Чистяковой, которая нам тогда отчитала углубленный курс истории римской литературы.
Потом Н.А. Чистякова стала моим учителем, но не дожила, к сожалению, до моей кандидатской защиты (тут автореферат) в 2010, несколько фотографий с которой у меня сохранилось.
Но я бы посмотрел на фото с защит курсовых… Жалко их нет. Наверное, мы там очень напуганные и смешные были бы…
Тут вот несколько фото с получения дипломов, с Н.А. Чистяковой, с защиты. Мы кстати вместе с замечательным византинистом Львом Луховицким защищались. 15 лет назад
У нас в ИВКА сейчас почти ежедневно происходят защиты дипломных работ и курсовых, а я стал задумываться, прося коллег по фотографировать, что у меня и нет самого фото с моих защит курсовых и диплома.
Стал рыться в своих архивах и нашел только очень некачественные фотографии с получения самих дипломов. Еще нашлась карточка с 5-го, кажется, курса, где мы с группой стоим вокруг Наталии Александровны Чистяковой, которая нам тогда отчитала углубленный курс истории римской литературы.
Потом Н.А. Чистякова стала моим учителем, но не дожила, к сожалению, до моей кандидатской защиты (тут автореферат) в 2010, несколько фотографий с которой у меня сохранилось.
Но я бы посмотрел на фото с защит курсовых… Жалко их нет. Наверное, мы там очень напуганные и смешные были бы…
Тут вот несколько фото с получения дипломов, с Н.А. Чистяковой, с защиты. Мы кстати вместе с замечательным византинистом Львом Луховицким защищались. 15 лет назад
Forwarded from Книжный магазин «Фаланстер»
Михаил Сергеев. Музей языков: Конрад Гесснер и книги-полиглоты XVI в
Издательство «Новое литературное обозрение». 932 руб.
Книга Михаила Сергеева посвящена представлениям о многообразии и классификации языков в раннее Новое время в их связи с развитием гуманитарных и естественных наук. В центре внимания — новый жанр ученой литературы, возникший в XVI веке и позволивший охватить стремительно расширявшийся объем знаний о языках мира, а именно книги-полиглоты, то есть книги, «говорящие на многих языках». Автор изучает историю издания и устройство самого знаменитого и влиятельного полиглота — алфавитного справочника «Митридат. О различиях языков» (1555) К. Гесснера, активно привлекает материалы других источников (сочинения Г. Постеля, Т. Амброджо дельи Альбонези, Т. Библиандера, А. Рокки, К. Дюре, К. Вазера), обращается к важнейшим вопросам, связанным с развитием наук в раннее Новое время — соотношению «старого» и «нового» знания в творчестве гуманистов, механизмам коммуникации и обмена, действовавшим в Республике ученых, стратегиям преодоления «информационной перегрузки» в эпоху печатной книги. Книга содержит первый на русском языке подробный очерк биографии и научных занятий автора «Митридата» — цюрихского полимата Конрада Гесснера. Михаил Сергеев — филолог, исследователь интеллектуальной истории раннего Нового времени, старший научный сотрудник СПбФ ИИЕТ РАН и Российской национальной библиотеки.
Заказать с доставкой: [email protected] или https://www.group-telegram.com/falanster_delivery
Издательство «Новое литературное обозрение». 932 руб.
Книга Михаила Сергеева посвящена представлениям о многообразии и классификации языков в раннее Новое время в их связи с развитием гуманитарных и естественных наук. В центре внимания — новый жанр ученой литературы, возникший в XVI веке и позволивший охватить стремительно расширявшийся объем знаний о языках мира, а именно книги-полиглоты, то есть книги, «говорящие на многих языках». Автор изучает историю издания и устройство самого знаменитого и влиятельного полиглота — алфавитного справочника «Митридат. О различиях языков» (1555) К. Гесснера, активно привлекает материалы других источников (сочинения Г. Постеля, Т. Амброджо дельи Альбонези, Т. Библиандера, А. Рокки, К. Дюре, К. Вазера), обращается к важнейшим вопросам, связанным с развитием наук в раннее Новое время — соотношению «старого» и «нового» знания в творчестве гуманистов, механизмам коммуникации и обмена, действовавшим в Республике ученых, стратегиям преодоления «информационной перегрузки» в эпоху печатной книги. Книга содержит первый на русском языке подробный очерк биографии и научных занятий автора «Митридата» — цюрихского полимата Конрада Гесснера. Михаил Сергеев — филолог, исследователь интеллектуальной истории раннего Нового времени, старший научный сотрудник СПбФ ИИЕТ РАН и Российской национальной библиотеки.
