Telegram Group & Telegram Channel
Дмитрий Лукьянов
«Год в Чувашии»


Сложно не заметить в русскоязычной литературе тренд на локальность и этническую идентичность, разговор о «малых народах», их языках и культуре. «Год в Чувашии» этот тренд поддерживает, но есть вопросики.

По сюжету, рассказчик (и наблюдатель) во время пандемии ковида уезжает с женой и сыном-младенцем в Чувашию. Рассказчик – москвич не в первом поколении, очень русский мужчина, жена его - «востребованный редактор Лена» - чувашка. К Лениным родственникам, в Чебоксары и прилегающие к нему деревни, и отправляются герои книги. Роман – разрозненные заметки о Чувашии и пространные размышления рассказчика о чувашах и русских, центре и окраинах, языках, вере и доме. Пишется этот роман от января до января, то есть 13 месяцев, именно на столько отрезков, как спешит нам сообщить рассказчик, поделён чувашский календарь.

Этническая идентичность и региональность в данном случае – лишь повод для книги, а не её идея или проблематика. Да, рассказчик/герой/автор изо всех сил пытается вглядеться в диковинный народ, живущий буквально по соседству со столицей, но получаются не очень захватывающие заметки скучающего человека. В тексте угадываются «домашние заготовки», как бывает у авторов, которые долгое время тщательно записывают удачно сформулированные фразы и предложения, а потом, когда всё же созревают для большой книги, вставляют эти черновики в текст. Лихо я сейчас вывела обобщённый портрет автора? Ну, примерно так поступает конкретный автор с чувашами и русскими. Правда, предупреждая обвинения в колониальной оптике, автор в первой же главе выдаёт это обвинение рассказчику. Жена Лена говорит ему: «Это все же колониалистский бёрдвотчинг». На что тот, кстати, мысленно замечает: «У высоких чувашек и, часто, татарок бывает узнаваемая форма ног. В ней есть хрупкость и какая-то целомудренность —
натуральная, не вполне человеческая, вроде как у олененка Бэмби».

Позже рассказчик опишет привычный ужин в деревне у старших родственников жены, основным блюдом станет жёлтая каша, посыпанная вареным яйцом. А вот у одного из братьев жены угощения совсем другие: «Иногда мы собирались в его большой гостиной в стиле лофт, чтобы выпить немного виски. Блюдо с желтой деревенской кашей, скромно посыпанной яйцом, никогда не стояло на икеевском столе». Вот это поворот! У современных городских чувашей мебель из Икеа и виски…

Примерно такие замечания о Чувашии и Москве, чувашах и русских и продолжаются всю книгу. Нет, рассказчик поведает нам и о затоплении старой части Чебоксар, и о деревенской колдунье, к которой народ съезжается со всех окрестных регионов, и о странном Мише, который много лет зарабатывал деньги в суровых краях, а привёз домой только арбузоподобный живот, и о Сурском оборонительном рубеже, и даже о первом российском теплоходе… Но всё же не очень понятно, зачем?

«Год в Чувашии» - книга не о Чувашии и её народах, это книга о тоске по дому. Несколько раз рассказчик возвращается к этой теме, он прямым текстом говорит, что у москвича не может быть дома и ощущения дома. Он вливается в семью жены, греется об их быт, сплочённость, память поколений (будь то письма бабушки или баня, которую прадед построил для сына и будущих сыновей сына). Он словно слегка завидует малому народу, народу, чья история, численность и исконная территория, соразмерна отдельному человеку.

Кажется, эта книга подойдёт тем, кто хочет замедлиться и побыть дома, в уютном тепле, в кругу большой семьи, собравшейся, допустим, чтобы крестить нового младенца.

*Отдельный респект за чувашский язык в тексте.

#читаеткуплевацкая
@alpinaproza



group-telegram.com/BeAwitness/954
Create:
Last Update:

Дмитрий Лукьянов
«Год в Чувашии»


Сложно не заметить в русскоязычной литературе тренд на локальность и этническую идентичность, разговор о «малых народах», их языках и культуре. «Год в Чувашии» этот тренд поддерживает, но есть вопросики.

По сюжету, рассказчик (и наблюдатель) во время пандемии ковида уезжает с женой и сыном-младенцем в Чувашию. Рассказчик – москвич не в первом поколении, очень русский мужчина, жена его - «востребованный редактор Лена» - чувашка. К Лениным родственникам, в Чебоксары и прилегающие к нему деревни, и отправляются герои книги. Роман – разрозненные заметки о Чувашии и пространные размышления рассказчика о чувашах и русских, центре и окраинах, языках, вере и доме. Пишется этот роман от января до января, то есть 13 месяцев, именно на столько отрезков, как спешит нам сообщить рассказчик, поделён чувашский календарь.

