Forwarded from Метажурнал
Лолита Агамалова
КРАСНЫЙ КАВКАЗСКИЙ РЭП
Они заставляют меня писать реферат, Мао, прикинь, какие уебки
Я хочу новых солдат
Я даже могу произвести их сама
Мне не нужен ваш добровольческий корпус
Никакой блядской безответственной речи, где бы та ни была:
из бывшей партийной школы ли, инвертировавшейся завет,
из Берлина ли, где бывшие наши мальчики
ведут абсолютно тупые блоги,
поглаживая друг другу яйца и ища друг-в-друге опоры,
из Парижа ли, с биофака ли, может быть, МГУ, моей кафедры ли,
из Тель-Авива — под ракет ослепительный блеск, тысячу созвездий
невозможной грядущей смерти, по крайней мере
Вы не умеете ебаться. Ваша мысль куцая, будто обрубленный хвост
Вам есть что терять кроме собственных снов
Вы заражаете даже не пессимизмом, а упадком мысли
слабостью воли и фланерствующим эскапизмом
Когда мне было 16, я влюбилась в одну буржуазную дамочку
Та мне говорила: вот будет вам что терять, и вы растеряете все,
что вас держит сегодня: гнев и структуру решения детского
подросткового. Сейчас я думаю: как я могла ее желать?
Мне 27. Меня не ебут государственные ничтожества
и «их нравы», я заглядываю в кабинеты
о эти растерянные глаза
о пустые руки
Никакие теории изменений уже не справятся
Они разрывают меня на части, а я хочу новых солдат
Политика требует редукции, а я требую отмены закона противоречия
Ведь похуй, живем один раз? И больше не можем? Соску
грантов оставь, о боец психотропного фронта:
кроме любви и мысли по-прежнему
ничего не бывает
(Нихуя не бывает, я даже сказала бы так)
О любовные неудачники, ищущие оправданий!
Вам виноваты все: ФСИН-письмо, капитализм, само
желание, РФ и США, Европа и Африка, книги, родители,
необходимость «осечек», — как говорят те, кто ни единожды не
смотрел в глаза одичалые возлюбившей возлюбленной
О тоска без оков. Нейросети-поэты. (Вы были бы хороши,
если не были бы одинаковы; пока ты несешь свою заученную хуйню
зет-поэт хотя бы чувствует.) О диссертации, которые превращают
машинку мышления в профанацию. Меня тошнит одинаково
от делезианцев и антиделезианцев;
от тупой эмиграции белой (и розоватой) и гордецов,
которые «остаются».
От всех, кто боится. Всех, кто всего боится. Кто боится
чего-нибудь недо-взять, опрокинув ненужное слово.
Грантик ебаный и местечко. Кто уезжает,
чтобы быть, как и дома, на четырех
ногах. И кто остается
молчать. Их исправит могила.
А я — свободная лесбиянка. Я станцую лезгинку в Мире Идей
под дискошаром Блага
из подборки "Выйду на станции б-га"
#выбор_константина_шавловского
КРАСНЫЙ КАВКАЗСКИЙ РЭП
Они заставляют меня писать реферат, Мао, прикинь, какие уебки
Я хочу новых солдат
Я даже могу произвести их сама
Мне не нужен ваш добровольческий корпус
Никакой блядской безответственной речи, где бы та ни была:
из бывшей партийной школы ли, инвертировавшейся завет,
из Берлина ли, где бывшие наши мальчики
ведут абсолютно тупые блоги,
поглаживая друг другу яйца и ища друг-в-друге опоры,
из Парижа ли, с биофака ли, может быть, МГУ, моей кафедры ли,
из Тель-Авива — под ракет ослепительный блеск, тысячу созвездий
невозможной грядущей смерти, по крайней мере
Вы не умеете ебаться. Ваша мысль куцая, будто обрубленный хвост
Вам есть что терять кроме собственных снов
Вы заражаете даже не пессимизмом, а упадком мысли
слабостью воли и фланерствующим эскапизмом
Когда мне было 16, я влюбилась в одну буржуазную дамочку
Та мне говорила: вот будет вам что терять, и вы растеряете все,
что вас держит сегодня: гнев и структуру решения детского
подросткового. Сейчас я думаю: как я могла ее желать?
