Notice: file_put_contents(): Write of 10288 bytes failed with errno=28 No space left on device in /var/www/group-telegram/post.php on line 50
Warning: file_put_contents(): Only 4096 of 14384 bytes written, possibly out of free disk space in /var/www/group-telegram/post.php on line 50 Якеменко | Telegram Webview: yakemenko/17021 -
В этот день 99 лет назад покончил с собой Сергей Есенин.
Массовое сознание склонно к штампам, клишированию всего и вся, так как клише лучше и быстрее усваиваются, крепко вцепляются в мозг и создают твердую конструкцию бытия. Пушкин наше всё (бакенбарды), Гоголь литературный юродивый (нос и челка), Чехов певец сумерек (пенсне), Толстой ел траву, ходил босиком, писал романы объемом «могила школьника» (борода, белая рубаха). Есенина клишировали похожим образом. Пьяница, скандалист, хулиган (златые кудри). Многие знают, как начинаются несколько стихов. Никто не знает, чем они заканчиваются.
Увесистые биографии, которые наприлепили литературные негры никогда не читавшим его потешным окололитературным денщикам, укравшим подполковничьи сапоги, тем более бездарные фильмы лишь затрудняют и откровенно портят восприятие Есенина. Вообще убогое постсоветское «есениноведение» (в самом широком смысле), которое тридцать лет сидит с видом человека, который собрался чихнуть, но никак не чихнет, ничего не сделало для того, чтобы люди лучше поняли Есенина. Прилипалы написали о нем в сотни раз больше, чем он сам, а читают его, а не их. Впрочем, « Бог их прости, больных, пустых и грязных. А нам они наскучили давно».
В советское время признаться в любви к Есенину на интеллигентской кухне означало отлучение от кухни, «Голоса Америки» и самиздата. Его не пели со сцен казенными, капитанскими голосами присяжные столичные певцы, но зато его любила и знала провинция.
И это неудивительно. Он был типично нашим поэтом, которого невозможно измерить никаким аршином, который весь сшит из разноцветных клочков, налезающих друг на друга – пьянство, ругань, строки, написанные детским почерком, широкий, мягкий, артистичный, фольклорный язык, низкий голос при внешности херувима, трубка, которую он не курил, боязнь заразиться, друзья, фобии, лютая тоска и разгульное, жуткое - двери с петель – веселье, чтение стихов перед святой княгиней Елизаветой в Марфо-Мариинской обители и похабные стишки на стенах Страстного монастыря.
Почти каждая эта деталь при ближайшем рассмотрении имеет косвенное отношение к Есенину, как к поэту, но все вместе они дают странную, зыбкую картинку - Есенин есть, но его нельзя ощутить в целостности, самое главное в нем, как пятнадцатый камень сада Реандзи, всегда не видно, но именно оно и создает убедительное ощущение общей трагической гениальности, той гениальности, какая только и бывает в России. Поэтому, как ни странно, лучше всего о нем написали Мариенгоф и Шнейдер, которых невозможно вообразить рядом друг с другом.
А с ним рядом можно.
Трудно представить, что было бы с Есениным, если бы судьба отвела ему еще лет пять. Все послереволюционные годы Есенин пытался себя приспособить к новой фантасмагорической жизни, но у него не вышло. Отсюда и мука и маета и горячечное пьянство и паскудство и прозрения о самоубийстве (В зеленый вечер под окном на рукаве своем повешусь) – он по определению не мог приглушить темперамент и стать литературным совслужащим, тем более, что это все равно бы не спасло, а вот испортить уже наше впечатление от его творчества вполне могло. Так что ушел вовремя, так, как умеют уходить те, кто все высказал.
В отличие от Маяковского, он не получил официального признания и поэтому впечатление о нем складывается так, как и должно – из читательского восприятия, своего и чужого. Кстати, его стоит читать именно после Маяковского, как стоит горячий кофе запивать холодной водой. Цветаева точно сказала: «Маяковского долго читать невыносимо от чисто физической растраты. После Маяковского нужно долго и много есть». Вот этой пищей и может стать Есенин – контраст двух великих и совершенно несравнимых людей, стилей, языков, образных рядов дают стереоскопическое видение обоих.
И времени, без которого их просто нет.
…Месяц умер, Синеет в окошко рассвет. Ах ты, ночь! Что ты, ночь, наковеркала? Я в цилиндре стою. Никого со мной нет. Я один… И — разбитое зеркало.
В этот день 99 лет назад покончил с собой Сергей Есенин.
Массовое сознание склонно к штампам, клишированию всего и вся, так как клише лучше и быстрее усваиваются, крепко вцепляются в мозг и создают твердую конструкцию бытия. Пушкин наше всё (бакенбарды), Гоголь литературный юродивый (нос и челка), Чехов певец сумерек (пенсне), Толстой ел траву, ходил босиком, писал романы объемом «могила школьника» (борода, белая рубаха). Есенина клишировали похожим образом. Пьяница, скандалист, хулиган (златые кудри). Многие знают, как начинаются несколько стихов. Никто не знает, чем они заканчиваются.