Заказать с доставкой: [email protected] или https://www.group-telegram.com/falanster_delivery
Из истории критики текста трагедий Еврипида: 3 июня 1960 г.
Эту историю я сам услышал из уст Всеволода Владимировича Зельченко еще в 2012 г., а затем с упоением пересказывал своим собственным студентам. Сегодня я снова с удовольствием послушал ее от В.В. Зельченко в его замечательном палестровском курсе по критике текста.
И это не просто анекдот, это быль. Речь идет о проблеме зависимости друг от друга рукописей L и P и роли «диколона» в L, решившего этот вопрос.
Вот, как эта быль описана одним из ее участников, знаменитым филологом-классиком Гюнтером Цунцем:
«Стих Hel. 95 написан в рукописи P (Pal. Gr. 287 et Laur. Conv. Soppr. 172 – Leuc.)так:
πῶς· οὔτι που σῶ φασγάνω βίον: ςʼερεῖς,
Помимо того, что винительный падеж βíov неверен, бросается в глаза бросается в глаза бессмысленное двоеточие после него; его странность (emphasis) усиливается необычно большим пространством, оставленным перед следующим словом. Что могло побудить переписчика написать конец стиха таким необычным образом?
При рассмотрении любой фотографии рукописи L (Laur. 32.2 — Leuc.), сделанной до 3 июня 1960 года, на листе 106v можно заметить похожее пространство и похожую отметку после βíov; две точки (кажущегося) двоеточия размещены, как в P, не одна прямо под другой, а наклонно и, как ни странно, соединены тонкой линией. Могло ли перо переписчика соскользнуть?
Это совпадение L и P не объясняет происхождения странного знака и не доказывает однозначно, что P была скопирована с L. Можно утверждать, что обе рукописи получили эту необъяснимую особенность из общего источника, который оба переписчика воспроизвели с чрезвычайной точностью.
Я был удивлен, когда, изучая оригинальные рукописи в Biblioteca Laurenziana, обнаружил, что знак в L имел странный, красный оттенок, отличный от любого другого знака препинания или буквы на этой или любой другой странице. Могли ли чернила так странно изменить цвет в этом месте? Или это могло быть дефектом бумаги? Проведя по нему рукой, я не почувствовал неровности. Наконец, того же числа, я поместил страницу под кварцевую лампу. Особенность ее цвета проявилась еще более заметно; но в чем была ее причина, лампа определить не помогла. Поэтому я обратился за помощью к помощнику библиотекаря, доктору Анне Ленцуни. Опытный палеограф, она также не смогла найти похожей аналогии для рассматриваемого знака в почерке этого писца. В конце концов, она провела рукой по этому месту — и «двоеточие» прилипло к ее пальцу. Его освободило тепло лампы. Это был крошечный кусочек соломы — производственный осадок, похожий на многие другие, разного размера и формы, слившиеся с грубой бумагой рукописи Laur. 32.2. Переписчик обошел это препятствие на пути своего пера; отсюда и пробел после βíov (теперь полностью гладкий). Когда, более ста лет спустя, cod. Laur. 32.1 был скопирован с L, его переписчик распознал истинное положение вещей; он не поставил ни двоеточия, ни пробела после βíov. Но современник L, добросовестный, невозмутимый переписчик рукописи P, воспроизвел пробел и, в форме абсурдного двоеточия, тот крошечный кусочек соломы, который в 1960 году должен был прилипнуть к указательному пальцу доктора Ленцуни.
Это крошечное доказательство теперь хранится вместе с официальным отчетом в сейфе Лавренцианской библиотеки. Его размеры едва превышают один квадратный миллиметр, поскольку он лишился головы. Хотя оно и ничтожно, оно само по себе достаточно весомо, чтобы доказать, что переписчик P скопировал Hel. 95 прямо с L и — в сочетании с ранее приведенными аргументами — что то же самое справедливо и для большинства алфавитных пьес. В дальнейшем нам не нужно прослеживать какие-либо воображаемые примитивные ошибки общего предка, общие для обеих рукописей, такие как ἐγών для ἀγών (Suppl. 814), ὀρχᾶς для ἀρχᾶς (Ι.Τ. 203), ἀνδροβῶτα (Cycl. 93), κρείσσωι (Hel. 643). Копируя девять алфавитных пьес, переписчик P воспроизвел эти погрешности из рукописи L.»