Мне 27. Меня не ебут государственные ничтожества
и «их нравы», я заглядываю в кабинеты
о эти растерянные глаза
о пустые руки
Никакие теории изменений уже не справятся
Они разрывают меня на части, а я хочу новых солдат
Политика требует редукции, а я требую отмены закона противоречия
Ведь похуй, живем один раз? И больше не можем? Соску
грантов оставь, о боец психотропного фронта:
кроме любви и мысли по-прежнему
ничего не бывает
(Нихуя не бывает, я даже сказала бы так)
О любовные неудачники, ищущие оправданий!
Вам виноваты все: ФСИН-письмо, капитализм, само
желание, РФ и США, Европа и Африка, книги, родители,
необходимость «осечек», — как говорят те, кто ни единожды не
смотрел в глаза одичалые возлюбившей возлюбленной
О тоска без оков. Нейросети-поэты. (Вы были бы хороши,
если не были бы одинаковы; пока ты несешь свою заученную хуйню
зет-поэт хотя бы чувствует.) О диссертации, которые превращают
машинку мышления в профанацию. Меня тошнит одинаково
от делезианцев и антиделезианцев;
от тупой эмиграции белой (и розоватой) и гордецов,
которые «остаются».
От всех, кто боится. Всех, кто всего боится. Кто боится
чего-нибудь недо-взять, опрокинув ненужное слово.
Грантик ебаный и местечко. Кто уезжает,
чтобы быть, как и дома, на четырех
ногах. И кто остается
молчать. Их исправит могила.
А я — свободная лесбиянка. Я станцую лезгинку в Мире Идей
под дискошаром Блага
из подборки "Выйду на станции б-га"
#выбор_константина_шавловского
Forwarded from Метажурнал
Программный, яростный текст Лолиты Агамаловой из подборки “Выйду на станции б-га”, направленный против ложных консенсусных оппозиций, сложившихся в русофонном гуманитарном пространстве (прежде всего в медиа и академии) за последние три года. По силе и смелости его можно, наверное, сравнивать со стихами Пазолини, обрушившегося в свое время с критикой на 1968-й. Здесь достается всем, кто самодовольно считает, что находится на “правильной” стороне истории, а на деле - бесславно выживает, находясь в постоянном страхе за личное будущее (и предавая тем самым декларируемые в своих же диссертациях идеи о будущем коллективном). Стихотворение направлено также против “скорбного бесчувствия” этих стратегий выживания современных российских гуманитариев, которые, прикрываясь фиговыми листками политических теорий, разбежались по углам академий (“соску грантов оставь, о боец психотропного фронта”). Люди, убежавшие от войны на PhD; поэт:ки, вяло наследующие языковой школе (“нейросети-поэты”, которые провокативно сравниваются с “зет-поэтами”, которые хотя бы чувствуют); все, кто боится, - главный их (наш) грех заключается в том, что они (мы) по крайней мере не умеем ебаться. Кажется, Агамалова говорит об аварийном отключении либидо, которое произошло в российской гуманитарной жизни, письме и мысли после 24 февраля.
“Красный кавказский рэп” - точный и безжалостный диагноз деградации тех, кто на словах противостоят политической энтропии, а на деле являются проактивной частью этого процесса (“государственные ничтожества” и “фланерствующие эскаписты”, конечно же, пауки из одной банки). Агамалова проговаривает то, что думают очень многие, но не решаются произнести вслух (потому что консенсус против шерсти чесать никто не готов): «меня тошнит одинаково (...) от тупой эмиграции белой (и розоватой) и гордецов, которые “остаются”».
Но в этой филиппике, направленной против бедности политического воображения, парадоксальном образом нет нигилизма и упадничества. Авторку невозможно упрекнуть в том, что критикуя, она ничего не предлагает (см. финал), и ее национальная, гендерная и политическая идентичности сплетаются в тугую нить, врезающуюся в дряблое тело академической и поэтической мысли. И пройти его насквозь - все равно что солдату, рожденному в любви и мысли, станцевать лезгинку на руинах крепости Мира Идей.
#комментарий_константина_шавловского
“Красный кавказский рэп” - точный и безжалостный диагноз деградации тех, кто на словах противостоят политической энтропии, а на деле являются проактивной частью этого процесса (“государственные ничтожества” и “фланерствующие эскаписты”, конечно же, пауки из одной банки). Агамалова проговаривает то, что думают очень многие, но не решаются произнести вслух (потому что консенсус против шерсти чесать никто не готов): «меня тошнит одинаково (...) от тупой эмиграции белой (и розоватой) и гордецов, которые “остаются”».
