Я и деньги: война Ч.1
Большая война стала для многих сценариев моей жизни большим интегралом: в её адском огне как будто расплавилось и интегрировалось все во мне в какой-то новый сплав. То же случилось и с темой денег.
Я встретила полномасштабное вторжение в тревожном состоянии переработок с целью накопить на «черный день» материнства. Моя подушка, рассчитанная на все случаи жизни — от утраты возможности работать до оплаты нянь или каких-то послеродовых операций — уже сложилась. Я планировала увольнение с постоянной работы, построение частной практики и зачатие на весну 2022 года. Ха! Ха-ха… За неделю до весны эти планы рухнули, я потеряла весомую часть денег, все свои работы и много чего еще.
Честно сказать, я подумала, что я была дурная — так переживать насчет опасностей деторождения (эти все тревоги под бомбами как-то быстро растворяются); но в то же время тайно была собой довольна. Поведение, которое казалось иррациональным — поспешное накопительство, брать как можно больше работ, как будто их скоро отнимут — вполне оправдалось. Оказалось, что к черному дню я готовилась не зря, потому что именно он и настал — и пока я была полностью дезориентирована в развалившемся агрессивном мире, сохранившаяся часть моей подушки купила мне очень много времени.
Первым делом во время вторжения я начала реализовывать семейные военные стратегии, передаваемые от поколения к поколению: сильно экономить, меньше есть, штопать вещи. Когда Киев был в полуокружении, в голове всплыли все истории о блокаде Ленинграда, которые в нашей семье были будто частью священного писания (хотя у меня из Петербурга никого нет, у меня Сибирь, Воронеж, Украина, Беларусь…). «Скоро мы будем готовить картофельные очистки и вываривать кожаную обувь, чтобы не умереть с голоду», — думала я. Пока магазины и аптеки не работали, это казалось реальностью.
Но когда через несколько месяцев я вылезла в город — у меня был культурный шок, потому что по улицам ходили хорошо одетые, причем одетые в новое и модное в этом сезоне ухоженные люди. Это был мой культурный шок полномасштабной войны в глобальном капиталистическом мире, где обстрелы, смерти и окопы сосуществуют с торговыми центрами, рекламой нижнего белья на билбордах и ногтевым сервисом.
Мне было морально тяжело покупать новые кроссовки взамен порвавшихся: люди гибнут — а ты, блять, дырку в ботинке не потерпишь! У меня ушел примерно год, чтобы заменить почти не работающий холодильник. Тут трансгенерационная травма Второй мировой войны слилась в экстазе с детским опытом 90-х.
Я не преувеличу, что мне пришлось что-то с силой отодвинуть внутри себя, чтобы перестать заниматься моральным мазохизмом с экономией. Да, с одной стороны, вместо ненужной покупки лучше отправить деньги на что-то, где они могут изменить что-то принципиальное — но иногда это принципиальное касается тебя и твоей жизни. Чрезмерная жертва собой в этом смысле похожа для меня на детскую демонстрацию праведности в ожидании вознаграждения от некоего взрослого или, может быть, Бога. Но по сути это перекладывание ответственности решения своих проблем на кого-то другого, потому что твои проблемы за тебя никто не решит — особенно созданные в процессе решения проблем чужих. Только мое мнение, разумеется.
С холодильником была другая история: как можно потратить целых 500$, если обстрелы? А вдруг прилетит в дом? А вдруг придется бежать и все оставить и как непотраченные деньги спасут? Вот и сейчас уже год не могу купить себе кровать: я сплю на диване 25-летней давности, ортопедического матраса там даже рядом не валялось. Кровать, какая мне нужна, стоит не дорого, но по тяжести решения у меня ощущение, что я покупаю недвижимость. Кроме того, в мире утрат трудно расстаться с этим диваном: я буквально на нем взрослела, он был свидетелем нашей зарождающейся любви, я помню его тут всю свою взрослую жизнь — как я могу с ним расстаться? У меня сердце кровью обливается, хотя никогда раньше я не была таким человеком и легко выбрасывала вещи. ⬇️
Большая война стала для многих сценариев моей жизни большим интегралом: в её адском огне как будто расплавилось и интегрировалось все во мне в какой-то новый сплав. То же случилось и с темой денег.
Я встретила полномасштабное вторжение в тревожном состоянии переработок с целью накопить на «черный день» материнства. Моя подушка, рассчитанная на все случаи жизни — от утраты возможности работать до оплаты нянь или каких-то послеродовых операций — уже сложилась. Я планировала увольнение с постоянной работы, построение частной практики и зачатие на весну 2022 года. Ха! Ха-ха… За неделю до весны эти планы рухнули, я потеряла весомую часть денег, все свои работы и много чего еще.
Честно сказать, я подумала, что я была дурная — так переживать насчет опасностей деторождения (эти все тревоги под бомбами как-то быстро растворяются); но в то же время тайно была собой довольна. Поведение, которое казалось иррациональным — поспешное накопительство, брать как можно больше работ, как будто их скоро отнимут — вполне оправдалось. Оказалось, что к черному дню я готовилась не зря, потому что именно он и настал — и пока я была полностью дезориентирована в развалившемся агрессивном мире, сохранившаяся часть моей подушки купила мне очень много времени.
Первым делом во время вторжения я начала реализовывать семейные военные стратегии, передаваемые от поколения к поколению: сильно экономить, меньше есть, штопать вещи. Когда Киев был в полуокружении, в голове всплыли все истории о блокаде Ленинграда, которые в нашей семье были будто частью священного писания (хотя у меня из Петербурга никого нет, у меня Сибирь, Воронеж, Украина, Беларусь…). «Скоро мы будем готовить картофельные очистки и вываривать кожаную обувь, чтобы не умереть с голоду», — думала я. Пока магазины и аптеки не работали, это казалось реальностью.
Но когда через несколько месяцев я вылезла в город — у меня был культурный шок, потому что по улицам ходили хорошо одетые, причем одетые в новое и модное в этом сезоне ухоженные люди. Это был мой культурный шок полномасштабной войны в глобальном капиталистическом мире, где обстрелы, смерти и окопы сосуществуют с торговыми центрами, рекламой нижнего белья на билбордах и ногтевым сервисом.
Мне было морально тяжело покупать новые кроссовки взамен порвавшихся: люди гибнут — а ты, блять, дырку в ботинке не потерпишь! У меня ушел примерно год, чтобы заменить почти не работающий холодильник. Тут трансгенерационная травма Второй мировой войны слилась в экстазе с детским опытом 90-х.
Я не преувеличу, что мне пришлось что-то с силой отодвинуть внутри себя, чтобы перестать заниматься моральным мазохизмом с экономией. Да, с одной стороны, вместо ненужной покупки лучше отправить деньги на что-то, где они могут изменить что-то принципиальное — но иногда это принципиальное касается тебя и твоей жизни. Чрезмерная жертва собой в этом смысле похожа для меня на детскую демонстрацию праведности в ожидании вознаграждения от некоего взрослого или, может быть, Бога. Но по сути это перекладывание ответственности решения своих проблем на кого-то другого, потому что твои проблемы за тебя никто не решит — особенно созданные в процессе решения проблем чужих. Только мое мнение, разумеется.
С холодильником была другая история: как можно потратить целых 500$, если обстрелы? А вдруг прилетит в дом? А вдруг придется бежать и все оставить и как непотраченные деньги спасут? Вот и сейчас уже год не могу купить себе кровать: я сплю на диване 25-летней давности, ортопедического матраса там даже рядом не валялось. Кровать, какая мне нужна, стоит не дорого, но по тяжести решения у меня ощущение, что я покупаю недвижимость. Кроме того, в мире утрат трудно расстаться с этим диваном: я буквально на нем взрослела, он был свидетелем нашей зарождающейся любви, я помню его тут всю свою взрослую жизнь — как я могу с ним расстаться? У меня сердце кровью обливается, хотя никогда раньше я не была таким человеком и легко выбрасывала вещи. ⬇️
Я и деньги: война Ч.2
Деньги на войне как бы это сказать — обесценились, что ли. Конечно, они очень важны, чтобы есть, поддерживать здоровье, создавать комфорт. Но только как база. Они не могут закончить войну, не могут спасти жизни людей, не защитят тебя и твоих близких — по крайней мере, не те деньги, что доступны сейчас мне.
Когда я начала собирать деньги на благотворительность, столкнулась с вообще крышесносным эффектом: ты собираешь суммы, которых никогда раньше не видела в жизни — тысячи, иногда десятки тысяч долларов. Тебя трясутся руки, ты боишься, что нажмешь кнопку – и они пропадут, исчезнут. Но спустя время экстаз проходит: война — это миллионы и миллиарды долларов, в контексте которых твои сборы — копеечные. 10 000$! До войны я бы умерла, управляя такой суммой. Сегодня я с грустной благодарность думаю, что это только треть стоимости одной машины скорой помощи. А одна скорая помощь нас всех от этого кошмара не спасет.
Есть неожиданный плюс: на этом фоне все остальные проблемы и задачи, на которые нужны деньги, больше не кажутся страшными или сложными. Когда ты уже держала в руках десятки тысяч долларов — такие суммы уже не кажутся чем-то потусторонним. Когда видела, как люди собирают такие суммы взносами по 10-100$, понимаешь, что главный источник денег — это люди, которые увидели важную для себя цель. Вот тебе и вся магия больших заработков: люди принесут тебе деньги, если это позволит им получить что-то важное. В случае с благотворительностью — это альтруистический смысл жизни, возможность менять мир, чувство принадлежности к чему-то большему, ощущение себя хорошими, чувство контроля в хаосе. Для меня больше нет и не будет вопроса о том, как я заработаю: для меня теперь это просто задача — местами техническая, местами творческая.
Мой опыт как будто замкнулся в шар. Я не боюсь бедности, потому что я там была, выжила и победила. Я умею сохранять деньги — и это помогло мне пережить очень тяжелое время. Но я и не боюсь отдавать и даже терять и даже выделяю бюджет, который я готова потерять на рисковых вложениях или отдать другим. Когда теряю — не чувствую ничего, кроме желания проанализировать и учесть. Деньги — это такой free spirit.
Богатство меня тоже не пугает: есть сотни способов сколотить состояние, сделать это подходящим тебе путем — снова таки просто задачка. Я сумела немного снизить уровень своей неприхотливости согласно своим взрослым возможностям: я не экономлю на еде, медицине и возможности сэкономить время, а также стараюсь выразить свое зрелое мироощущение в приятном мне внешнем виде. Я все еще считаю прекрасным лайфхаком не переходить без нужды в более дорогие потребительские сегменты, потому что шапка — это просто шапка, сколько бы нулей у неё не было; а вот в 10 раз более дорогую зубную пасту по настоянию стоматолога покупаю без сомнений. Мне нравится идея инвестиций во всякие предприятия — и я хотела бы воспользоваться опытом краудсорсинга в далекий мирный час на что-то более оптимистичное, чем противостояние войне. Я вижу деньги как возможность строить, создавать, получать и дарить новый опыт, менять жизни и всякое такое.
Не знаю, может быть, спустя время я найду каких-то незамеченных притаившихся за обоями сознания тараканов. Но, кажется, ту тему я прополоскала в своей голове сполна. Дальше — только жить и делать.
Ну и конечно, теперь время писать серию теоретических текстов о психологии денег, раз уж я взялась читать об этом книги. Так что если у вас есть какие-то вопросы про психологию денег и безденежья — пишите, я с удовольствием поищу на них ответы.
Деньги на войне как бы это сказать — обесценились, что ли. Конечно, они очень важны, чтобы есть, поддерживать здоровье, создавать комфорт. Но только как база. Они не могут закончить войну, не могут спасти жизни людей, не защитят тебя и твоих близких — по крайней мере, не те деньги, что доступны сейчас мне.
Когда я начала собирать деньги на благотворительность, столкнулась с вообще крышесносным эффектом: ты собираешь суммы, которых никогда раньше не видела в жизни — тысячи, иногда десятки тысяч долларов. Тебя трясутся руки, ты боишься, что нажмешь кнопку – и они пропадут, исчезнут. Но спустя время экстаз проходит: война — это миллионы и миллиарды долларов, в контексте которых твои сборы — копеечные. 10 000$! До войны я бы умерла, управляя такой суммой. Сегодня я с грустной благодарность думаю, что это только треть стоимости одной машины скорой помощи. А одна скорая помощь нас всех от этого кошмара не спасет.
Есть неожиданный плюс: на этом фоне все остальные проблемы и задачи, на которые нужны деньги, больше не кажутся страшными или сложными. Когда ты уже держала в руках десятки тысяч долларов — такие суммы уже не кажутся чем-то потусторонним. Когда видела, как люди собирают такие суммы взносами по 10-100$, понимаешь, что главный источник денег — это люди, которые увидели важную для себя цель. Вот тебе и вся магия больших заработков: люди принесут тебе деньги, если это позволит им получить что-то важное. В случае с благотворительностью — это альтруистический смысл жизни, возможность менять мир, чувство принадлежности к чему-то большему, ощущение себя хорошими, чувство контроля в хаосе. Для меня больше нет и не будет вопроса о том, как я заработаю: для меня теперь это просто задача — местами техническая, местами творческая.
Мой опыт как будто замкнулся в шар. Я не боюсь бедности, потому что я там была, выжила и победила. Я умею сохранять деньги — и это помогло мне пережить очень тяжелое время. Но я и не боюсь отдавать и даже терять и даже выделяю бюджет, который я готова потерять на рисковых вложениях или отдать другим. Когда теряю — не чувствую ничего, кроме желания проанализировать и учесть. Деньги — это такой free spirit.
Богатство меня тоже не пугает: есть сотни способов сколотить состояние, сделать это подходящим тебе путем — снова таки просто задачка. Я сумела немного снизить уровень своей неприхотливости согласно своим взрослым возможностям: я не экономлю на еде, медицине и возможности сэкономить время, а также стараюсь выразить свое зрелое мироощущение в приятном мне внешнем виде. Я все еще считаю прекрасным лайфхаком не переходить без нужды в более дорогие потребительские сегменты, потому что шапка — это просто шапка, сколько бы нулей у неё не было; а вот в 10 раз более дорогую зубную пасту по настоянию стоматолога покупаю без сомнений. Мне нравится идея инвестиций во всякие предприятия — и я хотела бы воспользоваться опытом краудсорсинга в далекий мирный час на что-то более оптимистичное, чем противостояние войне. Я вижу деньги как возможность строить, создавать, получать и дарить новый опыт, менять жизни и всякое такое.
