Все каникулы читала книжки, которые готовятся к выходу в 2025 году, и нам пока еще вполне есть, что почитать, хотя вообще непонятно, выйдет ли у нас хоть что-то из крупных зарубежных новинок (нового Кинга я уже даже не жду, старый был так себе, а вот новый роман Сюзанны Коллинз, действие которого разворачивается во вселенной «Голодных игр», или восьмую книжку про Страйка, например, очень).
Очень хороший роман Шаинян, алтайская готика, сгоревшие куклы, кофеек с дымом. Веркин очень веркинский, я по-прежнему не очень могу с ним сжиться, но понимаю гипнотическое очарование его картинок и разговоров. Наш «Город Чудный» я полюбила за то, что это такой роман-маятник, который качает от «Маленькой жизни» к уютности Макса Фрая. Еще я очень жду новый роман Ханипаева, но пока не читала его, так что сказать ничего не могу, но он должен быть хорошим, иначе я расстроюсь, вот это все, так что без вариантов тут.
Бэнвилл мрачноватый и страшно при этом узнаваемый, Июнь Ли не как все, книжку Эдит Уортон про мамочку, которая знает, как лучше, вижу во всех книжных клубах. «Сначала женщины и дети» — очень прохладный роман про разных людей, люблю такое, Саманта Харви — ну такой, очевидный Букер со слайдами про любовь к родине, ну и новый Бине как всегда роскошный и в роскошном переводе Анастасии Захаревич.
Все каникулы читала книжки, которые готовятся к выходу в 2025 году, и нам пока еще вполне есть, что почитать, хотя вообще непонятно, выйдет ли у нас хоть что-то из крупных зарубежных новинок (нового Кинга я уже даже не жду, старый был так себе, а вот новый роман Сюзанны Коллинз, действие которого разворачивается во вселенной «Голодных игр», или восьмую книжку про Страйка, например, очень).
Очень хороший роман Шаинян, алтайская готика, сгоревшие куклы, кофеек с дымом. Веркин очень веркинский, я по-прежнему не очень могу с ним сжиться, но понимаю гипнотическое очарование его картинок и разговоров. Наш «Город Чудный» я полюбила за то, что это такой роман-маятник, который качает от «Маленькой жизни» к уютности Макса Фрая. Еще я очень жду новый роман Ханипаева, но пока не читала его, так что сказать ничего не могу, но он должен быть хорошим, иначе я расстроюсь, вот это все, так что без вариантов тут.
Бэнвилл мрачноватый и страшно при этом узнаваемый, Июнь Ли не как все, книжку Эдит Уортон про мамочку, которая знает, как лучше, вижу во всех книжных клубах. «Сначала женщины и дети» — очень прохладный роман про разных людей, люблю такое, Саманта Харви — ну такой, очевидный Букер со слайдами про любовь к родине, ну и новый Бине как всегда роскошный и в роскошном переводе Анастасии Захаревич.
What distinguishes the app from competitors is its use of what's known as channels: Public or private feeds of photos and videos that can be set up by one person or an organization. The channels have become popular with on-the-ground journalists, aid workers and Ukrainian President Volodymyr Zelenskyy, who broadcasts on a Telegram channel. The channels can be followed by an unlimited number of people. Unlike Facebook, Twitter and other popular social networks, there is no advertising on Telegram and the flow of information is not driven by an algorithm. Andrey, a Russian entrepreneur living in Brazil who, fearing retaliation, asked that NPR not use his last name, said Telegram has become one of the few places Russians can access independent news about the war. Telegram boasts 500 million users, who share information individually and in groups in relative security. But Telegram's use as a one-way broadcast channel — which followers can join but not reply to — means content from inauthentic accounts can easily reach large, captive and eager audiences. But the Ukraine Crisis Media Center's Tsekhanovska points out that communications are often down in zones most affected by the war, making this sort of cross-referencing a luxury many cannot afford. In 2014, Pavel Durov fled the country after allies of the Kremlin took control of the social networking site most know just as VK. Russia's intelligence agency had asked Durov to turn over the data of anti-Kremlin protesters. Durov refused to do so.
from id