Но в этой филиппике, направленной против бедности политического воображения, парадоксальном образом нет нигилизма и упадничества. Авторку невозможно упрекнуть в том, что критикуя, она ничего не предлагает (см. финал), и ее национальная, гендерная и политическая идентичности сплетаются в тугую нить, врезающуюся в дряблое тело академической и поэтической мысли. И пройти его насквозь - все равно что солдату, рожденному в любви и мысли, станцевать лезгинку на руинах крепости Мира Идей.
#комментарий_константина_шавловского
Еще вышла небольшая подборка в НЛО, за что огромное спасибо Саше Скидану. Обещают скоро выложить на сайте. Первая бумажная публикация после 24 февраля.
Поговорили для Republic-Weekly* с Дмитрием Волчеком о ненависти к России, Павле Кушнире, эмигрантских издательствах и юбилее "Митиного журнала":
— Можно ли ждать нового выпуска к 40-летию «Митиного журнала»?
— Да, именно этим я сейчас и увлеченно занимаюсь — только это будет не новый номер, а сборник лучших текстов из машинописных номеров 1985–1990 годов. С исследовательскими материалами и иллюстрациями. В «Митином журнале» в ту пору печатались замечательные авторы: Пригов, Сорокин, Рубинштейн, Парщиков, Эрль, Кривулин, Драгомощенко, Щербина и многие другие. Даже поэма Бродского была впервые напечатана — с его ведома, разумеется.
А особый интерес представляет хроника литературной жизни перестроечных времен: дискуссии, рецензии, полемика. Точно так же будет бесплатный электронный вариант. Это огромный том — сотни страниц. Предисловие написал литературовед Дмитрий Бреслер, исследующий историю «Митиного журнала». Будет текст исследовательницы Энн Комароми из Университета Торонто и мой собственный мемуарный очерк.
И еще одна книга выйдет к юбилею — переиздание сборника стихов Ярослава Могутина «Декларация независимости». Могутин, как и Ильянен, ключевой автор «Митиного журнала» 1990-х. Все мы изменились, только Могутин остался прежним, тем же тинейджером-хулиганом. «Декларация независимости» вот-вот отправится в печать с новым оформлением и моей вступительной заметкой, и в среде фанатов Могутина уже возник ажиотаж, ведь это будет первое переиздание его текстов за два десятилетия, а старые сборники не сыскать даже на черном рынке.
Но на этом я поставлю точку — продолжения не будет, журнал не воскрес. Я прекрасно понимаю, что он принадлежит другой эпохе, читатели первых номеров давно уже на пенсии, а то и в могиле, и эту эпоху невозможно вернуть. Но приятно напоминать самому себе время от времени, что ты еще жив.
*Минюст РФ считает иноагентом
— Можно ли ждать нового выпуска к 40-летию «Митиного журнала»?
— Да, именно этим я сейчас и увлеченно занимаюсь — только это будет не новый номер, а сборник лучших текстов из машинописных номеров 1985–1990 годов. С исследовательскими материалами и иллюстрациями. В «Митином журнале» в ту пору печатались замечательные авторы: Пригов, Сорокин, Рубинштейн, Парщиков, Эрль, Кривулин, Драгомощенко, Щербина и многие другие. Даже поэма Бродского была впервые напечатана — с его ведома, разумеется.
А особый интерес представляет хроника литературной жизни перестроечных времен: дискуссии, рецензии, полемика. Точно так же будет бесплатный электронный вариант. Это огромный том — сотни страниц. Предисловие написал литературовед Дмитрий Бреслер, исследующий историю «Митиного журнала». Будет текст исследовательницы Энн Комароми из Университета Торонто и мой собственный мемуарный очерк.
И еще одна книга выйдет к юбилею — переиздание сборника стихов Ярослава Могутина «Декларация независимости». Могутин, как и Ильянен, ключевой автор «Митиного журнала» 1990-х. Все мы изменились, только Могутин остался прежним, тем же тинейджером-хулиганом. «Декларация независимости» вот-вот отправится в печать с новым оформлением и моей вступительной заметкой, и в среде фанатов Могутина уже возник ажиотаж, ведь это будет первое переиздание его текстов за два десятилетия, а старые сборники не сыскать даже на черном рынке.