Не знаю, может быть, спустя время я найду каких-то незамеченных притаившихся за обоями сознания тараканов. Но, кажется, ту тему я прополоскала в своей голове сполна. Дальше — только жить и делать.
Ну и конечно, теперь время писать серию теоретических текстов о психологии денег, раз уж я взялась читать об этом книги. Так что если у вас есть какие-то вопросы про психологию денег и безденежья — пишите, я с удовольствием поищу на них ответы.
Проблемы с деньгами из детства Ч.1
Как детство определяет наше взрослые проблемы с деньгами? В поисках ответов на вопросы о том, как взросление в разваливающемся СССР и в бывших республиках сразу после его распада повлияло на финансовые стратегии моих ровесников, я нашла несколько довольно типичных сценариев. Они не исчерпывают полной картины, но судя по реакциям читателей, очень распространены.
Ландшафт такой: смена экономических систем, люди или уже некоторое время живут в бедности или имеют сбережения, которые теряют. Законы жизни кругом меняются, не всегда понятно, как под них адаптироваться, не для всех это возможно в силу ситуации в регионе, профессии, опыта итд. Семья переживает не только финансовый кризис, но и экзистенциальный: непонятно, как жить в новом мире, как выжить, к чему готовить детей.
Сценарий 1, в котором взрослые сильно не зрелые психологически. В этой ситуации возможен так называемый «финансовый инцест» — частный случай психологического инцеста, когда взрослый относится к ребенку как полноправному взрослому партнеру, на которого можно выгрузить эмоции, разделить беды, посоветоваться, разделить или даже переложить ответственность за какие-то решения.
В такой ситуации ребенку часто приходится быстро взрослеть и становиться «разумным не по годам», хотя он просто не имеет мозга, понимания, внутреннего ресурса и опыта, чтобы справляться с эмоциями взрослого или решать взрослые проблемы. На тему денег он приобретает тревогу за будущее и благосостояние семьи. С этой тревогой ребенок просто не может справиться так рационально, как взрослый, который умеет рассуждать, планировать, диверсифицировать, рассчитывать риски и тд. Ребенок взваливает на себя ответственность за финансы взрослых, может старательно экономить, рано пытаться работать, пропустить стадию ощущения бесконечного потенциала и смелых мечтаний.
Такой человек, став взрослым, может быть действительно сильным и самостоятельным. Но мне кажется, что без проработки это сила и самостоятельность маленького испуганного ребенка без поддержки — напряженная, тревожная, дающаяся сильным напряжением и без ощущения, что можно опираться на внешние ресурсы.
В предельном варианте такого психологического инцеста взрослые не просто вовлекают детей в свои тревоги, а используют ребенка в финансовых (и не только) отношениях с другими взрослыми. Просят что-то передать, попросить, надавить, упросить, призвать ответственности другого взрослого. Часто такое случается после ugly развода. «Видишь, папа нам не хочет помогать», или «Спроси у мамы, ведь на поездку в Х у нее деньги есть». Детей могут даже специально одевать в драную одежду, которая мала, или лишать чего-то, чтобы устыдить бывшего партнера.
В таком случае развивается тревожное и депрессивное расстройства, тема денег может быть связана со стыдом и виной, а бедность и нехватка — связаться с идентичностью. «Я бедная» неприятным образом связывается с «меня не любят, от меня ушли, я ничего не стою» итд.
Сценарий 2, в котором взрослые справляются, как могут. Можно не вовлекать детей в свои проблемы, но довольно сложно скрыть тревогу и экономию. Если принцип экономии абсолютизируется (такая стратегия нужна всегда и везде, это не временная мера, а универсальный принцип жизни) и становится частью воспитания детей, то затем, когда мы живем уже в другой экономической ситуации, она превращается в ограничивающее убеждение.
[продолжение ⬇️]
Как детство определяет наше взрослые проблемы с деньгами? В поисках ответов на вопросы о том, как взросление в разваливающемся СССР и в бывших республиках сразу после его распада повлияло на финансовые стратегии моих ровесников, я нашла несколько довольно типичных сценариев. Они не исчерпывают полной картины, но судя по реакциям читателей, очень распространены.
Ландшафт такой: смена экономических систем, люди или уже некоторое время живут в бедности или имеют сбережения, которые теряют. Законы жизни кругом меняются, не всегда понятно, как под них адаптироваться, не для всех это возможно в силу ситуации в регионе, профессии, опыта итд. Семья переживает не только финансовый кризис, но и экзистенциальный: непонятно, как жить в новом мире, как выжить, к чему готовить детей.
Сценарий 1, в котором взрослые сильно не зрелые психологически. В этой ситуации возможен так называемый «финансовый инцест» — частный случай психологического инцеста, когда взрослый относится к ребенку как полноправному взрослому партнеру, на которого можно выгрузить эмоции, разделить беды, посоветоваться, разделить или даже переложить ответственность за какие-то решения.
В такой ситуации ребенку часто приходится быстро взрослеть и становиться «разумным не по годам», хотя он просто не имеет мозга, понимания, внутреннего ресурса и опыта, чтобы справляться с эмоциями взрослого или решать взрослые проблемы. На тему денег он приобретает тревогу за будущее и благосостояние семьи. С этой тревогой ребенок просто не может справиться так рационально, как взрослый, который умеет рассуждать, планировать, диверсифицировать, рассчитывать риски и тд. Ребенок взваливает на себя ответственность за финансы взрослых, может старательно экономить, рано пытаться работать, пропустить стадию ощущения бесконечного потенциала и смелых мечтаний.
Такой человек, став взрослым, может быть действительно сильным и самостоятельным. Но мне кажется, что без проработки это сила и самостоятельность маленького испуганного ребенка без поддержки — напряженная, тревожная, дающаяся сильным напряжением и без ощущения, что можно опираться на внешние ресурсы.
В предельном варианте такого психологического инцеста взрослые не просто вовлекают детей в свои тревоги, а используют ребенка в финансовых (и не только) отношениях с другими взрослыми. Просят что-то передать, попросить, надавить, упросить, призвать ответственности другого взрослого. Часто такое случается после ugly развода. «Видишь, папа нам не хочет помогать», или «Спроси у мамы, ведь на поездку в Х у нее деньги есть». Детей могут даже специально одевать в драную одежду, которая мала, или лишать чего-то, чтобы устыдить бывшего партнера.
В таком случае развивается тревожное и депрессивное расстройства, тема денег может быть связана со стыдом и виной, а бедность и нехватка — связаться с идентичностью. «Я бедная» неприятным образом связывается с «меня не любят, от меня ушли, я ничего не стою» итд.
Сценарий 2, в котором взрослые справляются, как могут. Можно не вовлекать детей в свои проблемы, но довольно сложно скрыть тревогу и экономию. Если принцип экономии абсолютизируется (такая стратегия нужна всегда и везде, это не временная мера, а универсальный принцип жизни) и становится частью воспитания детей, то затем, когда мы живем уже в другой экономической ситуации, она превращается в ограничивающее убеждение.
[продолжение ⬇️]
Проблемы с деньгами из детства Ч.2
Тогда мы мыслим дефицитом: всего мало, его очень трудно добыть, а чтобы получить что-то в одном месте — надо ужаться в другом. Новые возможности – это не способ получить больше, а еще больше напряжения и ответственности, ну спасибо, нет. Патологическая экономия парадоксальным образом может приводить к растратам (провоцируя закупать ненужные товары на скидках в промышленных масштабах) и упущенной выгоде: слепоте к возможностям легко повысить заработок (потому что такого не может быть никогда).
Сценарий 3, в котором взрослые справляются, в том числе облегчают себе жизнь с помощью морализации и определенной теории мира. Быть бедным из-за слепой судьбы, тяжелых обстоятельств и тем более собственной нерасторопности менее приятно, чем быть бедным благодаря своим высоким моральным качествам. Все богатые — плохие люди, а для нас главное — душа, правда, сынок? Хорошие люди всегда страдают. К честным деньги не идут. В общем, ты понел.
Человек с таким воспитанием может быть склонен не только закрывать для себя возможности заработка. Он будет многое терять из-за вытеснения денежной темы: пропускать своевременную оплату штрафов, выплату кредитов, решение денежных вопросов — чтобы как можно сильнее оттянуть необходимость подумать «плохие мысли о деньгах».
Вероятно, такой человек будет избавляться от денег, которые у него есть, под ноль. Кто-то называет это шопоголизмом – но там на самом деле совсем другая динамика.
При шопоголизме человек бежит от эмоций в потребительские развлечения и снимает напряжение дофаминовой разрядкой — покупкой часто ненужной вещи. В случае тревожного избавления от денег траты проходят как-то незаметно, деньги утекают сквозь пальцы, часто — на нужды других людей. Бенефит: продолжать оставаться хорошим не только потому, что бедный, но и потому что все отдал другим (и кстати, это не всегда полезно другим, так как часто делает их несамостоятельными, зависимыми, должными и тд).
Сценарий 4, в котором взрослые крутятся, как могут, но на рациональный уровень обращения с деньгами так и не вышли — и при этом саботируют попытки ребенка или уже подростка сэкономить или начать зарабатывать. Тырят у него деньги из копилки, разкрадают его заначки, тратят на какую-то свою псевдосрочную ерунду, никогда не возвращают. При этом вроде как бы и никто не голодает, в целом деньги добываются, поэтому ребенка резонно спрашивают: да и зачем тебе вообще эта копилка/свои деньги?
Человек вырастает с ощущением, что деньги и он существуют в параллельных вселенных, что деньги это «не про меня», это бесполезно, ну и на самом глубоком уровне — копишь-копишь, а копилку всё равно отберут, нечего и стараться. Особенно болезненным будет наложение на такую историю какой-то неудачи с уже взрослыми попытками накопить или вложить, которые подтвердят такой настрой.
Как итог. Что мы можем наблюдать в себе?
👻Избегание и отрицание денег от «не могу заработать» до «не могу удержать то, что заработала».
☠️Тревожность и страх перед деньгами, вплоть до отрицания этого вопроса, что может выходить боком.
💪Напряженная работа там, где можно было бы увеличить доход и в более гуманном темпе.
💰Иррациональная бережливость и патологическое накопительство.
🦢Измерение богатства и бедности моралью: от «бедные хорошие, богатые плохие» до низкой самооценки, выражающейся в низкой оценке своей работы и страх «стать плохой», попросив больше.
👑А также, конечно, обратный эффект: привязка самооценки к финансам и болезненная попытка починить самооценку в кошельке, а не в голове.
Как вы уже заметили, истории с деньгами – это всегда только маленькая часть истории отношений с собой, людьми и миром. Это не просто отсутствие финансовой грамотности или нехватка рационального мышления. Это симптом как минимум не отрефлексированных убеждений из прошлого, как максимум — не распутанных эмоциональных клубков из детства и подросткового возраста.
Такие дела. Узнали свою историю в каком-то из описаний?
Тогда мы мыслим дефицитом: всего мало, его очень трудно добыть, а чтобы получить что-то в одном месте — надо ужаться в другом. Новые возможности – это не способ получить больше, а еще больше напряжения и ответственности, ну спасибо, нет. Патологическая экономия парадоксальным образом может приводить к растратам (провоцируя закупать ненужные товары на скидках в промышленных масштабах) и упущенной выгоде: слепоте к возможностям легко повысить заработок (потому что такого не может быть никогда).
Сценарий 3, в котором взрослые справляются, в том числе облегчают себе жизнь с помощью морализации и определенной теории мира. Быть бедным из-за слепой судьбы, тяжелых обстоятельств и тем более собственной нерасторопности менее приятно, чем быть бедным благодаря своим высоким моральным качествам. Все богатые — плохие люди, а для нас главное — душа, правда, сынок? Хорошие люди всегда страдают. К честным деньги не идут. В общем, ты понел.
Человек с таким воспитанием может быть склонен не только закрывать для себя возможности заработка. Он будет многое терять из-за вытеснения денежной темы: пропускать своевременную оплату штрафов, выплату кредитов, решение денежных вопросов — чтобы как можно сильнее оттянуть необходимость подумать «плохие мысли о деньгах».
Вероятно, такой человек будет избавляться от денег, которые у него есть, под ноль. Кто-то называет это шопоголизмом – но там на самом деле совсем другая динамика.
При шопоголизме человек бежит от эмоций в потребительские развлечения и снимает напряжение дофаминовой разрядкой — покупкой часто ненужной вещи. В случае тревожного избавления от денег траты проходят как-то незаметно, деньги утекают сквозь пальцы, часто — на нужды других людей. Бенефит: продолжать оставаться хорошим не только потому, что бедный, но и потому что все отдал другим (и кстати, это не всегда полезно другим, так как часто делает их несамостоятельными, зависимыми, должными и тд).
Сценарий 4, в котором взрослые крутятся, как могут, но на рациональный уровень обращения с деньгами так и не вышли — и при этом саботируют попытки ребенка или уже подростка сэкономить или начать зарабатывать. Тырят у него деньги из копилки, разкрадают его заначки, тратят на какую-то свою псевдосрочную ерунду, никогда не возвращают. При этом вроде как бы и никто не голодает, в целом деньги добываются, поэтому ребенка резонно спрашивают: да и зачем тебе вообще эта копилка/свои деньги?
Человек вырастает с ощущением, что деньги и он существуют в параллельных вселенных, что деньги это «не про меня», это бесполезно, ну и на самом глубоком уровне — копишь-копишь, а копилку всё равно отберут, нечего и стараться. Особенно болезненным будет наложение на такую историю какой-то неудачи с уже взрослыми попытками накопить или вложить, которые подтвердят такой настрой.
Как итог. Что мы можем наблюдать в себе?
👻Избегание и отрицание денег от «не могу заработать» до «не могу удержать то, что заработала».
☠️Тревожность и страх перед деньгами, вплоть до отрицания этого вопроса, что может выходить боком.
💪Напряженная работа там, где можно было бы увеличить доход и в более гуманном темпе.
