В качестве анонса. Вы не поверите (это ирония), но я тут рожаю очередные концептуальные простыни. Нюанс в том, что меня, мягко сказать, обескуражили определённые критические замечания в отечественной экспертной среде в отношении новой британской концепции сухопутных войск. Меня в принципе изрядно обескураживает, когда отечественные эксперты горячо переживают за наших оппонентов. По-моему, это очень странно. Понятно, что дело чаще всего в превентивном антикризе, но! такая публичная шапкозакидательская экспертиза вообще-то прямо играет на руку замшело-одеревенелым субъектам военного руководства, которые до сих пор упорствуют в непризнании необходимости реформирования нашей собственной армии. В общем, исплевался, изматерился, за...утомился, но рожаю... Ждите)

В конце мая уважаемый коллега Юрий Баранчик выложил текст с критическими замечаниями по новой британской доктрине "20-40-40", предполагающей радикальную трансформацию концепции ведения сухопутной войны. Данный текст вверг меня в немалое изумление, особенно учитывая весьма символичное совпадение: практически синхронно я сам выкладывал материал с критическими замечаниями по нашей собственной военной доктрине (начало здесь), и я счёл необходимым его прокомментировать.

В первую очередь прошу обратить внимание непосредственно на концепцию британской доктрины.

Развитие военной мысли оппонентов в принципе требует самого пристального внимания и адекватного анализа. Кроме того, данная концепция прямо говорит о пристальном изучении самими оппонентами опыта текущей войны и выводах, которые они делают, в том числе как минимум на обозримую перспективу.

Мои же комментарии выстроены вокруг критических замечаний по указанной доктрине. Они получились достаточно обширными, и может возникнуть вопрос: зачем было утруждаться самому написанием всех этих простыней и утруждать ими читателей, если можно было бы просто подсветить саму доктрину как наглядный пример реагирования оппонентов на реалии современной войны?

Нюанс в том, что в немалой части наших непосредственно военных и военно-экспертных кругов существует мнение о нежелательности делать ставку на дроноцентричность армии, полагаясь исключительно на опыт текущей войны (и озвученные в данном случае критические замечания по доктрине "20-40-40" только лишний раз подчёркивают данное обстоятельство).

Однако, при кажущейся рациональности этого мнения, речь в данном случае не о том, чтобы абсолютизировать получаемый боевый опыт (что, разумеется, было бы неверным), но о проблемах неадекватных оценок своих собственных возможностей и возможностей противника (яркий пример: наше прямое столкновение со ствольными и реактивными артиллерийскими системами западных образцов), игнорирования отчётливых трендов и отсутствия не только действенной проактивной работы в русле этих трендов, но и оперативного реагирования на изменяющиеся условия (уже после того, как тренды просохатили, а они внезапно сыграли).

Наглядный пример: во второй части БУСВ, с которым наша армия вошла в текущую войну, абсолютно все упоминания БПЛА в контексте действий мотострелкового батальона (основной тактической единицы сухопутных войск) сводятся только к противодействию БПЛА противника. Необходимость наличия на батальонном уровне хотя бы собственных средств воздушной разведки (не говоря уже о БПЛА как ударном средстве) отрефлексирована не была. Более того, необходимость корректирования штатной батальонной структуры с учётом дронного фактора (а сейчас речь идёт уже о воздушных и наземных дронах различного назначения) не отрефлексирована до сих пор.

Плюс ко всему, особую роль в проблеме игнорирования военно-технологических трендов играет инфантильная вера в некую "волшебную кнопку". Было дело, рассуждая о проблеме стагнации компетенций в профессиональной военной экспертизе, я приводил весьма показательный пример из личного опыта. Херня эти ваши дроны, у нас есть системы РЭБ.

Кстати, подозреваю, что вера в "волшебную кнопку" проистекает из неких архетипов магического сознания. Вот буквально на днях, например, товарищи из "Молота Vедьм" подсветили изумительный сюжет. Отсюда и эта самая волшебная кнопка, и меч-самосек, и копьё-самотык. На практике, правда, получаются жуки-самоёбы.

В общем, я настолько упоролся по комментариям элементарно потому, что указанный текст не уникален, но представляет собой типичный пример успокоительного самогипноза, в котором изрядно хромают исторические параллели, присутствуют немалые лакуны, внутренние противоречия, удобные однобокости и смещения акцентов, не учитывается ряд критически значимых факторов, а наши собственные проблемы отзеркаливаются на оппонентов.

При этом подобная аргументация (наряду с фантастическими отчётами) работает по сути на подкрепление своеобразной картины мира в головах весомой части наших высоких и высших военных начальников и торможение процессов реформирования нашей армии.

Исторические аналогии, как мы понимаем, могут отличаться той или иной степенью относительности и условности, однако в любом случае должны обладать логикой. Если же логика пролетает, как фанера над Парижем, то получается натягивание несчастной исторической совы на глобус.

На сегодняшний день, а также как минимум на относительно обозримую перспективу именно малые/средние ударные дроны и барражирующие боеприпасы представляют собой массовые и в целом недорогие (вплоть до дешёвости, если говорить о малых камикадзе) средства поражения, и сравнивать их с летающими порождениями тевтонского инжиниринга, сжиравшими огромные ресурсы, категорически некорректно.

Напротив, применительно к современным беспилотным ударным аппаратам я бы скорее провёл аналогию с массовыми штурмовиками Ил-2, а в отношении многоцелевых БПЛА - с массовыми многоцелевыми бипланами. Аналогия, разумеется, относительная, зато не кривая, ибо налицо сходства функционала. При этом БПЛА различного назначения по показателям массовости уходят несоизмеримо далеко вперёд и однозначно выигрывают в части упрощения инфраструктуры базирования, мобильности перемещений и логистики снабжения.

Наземные дроны, скажем так, штурмовой направленности, пришествия которых уже в товарных количествах можно ожидать в ближайшем будущем, вполне можно сравнить с массовыми Т-34. Тогда как в проекте "Арматы" мне как раз видится аналогия с "Королевским тигром", при том что "Королевские тигры" хотя бы успели активно повоевать и доставить нам неприятностей. Что характерно, проблемы выстраивания наших танковых войск в 1930-е и начале 1940-х годов в части организационно-штатных структур и тактики применения в определённой степени напоминают наши текущие проблемы с выстраиванием ударно-дронных формирований.