Но на этом я поставлю точку — продолжения не будет, журнал не воскрес. Я прекрасно понимаю, что он принадлежит другой эпохе, читатели первых номеров давно уже на пенсии, а то и в могиле, и эту эпоху невозможно вернуть. Но приятно напоминать самому себе время от времени, что ты еще жив.
*Минюст РФ считает иноагентом
совершенно прекрасное стихотворение Маши Земляновой, я даже не знаю, как можно достигать в слове такой точности и прозрачности
Forwarded from die Falafel ohne Zwiebel
зима пришла, запечатала сад
я видела это в сторис, из
простудной постели
жалко ли, что не удалось проститься?
или стоит благодарности то,
что мы увиделись там
во время прощального нойза,
когда ещё на своих местах
почти все элементы — чтобы запомнить
несколько мгновений до возвращения
к изначальному запустению
незавершённость не замыкает исход
поэтому так хороши
последний пуэр на Блохина
в прежней конфигурации,
оставленная на середине глава
об отречении Петра,
непрочитанные ещё сообщения
одинокая молодая женщина в городе
делает покупки в несовпадающих
беларуских магазах
после работы, на исходе болезни
пустующее место рядом со мной
истаивает, как необязательный южный снег
теперь я могу говорить с тобой
лицом к лицу, не замутняя глаз
грёзой о твоём месте рядом со мной
блёстки давно все вышли,
истаяли окситоциновые облака
но различимы сложные запахи
необязательной южной зимы, что её
отличает от предписанной северной
— запахи
я, пожалуй, пойду на ту гору одна
не думая, что это соло-свидание,
потому что свидание необязательно,
тают способы наслаждения
но основательна дружба
и встреча возможна, как потепление
мы (не) знаем друг друга
по крайней мере в той форме любви
что пока недоведома, невидима, непостижима
и это такой прикол, милый, такой прикол
я видела это в сторис, из
простудной постели
жалко ли, что не удалось проститься?
или стоит благодарности то,
что мы увиделись там
во время прощального нойза,
когда ещё на своих местах
почти все элементы — чтобы запомнить
несколько мгновений до возвращения
к изначальному запустению
незавершённость не замыкает исход
поэтому так хороши
последний пуэр на Блохина
в прежней конфигурации,
оставленная на середине глава
об отречении Петра,
непрочитанные ещё сообщения
одинокая молодая женщина в городе
делает покупки в несовпадающих
беларуских магазах
после работы, на исходе болезни
пустующее место рядом со мной
истаивает, как необязательный южный снег
теперь я могу говорить с тобой
лицом к лицу, не замутняя глаз
грёзой о твоём месте рядом со мной
блёстки давно все вышли,
истаяли окситоциновые облака
но различимы сложные запахи
необязательной южной зимы, что её
отличает от предписанной северной
— запахи
я, пожалуй, пойду на ту гору одна
не думая, что это соло-свидание,
потому что свидание необязательно,
тают способы наслаждения
но основательна дружба
и встреча возможна, как потепление
мы (не) знаем друг друга
по крайней мере в той форме любви
что пока недоведома, невидима, непостижима
и это такой прикол, милый, такой прикол
Записал прекрасную беседу Полины Барсковой и Ани Наринской* для Republic-Weekly*, и вот самый по-моему фантастический момент, о котором рассказывает Полина:
Б.: Но то, что происходит вне России, — это тоже очень интересно и тоже, между прочим, двойственно. Например, в последнее время мы наблюдаем в эмиграции бум независимых издательств и литературных неподцензурных медиа. Может быть, это не бум, а бумчик, но все-таки. И когда ты смотришь на опыт прошлых волн эмиграции, то некоторые вещи меня, например, совершенно завораживают. Например, бум издательской деятельности в лагерях для перемещенных лиц. В 1945 году эти бегущие невозвращенцы, наши соотечественники, оказываются в Германии, которую бомбят. И я хочу сказать, что то, о чем писал Зебальд (имеется в виду книга «Естественная история разрушений» В. Г. Зебальда о бомбардировках немецких городов союзниками. — Прим. ред.), было написано по-русски, просто все это не прочитано, не случайно вторую волну называют «немой волной».