💰Иррациональная бережливость и патологическое накопительство.
🦢Измерение богатства и бедности моралью: от «бедные хорошие, богатые плохие» до низкой самооценки, выражающейся в низкой оценке своей работы и страх «стать плохой», попросив больше.
👑А также, конечно, обратный эффект: привязка самооценки к финансам и болезненная попытка починить самооценку в кошельке, а не в голове.
Как вы уже заметили, истории с деньгами – это всегда только маленькая часть истории отношений с собой, людьми и миром. Это не просто отсутствие финансовой грамотности или нехватка рационального мышления. Это симптом как минимум не отрефлексированных убеждений из прошлого, как максимум — не распутанных эмоциональных клубков из детства и подросткового возраста.
Такие дела. Узнали свою историю в каком-то из описаний?
Кто лучше достигает целей Ч.1
Какой типаж клиентов быстрее и эффективнее достигает своих целей? Интересный вопрос мне задали.
То, насколько быстро и эффективно человек будет двигаться в коучинге, зависит от того, на каком этапе готовности к изменениям он находится.
Все мы движемся по жизни циклами: есть большой экзистенциальный цикл от зачатия до смерти, есть возрастные циклы трансформаций и множество еще индивидуальных путешествий, в которых мы развиваемся. Каждое путешествие (от всей нашей жизни до процесса обучения новому делу) имеет свои фазы: начало, пик и окончание — и затем новое начало.
Эти циклы также диффузно пересекаются между собой, создавая уникальный рисунок пути каждого человека. На развитие каждого нашего процесса (от выбора работы до развода) влияет, на каком моменте экзистенциальной трансформации мы находимся, в какой фазе отношений со смертью, миром, обществом, близкими и с самой собой мы сейчас, и какие более мелкие циклы запущены в нашей жизни. Например, начинать свой бизнес в 20, 35 или 50 лет — совершенно разные процессы, так как они окрашены разным экзистенциальным, социальным и личным опытом. А если такой процесс сочетается с рождением детей, смертью родителей, переездом и тд итп — то это тоже отдельно влияет на его характер.
Люди приносят запрос в коучинг на совершенно разных этапах как своей жизни в целом так и запроса в частности.
Каждый запрос клиента — это намерение пережить ту или иную трансформацию. И на ход работы влияет то, на каком моменте клиент решил обратиться к коучу.
Тот, кто чувствует, что уже пахнет окончанием старого этапа и близится выбор нового пути, стоит перед огромной бездной возможностей, глядя в неоформленный мутный туман, где его манят загадочные огни. За спиной постепенно выцветает и старый этап. Такой клиент будет долго исследовать темноту под ногами, вырабатывать инструменты нового взгляда, отваживаться исследовать, много раз возвращаться назад на привычную землю, пока не решится запустить процесс бесповоротного перехода.
Такой человек может казаться нерешительным в достижении целей — но на деле он проходит важный этап создания нового подхода к самому формированию целей. Часто – через создание нового взгляда на самого себя.
[продолжение ⬇️]
Какой типаж клиентов быстрее и эффективнее достигает своих целей? Интересный вопрос мне задали.
То, насколько быстро и эффективно человек будет двигаться в коучинге, зависит от того, на каком этапе готовности к изменениям он находится.
Все мы движемся по жизни циклами: есть большой экзистенциальный цикл от зачатия до смерти, есть возрастные циклы трансформаций и множество еще индивидуальных путешествий, в которых мы развиваемся. Каждое путешествие (от всей нашей жизни до процесса обучения новому делу) имеет свои фазы: начало, пик и окончание — и затем новое начало.
Эти циклы также диффузно пересекаются между собой, создавая уникальный рисунок пути каждого человека. На развитие каждого нашего процесса (от выбора работы до развода) влияет, на каком моменте экзистенциальной трансформации мы находимся, в какой фазе отношений со смертью, миром, обществом, близкими и с самой собой мы сейчас, и какие более мелкие циклы запущены в нашей жизни. Например, начинать свой бизнес в 20, 35 или 50 лет — совершенно разные процессы, так как они окрашены разным экзистенциальным, социальным и личным опытом. А если такой процесс сочетается с рождением детей, смертью родителей, переездом и тд итп — то это тоже отдельно влияет на его характер.
Люди приносят запрос в коучинг на совершенно разных этапах как своей жизни в целом так и запроса в частности.
Каждый запрос клиента — это намерение пережить ту или иную трансформацию. И на ход работы влияет то, на каком моменте клиент решил обратиться к коучу.
Тот, кто чувствует, что уже пахнет окончанием старого этапа и близится выбор нового пути, стоит перед огромной бездной возможностей, глядя в неоформленный мутный туман, где его манят загадочные огни. За спиной постепенно выцветает и старый этап. Такой клиент будет долго исследовать темноту под ногами, вырабатывать инструменты нового взгляда, отваживаться исследовать, много раз возвращаться назад на привычную землю, пока не решится запустить процесс бесповоротного перехода.
Такой человек может казаться нерешительным в достижении целей — но на деле он проходит важный этап создания нового подхода к самому формированию целей. Часто – через создание нового взгляда на самого себя.
[продолжение ⬇️]
Кто лучше достигает целей Ч.2
Та, кто уже решилась и ступила в процесс изменений, находится уже в другом положении. Внутри и снаружи происходит много нового, меняется ощущение личности, формирует взгляд на мир. В этом процессе требуется опора, чтобы осторожно, но уверенно продвигаться все дальше и дальше. Держать темп, помнить про направление, одновременно собирая и укладывая много нового опыта в психику и тело.
Такие люди могут быстро ставить цели, потому что многие из них уже видны им на расстоянии вытянутой руки. Может показаться, что цели поверхностные. Но на самом деле такие клиенты используют цели как скалолаз выемку в скале. И часто в работе они учатся отказываться от этих «опорных» целей и ставить новые: более далекие, глубокие и менее очевидные.В активном процессе трансформации и ты сам и твое мышление морфируют — нужно уметь отпускать уступку в скале, когда пора подниматься выше.
Те, кто приходят на стадии, когда трансформация почти завершена — могут быть уже такими усталыми и запутавшимися, что им кажется, будто ничего не получается, все было зря, и вообще они ошиблись. На деле у них за плечами огромный накопленный опыт изменений, который важно осмыслить, оценить, упорядочить — и позволить себе принять, присвоить пройденный путь трансформации. Ощутить себя теми, кем они уже стали за период трансформации.
Такие люди могут осторожно и даже несколько пессимистично ставить небольшие цели — а потом внезапно быстро совершать качественный скачок и добиваться того, во что они даже не верили, начиная работу (хотя чего тайно хотели).
Наконец, человека, уверенно стоящая на присвоенном себе этапе, где все понятно и знакомо, где у неё большой контакт со своим ресурсом — может очень далеко смотреть в будущее. У неё есть достаточно времени и опоры. Ей может хотеться поговорить о целях на 10, 20, 50 лет, на цели поколений вперед, сформулировать желание повлиять на мир и общество за пределами своей жизни. Стоя на берегу, такая клиентка далеко закидывает удочку в поисках большой рыбы.
Тут я помогаю поработать над силой размаха и стабильностью работы со спиннингом. Планирование может быть одновременно масштабным и прагматичным, рациональным, достижение целей — системным.
Так будет, пока человек не почувствует, что плотный берег привычного растворяется под ногами под воздействием намерения, направленного в будущее. Тогда все заволакивает туманом и разверзается невидимая бездна новых возможностей и опыта — и мы снова оказываемся на первом переходном этапе.
Каждый этап очень интересен и может быть плодотворен в своем особом измерении, хотя со стороны они могут показаться очень разными по скорости и эффективности.
П.с. А так-то я люто ненавижу слово «эффективность» в контексте человеческой личности.
Та, кто уже решилась и ступила в процесс изменений, находится уже в другом положении. Внутри и снаружи происходит много нового, меняется ощущение личности, формирует взгляд на мир. В этом процессе требуется опора, чтобы осторожно, но уверенно продвигаться все дальше и дальше. Держать темп, помнить про направление, одновременно собирая и укладывая много нового опыта в психику и тело.
Такие люди могут быстро ставить цели, потому что многие из них уже видны им на расстоянии вытянутой руки. Может показаться, что цели поверхностные. Но на самом деле такие клиенты используют цели как скалолаз выемку в скале. И часто в работе они учатся отказываться от этих «опорных» целей и ставить новые: более далекие, глубокие и менее очевидные.В активном процессе трансформации и ты сам и твое мышление морфируют — нужно уметь отпускать уступку в скале, когда пора подниматься выше.
Те, кто приходят на стадии, когда трансформация почти завершена — могут быть уже такими усталыми и запутавшимися, что им кажется, будто ничего не получается, все было зря, и вообще они ошиблись. На деле у них за плечами огромный накопленный опыт изменений, который важно осмыслить, оценить, упорядочить — и позволить себе принять, присвоить пройденный путь трансформации. Ощутить себя теми, кем они уже стали за период трансформации.
Такие люди могут осторожно и даже несколько пессимистично ставить небольшие цели — а потом внезапно быстро совершать качественный скачок и добиваться того, во что они даже не верили, начиная работу (хотя чего тайно хотели).
Наконец, человека, уверенно стоящая на присвоенном себе этапе, где все понятно и знакомо, где у неё большой контакт со своим ресурсом — может очень далеко смотреть в будущее. У неё есть достаточно времени и опоры. Ей может хотеться поговорить о целях на 10, 20, 50 лет, на цели поколений вперед, сформулировать желание повлиять на мир и общество за пределами своей жизни. Стоя на берегу, такая клиентка далеко закидывает удочку в поисках большой рыбы.
Тут я помогаю поработать над силой размаха и стабильностью работы со спиннингом. Планирование может быть одновременно масштабным и прагматичным, рациональным, достижение целей — системным.
Так будет, пока человек не почувствует, что плотный берег привычного растворяется под ногами под воздействием намерения, направленного в будущее. Тогда все заволакивает туманом и разверзается невидимая бездна новых возможностей и опыта — и мы снова оказываемся на первом переходном этапе.
Каждый этап очень интересен и может быть плодотворен в своем особом измерении, хотя со стороны они могут показаться очень разными по скорости и эффективности.
П.с. А так-то я люто ненавижу слово «эффективность» в контексте человеческой личности.
Чтобы выспаться перед ночной воздушной атакой рф, я стараюсь лечь пораньше. Вот честно, если успеть поспать до — то всё как-то легче переносится.
Я засыпаю быстро: мучаться мыслями про несделанные дела прошедшего дня или беспокоиться об обязательствах дня завтрашнего кажется роскошью. Она отнимет у меня несколько очков сопротивляемости, которые сейчас на вес золота. Я засыпаю быстро, думая о приятном: какие упражнения в зале сделаю на квадру, если туда доберусь, или призывая море, до которого я всё никак не могу добраться во сне, плутая в незнакомых улицах воображаемого города.
Из первого глубокого сна меня вырывает вой тревоги. В телеграм-каналах воздушных сил уже считают десятки летящих на нас шахедов. Вот всё-таки неприятно, когда тебя будят — но проснуться от тревоги, тем не менее, несколько приятнее, чем от взрыва и орущих от вибрации сигнализаций машин под окном. Третью ночь подряд схема одна и та же: встаём, стелем лежбище за двумя стенами под несущей стеной. Коврик для йоги, одеяло, сверху матрас. В этот момент я даже радуюсь, что никак не решусь купить новую кровать (купишь её, прилетит в комнату обломок, жалко будет!): по сравнению с диваном спать на полу кайфово.
Мы закрываем комнатную дверь, для надежности забитую огромной фанерой с незаконченной картиной. С двери на наше ложе умиротворенно смотрят перевернутые на бок таитянки Гогена в нарисованной карандашным контуром одежде. Каково быть человеком, на которого никогда не летели ракеты? Каково смотреть в небо и чувствовать безопасность? Таитянки знают, но молчат.
Спать на полу под взрывы — наработанная годами (кек!) привычка. Мы месяцами спали в таком положении под атаками в начале полномасштабного вторжения (только тогда еще слышны были выстрелы артиллерии, которая приближалась к нам с восточной окраины). Затем осенью и зимой 2022 года, когда иранские шахеды впервые начали работать на россиян — и разносили украинскую энергетику в первый раз. Затем весной 2023 года, когда жили у мамы, отходя от тяжелого ухода бабушки. Я тогда разворачивала матрас в коридоре даже без сигнала тревоги: обстрелы всё равно шли почти каждую ночь по расписанию. Дешевле было сразу уснуть головой на придверном коврике среди обуви, чем вскакивать ночью и сонной, под выстрелы и отражающиеся всплески взрывов в окнах домов напротив, таскать в коридор матрасы и простыни.
Как Кафка переносит обстрелы? Еще лучше, чем я. Она родилась в сентябре 2022 и с детства привыкла к обстрелам и коридору. Настолько, что мы год пытались отучить ее орать в 4 утра в коридоре (именно в это время мы обычно выбегали в коридор в первый год ее жизни). Нихуя. Она спокойно и тихо дрыхнет только во время обстрелов, когда мы там, где нам и положено быть: в коридоре. Ни единого мявка.
Высыпаться — критически важно во время массовых обстрелов. Для меня здоровый сон — основа сопротивления, потому что без него наебнется всё. Сон — база, чтобы вовремя поесть, вовремя поработать и поучиться. Первое — пища телесная, второе — духовная. Потеряй телесные силы или то, на чем держится твоя идентичность и смысл, — не заметишь, как вместо моря и зала будешь с успокоением думать перед сном о способах гарантированного самовыпила (и будешь удивляться, что рассказы об этом кого-то вокруг тебя расстраивают). Мне помогает спать режим вечерней рутины и уебошиться в зале. А уебошиться в зале можно, если спишь по режиму — о, как все разумно в этом лучшем из миров!
Утро после обстрела кажется особенно тихим. Может быть, потому что идёт дождь. Седая женщина с сапфировыми глазами, которая наливает мне воду, каждый раз делится новостями сельского хозяйства: фруктов из-за заморозков в этом году не будет, но хотя бы был бы хлеб и картошка. В прошлом году у неё во время обстрела, уже под утро, невестку шахедом убило прямо дома. Я думаю об этом каждый раз, когда она наливает мне воду и рассказывает новости сельского хозяйства.