G. Zuntz. An Inquiry into the Transmission of the Place of Euripides. Cambridge, 1965. P. 13–15.
Leucomustaceus
#классическая_филология #graeca #textkritik #zuntz
Эту историю я сам услышал из уст Всеволода Владимировича Зельченко еще в 2012 г., а затем с упоением пересказывал своим собственным студентам. Сегодня я снова с удовольствием послушал ее от В.В. Зельченко в его замечательном палестровском курсе по критике текста.
И это не просто анекдот, это быль. Речь идет о проблеме зависимости друг от друга рукописей L и P и роли «диколона» в L, решившего этот вопрос.
Вот, как эта быль описана одним из ее участников, знаменитым филологом-классиком Гюнтером Цунцем:
«Стих Hel. 95 написан в рукописи P (Pal. Gr. 287 et Laur. Conv. Soppr. 172 – Leuc.)так:
πῶς· οὔτι που σῶ φασγάνω βίον: ςʼερεῖς,
Помимо того, что винительный падеж βíov неверен, бросается в глаза бросается в глаза бессмысленное двоеточие после него; его странность (emphasis) усиливается необычно большим пространством, оставленным перед следующим словом. Что могло побудить переписчика написать конец стиха таким необычным образом?
При рассмотрении любой фотографии рукописи L (Laur. 32.2 — Leuc.), сделанной до 3 июня 1960 года, на листе 106v можно заметить похожее пространство и похожую отметку после βíov; две точки (кажущегося) двоеточия размещены, как в P, не одна прямо под другой, а наклонно и, как ни странно, соединены тонкой линией. Могло ли перо переписчика соскользнуть?
Это совпадение L и P не объясняет происхождения странного знака и не доказывает однозначно, что P была скопирована с L. Можно утверждать, что обе рукописи получили эту необъяснимую особенность из общего источника, который оба переписчика воспроизвели с чрезвычайной точностью.
Я был удивлен, когда, изучая оригинальные рукописи в Biblioteca Laurenziana, обнаружил, что знак в L имел странный, красный оттенок, отличный от любого другого знака препинания или буквы на этой или любой другой странице. Могли ли чернила так странно изменить цвет в этом месте? Или это могло быть дефектом бумаги? Проведя по нему рукой, я не почувствовал неровности. Наконец, того же числа, я поместил страницу под кварцевую лампу. Особенность ее цвета проявилась еще более заметно; но в чем была ее причина, лампа определить не помогла. Поэтому я обратился за помощью к помощнику библиотекаря, доктору Анне Ленцуни. Опытный палеограф, она также не смогла найти похожей аналогии для рассматриваемого знака в почерке этого писца. В конце концов, она провела рукой по этому месту — и «двоеточие» прилипло к ее пальцу. Его освободило тепло лампы. Это был крошечный кусочек соломы — производственный осадок, похожий на многие другие, разного размера и формы, слившиеся с грубой бумагой рукописи Laur. 32.2. Переписчик обошел это препятствие на пути своего пера; отсюда и пробел после βíov (теперь полностью гладкий). Когда, более ста лет спустя, cod. Laur. 32.1 был скопирован с L, его переписчик распознал истинное положение вещей; он не поставил ни двоеточия, ни пробела после βíov. Но современник L, добросовестный, невозмутимый переписчик рукописи P, воспроизвел пробел и, в форме абсурдного двоеточия, тот крошечный кусочек соломы, который в 1960 году должен был прилипнуть к указательному пальцу доктора Ленцуни.
Это крошечное доказательство теперь хранится вместе с официальным отчетом в сейфе Лавренцианской библиотеки. Его размеры едва превышают один квадратный миллиметр, поскольку он лишился головы. Хотя оно и ничтожно, оно само по себе достаточно весомо, чтобы доказать, что переписчик P скопировал Hel. 95 прямо с L и — в сочетании с ранее приведенными аргументами — что то же самое справедливо и для большинства алфавитных пьес. В дальнейшем нам не нужно прослеживать какие-либо воображаемые примитивные ошибки общего предка, общие для обеих рукописей, такие как ἐγών для ἀγών (Suppl. 814), ὀρχᾶς для ἀρχᾶς (Ι.Τ. 203), ἀνδροβῶτα (Cycl. 93), κρείσσωι (Hel. 643). Копируя девять алфавитных пьес, переписчик P воспроизвел эти погрешности из рукописи L.»