Вообще, можно себе представить пикантность этого положения: Зебальд хотя бы описывает опыт немцев, а тут речь об опыте русских, которые в Германии оказались по совсем уже интересной причине: они ушли туда за немцами с оккупированных территорий. И вот те из них, кто пережил бомбежки, оказываются в учрежденных американцами и англичанами лагерях, и что же они начинают делать? Они начинают неистово производить прямо в лагерях печатную литературу! И что меня особенно тронуло — это стало возможным в том числе потому, что в Берлине сохранились типографские буквицы 1920-х годов. Те самые, которыми печаталась «Машенька» Набокова и вся эмигрантская литература первой волны. Вот такие пересечения и связи и исторические рифмы завораживают меня.
Н.: А что, это были такие человеколюбивые лагеря?
Б.: По сравнению с советскими лагерями, нам известными, да. Но в эти английские и американские лагеря периодически заходили Советы, выгребая оттуда людей и эшелонами возвращая в ГУЛАГ. И это стало ужасом и проклятием этого поколения. Но меня поразили эти пригодившиеся буквицы, которыми в 1945-м они набирали стихи Ивана Елагина или любимейшего поэта «немой волны» Николая Гумилева. Такая вот удивительная, символическая связь между этими волнами.
Минюст РФ считает иноагентами
Б.: Но то, что происходит вне России, — это тоже очень интересно и тоже, между прочим, двойственно. Например, в последнее время мы наблюдаем в эмиграции бум независимых издательств и литературных неподцензурных медиа. Может быть, это не бум, а бумчик, но все-таки. И когда ты смотришь на опыт прошлых волн эмиграции, то некоторые вещи меня, например, совершенно завораживают. Например, бум издательской деятельности в лагерях для перемещенных лиц. В 1945 году эти бегущие невозвращенцы, наши соотечественники, оказываются в Германии, которую бомбят. И я хочу сказать, что то, о чем писал Зебальд (имеется в виду книга «Естественная история разрушений» В. Г. Зебальда о бомбардировках немецких городов союзниками. — Прим. ред.), было написано по-русски, просто все это не прочитано, не случайно вторую волну называют «немой волной».
Вообще, можно себе представить пикантность этого положения: Зебальд хотя бы описывает опыт немцев, а тут речь об опыте русских, которые в Германии оказались по совсем уже интересной причине: они ушли туда за немцами с оккупированных территорий. И вот те из них, кто пережил бомбежки, оказываются в учрежденных американцами и англичанами лагерях, и что же они начинают делать? Они начинают неистово производить прямо в лагерях печатную литературу! И что меня особенно тронуло — это стало возможным в том числе потому, что в Берлине сохранились типографские буквицы 1920-х годов. Те самые, которыми печаталась «Машенька» Набокова и вся эмигрантская литература первой волны. Вот такие пересечения и связи и исторические рифмы завораживают меня.
Н.: А что, это были такие человеколюбивые лагеря?
Б.: По сравнению с советскими лагерями, нам известными, да. Но в эти английские и американские лагеря периодически заходили Советы, выгребая оттуда людей и эшелонами возвращая в ГУЛАГ. И это стало ужасом и проклятием этого поколения. Но меня поразили эти пригодившиеся буквицы, которыми в 1945-м они набирали стихи Ивана Елагина или любимейшего поэта «немой волны» Николая Гумилева. Такая вот удивительная, символическая связь между этими волнами.
Минюст РФ считает иноагентами
В сеть выложили 190 номер "Нового литературного обозрения" с моей небольшой подборкой "Сердце над горизонтом" (в замечательном соседстве со стихами Карины Лукьяновой).
НЛО
190 НЛО (6/2024)
Очень важная и, сказать по правде, душераздирающая беседа Линор Горалик* и Анны Старобинец о том, что происходит с нашими детьми в России и в эмиграции. Мне вообще нравится, как получается этот цикл бесед, и мы будем продолжать, так что подписывайтесь на наш Republic-Weekly*.
А. С.: Вот страх выпасть из стаи мне очень, конечно, интересен. И в этой связи мне интересно, формируется ли так называемое патриотическое большинство семейными взглядами — или это все-таки так работает пропаганда, все эти «Движения первых» или «Разговоры о важном»? Потому что мне отсюда кажется, что это все ну настолько нелепо, тупо и примитивно, что это работать не может. Что вы об этом думаете? Есть ли у вас обратная связь от российских подростков на этот счет?