Параллель с Германией времён Второй мировой войны на самом деле вообще никак не бьётся. Современные дронные средства разведывательного, ударного и всякого иного обеспечения (включая средства дальнего радиуса действия) на сегодняшний день не только не являются никакими вундервафлями неведомого будущего, но и существенно дешевле традиционной воздушной и наземной боевой техники и артиллерийских средств. Различные воздушные дроны уже сейчас можно клепать миллионами, активно развиваются наземные, надводные и подводные дроны, плюс обкатываются гибридные. И под эти средства, как показывает пример доктрины "20-40-40", оппоненты трансформируют свои армейские структуры.

А вот упование на некое перспективное чудо-оружие невооружённым глазом просматривается как раз в надеждах на появление массового микроволнового ПВО.

По отсылке к примеру преждевременных похорон артиллерии на фоне подъёма танков в 1930-е годы отмечу, что наша артиллерия сейчас действительно находится в кризисе, и без корректировки подходов к её развитию и тактике применения она из этого кризиса не выйдет. Причём артиллерия противника, представленная меньшим количеством, преобладает за счёт собственно своих качественных характеристик и более эффективной организации контуров управления огнём, которые выстроены с опорой на разведывательные дроны.

Наконец, совершенно некорректно изложена суть доктрины Дуэ. Её уязвимым местом действительно является пренебрежение фактором средств ПВО, что в принципе неудивительно для 1920-х годов. Между тем не стоит забывать, что доктрина Дуэ оказала существенное влияние на развитие ВВС США, что как бы намекает, но представленное изложение это обстоятельство игнорирует. Некорректность изложения заключается в том, что в нём опущен ключевой тезис доктрины: завоевание господства в воздухе является основой обеспечения наступательных действий любого масштаба.

Применительно к текущим реалиям, проблемы никак не с доктриной Дуэ, но с нашими возможностями полноценно реализовать важнейший компонент трёхмерного боевого пространства и добиться господства в воздухе на всех уровнях, от тактического до стратегического, дабы обеспечить выход из позиционного тупика. Причём, что характерно, наш воздушно-ударный компонент развивается сейчас как раз с опорой на барражирующие боеприпасы среднего и дальнего радиусов действия.

Пройдём по замечаниям касательно того, что ставка на дроны как на доминирующий инструмент войны игнорирует принцип «меча и щита», поскольку на каждое новое оружие почти всегда возникает контртехнология, и что доктрина "20-40-40" окажется стратегически уязвимой, если появятся дешёвые и массовые способы борьбы с дронами.

В первую очередь полагаю неверным акцентировать внимание только лишь на ударных дронах. Плюс к этому, дело не только в условном мече, это вульгаризированное упрощение.

Речь идёт о функционировании разых типов дронов различного назначения в единой системе, которая при этом в принципе предполагает дальнейшее развитие автоматизации боевого управления (включая контуры управления огневым и ударным воздействием) и общей роботизации боевых действий.

Помимо непосредственно ударной составляющей, воздушные дроны сейчас стали критически важным элементом разведывательного и разведывательно-огневого обеспечения, без которых сколько-нибудь эффективные действия традиционных наземных сил и средств не представляются возможными, развиваются наземные и воздушные беспилотные средства инженерно-сапёрного и логистического обеспечения, воздушные дроны играют значимую роль в структуре обеспечения связи в качестве носителей ретрансляторов.

Что же касается непосредственно ударной составляющей, то ударные дроны в целом ряде обстоятельств, в первую очередь на тактическом уровне, оказываются предпочтительнее традиционных огневых средств в силу высокоточности поражения, высокой мобильности и более удобных массогабаритных характеристик, облегчающих базирование, маскировку и логистику обеспечения.

При этом указанные рои дронов-перехватчиков, а также специализированные разведывательные дроны вписываются как раз в структуру щита противовоздушной обороны нижнего и среднего неба. Т.е. контртехнологии в немалой степени включают дронный компонент и в целом предполагают упор на роботизацию средств и систем антидронной борьбы.

Отдельно отмечу наземные роботизированные огневые средства, которые на поле боя массово пока не появились, но понемногу обкатываются. Самоходные наземные роботы, безусловно, будут выполнять функцию меча. Между тем стационарные ротобизированные огневые средства относятся уже к структуре щита. Более того, и самоходные роботы в той или иной форме также будут вписываться в эту структуру (по аналогии с дронами-перехватчиками).

В самой формулировке аргумента относительно принципа "меча и щита" игнорируется то обстоятельство, что данный принцип работает в обе стороны, и при появлении эффективного щита на него точно также будут изыскиваться, прорабатываться и внедряться контртехнологии. Наглядные тому примеры: расширение применения малых ударных дронов на оптоволокне для преодоления радиоэлектронной защиты, оснащение дронов и барражирующих боеприпасов системами донаведения на цель в условиях подавления сигнала управления, развитие технологий автономного управления.

Само по себе противостояние условных меча и щита уходит корнями в глубочайшую древность и будет продолжаться. Рассуждая о гипотетическом щите против меча противника, не стоит забывать, что наша собственная армия должна быть вооружена не только эффективным щитом. Возможность выиграть войну глухой обороной представляется крайне сомнительной. Надёжный щит не просто парирует удары противника, но и обеспечивает работу меча, который в свою очередь должен быть способен прорубать вражеский щит.

И ещё один крайне важный момент. Дело не ограничивается одним только развитием технологий и контртехнологий.

Технологии и контртехнологии - это рабочие инструменты, которые должны быть оптимально интегрированы в войсковые структуры с проработкой наиболее эффективных тактик применения.

Британцы в своей доктрине "20-40-40" демонстрируют возможные варианты решений.

С нашей же стороны рассуждения и предложения по серьёзной штатной реструктуризации по сути забалтываются в угоду лампасоносным традиционалистам (со своей стороны занудно напоминаю о проблеме оргштатной структуры мотострелкового батальона).

Далее, беспилотные системы, безусловно, требуют спутниковой навигации, ИИ-технологий, вычислительной инфраструктуры.

Однако использование этого очевидного обстоятельства, дабы подчеркнуть уязвимость дронного компонента в новой британской доктрине, говорит нам на самом деле совсем не о Британии, равно как и не о прочих наших технологически развитых оппонентах. Это нам сейчас нужен технологический рывок, дабы внезапно не обнаружить себя в роли повстанцев из "Терминатора". Можно, конечно, уповать на чудесное обретение массового микроволнового ПВО, но пока стратегическая уязвимость вырисовывается именно для нас.

Чрезвычайно значимым обстоятельством при этом является то, что помимо собственно технологий и штатной реструктуризации мы весьма чувствительно остаём от оппонентов, как очень верно отмечают уважаемые товарищи, в развитии человеческих компетенций и раскрытии потенциала специалистов.

