Telegram Group & Telegram Channel
«Я рисую в суде, потому что не могу иначе»

Марина (имя изменено) — художница и дизайнер костюмов из Москвы. Восемь лет Марина рисует танцоров в медленном движении, а с 2023 года начала изображать сцены судебных заседаний. Это часть ее истории, полную версию читайте на нашем сайте.

Суд над политзаключенными — это страшное место, где людей приговаривают к реальным большим срокам за слова, мысли и картинки. Машина устрашения создает тяжелые условия для заключенных и пытается воздействовать на слушателей.

Я рисую черными гелевыми ручками. Этот инструмент соответствует месту. Линия сухая, скупая, без возможности исправлений. Напряжение линии отражает напряжение ситуации.

Начиная с приговора по «Маяковскому делу», перед вынесением приговоров мои гелевые стержни начинают «плакать» черными чернилами.

Мне тяжело, когда я не могу присутствовать на процессе, который уже рисую. Я стараюсь узнавать даты заседаний заранее, чтобы планировать посещения.

Судебное заседание может занять весь день. Иногда оно длится пять минут, если его переносят, а иногда — с 10 до 18 часов и дольше.

Я рисую в суде, потому что не могу иначе.

Я вижу смелых и сильных людей. Суд — единственное место в России, где можно услышать правду о войне и власти.

Если человек пришел на политический процесс, значит, он против войны, против диктатуры. Это возможность заявить свою позицию и встретить таких же людей.

Это место, где можно быть честным, снять маску. Все просто: есть группа людей против войны и режима, а есть вооруженные люди, облеченные властью и законом.

В начале 2023 года я сотрудничала с проектом, публиковавшим письма политзаключенных. Я делала иллюстрации к письмам. Эти письма переворачивали мою жизнь.

Политзаключенный Егор Кусонец писал: «Мне 19 лет, и сидеть мне столько же». Я пыталась представить эту фразу в объеме.

Мы как будто собираем крошечные осколки разрушенных жизней, кусочки несбывшихся ожиданий и надежд.

Мои знакомые активисты говорят, что мы рисуем для истории. Приставы частенько спрашивают, зачем мы это делаем. Они не получают однозначного ответа и через какое-то время опять спрашивают об этом.

Я публикую рисунки в моих соцсетях, отправляю родственникам обвиняемого или в группу поддержки, «Мемориалу». Я публикую рисунки там, где получается опубликовать. Я не смотрю желательное или нежелательное СМИ.

Я хочу сделать выставку, но это действительно сложно. Это можно сделать только не в России, и сразу возникает много нюансов.

Я думаю, что я хочу, чтобы эти действия насилия и несправедливости не исчезли со временем из памяти, чтобы состояние этого момента осталось в рисунках.

Когда политзаключенные произносят последнее слово на суде, они совершают гражданский подвиг, выступая в одиночку против репрессивного государства.
Читать продолжение

Если вы тоже против войны — покажите этот текст единомышленникам. И поделитесь своей историей по почте [email protected] или в telegram @ochevidcy_bot



group-telegram.com/ochevidcy/6234
Create:
Last Update:

«Я рисую в суде, потому что не могу иначе»

Марина (имя изменено) — художница и дизайнер костюмов из Москвы. Восемь лет Марина рисует танцоров в медленном движении, а с 2023 года начала изображать сцены судебных заседаний. Это часть ее истории, полную версию читайте на нашем сайте.

Суд над политзаключенными — это страшное место, где людей приговаривают к реальным большим срокам за слова, мысли и картинки. Машина устрашения создает тяжелые условия для заключенных и пытается воздействовать на слушателей.

Я рисую черными гелевыми ручками. Этот инструмент соответствует месту. Линия сухая, скупая, без возможности исправлений. Напряжение линии отражает напряжение ситуации.

Начиная с приговора по «Маяковскому делу», перед вынесением приговоров мои гелевые стержни начинают «плакать» черными чернилами.

Мне тяжело, когда я не могу присутствовать на процессе, который уже рисую. Я стараюсь узнавать даты заседаний заранее, чтобы планировать посещения.

Судебное заседание может занять весь день. Иногда оно длится пять минут, если его переносят, а иногда — с 10 до 18 часов и дольше.

Я рисую в суде, потому что не могу иначе.

Я вижу смелых и сильных людей. Суд — единственное место в России, где можно услышать правду о войне и власти.

Если человек пришел на политический процесс, значит, он против войны, против диктатуры. Это возможность заявить свою позицию и встретить таких же людей.

Это место, где можно быть честным, снять маску. Все просто: есть группа людей против войны и режима, а есть вооруженные люди, облеченные властью и законом.

В начале 2023 года я сотрудничала с проектом, публиковавшим письма политзаключенных. Я делала иллюстрации к письмам. Эти письма переворачивали мою жизнь.

Политзаключенный Егор Кусонец писал: «Мне 19 лет, и сидеть мне столько же». Я пыталась представить эту фразу в объеме.

Мы как будто собираем крошечные осколки разрушенных жизней, кусочки несбывшихся ожиданий и надежд.

Мои знакомые активисты говорят, что мы рисуем для истории. Приставы частенько спрашивают, зачем мы это делаем. Они не получают однозначного ответа и через какое-то время опять спрашивают об этом.

Я публикую рисунки в моих соцсетях, отправляю родственникам обвиняемого или в группу поддержки, «Мемориалу». Я публикую рисунки там, где получается опубликовать. Я не смотрю желательное или нежелательное СМИ.

Я хочу сделать выставку, но это действительно сложно. Это можно сделать только не в России, и сразу возникает много нюансов.

Я думаю, что я хочу, чтобы эти действия насилия и несправедливости не исчезли со временем из памяти, чтобы состояние этого момента осталось в рисунках.

Когда политзаключенные произносят последнее слово на суде, они совершают гражданский подвиг, выступая в одиночку против репрессивного государства.
Читать продолжение

Если вы тоже против войны — покажите этот текст единомышленникам. И поделитесь своей историей по почте [email protected] или в telegram @ochevidcy_bot

BY Очевидцы




Share with your friend now:
group-telegram.com/ochevidcy/6234

View MORE
Open in Telegram


Telegram | DID YOU KNOW?

Date: |

Again, in contrast to Facebook, Google and Twitter, Telegram's founder Pavel Durov runs his company in relative secrecy from Dubai. In addition, Telegram's architecture limits the ability to slow the spread of false information: the lack of a central public feed, and the fact that comments are easily disabled in channels, reduce the space for public pushback. Emerson Brooking, a disinformation expert at the Atlantic Council's Digital Forensic Research Lab, said: "Back in the Wild West period of content moderation, like 2014 or 2015, maybe they could have gotten away with it, but it stands in marked contrast with how other companies run themselves today." Messages are not fully encrypted by default. That means the company could, in theory, access the content of the messages, or be forced to hand over the data at the request of a government. Asked about its stance on disinformation, Telegram spokesperson Remi Vaughn told AFP: "As noted by our CEO, the sheer volume of information being shared on channels makes it extremely difficult to verify, so it's important that users double-check what they read."
from hk


Telegram Очевидцы
FROM American