Л. Г.: Я по-настоящему не знаю. И я думаю, что никто этого не знает. Дело в том, что тотальная пропаганда устроена так, что ты не можешь полностью, целиком отделить ее от реальности, мне кажется. Я бы сформулировала это так: хуйня хуйней, а пионеры-герои — пионерами-героями. Можно сколько угодно говорить о том, что это было нелепо и дико и все эти истории про пионеров-героев были совершенно очевидно выкрученными и абсолютно нереалистичными, а ужас перед ними у нас сохранялся. И чувство, что есть пионеры-герои, а есть ты, у нас сохранилось.
Вот это и есть тотальная пропаганда. Никто не знает, как она действует на тебя и окружающих. Ты живешь в этом как в воде: ты мокрый.
И насколько ты мокрый — ты не очень понимаешь, и как глубоко вода просачивается в тебя — тоже. Поэтому я думаю, что о том, как действует эта пропаганда, мы начнем узнавать лет через пять-десять.
*Минюст РФ считает иноагентами
А. С.: Вот страх выпасть из стаи мне очень, конечно, интересен. И в этой связи мне интересно, формируется ли так называемое патриотическое большинство семейными взглядами — или это все-таки так работает пропаганда, все эти «Движения первых» или «Разговоры о важном»? Потому что мне отсюда кажется, что это все ну настолько нелепо, тупо и примитивно, что это работать не может. Что вы об этом думаете? Есть ли у вас обратная связь от российских подростков на этот счет?
Л. Г.: Я по-настоящему не знаю. И я думаю, что никто этого не знает. Дело в том, что тотальная пропаганда устроена так, что ты не можешь полностью, целиком отделить ее от реальности, мне кажется. Я бы сформулировала это так: хуйня хуйней, а пионеры-герои — пионерами-героями. Можно сколько угодно говорить о том, что это было нелепо и дико и все эти истории про пионеров-героев были совершенно очевидно выкрученными и абсолютно нереалистичными, а ужас перед ними у нас сохранялся. И чувство, что есть пионеры-герои, а есть ты, у нас сохранилось.
Вот это и есть тотальная пропаганда. Никто не знает, как она действует на тебя и окружающих. Ты живешь в этом как в воде: ты мокрый.
И насколько ты мокрый — ты не очень понимаешь, и как глубоко вода просачивается в тебя — тоже. Поэтому я думаю, что о том, как действует эта пропаганда, мы начнем узнавать лет через пять-десять.
*Минюст РФ считает иноагентами
Я почти никогда не делился в этом канале новостями, не касающимися литературы - все-таки далеко не всем, кто читает меня здесь, интересны мои беседы с российскими кинематографистами или колонки про цензуру в российском кино. Но я не могу не поделиться ссылкой на последний номер Weekend, который делала - без оговорок и преувеличений - выдающаяся редакция, к которой целых восемь лет имел честь принадлежать и я. Очень много слов хочется написать и сказать, но я ограничусь словами благодарности Лене Нусиновой, Даше Смоляниновой, Тане Шишковой и Оле Федяниной, а также моим постоянным авторам Ване Давыдову, Зине Пронченко, Ксюше Рождественской и Васе Степанову (и конечно же всем тем, кто писал для раздела кино время от времени).
Ну и последний номер тоже без скидок выдающийся по составу авторов, и в нем мой разговор с Любовью Аркус о том, что делает финалы великими.
С января 2025 года Weekend перезапускается с другой командой, но это, как говорится, совсем другая история.
Ну и последний номер тоже без скидок выдающийся по составу авторов, и в нем мой разговор с Любовью Аркус о том, что делает финалы великими.
С января 2025 года Weekend перезапускается с другой командой, но это, как говорится, совсем другая история.
Коммерсантъ
«В русской литературе финалом по большей части является тоска»
Любовь Аркус о том, что делает финалы великими
Forwarded from weekend
Новый — печатный — номер
про правильный финал:
Максим Семеляк
Мария Степанова
Павел Пугачев
Ксения Рождественская
Игорь Гулин
Григорий Ревзин
Вячеслав Курицын и Юрий Сапрыкин
Зинаида Пронченко
Любовь Аркус и Константин Шавловский
Ольга Федянина
Анна Толстова
Иван Давыдов
Сергей Ходнев
Василий Степанов
Татьяна Алешичева
Сегодня с газетой «Коммерсантъ» и на сайте.
