​​Левый поворот при Меркель — научный факт?

Оценка эры Ангелы Меркель как периода идеологического сдвига Христианско-демократического союза (CDU/CSU) к центру, судя по реакциям, до сих пор вызывает жаркие споры. Очевидно, что отдельные наблюдатели дают одним и тем же политическим практикам разные оценки в соответствии со своим уникальным идеологическим «компасом». Политическая наука, однако, в этом отношении более однозначна.

Для количественного анализа политических позиций традиционно подходит left-right переменная из Manifesto Project Database (MARPOR). Этот индекс рассчитывается на основе контент-анализа предвыборных манифестов: каждое утверждение в программе партии кодируется как относящееся либо к правым, либо к левым темам, а итоговый показатель определяется по формуле: left-right = (Pro Right) − (Pro Left). Чем выше значение индекса, тем правее позиция партии, чем ниже — тем левее.

В случае CDU/CSU динамика данного показателя отражает явный левый вектор: в оппозиционный период и в ранние годы председательства Меркель (до 2005 года) программа партии была правоцентристской (~25). Однако после прихода к власти в 2005 году партийные манифесты значительно сместились в центр, достигнув «нуля» к 2013 году.

Впрочем у left-right индекса, хотя он и считается «золотым стандартом» политологии, есть ограничения: он фиксирует только риторику. Это обусловлено методологическими требованиями к операционализации (чёткая категоризация политических позиций) и необходимостью верифицируемости (данные должны быть воспроизводимыми). Однако легко представить, что предвыборные обещания (порой разительно) отличаются от политической действительности. Для Германии с её практикой коалиционных соглашений это особенно релевантно.

То есть в действительности период канцлерства Ангелы Меркель отметился даже более левым характером, чем это фиксирует Manifesto Project. В программах CDU, например, не было антикризисных мер во время финансового кризиса 2008–2009 годов, отказа от ядерной энергетики 2011-го, введения минимального размера оплаты труда 2015-го и, наконец, беспрецедентного открытия границ для беженцев на стыке 2015 и 2016 годов.

@BundeskanzlerRU

​​Правительство спонсировало протесты против AfD?

​​Запущенный администрацией Дональда Трампа тренд на раскрытие государственного финансирования инициатив сомнительного характера мимолетно коснулся и Германии. В частности, перед широкой общественностью оголился астротурфинговый генезис недавних массовых протестов «против правого поворота», которые маршем прошлись по главным немецким городам на фоне совместного голосования CDU/CSU, FDP и AfD в Бундестаге. Значительная часть этих мероприятий, как выяснилось, координировалась при содействии государственных структур. В самых крайних интерпретациях это означает, что действующие власти использовали гражданскую мобилизацию для делегитимации оппозиции.

Так, один из организаторов митинга, общественная инициатива «Бабушки против правых» (Omas gegen Rechts), получила около 23 тысяч евро из государственных фондов, а экологическая организация BUND, активно участвующая в демонстрациях, была профинансирована федеральными министерствами на сумму более 2 миллионов евро. Другой организатор, берлинский Campact, напрямую деньгами налогоплательщиков не располагает, однако ему принадлежат 50% противостоящей «языку ненависти» НКО HateAid, которая финансируется министерством семьи.

Но особенно скандальной деталью стала личная взаимосвязь между активистами и представителями правящей коалиции: заместитель председателя BUND Верена Грайхен приходится сестрой бывшему госсекретарю министерства экономики Патрику Грайхену и женой действующего госсекретаря Михаэля Келльнера. Эти имена уже фигурировали в скандалах, связанных с обвинениями в фаворитизме и кумовстве в министерстве климата под руководством Роберта Хабека («Зелёные»).

Cоциологические данные, впрочем, фиксируют ощутимое снижение влияния подобных кампаний на немецкого избирателя. Если годом ранее аналогичные акции под лозунгом противодействия «второму 1933-му» мобилизовали значительное число умеренных граждан против AfD, то сегодня протесты характеризуются выраженной идеологической гомогенностью участников (в основном это «ядерные» избиратели SPD, «Зелёных» и «Левых») и не отражаются на популярности «Альтернативы».

Это, в свою очередь, может свидетельствовать о выдохшемся потенциале риторического нагнетания, главный приём которого — афронт «фашизма», отсылающий к чудовищным преступлениям прошлого и оттого их тривиализирующий, — вызывает если не отвращение собственной воспроизводимостью, то понятную усталость, а расширение спектра обвиняемых — вплоть до включения в этот перечень умеренной партии христианских демократов — делает само понятие «правый» настолько расплывчатым, что его демонизация теряет прежнюю эффективность.

Ироничным и, вероятно, непредвиденным последствием такой поспешной ставки немецкого политического мейнстрима на дискурсивную стигматизацию оппонентов с помощью «срежиссированного» массового выражения гражданской позиции может оказаться консолидация правого электората на фоне возникшего чувства «осажденной крепости». То есть ровно обратное от задуманного.

@BundeskanzlerRU

​​Почему немцы не доверяют своим партиям?