Я засыпаю быстро: мучаться мыслями про несделанные дела прошедшего дня или беспокоиться об обязательствах дня завтрашнего кажется роскошью. Она отнимет у меня несколько очков сопротивляемости, которые сейчас на вес золота. Я засыпаю быстро, думая о приятном: какие упражнения в зале сделаю на квадру, если туда доберусь, или призывая море, до которого я всё никак не могу добраться во сне, плутая в незнакомых улицах воображаемого города.
Из первого глубокого сна меня вырывает вой тревоги. В телеграм-каналах воздушных сил уже считают десятки летящих на нас шахедов. Вот всё-таки неприятно, когда тебя будят — но проснуться от тревоги, тем не менее, несколько приятнее, чем от взрыва и орущих от вибрации сигнализаций машин под окном. Третью ночь подряд схема одна и та же: встаём, стелем лежбище за двумя стенами под несущей стеной. Коврик для йоги, одеяло, сверху матрас. В этот момент я даже радуюсь, что никак не решусь купить новую кровать (купишь её, прилетит в комнату обломок, жалко будет!): по сравнению с диваном спать на полу кайфово.
Мы закрываем комнатную дверь, для надежности забитую огромной фанерой с незаконченной картиной. С двери на наше ложе умиротворенно смотрят перевернутые на бок таитянки Гогена в нарисованной карандашным контуром одежде. Каково быть человеком, на которого никогда не летели ракеты? Каково смотреть в небо и чувствовать безопасность? Таитянки знают, но молчат.
Спать на полу под взрывы — наработанная годами (кек!) привычка. Мы месяцами спали в таком положении под атаками в начале полномасштабного вторжения (только тогда еще слышны были выстрелы артиллерии, которая приближалась к нам с восточной окраины). Затем осенью и зимой 2022 года, когда иранские шахеды впервые начали работать на россиян — и разносили украинскую энергетику в первый раз. Затем весной 2023 года, когда жили у мамы, отходя от тяжелого ухода бабушки. Я тогда разворачивала матрас в коридоре даже без сигнала тревоги: обстрелы всё равно шли почти каждую ночь по расписанию. Дешевле было сразу уснуть головой на придверном коврике среди обуви, чем вскакивать ночью и сонной, под выстрелы и отражающиеся всплески взрывов в окнах домов напротив, таскать в коридор матрасы и простыни.
Как Кафка переносит обстрелы? Еще лучше, чем я. Она родилась в сентябре 2022 и с детства привыкла к обстрелам и коридору. Настолько, что мы год пытались отучить ее орать в 4 утра в коридоре (именно в это время мы обычно выбегали в коридор в первый год ее жизни). Нихуя. Она спокойно и тихо дрыхнет только во время обстрелов, когда мы там, где нам и положено быть: в коридоре. Ни единого мявка.
Высыпаться — критически важно во время массовых обстрелов. Для меня здоровый сон — основа сопротивления, потому что без него наебнется всё. Сон — база, чтобы вовремя поесть, вовремя поработать и поучиться. Первое — пища телесная, второе — духовная. Потеряй телесные силы или то, на чем держится твоя идентичность и смысл, — не заметишь, как вместо моря и зала будешь с успокоением думать перед сном о способах гарантированного самовыпила (и будешь удивляться, что рассказы об этом кого-то вокруг тебя расстраивают). Мне помогает спать режим вечерней рутины и уебошиться в зале. А уебошиться в зале можно, если спишь по режиму — о, как все разумно в этом лучшем из миров!
Утро после обстрела кажется особенно тихим. Может быть, потому что идёт дождь. Седая женщина с сапфировыми глазами, которая наливает мне воду, каждый раз делится новостями сельского хозяйства: фруктов из-за заморозков в этом году не будет, но хотя бы был бы хлеб и картошка. В прошлом году у неё во время обстрела, уже под утро, невестку шахедом убило прямо дома. Я думаю об этом каждый раз, когда она наливает мне воду и рассказывает новости сельского хозяйства.
Как перестать бояться и начать жить?
Бывают такие люди, которым, кажется, совершенно не нужна ничья помощь: они успешны, организованы и разумны. Именно такого человека мы представляем себе, произнося слово «достижения». Такого, как моя коучинговая клиентка О.
К 35 годам она — топ в европейской айтишке и впереди — только новые вершины. Но есть одно «но». Великолепно добиваясь поставленных целей, О. осознаёт, что, по-честному, она вообще-то не понимает, чего хочет от жизни — вот так, чтобы это прямо-таки чувствовалось внутри.
О. пришла ко мне в коучинг с вопросом: «Какую жизнь я хочу жить?». Она хотела разобраться, какими хочет видеть свою жизнь в новой стране, отношения с работой и людьми. Ей хотелось научиться слышать себя и доверять услышанному, почувствовать контакт с собой и своими желаниями, поднять уровень энергии и мотивации и прийти к спокойствию и уверенности в себе.
Конечно же, О. подготовилась к работе и пришла со списками возможных целей, которые могли бы занять место «истинных желаний». И конечно же, на первом же занятии я услышала в её речи столько неосознаваемых ею самой метафор — что потянула за эту ниточку. Внезапно мы провалились сквозь крепкий лёд планов и списков во внутренний мир клиентки, который так очевидно звал её внимание к себе через эти метафоры.
Это было поразительной интенсивности и образности путешествие, которого такой рациональный и организованный человек редко ожидает сам от себя!
Открыв запертый раньше сундук тревожности, мы попали в напряженную небезопасную темноту, где увидели и мрачное цирковое представление с суровым погонщиком, и стаи хищных птиц, и вонзающиеся в крепкую броню маленькие острые дротики. Спустя время О. осознала, что, будучи услышанным, этот мир перестаёт быть таким опасным: она распустила цирк и отпустила лошадей на волю, приручила и одомашнила птиц и обнаружила, что дротики оказались просто комочками песка, которые не могли ее ранить.
Пройдя через эти «охраняющие врата», О. оказалась в неизведанной части своего внутреннего мира: светлой, полной сил и энергии. Она растворялась в ветре и седлала волну, вживаясь в новое ощущение жизни, в которой, как оказалось, куда больше ритма, который можно поймать, чем сопротивления, которое необходимо сломить.
Став полноправной хозяйкой этого пространства, О. добралась до своего истинного «я», будто моллюск, который осознал, что носит в себе жемчужину. Именно тогда она — не придумала, не спланировала, не сформулировала — а почувствовала, какую жизнь хочет жить.
Ну а для любителей конкретики вот, что сделала О. в коучинге за 10 сессий:
1 Создала свой метод работы с тревожными мыслями, который превращал тревоги в задачи.
2 Построила стратегию развития отношений с людьми на более конструктивных и проактивных принципах.
3 Создала систему отслеживания своего дискомфорта и комфорта, что помогло общаться с друзьями и коллегами более открыто и одновременно более безопасно.
4 Пересмотрела свою стратегию обращения с деньгами и установкой «не могу себе позволить» и расставила приоритеты трат с большей заботой о себе.
5 Исследовала природу своего сопротивления собственным планам, научилась учитывать в планировании свои чувства и желания, благодаря чему стала планировать более гибко.
6 Определила мотивирующие для себя ценности и включила их в свой новый стиль планирования.
В результате через 10 сессий О. сформулировала идеальный для себя сейчас образ жизни, который вызвал чувство спокойствия и уверенности в себе. Она увидела больше возможностей, которых не замечала раньше. А почувствовав контакт с собой, ощутила внутренний драйв и смогла отказаться от насильственных методов самомотивации.
Для меня работа с О. была интенсивным опытом совместного героического путешествия, в котором главной героине предстоит приручить дракона вместо того, чтобы сражаться с ним.
Бывают такие люди, которым, кажется, совершенно не нужна ничья помощь: они успешны, организованы и разумны. Именно такого человека мы представляем себе, произнося слово «достижения». Такого, как моя коучинговая клиентка О.
К 35 годам она — топ в европейской айтишке и впереди — только новые вершины. Но есть одно «но». Великолепно добиваясь поставленных целей, О. осознаёт, что, по-честному, она вообще-то не понимает, чего хочет от жизни — вот так, чтобы это прямо-таки чувствовалось внутри.
О. пришла ко мне в коучинг с вопросом: «Какую жизнь я хочу жить?». Она хотела разобраться, какими хочет видеть свою жизнь в новой стране, отношения с работой и людьми. Ей хотелось научиться слышать себя и доверять услышанному, почувствовать контакт с собой и своими желаниями, поднять уровень энергии и мотивации и прийти к спокойствию и уверенности в себе.
Конечно же, О. подготовилась к работе и пришла со списками возможных целей, которые могли бы занять место «истинных желаний». И конечно же, на первом же занятии я услышала в её речи столько неосознаваемых ею самой метафор — что потянула за эту ниточку. Внезапно мы провалились сквозь крепкий лёд планов и списков во внутренний мир клиентки, который так очевидно звал её внимание к себе через эти метафоры.
Это было поразительной интенсивности и образности путешествие, которого такой рациональный и организованный человек редко ожидает сам от себя!
Открыв запертый раньше сундук тревожности, мы попали в напряженную небезопасную темноту, где увидели и мрачное цирковое представление с суровым погонщиком, и стаи хищных птиц, и вонзающиеся в крепкую броню маленькие острые дротики. Спустя время О. осознала, что, будучи услышанным, этот мир перестаёт быть таким опасным: она распустила цирк и отпустила лошадей на волю, приручила и одомашнила птиц и обнаружила, что дротики оказались просто комочками песка, которые не могли ее ранить.
Пройдя через эти «охраняющие врата», О. оказалась в неизведанной части своего внутреннего мира: светлой, полной сил и энергии. Она растворялась в ветре и седлала волну, вживаясь в новое ощущение жизни, в которой, как оказалось, куда больше ритма, который можно поймать, чем сопротивления, которое необходимо сломить.
Став полноправной хозяйкой этого пространства, О. добралась до своего истинного «я», будто моллюск, который осознал, что носит в себе жемчужину. Именно тогда она — не придумала, не спланировала, не сформулировала — а почувствовала, какую жизнь хочет жить.
Ну а для любителей конкретики вот, что сделала О. в коучинге за 10 сессий:
1 Создала свой метод работы с тревожными мыслями, который превращал тревоги в задачи.
2 Построила стратегию развития отношений с людьми на более конструктивных и проактивных принципах.
3 Создала систему отслеживания своего дискомфорта и комфорта, что помогло общаться с друзьями и коллегами более открыто и одновременно более безопасно.
4 Пересмотрела свою стратегию обращения с деньгами и установкой «не могу себе позволить» и расставила приоритеты трат с большей заботой о себе.
5 Исследовала природу своего сопротивления собственным планам, научилась учитывать в планировании свои чувства и желания, благодаря чему стала планировать более гибко.
6 Определила мотивирующие для себя ценности и включила их в свой новый стиль планирования.
В результате через 10 сессий О. сформулировала идеальный для себя сейчас образ жизни, который вызвал чувство спокойствия и уверенности в себе. Она увидела больше возможностей, которых не замечала раньше. А почувствовав контакт с собой, ощутила внутренний драйв и смогла отказаться от насильственных методов самомотивации.
Для меня работа с О. была интенсивным опытом совместного героического путешествия, в котором главной героине предстоит приручить дракона вместо того, чтобы сражаться с ним.
Как попасть ко мне на коучинг
1 Напишите в бот для связи, расскажите пару слов о себе и своем интересе к коучингу. Вам не обязательно четко формулировать свою цель на этом этапе — достаточно желания что-либо изменить.
2 Я працюю українскою за вашим бажанням.
3 Я не работаю с людьми, находящимися в рф, потому что не могу обеспечить безопасность связи и оплаты для вас. Периодически я работаю с антивоенным сопротивлением в рф через ФАС, следите за объявлениями.
4 Выберите из предложенного время для бесплатного созвона-знакомства, на котором вы сможете посмотреть на меня, задать вопросы, пряснить неясности и при желании договориться о начале работы.
5 Если вы хотите посмотреть на меня, но на большей дистанции, посмотрите мой эфир в инстаграме с ответами на самые популярные вопросы про коучинг.
6 Стоимость 1 сессии 140$. Я предлагаю политическим антивоенным активистам, уехавшим из рф, скидку до 15%. Для украинцев особенное предложение: для живущих за границей -20% и 110$. Для живущих в Украине -35% и 95$. Для волонтерів, ветеранів та їх близьких — індивідуальні умови.
7 Средняя продолжительность работы — 12 сессий раз в 1 или 2 недели. Но ситуации бывают разные, мы найдем способ организации, который учтёт особенности вашей жизни.
8 Как правило, у меня очередь. На начало июня свободные слоты начинаются с октября. Так что если вы хотели чуть попозже или с нового года — готовьте сани летом. Если вам нужно скорее, всё равно приходите на созвон, я помогу вам сориентироваться и смогу порекомендовать хорошего коллегу под ваши потребности.
1 Напишите в бот для связи, расскажите пару слов о себе и своем интересе к коучингу. Вам не обязательно четко формулировать свою цель на этом этапе — достаточно желания что-либо изменить.
2 Я працюю українскою за вашим бажанням.
3 Я не работаю с людьми, находящимися в рф, потому что не могу обеспечить безопасность связи и оплаты для вас. Периодически я работаю с антивоенным сопротивлением в рф через ФАС, следите за объявлениями.
4 Выберите из предложенного время для бесплатного созвона-знакомства, на котором вы сможете посмотреть на меня, задать вопросы, пряснить неясности и при желании договориться о начале работы.
5 Если вы хотите посмотреть на меня, но на большей дистанции, посмотрите мой эфир в инстаграме с ответами на самые популярные вопросы про коучинг.
6 Стоимость 1 сессии 140$. Я предлагаю политическим антивоенным активистам, уехавшим из рф, скидку до 15%. Для украинцев особенное предложение: для живущих за границей -20% и 110$. Для живущих в Украине -35% и 95$. Для волонтерів, ветеранів та їх близьких — індивідуальні умови.
7 Средняя продолжительность работы — 12 сессий раз в 1 или 2 недели. Но ситуации бывают разные, мы найдем способ организации, который учтёт особенности вашей жизни.