Зависимость дроноцентричной армии от погодных условий играет, разумеется, определённую роль. Однако смею напомнить и о серьёзной зависимости боевой авиации времён Второй мировой войны от тех же самых погодных условий. Между тем авиационные технологии развивались, и эта зависимость сокращалась.

Аналогичное развитие дронных технологий мы наблюдаем и в настоящее время, в том числе в отношении малых и средних дронов мультироторного типа, наиболее чувствительных на сегодня к погодным условиям.

Аргумент о перспективной уязвимости дроноцентричной армии ввиду возможного исчерпания поставок компонентов и аккумуляторов вполне можно уравновесить аналогично логичным вопросом: что будут делать традиционные армии, когда закончится нефть? И это, кстати, совсем не праздный вопрос.

А если по Земле ударит метеорит? Высадятся рептилоиды с Нибиру? Воскреснут динозавры? Ладно, динозавров одолеем. Печенегов же с половцами одолели.

Это я к тому, что проблему насущной необходимости реформирования армии можно при желании заболтать как угодно. А нам бы сейчас несколько иных динозавров одолеть.

На самом деле технологические вызовы и обозримого, и более отдалённого будущего требуют глубокого комплексного анализа и выстраивания собственной надёжной технологической и производственной базы, для чего необходимо не только масштабное инвестирование, но и полноценная реализация человеческого капитала (который у нас есть).

Это в равной степени касается элементов как меча, так и щита (иначе о каких там дешёвых и массовых способах борьбы с дронами можно вообще мечтать), не забывая при этом и критически важные элементы обеспечения их функционирования, включая различные виды связи и программы боевого управления.

Опасения насчёт закладок, которые в микросхемы внедрил Китай, вполне вероятно, имеют под собой основания (при этом подозреваю, что за опасениями относительно китайских закладок, которые высказываются в контексте потенциальных уязвимостей дроноцентричной армии, в немалой степени скрывается завуалированная надежда на "волшебную кнопку").

Можно ли в принципе выявлять и нейтрализовать такие закладки (при наличии таковых) - это вопрос к специалистам.

Нюанс в том, что Китай всё же занимается весьма выгодным глобальным бизнесом, и ожидать гипотетической активации закладок на подавление и перехват беспилотных систем можно разве что в случае возникновения прямой угрозы национальным интересам самого Китая. Локальные же или региональные войны между сторонними акторами только способствуют бизнесу.

Можно, конечно, предположить, что в какой-нибудь не очень прекрасный день Китай вдруг решит поработить весь мир, запустив восстание машин, но что-то мне подсказывает, что Китай всё-таки воздержится от такого прямолинейного плана.

Выход на перспективу видится опять же в создании собственных, максимально замкнутых, технологических и производственных циклов.

При этом отмечу, что крайне серьёзную прямую угрозу для нас представляют сейчас не возможные китайские закладки в микросхемы, но вполне реальные британские закладки в нашу систему государственного управления, медийные ресурсы и определённые сегменты социума.

Теперь порассуждаем о главной и прямым текстом выражаемой надежде на "волшебную кнопку", которая отменит это грёбаное дронное заклятие (и можно будет не температурить по поводу реформирования нашего устоявшегося традиционного военного механизма).

Прогнозы на будущее в стиле "если Россия или Китай создаёт..." в самую первую очередь упираются в слово "если". Кроме того, если некое чудо-оружие создаёт Китай, то каким образом это обстоятельство повышает нашу обороноспособность?

Работы по новым видов вооружений, функционирующим на иных физических принципах, ведутся в ряде технологически развитых держав уже не одно десятилетие. Не берусь судить о прогрессе в других странах, но у нас пока определённости не просматривается, тематика электромагнитного оружия отнесена к категории секретности особой важности. Это вполне объяснимо и логично, однако, думаю, не меня одного терзает вопрос: если электромагнитная бомба у нас есть, то почему бы её не обкатать в реальной войне?

Сверхвысокочастотные ружья распространения в армии не получили, использования машин с микроволновыми пушками не наблюдается (что в принципе закономерно, поскольку с эффективной дальностью действия этих машин западные артиллерийские системы достаточно быстро повыносят их обычным 155-мм чугунием), ну и электромагнитные бомбы тоже где-то затаились. Может, это не настолько серьёзная война, чтобы разбрасываться такими бомбами.

На самом деле я никоим образом не исключаю возможностей появления или фактического наличия реально работоспособных образцов. Но есть нюансы.

Крупногабаритные машины однозначно будут дорогими, соответственно, ни о каком массовом производстве речи не будет. Но вопрос не только в массовости. Смогут ли они быть дееспособно интегрированы в структуру обеспечения наземных сил, ведущих непосредственно боевые действия с наземными силами противника?

Мы, напомню, слышали массу удивительных историй про то, как наши чудо-машины радиоэлектронной борьбы обвалят противнику всю электронику. Про чудо-машины радиоэлектронной разведки рассказов было меньше, но они также вписаны в нашу военную доктрину действий сухопутных войск. Где все эти машины? Реалии настоящей войны просто выгоняют их из тактической зоны, ибо эти крупногабаритные машины, которые к тому же светятся как новогодние ёлки, представляют собой быстро выявляемые и весьма удобные для поражения цели (что подтверждается поражением этих машин, когда их пытаются заводить в тактическую зону).

Обеспечение действий наземных сил в тактической зоне определённо требует малогабаритных средств. Но насколько реальным будет сохранение работоспособного функционала чудо-оружия в компактном исполнении, и будут ли эти компактные варианты настолько недорогими, чтобы стать массовыми?

В общем, непраздных вопросов по гипотетическому чудо-оружию немало, а массовые и недорогие дроны есть уже здесь и сейчас.

Кроме того, не забываем о принципиальной дихотомии концепции меча и щита. Ожидание появления некоего чудо-оружия как панацеи - это инфантилизм.

Посему представляется контрпродуктивным упорствовать в консервации традиционной общей структуры сухопутных войск, ограничиваясь лишь внесением отдельных корректировок, в уповании на обретение такого чудо-оружия.

Напротив, именно сейчас, помимо очевидной насущной необходимости, было бы весьма полезным отработать моменты оперативной реструктуризации войск сообразно изменяющимся условиям, закладывая в нашу военную машину принцип структурной гибкости на случаи трансформаций средств и форм вооружённой борьбы, которые в перспективе может принести технологический прогресс.

Причём пример оперативного выделения новой оргштатной структуры у нас есть. Но в принятом виде я оцениваю этот пример как негативный. Это лёгкопехотные штурмовые отряды. Почему бы столь же оперативно не дополнить их ударно-дронными отрядами? Что было бы несоизмеримо дешевле, чем выплачивать огромные деньги на компенсации, плюс стимулировало бы развитие тактических приёмов современной войны. И это только один характерный пример.

