В российском прокате «Партенопа» Паоло Соррентино — своеобразная феминная версия «Великой красоты»: вместо Тони Сервилло — Стефания Сандрелли, вместо Рима — Неаполь, но по факту — всё то же нарциссически-сладостное и в то же время мучительное путешествие внутрь себя.
На показе в «Октябре» меня спросили, что значит фраза «Бог ненавидит море», звучащая в самом конце, на титрах?
Я честно признался, что не знаю. Зрители придумывали остроумные интерпретации, я растерянно предлагал искать ответ в неаполитанском контексте.
И вот разгадка. В интервью Соррентино рассказал следующее. Шла ночная смена, ему нужно было, чтобы артист Пеппе Ланцетта на заднем плане разговаривал со статистами, но все устали и не могли понять, какой текст произносить. И тогда Соррентино прокричал: «Пеппе, скажи, что бог ненавидит море». Это было первое, что режиссеру пришло в голову. Странная фраза так всем понравилась, что постановщик сделал ее финальным акцентом фильма.
Эта история, впрочем, не отменяет всевозможные интерпретации, но внятно демонстрирует интуитивный и импровизационный метод Соррентино.
В российском прокате «Партенопа» Паоло Соррентино — своеобразная феминная версия «Великой красоты»: вместо Тони Сервилло — Стефания Сандрелли, вместо Рима — Неаполь, но по факту — всё то же нарциссически-сладостное и в то же время мучительное путешествие внутрь себя.
На показе в «Октябре» меня спросили, что значит фраза «Бог ненавидит море», звучащая в самом конце, на титрах?
Я честно признался, что не знаю. Зрители придумывали остроумные интерпретации, я растерянно предлагал искать ответ в неаполитанском контексте.
И вот разгадка. В интервью Соррентино рассказал следующее. Шла ночная смена, ему нужно было, чтобы артист Пеппе Ланцетта на заднем плане разговаривал со статистами, но все устали и не могли понять, какой текст произносить. И тогда Соррентино прокричал: «Пеппе, скажи, что бог ненавидит море». Это было первое, что режиссеру пришло в голову. Странная фраза так всем понравилась, что постановщик сделал ее финальным акцентом фильма.
Эта история, впрочем, не отменяет всевозможные интерпретации, но внятно демонстрирует интуитивный и импровизационный метод Соррентино.
On February 27th, Durov posted that Channels were becoming a source of unverified information and that the company lacks the ability to check on their veracity. He urged users to be mistrustful of the things shared on Channels, and initially threatened to block the feature in the countries involved for the length of the war, saying that he didn’t want Telegram to be used to aggravate conflict or incite ethnic hatred. He did, however, walk back this plan when it became clear that they had also become a vital communications tool for Ukrainian officials and citizens to help coordinate their resistance and evacuations. Telegram, which does little policing of its content, has also became a hub for Russian propaganda and misinformation. Many pro-Kremlin channels have become popular, alongside accounts of journalists and other independent observers. For tech stocks, “the main thing is yields,” Essaye said. Given the pro-privacy stance of the platform, it’s taken as a given that it’ll be used for a number of reasons, not all of them good. And Telegram has been attached to a fair few scandals related to terrorism, sexual exploitation and crime. Back in 2015, Vox described Telegram as “ISIS’ app of choice,” saying that the platform’s real use is the ability to use channels to distribute material to large groups at once. Telegram has acted to remove public channels affiliated with terrorism, but Pavel Durov reiterated that he had no business snooping on private conversations. Now safely in France with his spouse and three of his children, Kliuchnikov scrolls through Telegram to learn about the devastation happening in his home country.
from hk