8 Как правило, у меня очередь. На начало июня свободные слоты начинаются с октября. Так что если вы хотели чуть попозже или с нового года — готовьте сани летом. Если вам нужно скорее, всё равно приходите на созвон, я помогу вам сориентироваться и смогу порекомендовать хорошего коллегу под ваши потребности.
Я и психология: сложности детства Ч.1
Я называю себя человековедом. С одной стороны, потому что ни в одной изучающей человека профессии я не задержалась так надолго, чтобы отмахнуться от остальных. С другой — потому что мне, кажется, действительно интересен сам человек, а не совершенствование его модели в конкретном теоретическом подходе. Надеюсь, что я всё-таки найду оптику, которая удовлетворит меня — или приму окончательно свою стратегию путешественника, который погружается в метод лет на 5 и отчаливает в поисках новых земель.
Энивей, в этом исследовании я бы хотела проследить становление и развитие этого интереса к человеку. Ну вот тянет меня по многим темам подвести промежуточные итоги.
Я думаю, важно, что еще до школы у меня было больше интеракций с разными взрослыми людьми, чем у среднего ребенка. Возможно, это как-то сказалось на «впечатывании» в мою голову интереса к исследованию человека: блупринтом для этого мог быть интерес к каждому новому человеку в моём окружении.
В первом моём жилище, кроме меня, жили моя мама, её старший и младший брат со своими девушками и их родители, мои бабушка и дедушка. Приезжал отец и периодически забирал меня к себе. В промежутках я жила у маминого парня, пока мы не переехали окончательно к моему отчиму, где я спокойно прожила до 19 лет.
Всё это были очень разные люди и между ними были странные и сложные отношения. Дед был актером, служил в театре, звал творческих людей домой (или мы ходили к ним в гости), сыпал цитатами, стихами, одухотворенными спичами, под аванс и получку знатно напивался. В первый раз я вызывала такси пьяному деду, когда мне было 4 года: я назвала адрес и руководила заездом во дворы во времена до джипиэс навигатора, клаааас! На этой почве, конечно, были скандалы с бабушкой — комсомолкой, гимнасткой, отличницей. Она тревожно и параноидально любила своих детей критикующим тираничным хватом в вечном страхе, что они попадут в беду. В итоге один из них погиб пьяным в абсурдных и жутких обстоятельствах, другой спился до инвалидности, а третья всю жизнь жила в её тревожной тени, пока не смогла сепарироваться.
Разобраться в отношениях в пределах квартиры было уже достаточно сложно. Бабушка выслеживала пьянство дедушки, тиранила мою мать (которая регулярно пыталась сбежать от неё к какому-то другому тирану) и конфликтовала с моим отцом, который в итоге не смог найти себе места в этом доме и жил со своими родителями. Дед избегал конфликтов, вставляя многомудрые цитаты и исчезая из комнаты. Девушки дядьёв подчинялись и конфронтировали с бабушкиной тиранией. Младший дядя задирал маму и учил меня гадостям, чтобы её расстроить.
При этом все бесконечно обсуждали друг друга, определяя мотивацию и бессознательные мотивы, детские травмы и свои чувства. Я, может быть, переехав оттуда, полюбила слушать сказки на пластинках, как раз потому что привыкла слушать, как бабушка 4й час обсуждает тётю Фаю и сестру Раису — судя по плотности монологов, с почти молчащей собеседницей. Я любила послушать эти разговоры, играя сама с собой в пуговицы и нитки в дальней комнате, пока голос с молодости глуховатой бабушки раздавался на всю квартиру.
[продолжение ⬇️]
Я называю себя человековедом. С одной стороны, потому что ни в одной изучающей человека профессии я не задержалась так надолго, чтобы отмахнуться от остальных. С другой — потому что мне, кажется, действительно интересен сам человек, а не совершенствование его модели в конкретном теоретическом подходе. Надеюсь, что я всё-таки найду оптику, которая удовлетворит меня — или приму окончательно свою стратегию путешественника, который погружается в метод лет на 5 и отчаливает в поисках новых земель.
Энивей, в этом исследовании я бы хотела проследить становление и развитие этого интереса к человеку. Ну вот тянет меня по многим темам подвести промежуточные итоги.
Я думаю, важно, что еще до школы у меня было больше интеракций с разными взрослыми людьми, чем у среднего ребенка. Возможно, это как-то сказалось на «впечатывании» в мою голову интереса к исследованию человека: блупринтом для этого мог быть интерес к каждому новому человеку в моём окружении.
В первом моём жилище, кроме меня, жили моя мама, её старший и младший брат со своими девушками и их родители, мои бабушка и дедушка. Приезжал отец и периодически забирал меня к себе. В промежутках я жила у маминого парня, пока мы не переехали окончательно к моему отчиму, где я спокойно прожила до 19 лет.
Всё это были очень разные люди и между ними были странные и сложные отношения. Дед был актером, служил в театре, звал творческих людей домой (или мы ходили к ним в гости), сыпал цитатами, стихами, одухотворенными спичами, под аванс и получку знатно напивался. В первый раз я вызывала такси пьяному деду, когда мне было 4 года: я назвала адрес и руководила заездом во дворы во времена до джипиэс навигатора, клаааас! На этой почве, конечно, были скандалы с бабушкой — комсомолкой, гимнасткой, отличницей. Она тревожно и параноидально любила своих детей критикующим тираничным хватом в вечном страхе, что они попадут в беду. В итоге один из них погиб пьяным в абсурдных и жутких обстоятельствах, другой спился до инвалидности, а третья всю жизнь жила в её тревожной тени, пока не смогла сепарироваться.
Разобраться в отношениях в пределах квартиры было уже достаточно сложно. Бабушка выслеживала пьянство дедушки, тиранила мою мать (которая регулярно пыталась сбежать от неё к какому-то другому тирану) и конфликтовала с моим отцом, который в итоге не смог найти себе места в этом доме и жил со своими родителями. Дед избегал конфликтов, вставляя многомудрые цитаты и исчезая из комнаты. Девушки дядьёв подчинялись и конфронтировали с бабушкиной тиранией. Младший дядя задирал маму и учил меня гадостям, чтобы её расстроить.
При этом все бесконечно обсуждали друг друга, определяя мотивацию и бессознательные мотивы, детские травмы и свои чувства. Я, может быть, переехав оттуда, полюбила слушать сказки на пластинках, как раз потому что привыкла слушать, как бабушка 4й час обсуждает тётю Фаю и сестру Раису — судя по плотности монологов, с почти молчащей собеседницей. Я любила послушать эти разговоры, играя сама с собой в пуговицы и нитки в дальней комнате, пока голос с молодости глуховатой бабушки раздавался на всю квартиру.
[продолжение ⬇️]
Я и психология: сложности детства Ч.2
Мы с мамой пробовали жить у отца дома, но там была обратная ситуация: тираничный параноидальный отец, которого очень расстроило, что перспективного студента вычислительной математики и кибернетики МГУ окольцевала необязательным ребенком «какая-то обезьяна», — и тихо курлычущая бесконфликтная мать. В их квартире было всегда довольно тихо, и я не помню, чтобы кто-то был склонен к разговорам и тем более к обсуждениям чувств. Пока мы там жили, мама вечно висела на телефоне — и деду это так не нравилось, что он в итоге оторвал со стены телефон вместе с проводами.
Потом был период жизни между этими двумя квартирами и третьей, где мама поселилась с богемным молодым контрабандистом, торговцем восточными украшениями и, как оказалось потом, запойным алкоголиком. Маме хватило мудрости не перевозить меня окончательно в это место, но мне хватило страха и так. Тогда мы периодически жили отдельно, иногда по несколько месяцев, и тогда я сама навигировала свои отношения с дедушками и бабушками и отцом — мне нужно было опираться на свои познавательные способности для этого.
А в 5 лет я переехала в свою последнюю детскую семью, и это тоже была сложная коммуникация — не столько с новым отцом, сколько с его сыном. Мальчик был меня старше на 4 года, его мать забрала его, когда ушла от мужа — но мальчик, конечно, думал, что к этому какое-то отношение имею я, подло забравшая его комнату, и я училась втягивать слезы над своими остриженными куклами и объяснять себе, что он ревнует своего отца.
Думаю, важно, что из-за этих перемещений у меня не было единой базы, единых правил общения, морали, воспитания — всё это требовало от меня постоянного обучения в прямом контакте с людьми. Мне кажется, я чаще задавала вопрос «почему?» в контексте интереса к мотивациям поступков людей: чаще «почему они так делает?», чем «почему самолеты летают?» — эх, вздохнуло не полученное мною технчиеское образование.
За первые 5 лет своей жизни я уже знала, что люди сходятся и расходятся, могут любить друг друга — а потом пытаться убить, что кто-то может решить уйти, в том числе и от меня тоже — и что во всем этом круговороте стоит хорошо понимать, какая твоя позиция о том, что можно и нельзя, как правильно и что хорошо и плохо. Потому что у всех разная правда и не все, исповедуя ее, желают тебе только добра.
В таких обстоятельствах хочешь не хочешь — начнешь интересоваться психологией, вот, что я поняла сегодня.
Мы с мамой пробовали жить у отца дома, но там была обратная ситуация: тираничный параноидальный отец, которого очень расстроило, что перспективного студента вычислительной математики и кибернетики МГУ окольцевала необязательным ребенком «какая-то обезьяна», — и тихо курлычущая бесконфликтная мать. В их квартире было всегда довольно тихо, и я не помню, чтобы кто-то был склонен к разговорам и тем более к обсуждениям чувств. Пока мы там жили, мама вечно висела на телефоне — и деду это так не нравилось, что он в итоге оторвал со стены телефон вместе с проводами.
Потом был период жизни между этими двумя квартирами и третьей, где мама поселилась с богемным молодым контрабандистом, торговцем восточными украшениями и, как оказалось потом, запойным алкоголиком. Маме хватило мудрости не перевозить меня окончательно в это место, но мне хватило страха и так. Тогда мы периодически жили отдельно, иногда по несколько месяцев, и тогда я сама навигировала свои отношения с дедушками и бабушками и отцом — мне нужно было опираться на свои познавательные способности для этого.
А в 5 лет я переехала в свою последнюю детскую семью, и это тоже была сложная коммуникация — не столько с новым отцом, сколько с его сыном. Мальчик был меня старше на 4 года, его мать забрала его, когда ушла от мужа — но мальчик, конечно, думал, что к этому какое-то отношение имею я, подло забравшая его комнату, и я училась втягивать слезы над своими остриженными куклами и объяснять себе, что он ревнует своего отца.
Думаю, важно, что из-за этих перемещений у меня не было единой базы, единых правил общения, морали, воспитания — всё это требовало от меня постоянного обучения в прямом контакте с людьми. Мне кажется, я чаще задавала вопрос «почему?» в контексте интереса к мотивациям поступков людей: чаще «почему они так делает?», чем «почему самолеты летают?» — эх, вздохнуло не полученное мною технчиеское образование.
За первые 5 лет своей жизни я уже знала, что люди сходятся и расходятся, могут любить друг друга — а потом пытаться убить, что кто-то может решить уйти, в том числе и от меня тоже — и что во всем этом круговороте стоит хорошо понимать, какая твоя позиция о том, что можно и нельзя, как правильно и что хорошо и плохо. Потому что у всех разная правда и не все, исповедуя ее, желают тебе только добра.
В таких обстоятельствах хочешь не хочешь — начнешь интересоваться психологией, вот, что я поняла сегодня.
Искать силу в слабости Ч.1
Потенциал для силы и развития часто скрывается в, казалось бы, слабых сторонах личности. Вчера эта мысль основателя нарративного коучинга доктора Дэвида Дрейка вызвала большой ажиотаж в сториз, и я обещала развернуть её полнее для всех.
Я сразу дам контекст, поскольку многие считали это как «надо прокачивать слабые стороны, чтобы сделать их сильными» — но это вовсе не суть этой мысли. Нарративный коучинг — это глубокий подход, который основан на синтезе анализа Карла Густава Юнга и нарративной психотерапии Майкла Уайта. Он больше интересуется на прокачкой, а идентичностями, нарративами, вытеснением и отношениями с юнгианской Тенью.
Цитату я взяла из главы о работе с психическими защитами и вытесненными содержаниями психики в коучинге. Это всё то, что нам как бы нельзя знать, помнить, осознавать, чтобы сохранить целостность психики, избежав встречи со слишком сильными или тяжелыми эмоциями, с ощущениями беспомощности, отчаяния, страха и тд. Стратегии «охраны» таких уязвимостей отображаются в историях, которые люди рассказывают о себе и о мире и которыми объясняют для себя свое поведение, свои решения и поступки. В нарративном подходе считается, что такая история имеет большую объяснительную силу и в каком-то смысле «диктует», как му должны себя вести, чтобы соответствовать ей.
Чтобы не сталкиваться с некоторыми аспектами своей внутренней жизни, согласно теории Юнга, мы вытесняем эти нежелательные части в такого себе персонажа по имени Тень, как будто «запирая» в нём свои качества. Когда психологи говорят про то, что кто-то на кого-то что-то проецирует, часто речь идет о том, чтобы «увидеть» эту самую свою Тень хотя бы в другом человеке, чтобы хотя так завести с ней отношения.
Но вместе с нежелательными аспектами мы всегда «запираем» и какую-то силу. Например, человек, которая скрывает свой дискомфорт и отшучивается во всех спорных ситуациях, не отстаивая себя, с одной стороны, избегает конфликтов — и когда она формировалась в очень опасной среде, это помогло ей выжить. Но эта стратегия во взрослой жизни закрывает ей доступ к её агрессивной воинственной энергии: она бы могла помочь не только разрешать конфликты в свою пользу, но быть более ассертивной, амбициозной и проявленной.
Как правило, этот переход от ситуации детства и юности, когда стратегия адаптации к условиям классно работает, спасает, помогает выжить — к ситуации взрослой, когда старая стратеги начинает ограничивать, развивается очень постепенно. В какой-то момент человек может обнаружить себя в жизненном тупике: он всё время делает одно и то же с надеждой на новый результат. Выйти из этого тупика можно, объемно пересмотрев историю идентичности. Этим и занимается нарративный коучинг: помогает клиенту осознать, в заложниках каких нарративов он оказался, проанализировать его конструктивные и деструктивные части, отпустить устаревшие психзащиты и освободить необходимую для развития силу, вытесненную в Тень (в том объеме, в котором клиент готов это сделать сейчас).