G. Zuntz. An Inquiry into the Transmission of the Place of Euripides. Cambridge, 1965. P. 13–15.
Leucomustaceus
#классическая_филология #graeca #textkritik #zuntz
Доброе утро, друзья!
Прекрасного воскресного дня!
Тг-радио Leucomustaceus представляет
передачу France Culture о Гийоме Бюде как читателе греческих отцов Церкви:
ВОТ ТУТ
Radio Leucomustaceus
#классическая_филология #graeca #budée
Прекрасного воскресного дня!
Тг-радио Leucomustaceus представляет
передачу France Culture о Гийоме Бюде как читателе греческих отцов Церкви:
ВОТ ТУТ
Radio Leucomustaceus
#классическая_филология #graeca #budée
Из истории классической филологии
В связи с постом выше решил выложить в Ютуб еще две лекции из палестровского курса «Введение в классическую филологию». (Все материалы к курсу можно найти здесь)
Напомню, что этот курс был предназначен orbi et urbi, то есть, для совсем начинающих, поэтому я там рассказывал только самые общие вещи.
6-я лекция: от гуманистический Франции до Эразма;
7-я лекция: собственно Эразм Роттердамский и краткая история классической филологии в Нидерландах «по головам» до конца XIX века.
Самое общее. По списку Альфреда Гудемана, если что.
Пользуйтесь, если нужно.
Да, комментарии я отключил там. Надоело читать мнения левых диванных экспертов по любой теме:) У меня самые лучшие подписчики в тг-канале, так что, если возникают вопросы по видео, спрашивайте здесь, пожалуйста!
Что мне правда хочется услышать, так это впечатления от этого (в 20 лекций) курса. Не важно, слушали ли вы его онлайн, или только смотрели на Ютубе. Спасибо, в любом случае!
TV-Leucomustaceus
#классическая_филология #история
В связи с постом выше решил выложить в Ютуб еще две лекции из палестровского курса «Введение в классическую филологию». (Все материалы к курсу можно найти здесь)
Напомню, что этот курс был предназначен orbi et urbi, то есть, для совсем начинающих, поэтому я там рассказывал только самые общие вещи.
6-я лекция: от гуманистический Франции до Эразма;
7-я лекция: собственно Эразм Роттердамский и краткая история классической филологии в Нидерландах «по головам» до конца XIX века.
Самое общее. По списку Альфреда Гудемана, если что.
Пользуйтесь, если нужно.
Да, комментарии я отключил там. Надоело читать мнения левых диванных экспертов по любой теме:) У меня самые лучшие подписчики в тг-канале, так что, если возникают вопросы по видео, спрашивайте здесь, пожалуйста!
Что мне правда хочется услышать, так это впечатления от этого (в 20 лекций) курса. Не важно, слушали ли вы его онлайн, или только смотрели на Ютубе. Спасибо, в любом случае!
TV-Leucomustaceus
#классическая_филология #история
В «Палестре» открывается еще один интересный курс лекций!
Андрей Торбин, который будет компетентно рассказывать о Таците, сейчас заканчивает магистратуру по классической филологии у нас в ИВКА, сперва окончив у нас же бакалавриат по древней истории. Именно к такому профессиональному движению я все время призываю своих студентов-историков.
Андрей давно занимается Тацитом. При чем, что меня особенно радует, не только самим Тацитом, но и тацитизмом в европейской культуре, не брезгуя ни сложными вопросами рукописной традиции, ни гуманистическим с ним обращением, ни, собственно, анализом исторического нарратива этого, мягко говоря, непростого писателя
Андрей Торбин, который будет компетентно рассказывать о Таците, сейчас заканчивает магистратуру по классической филологии у нас в ИВКА, сперва окончив у нас же бакалавриат по древней истории. Именно к такому профессиональному движению я все время призываю своих студентов-историков.
Андрей давно занимается Тацитом. При чем, что меня особенно радует, не только самим Тацитом, но и тацитизмом в европейской культуре, не брезгуя ни сложными вопросами рукописной традиции, ни гуманистическим с ним обращением, ни, собственно, анализом исторического нарратива этого, мягко говоря, непростого писателя