про правильный финал:
Максим Семеляк
Мария Степанова
Павел Пугачев
Ксения Рождественская
Игорь Гулин
Григорий Ревзин
Вячеслав Курицын и Юрий Сапрыкин
Зинаида Пронченко
Любовь Аркус и Константин Шавловский
Ольга Федянина
Анна Толстова
Иван Давыдов
Сергей Ходнев
Василий Степанов
Татьяна Алешичева
Сегодня с газетой «Коммерсантъ» и на сайте.
Всем новым подписчицам и подписчикам: я очень рад, что вы все подписались, но немного боюсь вас разочаровать - этот канал посвящен в основном современной поэзии, я здесь публикую свои и иногда чужие тексты, и не пишу о кино. Новость про Weekend - исключение.
Forwarded from Порядок слов
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Между зимой и солнцем
когда шапочки эльфов только покажутся в лагодехских лесах под крупицами снега, и пока еще спят принцессы на жемчужинах с ныряльщицами в обнимку, так что полдень елозит в извилинах рождества, ельником в животе распускается самолюбие: позови и меня в маленький хайк с половинкой спелого мандарина, зажатого в теплой руке. кое-где по дороге лужи лежат с надкушенными боками, подмерзшие еще в прошлом году, это шалости детских богов, это пустая игра великанов, ледяное перемирие между зимой и солнцем. но слова не размешаны в термосе, и на последний глоток губы кривятся красными уголками, как за причастием после рождественской мессы.
сосны стоят, но не знают покоя.
обгоревший по пояс лес, заблудиться в котором - все равно что по волосам любимой бежать, до пробуждения, средним и указательным делая человечка, спешащего в кинозал, застревая на всех светофорах, оставаясь на камерах распознавания лиц навсегда, навсегда. поэты уходят на фронт. это невыразимо. анархисты превращаются в ястребов. что ж. обрезки мрамора на обочине - за поворотом, видимо, кладбище. так и есть. красноречивей надписей на камнях собачьи следы на невысоких могилах.
самая печальная музыка на свете звучит как раненое стекло
когда шапочки эльфов только покажутся в лагодехских лесах под крупицами снега, и пока еще спят принцессы на жемчужинах с ныряльщицами в обнимку, так что полдень елозит в извилинах рождества, ельником в животе распускается самолюбие: позови и меня в маленький хайк с половинкой спелого мандарина, зажатого в теплой руке. кое-где по дороге лужи лежат с надкушенными боками, подмерзшие еще в прошлом году, это шалости детских богов, это пустая игра великанов, ледяное перемирие между зимой и солнцем. но слова не размешаны в термосе, и на последний глоток губы кривятся красными уголками, как за причастием после рождественской мессы.
сосны стоят, но не знают покоя.
обгоревший по пояс лес, заблудиться в котором - все равно что по волосам любимой бежать, до пробуждения, средним и указательным делая человечка, спешащего в кинозал, застревая на всех светофорах, оставаясь на камерах распознавания лиц навсегда, навсегда. поэты уходят на фронт. это невыразимо. анархисты превращаются в ястребов. что ж. обрезки мрамора на обочине - за поворотом, видимо, кладбище. так и есть. красноречивей надписей на камнях собачьи следы на невысоких могилах.
самая печальная музыка на свете звучит как раненое стекло
Forwarded from пиздатые пророчества
последнее стихотворение года
действует как
миф о сотворении мира
или транквилизаторы
некоторые слова начинают светиться
от голоса авторки,
но некоторые краски ушли с продажи
вышла тонкая книжка
на нее ещё что-то осталось,
интересно, а есть ли ещё на Авито
хоть какой-нибудь мерч макдональдса?
по правде, неинтересно
просто мы продолжали верить,
что от шутки Оно ослабнет
последнее стихотворение года
действует как
сорванный заусенец,
вот теперь хорошо,
хотя кровь и струится
поэт Константин Шавловский
хочет спрятать от смерти
магазины «Порядок слов»,
или может всех нас —
купивших по стопке книг в путешествие
на край самой последней ночи
не мои друзья погибли вчера в сизо,
не мои разбились в авиакатастрофе,
но мы выходили на улицу
и видели новые звезды
новолуние, белые литеры,
«По ту сторону надежды»
Аки Каурисмяки
клянусь, любовь не быстрый дофамин,
а свет, который правил тьму
на текст и тишину на ноту,
паломничество в центр L
нам часто снились сны о смерти,
мы просыпались и смотрели фото