[продолжение ⬇️]
Потенциал для силы и развития часто скрывается в, казалось бы, слабых сторонах личности. Вчера эта мысль основателя нарративного коучинга доктора Дэвида Дрейка вызвала большой ажиотаж в сториз, и я обещала развернуть её полнее для всех.
Я сразу дам контекст, поскольку многие считали это как «надо прокачивать слабые стороны, чтобы сделать их сильными» — но это вовсе не суть этой мысли. Нарративный коучинг — это глубокий подход, который основан на синтезе анализа Карла Густава Юнга и нарративной психотерапии Майкла Уайта. Он больше интересуется на прокачкой, а идентичностями, нарративами, вытеснением и отношениями с юнгианской Тенью.
Цитату я взяла из главы о работе с психическими защитами и вытесненными содержаниями психики в коучинге. Это всё то, что нам как бы нельзя знать, помнить, осознавать, чтобы сохранить целостность психики, избежав встречи со слишком сильными или тяжелыми эмоциями, с ощущениями беспомощности, отчаяния, страха и тд. Стратегии «охраны» таких уязвимостей отображаются в историях, которые люди рассказывают о себе и о мире и которыми объясняют для себя свое поведение, свои решения и поступки. В нарративном подходе считается, что такая история имеет большую объяснительную силу и в каком-то смысле «диктует», как му должны себя вести, чтобы соответствовать ей.
Чтобы не сталкиваться с некоторыми аспектами своей внутренней жизни, согласно теории Юнга, мы вытесняем эти нежелательные части в такого себе персонажа по имени Тень, как будто «запирая» в нём свои качества. Когда психологи говорят про то, что кто-то на кого-то что-то проецирует, часто речь идет о том, чтобы «увидеть» эту самую свою Тень хотя бы в другом человеке, чтобы хотя так завести с ней отношения.
Но вместе с нежелательными аспектами мы всегда «запираем» и какую-то силу. Например, человек, которая скрывает свой дискомфорт и отшучивается во всех спорных ситуациях, не отстаивая себя, с одной стороны, избегает конфликтов — и когда она формировалась в очень опасной среде, это помогло ей выжить. Но эта стратегия во взрослой жизни закрывает ей доступ к её агрессивной воинственной энергии: она бы могла помочь не только разрешать конфликты в свою пользу, но быть более ассертивной, амбициозной и проявленной.
Как правило, этот переход от ситуации детства и юности, когда стратегия адаптации к условиям классно работает, спасает, помогает выжить — к ситуации взрослой, когда старая стратеги начинает ограничивать, развивается очень постепенно. В какой-то момент человек может обнаружить себя в жизненном тупике: он всё время делает одно и то же с надеждой на новый результат. Выйти из этого тупика можно, объемно пересмотрев историю идентичности. Этим и занимается нарративный коучинг: помогает клиенту осознать, в заложниках каких нарративов он оказался, проанализировать его конструктивные и деструктивные части, отпустить устаревшие психзащиты и освободить необходимую для развития силу, вытесненную в Тень (в том объеме, в котором клиент готов это сделать сейчас).
[продолжение ⬇️]
Искать силу в слабости Ч.2
Но и то, что считается сильными сторонами личности, может создать подобный перекос. Постоянное укрепление какой-то силы может приводить к её переэксплуатации и свидетельствовать о том, что какая-то связанная с ней часть психической экосистемы уходит в Тень — что и вызывает такую сильную компенсацию. Это как моя правая нога: она очень сильная и накачанная — но только потому, что из-за старой травмы мой мозг постоянно бережет левую и заставляет правую работать сильнее, чтобы это компенсировать. Мне приходится делать отдельные изолированные упражнения на левую ногу, чтобы убедить мозг отказаться от ложного представления о том, что её надо беречь за счет правой.
В более психологическом контексте мы можем увидеть, например, очень организованного и рационального человека, чья сила — упорядоченность. Если эта нога у него «перекачана», то его личность и жизнь будут уплощенными, так как он вытеснит в Тень весь свой хаос и спонтанность, чувствительность. Он будет чувствовать это как плоскость и безрадостность жизни, в которой может быть при этом много внешних успехов, но субъективно — мало жизни.
Нарративный коучинг помогает людям стать более зрелыми, интегрируя то, что вытеснено в Тень, исследуя их истории на предмет таких возможных скрытых ловушек, в которых клиенты могут застревать. Истории и метафоры помогают обойти многие сознательные психзащиты и добраться ближе к неосознаваемому материалу. Коуч фасилитирует самоисследование клиента и интеграцию раньше отвергнутых частей истории и личности — это способствует развитию зрелости клиента. Юнг описывал этот процесс как освобождение от культурного обсуловливания и социального научения — и объединению с глубинными аспектами собственной психики.
Таким образом, путь к потенциальной силе и развитию часто лежит через то, что кажется «слабыми местами». Не потому, что их нужно «прокачивать», а потому, что они могут быть теми гвоздиками, на которых держится устаревшая картина идентичности, тупиковая архитектура психики, которую пора перестраивать. В то же время и самые, казалось бы, сильные и важные части идентичности могут оказаться тем, что удерживает от дальнейшего развития — и что пришло время пересмотреть и углубить.
Но и то, что считается сильными сторонами личности, может создать подобный перекос. Постоянное укрепление какой-то силы может приводить к её переэксплуатации и свидетельствовать о том, что какая-то связанная с ней часть психической экосистемы уходит в Тень — что и вызывает такую сильную компенсацию. Это как моя правая нога: она очень сильная и накачанная — но только потому, что из-за старой травмы мой мозг постоянно бережет левую и заставляет правую работать сильнее, чтобы это компенсировать. Мне приходится делать отдельные изолированные упражнения на левую ногу, чтобы убедить мозг отказаться от ложного представления о том, что её надо беречь за счет правой.
В более психологическом контексте мы можем увидеть, например, очень организованного и рационального человека, чья сила — упорядоченность. Если эта нога у него «перекачана», то его личность и жизнь будут уплощенными, так как он вытеснит в Тень весь свой хаос и спонтанность, чувствительность. Он будет чувствовать это как плоскость и безрадостность жизни, в которой может быть при этом много внешних успехов, но субъективно — мало жизни.
Нарративный коучинг помогает людям стать более зрелыми, интегрируя то, что вытеснено в Тень, исследуя их истории на предмет таких возможных скрытых ловушек, в которых клиенты могут застревать. Истории и метафоры помогают обойти многие сознательные психзащиты и добраться ближе к неосознаваемому материалу. Коуч фасилитирует самоисследование клиента и интеграцию раньше отвергнутых частей истории и личности — это способствует развитию зрелости клиента. Юнг описывал этот процесс как освобождение от культурного обсуловливания и социального научения — и объединению с глубинными аспектами собственной психики.
Таким образом, путь к потенциальной силе и развитию часто лежит через то, что кажется «слабыми местами». Не потому, что их нужно «прокачивать», а потому, что они могут быть теми гвоздиками, на которых держится устаревшая картина идентичности, тупиковая архитектура психики, которую пора перестраивать. В то же время и самые, казалось бы, сильные и важные части идентичности могут оказаться тем, что удерживает от дальнейшего развития — и что пришло время пересмотреть и углубить.
«Знаете один из законов обретения богатства?» — подруга прислала мне мой текст десятилетней давности, написанный еще до появления этого тг канала. Прочитала его и удовлетворенно хмыкнула: мысль не просто не протухла, а проверилась временем. Поэтому благодарю Машеле за напоминание и спешу поделиться с вами.
«Знаете один из законов обретения богатства? Как и всякая мудрость, звучит парадоксально: не экономь. И так - во всем.
Не экономь своих сил, боясь, что они закончатся. Не экономь своих творческих изобретений, страшась, что ты больше ничего не придумаешь. Но самое трудное (да и, пожалуй, главное) - не экономь своей любви к тем, кого любишь. Думать, что можно переборщить, выказывая свои чувства, говоря слова любви или совершая полные щедрости, самоотдачи (и самоотречения), заботы или восхищения поступки - значит жестоко заблуждаться.
Вся любовь и возможность совершать ее именем поступки очень скоро кончится. Если повезет - через несколько десятков лет, когда смерть настигнет одного из тех, котого ты любишь, или тебя самого. А может быть, и вовсе немного пройдет, ведь не все умирают от старости. Или же все останутся живы, но судьба разведет вас: начнется война, или все разъедутся по континентам, потеряют память, станут другими или начнут новую жизнь.
И тогда окажется (если ты все-таки остался жив), что накопленное богатство невыказанной любви — неликвидно. Его нельзя пустить в новое дело, оно просто медленно умирает внутри невысказанными словами, несовершенными подвигами.
Глупо бояться быть смешным, совершая глупости или геройства, приятности и полезности именем любви. Быть смешным, по крайней мере, весело. А быть засыпанным своей абортированной любовью - страшно.
Многие боятся быть неуместными. Не бывает любви некстати. Некстати бывают требования отдать что-то за нее взамен (вот это действительно лучше приберечь для торговых махинаций).
Кого любить? На это Лев Толстой хорошо ответил, расшифровывая заповедь "возлюби ближнего своего". Он сказал, что ближний — это тот, кто сейчас близко. И он же и сказал, что благодеяния любви не могут быть отсрочены и должны быть сделаны здесь и сейчас для того, кто рядом. Иначе благодеяния протухают и начинают вонять жадностью и эгоизмом.
Если бы все мы заботились хотя бы о тех ближних, которые вызывают в нас любовь, мир стал бы меняться. Если бы мы научились любить всех, кто только сейчас на мгновение оказался нам ближним - больше не пришлось бы беспокоиться о наших детях, стариках, немощных и бессильных. Потому что вот тогда бы мир превратился из пустыни в большую семью. И пока я помогаю слепой старушке купить зеленый горошек, кто-то где-то усаживает на скамейку мою обвешанную сумками бабушку с поднявшимся давлением и бежит в аптеку за таблеткой для нее.
Вот такая история про стакан воды».
«Знаете один из законов обретения богатства? Как и всякая мудрость, звучит парадоксально: не экономь. И так - во всем.
Не экономь своих сил, боясь, что они закончатся. Не экономь своих творческих изобретений, страшась, что ты больше ничего не придумаешь. Но самое трудное (да и, пожалуй, главное) - не экономь своей любви к тем, кого любишь. Думать, что можно переборщить, выказывая свои чувства, говоря слова любви или совершая полные щедрости, самоотдачи (и самоотречения), заботы или восхищения поступки - значит жестоко заблуждаться.
Вся любовь и возможность совершать ее именем поступки очень скоро кончится. Если повезет - через несколько десятков лет, когда смерть настигнет одного из тех, котого ты любишь, или тебя самого. А может быть, и вовсе немного пройдет, ведь не все умирают от старости. Или же все останутся живы, но судьба разведет вас: начнется война, или все разъедутся по континентам, потеряют память, станут другими или начнут новую жизнь.
И тогда окажется (если ты все-таки остался жив), что накопленное богатство невыказанной любви — неликвидно. Его нельзя пустить в новое дело, оно просто медленно умирает внутри невысказанными словами, несовершенными подвигами.
Глупо бояться быть смешным, совершая глупости или геройства, приятности и полезности именем любви. Быть смешным, по крайней мере, весело. А быть засыпанным своей абортированной любовью - страшно.
Многие боятся быть неуместными. Не бывает любви некстати. Некстати бывают требования отдать что-то за нее взамен (вот это действительно лучше приберечь для торговых махинаций).
Кого любить? На это Лев Толстой хорошо ответил, расшифровывая заповедь "возлюби ближнего своего". Он сказал, что ближний — это тот, кто сейчас близко. И он же и сказал, что благодеяния любви не могут быть отсрочены и должны быть сделаны здесь и сейчас для того, кто рядом. Иначе благодеяния протухают и начинают вонять жадностью и эгоизмом.
Если бы все мы заботились хотя бы о тех ближних, которые вызывают в нас любовь, мир стал бы меняться. Если бы мы научились любить всех, кто только сейчас на мгновение оказался нам ближним - больше не пришлось бы беспокоиться о наших детях, стариках, немощных и бессильных. Потому что вот тогда бы мир превратился из пустыни в большую семью. И пока я помогаю слепой старушке купить зеленый горошек, кто-то где-то усаживает на скамейку мою обвешанную сумками бабушку с поднявшимся давлением и бежит в аптеку за таблеткой для нее.
Вот такая история про стакан воды».
Человековедение и мамино воспитание Ч.1
Иногда мне кажется, что я — результат психологического эксперимента. Но на самом деле я просто продукт забавных совпадений. Их проводником в мою жизнь стала моя мама (и, конечно, в целом исторический момент).
Я родилась в конце июня 1989 года, а в начале июля моей матери исполнилось 19 лет. Я была случайным ребёнком, которого, по счастью, безусловно и несомненно любили. Тем не менее, подростковое материнство имеет свои особенности: например, чадо может стать медиумом бунта против родителей — и так со мной и случилось.
Моя мама, конечно же, хотела стать совершенно другой матерью, чем была её — эмоционально холодная, но взрывоопасная, критичная и авторитарная (прямо как советский режим, который разваливался на глазах, уступая мир новым ценностям свободы). Это материнство было симптоматичным для разлома эпох, для её старшего подросткового возраста и для конкретно нашей семьи с авторитарной матриархиней.
Меня воспитывали осознанно «наоборот». Безусловная любовь вместо обусловленной (которую нужно постараться заслужить), право выбора — во всем (даже обуть разные башмаки), интерес к моим чувствам и их валидация, поддержка моих экспериментов в самовыражении, никаких запретов и, избави бог, наказаний. Особо мне нравилось требование матери к самой себе «питчить» правила: если она не может убедительно объяснить, почему что-то нельзя — значит, льзя). Вместо «в моём доме ничего твоего нет» — «это твой дом тоже, твой голос решает». Вместо «взрослый всегда прав» — «взрослый должен заслужить твоё уважение и доверие». Вместо «не ной» — «ты расстроена? потому и потому?» и тд.
