С вами вечерняя рубрика "Пруфка культурная".

19 января 1900 года родился поэт Михаил Исаковский.

http://ok.ru/video/9668057631280

#Пруфка_культурная

Недавно мы разбирали одну якобы душеспасительную байку от псевдоправославного канала, занимающегося непримиримой боротьбой за чистоту русского языка. Канальчик репостят Сорок Сороков, позиционирующие себя самыми правильными православными из всех православных. Давайте присмотримся к этому "православию" ещё раз и рассмотрим повнимательнее другую байку якобы истинно верующих радетелей за русский язык.

От истории за версту несёт брехнёй, однако для чистоты эксперимента предположим, что автор говорит правду. Итак. Рассказчица работает на каком-то производстве без трудовой книжки и, судя по её опасениям остаться без зарплаты, без договора ГПХ. Иными словами, нелегально. Судя по тому, что даже такую работу она нашла с большим трудом, перед нами, скорее всего, маргинальная личность, которую на легальную работу почему-то не берут даже уборщицей. В общем, отличный пример для подражания. Но это так, штрихи к портрету. Речь о другом.

Если верить рассказу, дама никак не могла переносить мат от других сотрудников, аж работоспособность падала. И надоумил её кто-то подавать записочки на литургию за всех коллег. И каков же результат?
А вот каков: "производство продано вместе с оборудованием. Начальник ушëл со своей должности. У одного из дробильщиков тяжëлая производственная травма (матерился по телефону во всю в момент пуска машины, рука попала под режущие лопасти, еë туда затянуло), пьяные технологи вовремя не заметили дефект произведëнной плëнки. Намотали еë на бабину, продали заказчику.
Заказчик разорвал с ними договор". А сама дама "тихо и молча ушла". Судя по всему, довольная результатом.

Правильно ли мы понимаем, что с точки зрения таких вот "православных" нужно молиться за неугодного вам человека, чтобы Господь его покарал? Вы молитву с чёрной магией не путаете? Ведь получается, что результат ваших "молитв" и записочек аналогичен результату ритуала по наведению порчи: травмы, потеря работы и прочие бедствия. А вы точно к Богу обращаетесь, неуважаемые?

Заметьте: ни единого слова сочувствия пострадавшему коллеге. Ни тени сомнения в том, что отрезанная рука - справедливое наказание для человека, в общем-то не причинившего ей никакого зла. Зато себя ей явно очень жалко. Она, бедная, так настрадалась. Аж по полтора часа добиралась до работы и потом ещё терпела там этих ужасных людей. А ведь она такая хорошая, правильная, матом не ругается, живёт богоугодной жизнью.

Какое отношение всё это имеет к православию? Абсолютно никакого. Перед нами дикая мешанина ханжества, суеверий, жалости к себе, злобы на окружающих и примитивного магического мышления. И этот адский коктейль подаётся пастве под видом православия и разносится по Телеграму "православными" каналами.

Неуважаемые, прочтите внимательно Библию. «Два человека вошли в храм помолиться: один фарисей, а другой мытарь. Фарисей, став, молился сам в себе так: Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как сей мытарь: пощусь два раза в неделю, даю десятую часть от всего, что приобретаю. Мытарь же, стоя вдали, не смел даже поднять глаз на небо; но, ударяя себя в грудь, говорил: Боже! будь милостив ко мне, грешнику! Сказываю вам, что сей пошёл оправданным в дом свой более, нежели тот» (Лк. 18: 9–14).

А теперь простым языком, понятным даже самым альтернативно одарённым. Здесь написано, что не надо гордиться своей праведностью (точнее, тем, что вы таковой считаете) и возносить себя над окружающими. "Я такая хорошая, чистая и безгрешная, а вот они все - отвратительные грязноротые твари, пусть их Бог накажет, а мне поможет", - это не праведность, это грех гордыни. А гордыня куда страшнее сквернословия. Любимый грех сатаны. Тот, который труднее всего в себе заметить и в котором труднее всего раскаяться. Так точно ли к Богу ведут свою паству расплодившиеся в последнее время в интернете "проповедники"? Не в другую ли сторону? Действительно ли подобные пошлые, примитивные байки могут привести кого-либо в церковь? Или наоборот, способны только отвратить от веры любого, кому подобная "мораль" отвратительна? Думаю, ответ очевиден.

Цок-цок-цок. Наманикюренные женские пальчики отбивают дробь по клавиатуре смартфона. На экране рождается новый пост, новый манифест людям и миру: «Я в Донецкой опере! Тут яблоку негде упасть!». Пауза. Нужно обязательно сделать фото, тем более что в этом новеньком телефоне прекрасная камера. Щелк-щелк-щелк. Остается только выбрать нужные. Вот тут не видно платье, а на этом колье не играет. Цок-цок-цок – пальчики бегут по инструментам редактора, ведь фото должно быть идеальны, а, значит, придется поработать.

Стук-стук-стук. Звучат каблучки и в воздухе повисает запах тонких духов. «Дорогая! Ты тоже тут? И как тебе сегодняшнее представление? Видела кто пришел?». Ах, это же верная подруга. Она тоже пришли, да и как можно не прийти, если тут собрался весь цвет и вся аристократия. «Милая! Как я рада тебя видеть! Все прекрасно! Я в восхищении!». Запах духов становится гуще. Еще немного и можно будет пощупать руками этот будоражащий аромат. Шух-шух-шух. Веера взбивают воздух, кокетливые взгляды на кружащихся рядом мужчин способны растопить самое ледяное сердце. Это опера. Это место чудес.

«Дорогая, а давай совместное фото». Щелк-щелк-щелк. Опять приходится работать – выбирать лучшее и самое неотразимое. И пост все так же не дописан. Цок-цок-цок. Щелк-щелк-щелк. Работа кипит. «Милая, а не пойти ли нам ф буфет?». Стук-стук-стук. И в буфете, под чашечку кофе с капелькой коньяку, течет неспешная беседа двух подруг. «Ой, я так взволнована», «Я тоже вся трепещу. Вокруг война, а мы с тобой в опере!», «Да. Как это будоражит кровь. Есть в этом что-то героическое», «Да, дорогая. Словно попали в блокадный Ленинград», «Да, милая. Я словно Таня Савичева. Мы с тобой герои.»

Шух-шух-шух, взмахивают веера. Еще чашечка кофе с капелькой коньяку. Еще один круассан с шоколадом и пара канапе. Аромат духов окутывает столик. Цок-цок-цок, бегут пальчики по экрану смартфона. Манифест готов и улетает в сеть: «Люди, как в блокадном Ленинграде, приходят сюда как ко временному порталу в иную жизнь». У входа в оперу терпеливо дожидается личный водитель. Ждать ему еще долго, ведь опера не любит спешки. В зале потихоньку замирает движение, раздаются последние смешки, складываются веера. Начинается действие.