Увесистые биографии, которые наприлепили литературные негры никогда не читавшим его потешным окололитературным денщикам, укравшим подполковничьи сапоги, тем более бездарные фильмы лишь затрудняют и откровенно портят восприятие Есенина. Вообще убогое постсоветское «есениноведение» (в самом широком смысле), которое тридцать лет сидит с видом человека, который собрался чихнуть, но никак не чихнет, ничего не сделало для того, чтобы люди лучше поняли Есенина. Прилипалы написали о нем в сотни раз больше, чем он сам, а читают его, а не их. Впрочем, « Бог их прости, больных, пустых и грязных. А нам они наскучили давно».
В советское время признаться в любви к Есенину на интеллигентской кухне означало отлучение от кухни, «Голоса Америки» и самиздата. Его не пели со сцен казенными, капитанскими голосами присяжные столичные певцы, но зато его любила и знала провинция.
И это неудивительно. Он был типично нашим поэтом, которого невозможно измерить никаким аршином, который весь сшит из разноцветных клочков, налезающих друг на друга – пьянство, ругань, строки, написанные детским почерком, широкий, мягкий, артистичный, фольклорный язык, низкий голос при внешности херувима, трубка, которую он не курил, боязнь заразиться, друзья, фобии, лютая тоска и разгульное, жуткое - двери с петель – веселье, чтение стихов перед святой княгиней Елизаветой в Марфо-Мариинской обители и похабные стишки на стенах Страстного монастыря.
Почти каждая эта деталь при ближайшем рассмотрении имеет косвенное отношение к Есенину, как к поэту, но все вместе они дают странную, зыбкую картинку - Есенин есть, но его нельзя ощутить в целостности, самое главное в нем, как пятнадцатый камень сада Реандзи, всегда не видно, но именно оно и создает убедительное ощущение общей трагической гениальности, той гениальности, какая только и бывает в России. Поэтому, как ни странно, лучше всего о нем написали Мариенгоф и Шнейдер, которых невозможно вообразить рядом друг с другом.
А с ним рядом можно.
Трудно представить, что было бы с Есениным, если бы судьба отвела ему еще лет пять. Все послереволюционные годы Есенин пытался себя приспособить к новой фантасмагорической жизни, но у него не вышло. Отсюда и мука и маета и горячечное пьянство и паскудство и прозрения о самоубийстве (В зеленый вечер под окном на рукаве своем повешусь) – он по определению не мог приглушить темперамент и стать литературным совслужащим, тем более, что это все равно бы не спасло, а вот испортить уже наше впечатление от его творчества вполне могло. Так что ушел вовремя, так, как умеют уходить те, кто все высказал.
В отличие от Маяковского, он не получил официального признания и поэтому впечатление о нем складывается так, как и должно – из читательского восприятия, своего и чужого. Кстати, его стоит читать именно после Маяковского, как стоит горячий кофе запивать холодной водой. Цветаева точно сказала: «Маяковского долго читать невыносимо от чисто физической растраты. После Маяковского нужно долго и много есть». Вот этой пищей и может стать Есенин – контраст двух великих и совершенно несравнимых людей, стилей, языков, образных рядов дают стереоскопическое видение обоих.
И времени, без которого их просто нет.
…Месяц умер, Синеет в окошко рассвет. Ах ты, ночь! Что ты, ночь, наковеркала? Я в цилиндре стою. Никого со мной нет. Я один… И — разбитое зеркало.
These entities are reportedly operating nine Telegram channels with more than five million subscribers to whom they were making recommendations on selected listed scrips. Such recommendations induced the investors to deal in the said scrips, thereby creating artificial volume and price rise. On Feb. 27, however, he admitted from his Russian-language account that "Telegram channels are increasingly becoming a source of unverified information related to Ukrainian events." Such instructions could actually endanger people — citizens receive air strike warnings via smartphone alerts. Either way, Durov says that he withdrew his resignation but that he was ousted from his company anyway. Subsequently, control of the company was reportedly handed to oligarchs Alisher Usmanov and Igor Sechin, both allegedly close associates of Russian leader Vladimir Putin. "We're seeing really dramatic moves, and it's all really tied to Ukraine right now, and in a secondary way, in terms of interest rates," Octavio Marenzi, CEO of Opimas, told Yahoo Finance Live on Thursday. "This war in Ukraine is going to give the Fed the ammunition, the cover that it needs, to not raise interest rates too quickly. And I think Jay Powell is a very tepid sort of inflation fighter and he's not going to do as much as he needs to do to get that under control. And this seems like an excuse to kick the can further down the road still and not do too much too soon."
from hk