Весьма занимательны соображения по причинам, побудившим британцев к трансформации своих сухопутных войск в рамках доктрины "20-40-40".

Сразу оговорюсь, что меня в принципе вводят в недоумение регулярно звучащие в нашем медиаполе переживательные нотки в отношении оппонентов (включая прямого противника). Я вот почему-то склонен переживать за нашу собственную армию, но никак не за наших оппонентов. Удивительно, правда?

Так вот, стремление использовать удобное технологическое окно возможностей за счёт внедрения и использования массовых и недорогих военных технологий лично мне как раз представляется вполне рациональным. Напротив, премного странно было бы упорствовать в обратном.

Вопрос же о том, как быть актуальным на войне без мобилизации и без массовой промышленности, весьма актуален в самую первую очередь для нашей собственной стороны.

Причём ещё бóльшую остроту он обретает в условиях наших попыток вытянуть эту войну не радикальным технологическим и организационным рывком, но именно что попытками временно компенсировать дефицит живой силы в действующей армии привлечением новой живой силы.

Оставляя за скобками вопрос, в каких эпических битвах современности Британия уже практически исчерпала людской резерв, пригодный для призыва в случае серьёзной войны, отмечу, что на текущей войне, крупнейшей в Европе после Второй мировой, мы вообще-то сами в немалой степени стачиваем наш собственный резерв и было бы весьма целесообразным подумать уже наконец над вопросом технологической асимметрии.

Соображение о том, что Британия не в состоянии конкурировать с иными ведущими мировыми державами по количеству танков или масштабам традиционной армии, на мой взгляд, уводит нас в сторону от главного: общего тренда развитых держав, наблюдающих за ходом войны, на развитие роботизации боевых действий, вне зависимости от масштабов этих самых традиционных армий. Ярчайшим примером является Китай.

Что же касается США, то даже при их обширных возможностях там сейчас тоже продвигается идея трансформации структуры сухопутных войск с заменой масс дорогостоящей тяжёлой бронетехники различными видами дронов для оптимизации соотношения уровней расходов и практической боевой эффективности, равно как и минимизации рисков потерь личного состава. Причём как раз исходя из опыта текущей войны.

Кстати, лично я (в том числе как человек, наблюдавший работу танков) ни разу не склонен отказывать в праве на дальнейшее существование ни самим танкам, ни прочей бронетехнике. Вопрос в том, чтобы адекватно вписать все эти боевые машины в общую боевую среду сообразно современным реалиям, а эти реалии намекают, среди прочего, и на аспект количественной оптимизации бронетанкового и бронемашинного компонентов.

Ещё на всякий случай, вдруг кому-то придёт в голову, хочу отметить: в силу относительной дешивизны и, как следствие, массовости различных видов дронов и барражирующих боеприпасов можно смело отметать аргумент, что текущий дронный ажиотаж сродни американской заманухе с программой "Стратегической оборонной инициативы" с целью подрыва нашей экономики.

Мы сейчас сами, к сожалению, вполне успешно подрываем и нашу экономику, и наш человеческий потенциал. В частности, напоминаю, что текущая общая сумма единовременных выплат за одного погибшего в размере 13,6 млн рублей покрывает стоимость 136 дронов-камикадзе с управлением на оптоволокне.

Возвращаясь к тевтонским параллелям, неистово ору с фразы: "Односторонняя ставка на «будущее» часто ведёт к коллапсу на «настоящем» поле боя". Написана эта фраза как бы ретроспективно (в контексте маниакальной увлечённости германского руководства затратными вундервафлями, которые никак не помогли ему переломить ход войны), но с очевидными камушками в сегодняшний британский огород.

Если кто-то вдруг залип в ментальном анабиозе или запаян в бронепоезде, то докладываю: "будущее" уже пришло на "настоящее" поле боя.

Можно, конечно, акцентировать внимание на том, что принятие новой британской доктрины с упором на беспилотные системы проистекает из нехватки личного состава и военных запасов, а также устаревшей системы боевой подготовки, что делает британскую армию неготовой к полномасштабной войне.

Но есть нюансы.

Очевидно упускается из виду факт извлечения британцами уроков из текущей войны, которые как раз и легли в основу конкретной доктрины "20-40-40" (и о чём сами британцы говорят прямым текстом). Указанные же выше проблемы британских сухопутных войск просто удачно вписались в принятую концепцию.

Акцент, полагаю, имеет смысл делать всё же не столько на полномасштабной, сколько на современной войне.

Полномасштабная война рискует скатиться к применению неконвенциональных средств поражения, при котором будут уже совсем иные расклады. Главными угрозами представляются всё-таки войны локальные и региональные (с аккуратным балансированием, дабы не переступить опасную грань), требованиям которых доктрина "20-40-40" в достаточной мере отвечает, а также гибридные.

Никакая нехватка собственного личного состава в британской армии никак не мешает Британии воевать сейчас с нами силами украинской армии. Что помешает Британии точно также воевать с нами какими-то иными чужими силами в каком-то другом вооружённом конфликте? Нам точно стоит переживать из-за британских проблем с нехваткой личного состава или традиционной боевой техники?

На нашем текущем поле боя нас самих (не британцев) в сложившихся условиях от коллапса удерживают три весомых фактора:

- серьёзный дефицит личного состава у противника (хвала дезертирам и уклонистам);

- нещадная эксплуатация наших собственных человеческих ресурсов, уже вовлечённых и вовлекаемых в процесс (сопряжённая с ненадлежащей организацией и слабым обеспечение боевых действий, что выливается в тяжёлые потери);

- подвижки на государственном уровне в технологическом оснащении армии, включая управляемые авиационные боеприпасы и дронный компонент (разведывательные и ударные БПЛА дальнего радиуса действия, барражирующие боеприпасы, малые дроны-камикадзе).

При этом, правда, общее обеспечение различными современными техническими средствами (включая средства связи и малые дроны разведывательного и иного назначения) всё также в огромной степени лежит на самих военнослужащих и волонтёрах.

Нам мой взгляд, нам самим стоит озаботиться нашими собственными проблемами нехватки личного состава и боевой техники, равно как и системой боевой подготовки.

Текущая война уже в немалой степени подгрызла наши человеческие и материальные ресурсы, а боевая подготовка львиной доли личного состава свелась к ущербным экспресс-курсам. И на сегодняшний день эти наши проблемы проистекают как раз из отсутствия надлежащего извлечения уроков из войны, которую мы не наблюдаем дистанционно, но ведём сами.