Меня внимательно слушали, мои мысли и чувства считали важными, мои проявления и эксперименты всегда поддерживали, а в конфликтах с обществом всегда были на моей стороне и вступали в защиту. Как и любой ребенок 90-х, я повидала много жести, потаскалась по разным семьям, моих родителей часто не было дома и мама подолгу работала без выходных, но парадоксальным образом она была абсолютно эмоционально доступна в те промежутки времени, когда была рядом. Я часто чувствовала себя в одиночестве, но почти никогда одиноко и уж точно не брошенной — потому что она в 99% случаев возвращалась в стойкий поддерживающий контакт, который как раз и позволял выдерживать промежутки её отсутствия.
Только в этом году, изучая психологию, я поняла, что моя мама начиталась книг о воспитании детей авторства последователей Карла Роджерса (одного из родончальников современной гуманистической психотерапии). И когда я недавно читала его труды по активному слушанию, недирективному подходу, аутентичности и помогающим отношениям — для меня многое прояснилось про моё детство. Выходит, хотя мать моя не была психотерапевтом даже близко, но она выстроила со мной помогающие (психотерапевтические) отношения по Роджерсу. Всё то, что получают на первичной «инфантильной» стадии психотерапии свежие клиенты, я получала с детства от безусловно любящего взрослого, который умеет быть в контакте со всеми моими проявлениями (ну, до определенного возраста, но это другая история).
Эти техники помогли построить здоровый контакт и базу для развития. Конечно, это не значит, что всё было хорошо: я видела кругом эмоциональное насилие, сексуальное злоупотребление, алкоголизм и созависимость, пережила болезненный расход родителей, у меня были тяжелые отношения с жестокой интрузивной медициной — и в юности у меня было полно проблем от РПП до более сложных штук. Но в базе у меня были здоровые значимые отношения, которые помогали с этим справляться — и стали блупринтом для создания таких отношений с другими, что помогало ещё больше.
[продолжение ⬇️]
Иногда мне кажется, что я — результат психологического эксперимента. Но на самом деле я просто продукт забавных совпадений. Их проводником в мою жизнь стала моя мама (и, конечно, в целом исторический момент).
Я родилась в конце июня 1989 года, а в начале июля моей матери исполнилось 19 лет. Я была случайным ребёнком, которого, по счастью, безусловно и несомненно любили. Тем не менее, подростковое материнство имеет свои особенности: например, чадо может стать медиумом бунта против родителей — и так со мной и случилось.
Моя мама, конечно же, хотела стать совершенно другой матерью, чем была её — эмоционально холодная, но взрывоопасная, критичная и авторитарная (прямо как советский режим, который разваливался на глазах, уступая мир новым ценностям свободы). Это материнство было симптоматичным для разлома эпох, для её старшего подросткового возраста и для конкретно нашей семьи с авторитарной матриархиней.
Меня воспитывали осознанно «наоборот». Безусловная любовь вместо обусловленной (которую нужно постараться заслужить), право выбора — во всем (даже обуть разные башмаки), интерес к моим чувствам и их валидация, поддержка моих экспериментов в самовыражении, никаких запретов и, избави бог, наказаний. Особо мне нравилось требование матери к самой себе «питчить» правила: если она не может убедительно объяснить, почему что-то нельзя — значит, льзя). Вместо «в моём доме ничего твоего нет» — «это твой дом тоже, твой голос решает». Вместо «взрослый всегда прав» — «взрослый должен заслужить твоё уважение и доверие». Вместо «не ной» — «ты расстроена? потому и потому?» и тд.
Меня внимательно слушали, мои мысли и чувства считали важными, мои проявления и эксперименты всегда поддерживали, а в конфликтах с обществом всегда были на моей стороне и вступали в защиту. Как и любой ребенок 90-х, я повидала много жести, потаскалась по разным семьям, моих родителей часто не было дома и мама подолгу работала без выходных, но парадоксальным образом она была абсолютно эмоционально доступна в те промежутки времени, когда была рядом. Я часто чувствовала себя в одиночестве, но почти никогда одиноко и уж точно не брошенной — потому что она в 99% случаев возвращалась в стойкий поддерживающий контакт, который как раз и позволял выдерживать промежутки её отсутствия.
Только в этом году, изучая психологию, я поняла, что моя мама начиталась книг о воспитании детей авторства последователей Карла Роджерса (одного из родончальников современной гуманистической психотерапии). И когда я недавно читала его труды по активному слушанию, недирективному подходу, аутентичности и помогающим отношениям — для меня многое прояснилось про моё детство. Выходит, хотя мать моя не была психотерапевтом даже близко, но она выстроила со мной помогающие (психотерапевтические) отношения по Роджерсу. Всё то, что получают на первичной «инфантильной» стадии психотерапии свежие клиенты, я получала с детства от безусловно любящего взрослого, который умеет быть в контакте со всеми моими проявлениями (ну, до определенного возраста, но это другая история).
Эти техники помогли построить здоровый контакт и базу для развития. Конечно, это не значит, что всё было хорошо: я видела кругом эмоциональное насилие, сексуальное злоупотребление, алкоголизм и созависимость, пережила болезненный расход родителей, у меня были тяжелые отношения с жестокой интрузивной медициной — и в юности у меня было полно проблем от РПП до более сложных штук. Но в базе у меня были здоровые значимые отношения, которые помогали с этим справляться — и стали блупринтом для создания таких отношений с другими, что помогало ещё больше.
[продолжение ⬇️]
Человековедение и мамино воспитание Ч.2
У этого воспитания есть несколько забавных последствий, которые и толкнули меня на путь человековедения.
Во-первых, нетипичная норма отношений. Как говорится, ребенок не знает нормы любви и потому принимает за любовь любое обращение с ним значимого взрослого: отсутствие и холод, обесценивание и необходимость заслужить любовь, насилие — всё это становится нормой, которая может повторяться и повторяться во взрослом возрасте, пока человек не осознает, что именно он повторяет. Ну а у меня нормой были безопасные отношения, в которых можно быть собой и быть любой, в которых тебя слышат, заботятся и помогают развиваться. У меня просто не складывались отношения с людьми, которые видят норму по-другому: в юности я частенько могла не даже не понимать манипулятивных намеков — настолько мне это было незнакомо.
Я предлагала всем, кто мне был интересен, заботливые стабильные отношения для взаимного развития (настолько, насколько я была способна на тот момент) — и ожидала того же в ответ. Интересоваться тем, как человек видит мир и почему, что для него важно и почему, что он хочет от своей жизни и почему, как на него влияет его семья, культура, его опыт, как с этим всем справляться, где ближайшая зона развития, как в неё попасть и тд и тп — основная тема моего общения с близкими со школы и до сегодняшнего дня.
Во-вторых, у меня очень рано развились не просто вербальные навыки, а способности вербализировать эмоции и ощущения — и получение удовольствия от этого, потому что это всегда результировало в коммуникацию и взаимопонимание. Появление интернета и бесконечного вербального общения в безкартиночном анонимном интернете 2000-х только усилило эту сторону. А блогосфера и соцсети показали, что это моё умение — и сильный социальный инструмент. И, конечно, в основе отношений с людьми для меня — бесконечная взаимная попытка вместе вербализировать невыразимый опыт, чтобы осмыслить и поделиться им.
В-третьих, это воспитание определило моё отношение к нон-фикшн литературе про людей и их устройство. Это был необходимый материал как для отношений, так и для их осмысления. Чаще всего я выбирала книги, пытаясь получить больше материала для дальнейшего общения с человеком или в процессе осмысления его поведения и рассказов. Я развивалась в отношениях с другими, и потому всегда старалась предоставить другой стороне возможность получить от отношений своё развитие тоже. Чтение было невозможно отделить от отношений: книги по психологии, философии, а потом по нейробиологии, медицине, социальной психологии и проч проч — то, с чем я прихожу в разговор «кстати, вот ты в прошлый раз рассказывала… а я тут кое-что прочитала об этом: может, будет полезно».
Я не могла понять, почему люди могли влюбиться в меня или считать наше общение особенным, когда мы просто полчаса поговорили на вечеринке или в университетской столовой. Только во взрослом возрасте я допру, что люди чаще всего не имеют такого опыта аутентичного общения. Да что там: большинство не привыкли, что их реально слушают и задают вопросы о том, что их волнует. Мне пришлось осваивать не глубину, а наоборот, поверхностное общение.
В-четвертых, для меня ужасной загадкой было поведение людей, которые общаются и строят отношения не так. Почему? Почему они выбирают что-то более деструктивное для себя и других? Как они устроены? Эти вопросы толкали меня на постоянное изучение материалов в том числе биологии, медицины, психиатрии: когда я видела, что человек живет в какой-то другой парадигме ценностей или реакций, я чувствовала желание изучить эту систему, как иностранный язык, чтобы увеличить свою способность к коммуникации с максимальным пониманием внутреннего мира и логики другого человека.
Мда, конечно. Моё профессиональное занятие психологическими штуками было неизбежным, но я об этом не подозревала!
У этого воспитания есть несколько забавных последствий, которые и толкнули меня на путь человековедения.
Во-первых, нетипичная норма отношений. Как говорится, ребенок не знает нормы любви и потому принимает за любовь любое обращение с ним значимого взрослого: отсутствие и холод, обесценивание и необходимость заслужить любовь, насилие — всё это становится нормой, которая может повторяться и повторяться во взрослом возрасте, пока человек не осознает, что именно он повторяет. Ну а у меня нормой были безопасные отношения, в которых можно быть собой и быть любой, в которых тебя слышат, заботятся и помогают развиваться. У меня просто не складывались отношения с людьми, которые видят норму по-другому: в юности я частенько могла не даже не понимать манипулятивных намеков — настолько мне это было незнакомо.
Я предлагала всем, кто мне был интересен, заботливые стабильные отношения для взаимного развития (настолько, насколько я была способна на тот момент) — и ожидала того же в ответ. Интересоваться тем, как человек видит мир и почему, что для него важно и почему, что он хочет от своей жизни и почему, как на него влияет его семья, культура, его опыт, как с этим всем справляться, где ближайшая зона развития, как в неё попасть и тд и тп — основная тема моего общения с близкими со школы и до сегодняшнего дня.
Во-вторых, у меня очень рано развились не просто вербальные навыки, а способности вербализировать эмоции и ощущения — и получение удовольствия от этого, потому что это всегда результировало в коммуникацию и взаимопонимание. Появление интернета и бесконечного вербального общения в безкартиночном анонимном интернете 2000-х только усилило эту сторону. А блогосфера и соцсети показали, что это моё умение — и сильный социальный инструмент. И, конечно, в основе отношений с людьми для меня — бесконечная взаимная попытка вместе вербализировать невыразимый опыт, чтобы осмыслить и поделиться им.
В-третьих, это воспитание определило моё отношение к нон-фикшн литературе про людей и их устройство. Это был необходимый материал как для отношений, так и для их осмысления. Чаще всего я выбирала книги, пытаясь получить больше материала для дальнейшего общения с человеком или в процессе осмысления его поведения и рассказов. Я развивалась в отношениях с другими, и потому всегда старалась предоставить другой стороне возможность получить от отношений своё развитие тоже. Чтение было невозможно отделить от отношений: книги по психологии, философии, а потом по нейробиологии, медицине, социальной психологии и проч проч — то, с чем я прихожу в разговор «кстати, вот ты в прошлый раз рассказывала… а я тут кое-что прочитала об этом: может, будет полезно».
Я не могла понять, почему люди могли влюбиться в меня или считать наше общение особенным, когда мы просто полчаса поговорили на вечеринке или в университетской столовой. Только во взрослом возрасте я допру, что люди чаще всего не имеют такого опыта аутентичного общения. Да что там: большинство не привыкли, что их реально слушают и задают вопросы о том, что их волнует. Мне пришлось осваивать не глубину, а наоборот, поверхностное общение.
В-четвертых, для меня ужасной загадкой было поведение людей, которые общаются и строят отношения не так. Почему? Почему они выбирают что-то более деструктивное для себя и других? Как они устроены? Эти вопросы толкали меня на постоянное изучение материалов в том числе биологии, медицины, психиатрии: когда я видела, что человек живет в какой-то другой парадигме ценностей или реакций, я чувствовала желание изучить эту систему, как иностранный язык, чтобы увеличить свою способность к коммуникации с максимальным пониманием внутреннего мира и логики другого человека.
Мда, конечно. Моё профессиональное занятие психологическими штуками было неизбежным, но я об этом не подозревала!
Страшно пробовать, потому что нет опыта, а опыта нет, потому что страшно попробовать. Такое часто случается с молодыми специалистами, особенно с ответственными и стремящимися к идеальному результату. Случилось такое и с 24-летней маркетологиней Х.
Неопределенность и непонимание, куда направить свою творческую и интеллектуальную энергию, заставляли её тревожиться и сомневаться в себе, откладывая действия. Психотерапия научила её рефлексировать и замечать свои эмоции – но как выстраивать отношения с внешним миром и как простраивать действия стратегически, было не ясно.
Х. пришла на коучинг с вопросом, кем она видит себя через 5-10 лет, и желанием найти профессиональную дорогу, которая принесла бы чувство осмысленности в жизнь. От коучинга она ожидала не только самой идеи, но и помощи с планированием и реализацией: она не понимала алгоритм действий для построения карьерного пути и боялась фатально ошибиться — это парализовало.
Представление о себе как о неспособной, неорганизованной, безответственной мешали Х. сделать хоть какой-то шаг к желанному будущему — кроме всего прочего, она нуждалась в безопасности, в которой сможет научиться больше доверять себе и слышать себя. Мы создали чёткое структурированное пространство планирования с понятными метриками отслеживания результатов, встроив в него работу с эмоциями.
Вот, что сделала Х. за 8 сессий в коучинге:
1 Призналась себе, что уже знает, чего хочет: стать переводчицей книг. Поняла, что не решалась высказать это желание, так как оно связано со сложными и страшными для неё задачами.
2 Использовала коуча в качестве свидетеля данных себе обещаний, благодаря чему смогла, несмотря на тревожность, начать обращаться к людям, которые могли бы быть ей полезными на профессиональном пути.
3 Получила первое тестовое задание, смогла внимательно просчитать свои ресурсы и построить реалистичный план работы, который привел к первому контракту с издательством на перевод книги.