Этническая идентичность и региональность в данном случае – лишь повод для книги, а не её идея или проблематика. Да, рассказчик/герой/автор изо всех сил пытается вглядеться в диковинный народ, живущий буквально по соседству со столицей, но получаются не очень захватывающие заметки скучающего человека. В тексте угадываются «домашние заготовки», как бывает у авторов, которые долгое время тщательно записывают удачно сформулированные фразы и предложения, а потом, когда всё же созревают для большой книги, вставляют эти черновики в текст. Лихо я сейчас вывела обобщённый портрет автора? Ну, примерно так поступает конкретный автор с чувашами и русскими. Правда, предупреждая обвинения в колониальной оптике, автор в первой же главе выдаёт это обвинение рассказчику. Жена Лена говорит ему: «Это все же колониалистский бёрдвотчинг». На что тот, кстати, мысленно замечает: «У высоких чувашек и, часто, татарок бывает узнаваемая форма ног. В ней есть хрупкость и какая-то целомудренность —
натуральная, не вполне человеческая, вроде как у олененка Бэмби».

Позже рассказчик опишет привычный ужин в деревне у старших родственников жены, основным блюдом станет жёлтая каша, посыпанная вареным яйцом. А вот у одного из братьев жены угощения совсем другие: «Иногда мы собирались в его большой гостиной в стиле лофт, чтобы выпить немного виски. Блюдо с желтой деревенской кашей, скромно посыпанной яйцом, никогда не стояло на икеевском столе». Вот это поворот! У современных городских чувашей мебель из Икеа и виски…

Примерно такие замечания о Чувашии и Москве, чувашах и русских и продолжаются всю книгу. Нет, рассказчик поведает нам и о затоплении старой части Чебоксар, и о деревенской колдунье, к которой народ съезжается со всех окрестных регионов, и о странном Мише, который много лет зарабатывал деньги в суровых краях, а привёз домой только арбузоподобный живот, и о Сурском оборонительном рубеже, и даже о первом российском теплоходе… Но всё же не очень понятно, зачем?

«Год в Чувашии» - книга не о Чувашии и её народах, это книга о тоске по дому. Несколько раз рассказчик возвращается к этой теме, он прямым текстом говорит, что у москвича не может быть дома и ощущения дома. Он вливается в семью жены, греется об их быт, сплочённость, память поколений (будь то письма бабушки или баня, которую прадед построил для сына и будущих сыновей сына). Он словно слегка завидует малому народу, народу, чья история, численность и исконная территория, соразмерна отдельному человеку.

Кажется, эта книга подойдёт тем, кто хочет замедлиться и побыть дома, в уютном тепле, в кругу большой семьи, собравшейся, допустим, чтобы крестить нового младенца.

*Отдельный респект за чувашский язык в тексте.

#читаеткуплевацкая
@alpinaproza

BY Книжная среда Куплевацкой


Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260

Share with your friend now:
group-telegram.com/BeAwitness/954

View MORE
Open in Telegram


Telegram | DID YOU KNOW?

Date: |

Telegram was co-founded by Pavel and Nikolai Durov, the brothers who had previously created VKontakte. VK is Russia’s equivalent of Facebook, a social network used for public and private messaging, audio and video sharing as well as online gaming. In January, SimpleWeb reported that VK was Russia’s fourth most-visited website, after Yandex, YouTube and Google’s Russian-language homepage. In 2016, Forbes’ Michael Solomon described Pavel Durov (pictured, below) as the “Mark Zuckerberg of Russia.” Since its launch in 2013, Telegram has grown from a simple messaging app to a broadcast network. Its user base isn’t as vast as WhatsApp’s, and its broadcast platform is a fraction the size of Twitter, but it’s nonetheless showing its use. While Telegram has been embroiled in controversy for much of its life, it has become a vital source of communication during the invasion of Ukraine. But, if all of this is new to you, let us explain, dear friends, what on Earth a Telegram is meant to be, and why you should, or should not, need to care. "Your messages about the movement of the enemy through the official chatbot … bring new trophies every day," the government agency tweeted. On February 27th, Durov posted that Channels were becoming a source of unverified information and that the company lacks the ability to check on their veracity. He urged users to be mistrustful of the things shared on Channels, and initially threatened to block the feature in the countries involved for the length of the war, saying that he didn’t want Telegram to be used to aggravate conflict or incite ethnic hatred. He did, however, walk back this plan when it became clear that they had also become a vital communications tool for Ukrainian officials and citizens to help coordinate their resistance and evacuations. For tech stocks, “the main thing is yields,” Essaye said.
from id


Telegram Книжная среда Куплевацкой
FROM American