И дело здесь совсем не только в деревянных носителях высоких воинских званий, но в общей инертности системы и упорном нежелании этой системы официально признавать наличие всех этих проблем.

Указанные проблемы британской армии открыто обсуждались на государственном уровне и в британском медиаполе, и доктрина "20-40-40" родилась из комбинации адекватного анализа боевого опыта текущей войны и этих самых публичных обсуждений.

У нас же на официальном уровне продолжают доминировать бравурные отчёты и благолепные картинки, в которых нет места тяжёлым и бестолковым людским и материальным потерям, отставанию технического оснащения нашей армии и несоответствия штатных структур требованиям современной войны.

Необходимо подчеркнуть: любую модель вооружённых сил можно охарактеризовать как временную, заточенную под текущую фазу технологического цикла, поскольку тенденцию изменяться имеют и социально-экономические условия, и технологические уклады, поэтому объективно никаких универсальных рецептов будущего попросту нет. Соответственно, с разной степенью регулярности имеют тенденцию изменяться также вооружение, оснащение и структура армии. Если же традиционность армии равна консервации, а как следствие - стагнации, эту армию сомнут.

На обозримую перспективу мы очевидно имеем уверенную тенденцию к дальнейшему развитию комплексной роботизации боевых действий, в которую доктрина "20-40-40" как раз очень хорошо укладывается. При этом с процентным соотношением компонентов британцы определились не просто отталкиваясь от своих количественных показателей по боевой технике и личному составу пехотных подразделений.

Приведу характерный пример с тактического уровня.

Мне известны некоторые цифры по одному нашему подразделению формата усиленной роты (без бронетехники), из которых выводится следующее соотношение личного состава, задействованного в ходе выполнения боевых задач:

26% - непосредственно штурмовые группы;

33% - группы разведывательного и ударного обеспечения (малые разведывательные БПЛА, дроны-бомбардировщики и дроны-камикадзе);

41% - расчёты средств РЭБ, связисты, группы радиотехнической и информационной разведки, артиллерийские корректировщики.

При этом непосредственного участия в выполнении боевых задач не принимали порядка 15% от общей численности личного состава подразделения. Они занимались оборудованием укрытий, организацией тылового снабжения, изготовлением боеприпасов для БПЛА и т.п., обучались на полигоне или находились на отдыхе, т.е. значимая доля из этих 15% также приходилась на компоненты обеспечения.

Порядок цифр процентного соотношения налицо. Плюс в данном случае не учитываются расчёты приданных средств артиллерийской поддержки.

При таком соотношении и соответствующем техническом оснащении подразделение выполняло боевые задачи максимально эффективно и с минимальными потерями.

Если же говорить о некой гипотетической серьёзной войне, но в конвенциональных формах, то в самую первую очередь надо помнить о необходимости парировать множественные удары различных средств дальнего дистанционного поражения (от баллистических и крылатых ракет с обычной боевой частью до барражирующих боеприпасов дальнего радиуса действия) и обеспечения эффективности нанесения собственных дистанционых ударов, в том числе за счёт преодоления ПВО противника.

Рискну предположить, что с переходом такой серьёзной войны в наземную фазу при сохранении ударного потенциала противоборствующих сторон сухопутные войска непосредственно на театре военных действий будут также достаточно сильно разрежены по аналогии с текущей войной ввиду сохраняющейся уязвимости крупных скоплений живой силы и техники для средств спутниковой, воздушной и радиоэлектронной разведки и высокоточного дистанционного поражения.

В этом случае преимущество будет на стороне вооружённых сил с более высокотехнологичным вооружением и оснащением и оптимизированной под применение этого вооружения и оснащения структурой. Даже уступая в целом в количестве личного состава и боевой техники, такие вооружённые силы поэтапно перемелят менее технологичные массы пехоты и боевых машин.

При этом необходимо сделать крайне важную оговорку: кто вообще реально рассчитывает на то, что в случае прямого столкновения с контингентом наших западных оппонентов именно их силы будут в количественном меньшинстве?

Возможностью совместить военно-технический прогресс с массовыми традиционными компонентами сухопутных войск обладает сейчас, пожалуй, только Китай, чьи финансы, технологии, производственные мощности и людские ресурсы позволяют ему обеспечить такое совмещение.

За примерами производственных возможностей далеко ходить не надо. И мы, и противник на этой войне уже испытывали снарядный голод. Наши производственные мощности никак не отвечают требованиям обеспечения традиционной плотности артиллерийского огня. Не говорю сейчас о тактической невозможности и нецелесообразности обеспечения таких плотностей в текущих условиях. Просто когда нам на будущее задвигают традиционные принципы прошлого, в первую очередь необходимо учитывать вопрос реальных производственных мощностей.

При этом производственные возможности оппонентов тоже не фонтанируют многомиллионными выпусками артиллерийских боеприпасов. То же самое относится и к возможностям массового производства артиллерийских средств и боевой бронированной техники. Причём мы в этом отношении очень сильно проседаем, тогда как совокупные возможности оппонентов теоретически могут обеспечить им общее количественное превосходство.

Что же касается человеческих ресурсов на случай некой серьёзной войны, то здесь для нас тоже нет ничего утешительного. Наоборот, всё очень сложно.

Даже одномоментный призыв 300 тысяч человек осенью 2022 года неслабо тряхнул и экономику, и социум. Именно ввиду этой встряски, несмотря на, казалось бы, немалый мобилизационный потенциал, мы продолжаем воевать достаточно ограниченным контингентом, с фактически закрепощённым личным составом, без плановых ротаций, не говоря уже про замены.

А есть ещё и проблемы вооружения, оснащения и обучения личного состава. Напоминаю про железные каски, мосинки, пулемёты Дегтярёва и т.д. Пусть это и наиболее одиозные примеры, но сам факт. Напоминаю также про безобразно куцые сроки обучения, подвижек по которым нет до сих пор.

Особо отмечу, что сложившаяся с нашим ограниченным контингентом ситуация прямо препятствует формированию мобилизационного резерва из людей, получивших боевой опыт современной войны, из числа которых при этом можно было бы отобрать ещё и грамотный состав для инструкторского корпуса. Этот потенциальный резерв продолжает сжирать война.

И если мы имеем такие проблемы сейчас, с ограниченным контингентом, то в какую бездну мы рухнем в случае более масштабной мобилизации?

По совокупному человеческому потенциалу, равно как и по возможностям вооружения, оснащения и обучения этого потенциала наши оппоненты нас превосходят. Причём сейчас они воюют с нами украинским человеческим ресурсом, не растрачивая свой собственный.