4 Научилась учитывать свои эмоции в организации работы, планировать время не только на труд, но и на отдых — и открыла для себя, что с правильным планом она, оказывается, очень даже дисциплинированный и ответственный человек.
5 За 4 месяца перевела книгу, не перерабатывая и не откладывая, оставив себе достаточно времени на повторные проверки и редактуру.
6 Разработала для себя инструкцию взаимодействия с издательствами и изданиями, которая учитывает фрустрацию от возможных отказов и позволяет двигаться дальше без паралича стыда.
7 Нашла для себя смысл и начала учить второй язык, осознав, насколько далеко от правды кажущееся «уже поздно», когда у тебя впереди еще лет 50 активной профессиональной жизни.
8 За 6 месяцев работы Х. осознала, что за тревогой о несделанных делах и возможных отказах скрывается экзистенциальная тревога о конечности жизни — и хотя это не слишком приятное чувство, оно может не мешать, а быть фоном, который она учится выдерживать.
9 А также создала рецепт от страха рабочих трудностей: иметь больше не только позитивного, но и негативного опыта — чтобы всё, что было страшным, стало привычным.
К концу коучинга первая переведенная Х. книга готовится к публикации, впереди — большие планы на дальнейшую работу. Х. научилась с большим доверием опираться на себя в принятии решений, в организации работы и в присвоении себе своих достижений.
Для меня работа с Х. была похожа на наблюдение за тем, как птица расправляет крылья и учится летать, сначала осторожно и тревожно. Но как только она попадает в поток воздуха, оказывается, что лететь — её естественное состояние, просто она никогда не думала об этом раньше.
Неопределенность и непонимание, куда направить свою творческую и интеллектуальную энергию, заставляли её тревожиться и сомневаться в себе, откладывая действия. Психотерапия научила её рефлексировать и замечать свои эмоции – но как выстраивать отношения с внешним миром и как простраивать действия стратегически, было не ясно.
Х. пришла на коучинг с вопросом, кем она видит себя через 5-10 лет, и желанием найти профессиональную дорогу, которая принесла бы чувство осмысленности в жизнь. От коучинга она ожидала не только самой идеи, но и помощи с планированием и реализацией: она не понимала алгоритм действий для построения карьерного пути и боялась фатально ошибиться — это парализовало.
Представление о себе как о неспособной, неорганизованной, безответственной мешали Х. сделать хоть какой-то шаг к желанному будущему — кроме всего прочего, она нуждалась в безопасности, в которой сможет научиться больше доверять себе и слышать себя. Мы создали чёткое структурированное пространство планирования с понятными метриками отслеживания результатов, встроив в него работу с эмоциями.
Вот, что сделала Х. за 8 сессий в коучинге:
1 Призналась себе, что уже знает, чего хочет: стать переводчицей книг. Поняла, что не решалась высказать это желание, так как оно связано со сложными и страшными для неё задачами.
2 Использовала коуча в качестве свидетеля данных себе обещаний, благодаря чему смогла, несмотря на тревожность, начать обращаться к людям, которые могли бы быть ей полезными на профессиональном пути.
3 Получила первое тестовое задание, смогла внимательно просчитать свои ресурсы и построить реалистичный план работы, который привел к первому контракту с издательством на перевод книги.
4 Научилась учитывать свои эмоции в организации работы, планировать время не только на труд, но и на отдых — и открыла для себя, что с правильным планом она, оказывается, очень даже дисциплинированный и ответственный человек.
5 За 4 месяца перевела книгу, не перерабатывая и не откладывая, оставив себе достаточно времени на повторные проверки и редактуру.
6 Разработала для себя инструкцию взаимодействия с издательствами и изданиями, которая учитывает фрустрацию от возможных отказов и позволяет двигаться дальше без паралича стыда.
7 Нашла для себя смысл и начала учить второй язык, осознав, насколько далеко от правды кажущееся «уже поздно», когда у тебя впереди еще лет 50 активной профессиональной жизни.
8 За 6 месяцев работы Х. осознала, что за тревогой о несделанных делах и возможных отказах скрывается экзистенциальная тревога о конечности жизни — и хотя это не слишком приятное чувство, оно может не мешать, а быть фоном, который она учится выдерживать.
9 А также создала рецепт от страха рабочих трудностей: иметь больше не только позитивного, но и негативного опыта — чтобы всё, что было страшным, стало привычным.
К концу коучинга первая переведенная Х. книга готовится к публикации, впереди — большие планы на дальнейшую работу. Х. научилась с большим доверием опираться на себя в принятии решений, в организации работы и в присвоении себе своих достижений.
Для меня работа с Х. была похожа на наблюдение за тем, как птица расправляет крылья и учится летать, сначала осторожно и тревожно. Но как только она попадает в поток воздуха, оказывается, что лететь — её естественное состояние, просто она никогда не думала об этом раньше.
Человековедение: мои первые книги Ч.1
Первым моим чтивом про человека были три стянутые с маминой прикроватной тумбочки книги: о том, как воспитывать одаренного ребенка, о том, как справиться с трудным ребенком, и книга по детской астрологии (как справиться с ребенком любого знака зодиака). Стянула я их не только потому, что тиктока тогда не была, но и потому что они подозрительно обещали помочь воспитать какого-то ребенка… и я справедливо подозревала, что речь обо мне, а быть кем-то воспитанной мне ужасно не хотелось. Я решила, что если я вероломно прочитаю, что там ей советуют в книгах — то буду готова к лбым коварным приемам и воспитать себя не дам! Кажется, так и вышло лол.
С тех пор много лет психология была для меня инструментом, который позволял построить теорию сознания других людей и защититься от их попыток как-то на меня без спроса воздействовать — то есть смоделировать, что они думают, что хотят от меня, и как сделать так, чтобы они этого не получили тайным образом (без консента, по-нашему).
Не помню, честно говоря, что именно было написано в этих книгах про одаренного и трудного детей. Но из них я сделала вывод, что меня считают трудным и одаренным ребенком одновременно (хотя в книгах они выписывались очень по-разному). Мне это польстило, но и поставило высокую планку, чтобы соответствовать кек!
Но главное — я впервые увидела абстрагирование, обобщение и схематизацию эмпирического опыта общения и отношений. Это мне очень зашло. В детстве мне было довольно сложно понять других людей «интуитивно»: я не понимала, что именно бесит мою бабушку, если я кручусь на стуле; или почему моя мама плачет после какого-то из наших разговоров — если мне не сообщали всё прямо, то я могла или не заметить эмоции или просто принимать их как данность и не знать, что с ними нужно что-то делать, раз не просят. От меня ускользала коммуникативная функция эмоций (например, я никогда не была чувствительна к обиженности других людей и прочим манипуляциям). Но книги по психологии раскрыли мне эту тему с другой, когнитивной стороны: целый схематический организационный мир паттернов человеческого реагирования!
Оказалось, если знать достаточно много закономерностей, можно объяснить любое поведение и реагирование других — и тогда оно наконец станет понятным!
Из книги про астрологию я вынесла два противоречивых впечатления: восторг от того, что всех людей можно расквалифицировать по каким-то признакам — и разочарование, что я какой-то «неправильный Рак». Это, в принципе, останется со мной навсегда: я обожаю классификации людей, психик, нервных систем — можно сказать, что я их коллекционирую и на досуге жонглирую переходным анализом из одной в другую, наслаждаясь апофеническими совпадениями. При этом поскольку в большинство классификаций я сама как-то плохо влезаю, я привыкла обращать внимание на их ошибки и исключения, и в этом смысле я терзаю проверками на реальность каждую теорию, как упертая такса — тапок на последнем издыхании.
[продолжение ⬇️]
Первым моим чтивом про человека были три стянутые с маминой прикроватной тумбочки книги: о том, как воспитывать одаренного ребенка, о том, как справиться с трудным ребенком, и книга по детской астрологии (как справиться с ребенком любого знака зодиака). Стянула я их не только потому, что тиктока тогда не была, но и потому что они подозрительно обещали помочь воспитать какого-то ребенка… и я справедливо подозревала, что речь обо мне, а быть кем-то воспитанной мне ужасно не хотелось. Я решила, что если я вероломно прочитаю, что там ей советуют в книгах — то буду готова к лбым коварным приемам и воспитать себя не дам! Кажется, так и вышло лол.
С тех пор много лет психология была для меня инструментом, который позволял построить теорию сознания других людей и защититься от их попыток как-то на меня без спроса воздействовать — то есть смоделировать, что они думают, что хотят от меня, и как сделать так, чтобы они этого не получили тайным образом (без консента, по-нашему).
Не помню, честно говоря, что именно было написано в этих книгах про одаренного и трудного детей. Но из них я сделала вывод, что меня считают трудным и одаренным ребенком одновременно (хотя в книгах они выписывались очень по-разному). Мне это польстило, но и поставило высокую планку, чтобы соответствовать кек!
Но главное — я впервые увидела абстрагирование, обобщение и схематизацию эмпирического опыта общения и отношений. Это мне очень зашло. В детстве мне было довольно сложно понять других людей «интуитивно»: я не понимала, что именно бесит мою бабушку, если я кручусь на стуле; или почему моя мама плачет после какого-то из наших разговоров — если мне не сообщали всё прямо, то я могла или не заметить эмоции или просто принимать их как данность и не знать, что с ними нужно что-то делать, раз не просят. От меня ускользала коммуникативная функция эмоций (например, я никогда не была чувствительна к обиженности других людей и прочим манипуляциям). Но книги по психологии раскрыли мне эту тему с другой, когнитивной стороны: целый схематический организационный мир паттернов человеческого реагирования!
Оказалось, если знать достаточно много закономерностей, можно объяснить любое поведение и реагирование других — и тогда оно наконец станет понятным!
Из книги про астрологию я вынесла два противоречивых впечатления: восторг от того, что всех людей можно расквалифицировать по каким-то признакам — и разочарование, что я какой-то «неправильный Рак». Это, в принципе, останется со мной навсегда: я обожаю классификации людей, психик, нервных систем — можно сказать, что я их коллекционирую и на досуге жонглирую переходным анализом из одной в другую, наслаждаясь апофеническими совпадениями. При этом поскольку в большинство классификаций я сама как-то плохо влезаю, я привыкла обращать внимание на их ошибки и исключения, и в этом смысле я терзаю проверками на реальность каждую теорию, как упертая такса — тапок на последнем издыхании.
[продолжение ⬇️]
Человековедение: мои первые книги Ч.2
В то же время я начала торчать в интернете. Кто не помнит, интернет в 2000 году это медленный интернет, в котором ооооочень медленно грузятся изображения и нет видео. В общем, это текстовая сеть по большей части. И это мир до централизованных деанонимизированных соцсетей — мир анонимного общения. Я зависала на форумах — аналогах современных пабликов, где велись разных беседы, разбитые по темам. Я очень любила изучать ветки обсуждений, связанные с психологией, отношениями, сексом и всяческими философствованиями о смысле жизни. Это была эклектичная смесь из «цитат великих», личного опыта и логических построений людей, которые с какого-то хрена в 12 ночи решили разобраться с тем, что такое оптимизм и как его наличие связано с приверженностью тому или иному жанру кино и детскими впечатлениями от отношений родителей.
Наконец, есть еще два довольно идиотских источника моей любви к психологии в подростковом возрасте. Первый это колонка психологини по имени (как сейчас помню) Галина Белозуб в газете «Моя семья» — вернее, это был её регулярный комментарий к какой-то сложной ситуации из письма, присланного читателем в редакцию. Мы с мамой читали историю наперегонки и, прежде чем прочитать ответ психологини, обсуждали свои варианты — а потом удивлялись, что у неё как-то не так, но мудрее и интереснее.
И второй — это книги «доктора Курпатова», которые выходили в середине 2000-х в таком количестве, что его покупали не в книжных, а в газетных киосках — я брала его вместе с панк-журналом «МОЛОТОК». Тоже не помню, чего я там вычитала, но помню ощущение, что этот особенный взгляд психологов на вполне себе кислую реальность скучных взрослых зачаровывал, как погружение на дно моря в маской, когда в однородной зеленой пучине вдруг обнаруживаешь разнообразную жизнь. Эти люди явно были держателями какого-то тайного знания, которым мне тоже очень хотелось завладеть.
Вот такая, казалось бы, ерунда толкнула меня на путь познания в детстве.
В то же время я начала торчать в интернете. Кто не помнит, интернет в 2000 году это медленный интернет, в котором ооооочень медленно грузятся изображения и нет видео. В общем, это текстовая сеть по большей части. И это мир до централизованных деанонимизированных соцсетей — мир анонимного общения. Я зависала на форумах — аналогах современных пабликов, где велись разных беседы, разбитые по темам. Я очень любила изучать ветки обсуждений, связанные с психологией, отношениями, сексом и всяческими философствованиями о смысле жизни. Это была эклектичная смесь из «цитат великих», личного опыта и логических построений людей, которые с какого-то хрена в 12 ночи решили разобраться с тем, что такое оптимизм и как его наличие связано с приверженностью тому или иному жанру кино и детскими впечатлениями от отношений родителей.
Наконец, есть еще два довольно идиотских источника моей любви к психологии в подростковом возрасте. Первый это колонка психологини по имени (как сейчас помню) Галина Белозуб в газете «Моя семья» — вернее, это был её регулярный комментарий к какой-то сложной ситуации из письма, присланного читателем в редакцию. Мы с мамой читали историю наперегонки и, прежде чем прочитать ответ психологини, обсуждали свои варианты — а потом удивлялись, что у неё как-то не так, но мудрее и интереснее.
И второй — это книги «доктора Курпатова», которые выходили в середине 2000-х в таком количестве, что его покупали не в книжных, а в газетных киосках — я брала его вместе с панк-журналом «МОЛОТОК». Тоже не помню, чего я там вычитала, но помню ощущение, что этот особенный взгляд психологов на вполне себе кислую реальность скучных взрослых зачаровывал, как погружение на дно моря в маской, когда в однородной зеленой пучине вдруг обнаруживаешь разнообразную жизнь. Эти люди явно были держателями какого-то тайного знания, которым мне тоже очень хотелось завладеть.
Вот такая, казалось бы, ерунда толкнула меня на путь познания в детстве.