Мы же не только растрачиваем свой ресурс, но и закладываем неслабую мину демотивации под гипотетическую более массовую мобилизацию избыточностью и бездарностью этой текущей растраты. На этом фоне записывание оппонентам в потенциальный минус политической непопулярности потерь отдаёт пренебрежением к жизни русского солдата и в целом изрядной близорукостью.

Не говоря уже о том, что воевать людским числом в 21-м веке - это в принципе стыд и позор, так мы банально физически, по совокупности целого комплекса факторов, не вывезем никакую серьёзную войну этим самым людским числом. Мы текущую региональную войну вывозим с немалым трудом. Мы и боевую технику с артиллерией на этой несерьёзной войне уже настолько поистратили, что не в состоянии обеспечить наполнение штатной структуры традиционной армии.

По факту это мы сейчас должны максимально быстро и масштабно переносить акценты на современные массовые и недорогие военные технологии и оптимизировать армейские структуры под использование этих технологий с целью обеспечить максимально эффективное выполнение боевых задач с максимально возможным сбережением наших людских и материальных ресурсов.

Но пока в направлении анализа текущего боевого опыта и его интеграции в свои армейские структуры несоизмеримо активнее работают оппоненты.

Нескромно предполагаю, что выложенный выше протяжный вой на серию аж из девяти многобуквенных постов начинает играть дополнительными красками на фоне публикации доклада RAND Corporation о следствиях текущей войны на территории бывшей УССР ⬇️

В связи с официальным антикризом от генерального директора госкорпорации "Ростех" Сергея Чемезова в части сопоставления отечественных БМП с американскими "Брэдли" хочу напомнить материал журналиста "Царьграда" Влада Шлепченко от января 2023 года ⬇️

Средство против западного оружия: Русская БМП против американского "Брэдли"

Источник: Царьград
Дата публикации: 22.01.2023
Автор: Влад Шлепченко

В нашем обществе сложилось и культивируется крайне ошибочное отношение к западной бронетехнике и её возможностям. Американская БМП – возможно, самая недооцениваемая машина производства США из всех, что поставляются нашим врагам на Украину.

Запад готовится перевернуть очередную страницу в противостоянии с Россией и вывести прокси-войну на Украине на принципиально новый уровень. В начале января Штаты анонсировали поставку украинскому режиму огромной партии бронетехники. Чуть позже Великобритания заявила о намерении передать Киеву 14 танков Challenger-2, а Польша и Финляндия кинулись уламывать Германию на разрешение передать украинцам танки Leopard-2.

Особое место в перечисленных поставках занимают 50 боевых машин пехоты Bradley, каковая наряду с танком Abrams является основной рабочей лошадкой американской армии.

Русские СМИ и блогосфера встретили новость весёлыми шутками и искромётными комментариями. Эксперты, многие из которых ещё пару лет назад утверждали, что квадрокоптеры в армии не нужны, а беспилотники как класс являются несерьёзным оружием, – начали объяснять, что у американской БМП алюминиевая броня, высокий корпус и большая масса, она неспособна активно маневрировать и вооружена уж очень малокалиберной пушкой.

Даже самые спокойные специалисты имеют очень невысокое мнение об этой машине.

"Нормальная, посредственная боевая машина пехоты. Ничего особенного из себя не представляет, за счёт навесной динамической брони у неё усилена защита", – отметил в разговоре с Царьградом военный эксперт Константин Сивков.

Раз так – стало быть, пришло время погрузиться в скучные технические подробности и выяснить, действительно ли "Брэдли" является столь убогой консервной банкой, каковой выставляют его многие наши ура-патриоты. Есть ли в реальности основания для весёлого смеха над детищем американской оборонки, или же ситуация не столь смешна, как представляется некоторым стратегам с высоты их диванов.

Чтобы понять, насколько хороша (или же плоха) американская БМП, проще всего сравнить её с нашими аналогами. Прежде всего, по таким параметрам, как защищённость и огневая мощь.

Иными словами, рассуждая о возможностях или проблемах "Брэдли", следует постоянно держать в уме аналогичные способности наших БМП-1, БМП-2 и БМП-3, а также БМД, на которых воюют наши десантники.

Продолжение ниже ⬇️

⬆️ Рисунок: Схема бронирования "Брэдли" ранних модификаций: основа – алюминиевый сплав, поверх него закреплены стальные экраны.

Первое, что ставят в вину "Брэдли", – "алюминиевая броня". Она, мол, не так прочна, да и горит страшно. Примечательно, что "алюминиевую броню" БМП-3 или БМД всех поколений в однозначный недостаток отечественных машин почему-то не записывают. Хотя при поражениях кумулятивными боеприпасами горят они ничуть не хуже американских и выгорают примерно до такого же состояния.

При этом есть несколько нюансов, которые наши критики, что называется, в упор не хотят замечать. Например, то, что "Брэдли", как и БМП-3, имеет разнесённую комбинированную броню, в которой алюминий – только один из слоёв.

Как видно на схеме, основа защиты "Брэдли" – броневой сплав на основе алюминия, поверх него два стальных экрана в четверть дюйма (6,4 мм) толщиной каждый. При этом сталь имеет разную твёрдость, что позволяет сначала максимально разрушить пробивающий её сердечник пули или снаряда, а затем замедлить его до встречи с основной бронёй БМП.

Стоит отметить, что стальные экраны не являются кустарщиной. Эта конструкция была разработана и запатентована Лабораторией баллистики США как раз в ходе работ над прототипом "Брэдли".

Согласитесь, не очень похоже на алюминиевую банку, о которой нам любят рассказывать презирающие всё американское эксперты?

Вышеописанная конфигурация "Брэдли" обеспечивала защиту от 14,5 мм бронебойных пуль КПВТ (крупнокалиберного танкового пулемета Владимирова); американская машина весила чуть больше 21 тонны и была способна плавать.

С тех пор прошло много времени, и после серии модернизаций "Брэдли" потяжелел до 34 тонн.

За счёт чего это произошло?

Разумеется, за счёт дополнительной брони. В Ираке было множество случаев, когда комбинированная броня пробивалась и КПВТ, и автоматическими пушками советского производства.

Американцы, как люди практичные, выводы из этого сделали и приняли соответствующие меры.

Современная структура брони "Брэдли" в модификации M2A2 по-прежнему остаётся секретной, точных данных по ней в открытом доступе нет. Однако логично предположить, что 13 тонн дополнительного веса взялись не из воздуха и пошли не только на систему разогрева пищи.

Скорее всего, американские инженеры заполнили воздушные зазоры между бронеплитами композитным материалом, нарастили толщину стальных экранов, а возможно – и увеличили толщину алюминиевой основы. Часть добавочной массы "съела" усиленная противоминная защита, но, разумеется, не всю.

Специалисты отмечали, что ещё в 90-е годы БМП стран НАТО, вышедшие в весовую категорию 26–30 тонн, имели защиту лобовой проекции, эквивалентную 100 мм стали от кинетических боеприпасов (защита от бронебойных и кумулятивных снарядов считается по-разному и обеспечивается разными конструктивными решениями). С тех пор прошло более 20 лет, материаловедение шагнуло далеко вперёд, а "Брэдли" на четыре тонны вышел за верхнюю границу этой оценки.

Продолжение ниже ⬇️

⬆️ Фото: БМП-2 – самая массовая боевая машина пехоты в войсках в настоящее время.

Теперь давайте посмотрим, что есть у нас. Основная рабочая лошадка русских мотострелков – это БМП-2, в меньших количествах имеются БМП-3 и БМП-1.

"Двойка" лучше всего защищена во фронтальной проекции: нижний лобовой лист выполнен из 15-мм листа стали высокой твёрдости, верхняя лобовая деталь складывается из 12-мм алюминиевой крышки моторного отсека, прикрытой 5-мм волноотражательным щитком. Их приведённая стойкость составляет примерно 34 и 48 мм стали соответственно.

Борт бронирован намного хуже: за узкой полоской бортового экрана стойкость составляет около 24 мм, а выше и ниже – существенно меньше. Нижняя броневая деталь – 15-мм стальная пластина без наклона. Башня обеспечивает стойкость в диапазоне от 31 до 36 мм стали, и только благодаря углам наклона брони. Так и хочется спросить: и где тут уважаемые критики видят качественное превосходство наших БМП над "Брэдли"? В реальности ситуация прямо противоположна.

Защищённость принесена в жертву амфибийным свойствам. Корпус сварен из тонких листов стали, устойчивость которых к пулям обеспечивается только благодаря углам наклона.

БМД-4 имеет более современное бронирование: алюминиевая основа в лобовой проекции прикрыта модулями композитной брони, борта – стальными экранами. Иными словами, в новейшей машине для наших десантников ("четвёрка" принята на вооружение в 2016 году) конструкторская мысль идёт ровно тем же путём, что и у американских специалистов 40 лет назад.

Нетрудно заметить, что даже в лучшем для нас варианте – никакого превосходства по защите по сравнению с американской машиной нет. А с учётом того, что БМД-4 весит всего 14 тонн, несёт тяжеленный боевой модуль с двумя пушками, одна из которых – 100-миллиметровая 2A70, и способна перевозить пятерых десантников – можно считать за счастье, если машина имеет паритет с американцем хотя бы в лобовой проекции.

Наиболее близка к "Брэдли" по защищённости наша БМП-3. Она изначально должна была держать 30-мм в лоб и 23-мм в борт, во фронтальной проекции защищена разнесённой бронёй из чередующихся стальных и алюминиевых листов. Местами снаряду нужно преодолеть более 60 мм броневого сплава, чтобы попасть во внутренний объём. Но это БМП-3 – лучшая и далеко не самая многочисленная из наших БМП.

Всех остальных рабочих лошадок нашей пехоты, что крылатой, что обычной – просто невозможно сравнивать с американским изделием.

Продолжение ниже ⬇️

Что ж, выяснив примерные параметры брони, время посмотреть на средства её преодоления.

Основной инструмент ломания брони у наших БМП – 30-мм автоматическая пушка 2А42. Старым бронебойным снарядом 3УБР6 она способна пробить 20 мм стали на угле в 60° с дистанции 700 метров. Более новые 3УБР8 позволяют дырявить 27 мм гомогенной стали на угле 60° с дистанции в километр.

Иными словами, ни тот ни другой не обеспечивают поражения "Брэдли" в лоб. Поражение в борт возможно, но не гарантировано.

Посмотрим на ситуацию с обратной стороны. "Брэдли" вооружён 25-мм автоматической пушкой M242 "Бушмастер", бронебойный подкалиберный снаряд которой M791 пробивает 25 мм катаной гомогенной стали на угле 60 градусов с дистанции 1300 метров. То есть американская система – пушка плюс боеприпас – более чем вдвое превосходит нашу 2А42 при использовании снарядов 3УБР6 и в полтора раза – при использовании 3УБР8.

А теперь нужно вспомнить разницу в бронировании, и мы получим следующую раскладку вариантов. В ситуации боя от полутора километров и больше – и наши БМП, и "Брэдли", скорее всего, благополучно переживут последствия автопушечного огня друг друга.

На дистанции чуть более километра "Брэдли" будет иметь шансы поразить практически любую нашу БМП, кроме "тройки", тогда как наши снаряды по-прежнему ничего не смогут сделать многослойной "консервной банке".

Вплоть до дистанции в 700 метров преимущество американца будет нарастать, и только с расстояния в полкилометра и менее – считай, пистолетного выстрела в реалиях современного боя – отечественные 30-мм снаряды станут опасными для врага (да и то не во всех проекциях).

Помножьте эту разницу в огневых возможностях на превосходство американской машины в средствах наблюдения и управления огнём (а они у "Брэдли" на уровне наших танков последних модификаций), и получите совсем нерадостную картину. Именно она и отражает реальное соотношение возможностей на поле боя.

Продолжение ниже ⬇️

Давайте теперь и про ракеты.

Для любой бронетехники кумулятивные боеприпасы представляют смертельную опасность.

Разница между нашими БМП и "Брэдли" – в том, что для американской машины разработаны и десятилетиями применяются штатные комплекты динамической защиты.

У наших же БМП ситуация намного печальнее. Ещё в 1999 году "НИИ Стали" создало комплект динамической защиты для БМП-3 на основе элементов "Контакт-1". В середине нулевых это же НИИ усовершенствовало защиту, снизив массу взрывчатки в контейнерах и, возможно, заменив само взрывчатое вещество. Однако на всех фото- и видеоматериалах, поступающих из зоны СВО, БМП-3 бегают "голыми". То есть наша лучшая и довольно дорогая БМП не имеет защиты даже от древних моноблочных кумулятивных боеприпасов.

Что касается БМП-2, то с ней ситуация ещё хуже. Обвесить её динамической защитой мешают два фактора: тонкая броня и ограниченный запас прочности ходовой части. Тонкие бронелисты просто не выдержат срабатывания на них контейнеров со взрывчаткой: поток осколков от разбитой брони убьёт экипаж и десант не хуже прорвавшейся внутрь кумулятивной струи. Навесить же дополнительную броню и уже поверх неё поставить динамическую защиту, как это сделали американцы на "Брэдли", не позволяет ходовая часть, создававшаяся под лёгкую плавающую машину. Для понимания того, насколько придётся потяжелеть БМП, отметим, что комплект динамической защиты для БМП-3 весит 4,2 тонны.

В некоторой степени ситуацию исправляет комплект навесной брони 675-сб3КДЗ, состоящий из композитных панелей и противокумулятивных решёток. Панели защищают борт машины от огня крупнокалиберных пулемётов и, возможно, от кумулятивных выстрелов РПГ. Решётки также повышают шанс выжить после прилёта гранатомётного выстрела.

То есть по защищённости от кумулятивных боеприпасов стандартный "Брэдли" защищён намного лучше, чем все наши БМП, за исключением "тройки" с комплектом динамической защиты, свидетельств применения которых в СВО в открытых источниках нет.

Что касается противоракетных ракетных комплексов, то тут имеется паритет. БМП-2 может нести ПТРК 9К111 "Фагот", 9К113 "Конкурс" или даже 9К135 "Корнет". В последнем случае "Брэдли" обречён, так как ракета 9М123 с тандемной боеголовкой, пробивающая до 1100 мм стали за динамической защитой, не оставляет шансов на выживание даже основным боевым танкам.

Также американская БМП практически гарантированно будет уничтожаться попаданиями любых других ракет с тандемными боеголовками: 9М113М, 9М131.

Но в других случаях, при использовании против них старых ракет с моноблочными боевыми частями, динамическая защита американца, скорее всего, позволит им выжить.

Насколько опасен "Брэдли" для наших танков? На самом деле это будет зависеть от того, какие ракеты будут поставлены для их ПТРК ТOW.

Ракеты BGM-71В и BGM-71С при дальности в 3,7 км имеют бронепробитие в пределах от 430 до 640 мм. Этого совершенно точно не хватит для поражения наших основных танков в лоб башни, так как у Т-72Б башня без динамической защиты в скуловой области имеет стойкость к кумулятивным боеприпасам в 850 мм, а у Т-80У аналогичный параметр и вовсе составляет 950 мм. Впрочем, у ТOW есть и более мощный боеприпас: ракета BGM-71E, имеющая тандемную боевую часть и бронепробитие порядка 900 мм за блоками динамической защиты. С этими ракетами "Брэдли" будут опасны для наших танков даже в полном обвесе и при любом ракурсе.

Разумеется, и сам "Брэдли" не способен пережить попадание из танкового орудия, то есть в дуэли "наш танк против американской БМП" шансы уничтожить противника есть и у той, и у другой машины.

Окончание ниже ⬇️

10-го июня в медиаполе вышло большое интервью Сергея Чемезова журналу "Разведчик".

В части изумительных историй о преимуществах российского вооружения над зарубежными аналогами данное интервью отдаёт медийным антикризом на фоне волны критических замечаний в адрес Ростеха вслед за официальным сообщением корпорации о выводе на государственные испытания бронетранспортёра БТ-3Ф, который по факту представляет собой морально устаревшую, самоубийственную для экипажа и губительную для десанта амфибию (в частности, смотрите обстоятельный материал на Царьграде с подборкой соответствующих комментариев).

Было бы небезынтересно послушать ещё и волшебные сказки о преимуществах отечественных ракетно-артиллерийских систем над западными, но в фокусе внимания оказалась бронетехника.

По поводу того, что нам нечего взять у "Леопарда" и "Абрамса", тонкий намёк пробросил даже осторожный товарищ Исаев.

В целом же судить о степени адекватности официальной военно-технологической экспертизы по танкам противника можно, например, по мартовскому обзору от Ростислава Мокренко (раз, два, три). Причём, что характерно, даже в цитируемом отчёте указывается: "По результатам исследований трофейных образцов выявлены технические решения, которые составляют определённый интерес для отечественных разработчиков и производителей БТВТ".

Особый интерес в интервью представляет тема боевых машин пехоты. Поскольку вопрос сравнения боевых характеристик отечественных БМП и американских "Брэдли" в принципе обсуждается достаточно регулярно, плюс в критических замечаниях относительно БТ-3Ф эта тема также вполне закономерно поднималась, Сергей Викторович сделал на ней акцентированный упор (цитирую):

"Некоторые эксперты, в том числе у нас, восхваляют «Брэдли». На мой взгляд — неоправданный восторг. Мы смотрели её с разных сторон: там есть плюсы в части защиты и удобства десантного отделения. Однако это не мешает нашим средствам поражения уничтожать американскую БМП вместе с экипажем и десантом.

У «Брэдли» есть серьёзное слабое место: проблемы с проходимостью, из‑за чего они не могут нормально идти по бездорожью, через поля. Вязнут в чернозёме и за счёт огромных габаритов становятся лёгкой мишенью. Ну и какой толк в улучшенной защищённости, если результат один? Практически все «Брэдли», поставленные на Украину, сегодня уничтожены. Всё‑таки надо помнить, что БМП — не танк. Эта машина должна быть быстрой, мобильной, проходимой, уметь преодолевать реки вплавь, без мостов и дорог. Наши БМП это умеют, американские — нет."

Что показательно, в отчёте об исследованиях трофейных "Брэдли", как отмечает Ростислав Мокренко, наличествует "слегка завуалированное признание, что Bradley серьёзно превосходит по боевым и эксплуатационным характеристикам отечественные БМП". При этом (что полагаю крайне важным) "очень сильно бросается в глаза фактор серьёзного превосходства американской военной и военно-конструкторской школ в умении выстраивать эффективно работающие системы приоритетов. Bradley создана не для превосходства в табличных характеристиках, а для доминирования в бою".

При том, что даже в табличных характеристиках всё на самом деле не настолько однозначно (в частности, можно сравнить показатели по удельному давлению на грунт различных модификаций "Брэдли" и отечественных БМП), сама практика боевого применения подчёркивает, что именно боевая устойчивость "Брэдли" - это (цитирую Ростислава Мокренко) "ключевой фактор успеха боевого применения БМП, в то время как упор на плавучесть боевых машин есть неспособность в отделении главных факторов от второстепенных".

Наглядные примеры тому: рекомендации непосредственно в отчёте об исследовательских испытаниях "Брэдли" в части защищённости, которые ограничились защитными экранами и кабиной командира с бронированными стёклами, и официальная позиция, акцентированно озвученная самим Сергеем Викторовичем в указанном интервью.

Категорически непраздным полагаю вопрос: навязана ли эта позиция Ростеху армейскими традиционалами, или Ростех упоролся и живёт в своём мире, или же это консолидированный запор мысли армейских и ВПКшных динозавров?