Свежий опрос Forsa, согласно которому большинство немцев (52%) не считает ни одну из партий способной решить проблемы страны, в очередной раз фиксирует глубокую общественную неудовлетворенность функционированием немецкого государства. Но хоронить немецкие институты на этом фоне рано. Пугающие данные сами по себе не являются аномалией, а скорее олицетворяют общий для западных демократий тренд на эрозию партийных систем.

Кризис представительной демократии, к слову, это отнюдь не теория заговора или риторический прием популистов, а одна из популярнейших тем в современной политической философии и политологии. Интерес исследователей, как, собственно, и эмпирическую базу, подпитывает очередная волна автократизации и всюду наблюдаемый системный кризис доверия, выражающийся, например, в падении явки и росте популярности антисистемных движений . Но почему старая немецкая модель больше не работает?

Во-первых, партийные системы неизбежно эволюционируют. Стабильный этап «замороженной системы» с низкой электоральной волатильностью и малым эффективным числом партий (ENP) закончился, самое позднее, в момент объединения, когда новые электоральные предпочтения Востока и закрепление новых социальных расколов (экология, глобализация, миграция) ослабили доминирование т.н. «народных партий» (Volksparteien) — CDU/CSU и SPD.

Во-вторых, процессы фрагментации партийного ландшафта усилились за счёт общественной поляризации. Распространение социальных сетей и децентрализация информационных потоков привели к формированию «эко-камер» и кавалькаде относительно гомогенных идеологических лагерей. С одной стороны, это снижает эффективность политического диалога и привлекательность компромиссной политики «в центре». С другой, размывает прежнюю информационную гегемонию legacy media — одну из опор устойчивой медийной поддержки старых партий.

Наконец, отмирание традиционных партийных структур обусловлено и эндогенными факторами. Согласно классической теории картелизации, многолетнее пребывание у власти ведет к институционализации партий, снижая их зависимость от частных доноров и низовых инициатив. Государственное финансирование партий вместе с общей театрализацией политического процесса вызывает у граждан понятное ощущение «элитарного заговора» и утраты демократического контроля, которые впоследствии конвертируются в протестный голос. В нашем случае — за AfD и BSW.

Иначе говоря, нынешние 52% «против всех» в опросе Forsa о доверии к партиям невозможно объяснить ни политической конъюнктурой, ни колебанием общественного мнения, вызванного, например, неубедительной предвыборной кампанией ключевых кандидатов. Очевидно, что это свидетельство свойственного зрелым демократиям глобального сдвига. Но фундаментальнее вопрос не «почему», а «что дальше»: смогут ли старые партии приспособиться к новой электоральной реальности, как скоро нормализуются «популисты», и может ли превышенный градус общественной поляризации вылиться в нестабильность и политическое насилие?

@BundeskanzlerRU

​​Кто и сколько жертвует немецким партиям?

Помимо государственного финансирования, которое зависит от количества полученных голосов на выборах, немецкие партии традиционно принимают пожертвования от физических лиц, компаний и ассоциаций. Законодательство обязывает их публиковать ежегодные финансовые отчёты, а если частные переводы превышают 35 тысяч евро, то обнародованию подлежит и имя спонсора. Эта практика позволяет не только агрегировать доступные данные для статистического анализа, но и косвенно понять, чьи интересы, по крайней мере по мнению самих жертвователей, должна представлять та или иная партия.

В контексте сжатых сроков предвыборной кампании из-за досрочных выборов финансовая сторона вопроса привлекает больше внимания, чем обычно. Связано это, помимо прочего, с целой серией крупноразмерных транзакций в пользу AfD — хотя обычно партия отмечается относительно скромным объемом частных пожертвований.

Так, совокупная частная сторона бюджета «Альтернативы» состоит из трёх крупных переводов. Сначала 1,5 миллиона евро перевёл известный учёный-медик, инвестор и изобретатель несертифицированной вакцины от Covid-19 Винфрид Штёкер. Еще почти миллион евро отправил некий Хорст Ян Винтер. Несмотря на то, что перевод был зарегистрирован как от физического лица, ряд журналистов сообщает об использовании Винтером корпоративных средств компании Böttcher AG, членом наблюдательного совета которой он является. Наконец, 6400 печатных плакатов на сумму 2,3 миллиона евро пожертвовал член австрийской FPÖ Герхард Динглер.

«Союз Сары Вагенкнехт» (BSW), в свою очередь, в сумме получил 5 миллионов евро от пары предпринимателей, ранее жертвовавших «Зелёным» и социал-демократам. Последние, к слову, получили 1,5 миллиона евро от пиар-агентства. Правда, в виде предвыборных роликов.

А вот CDU, FDP и «Зелёные» отметились более сбалансированной поддержкой среднего и крупного бизнеса. Многие компании «диверсифицируют» портфель и жертвуют сопоставимые суммы сразу всем центристским партиям.

@BundeskanzlerRU

На пиво и брецель 🥨🍺
Аналитика, свободная от денег государства и партийных фондов, — это уникальное предложение «Бундесканцлера».

И поддержка читателей помогает сохранять эту независимость.

​​Германия прощается с Шольцем

«НЕканцлер: как Олаф Шольц испортил свою предвыборную кампанию», — гласит обложка завтрашнего Der Spiegel.

Критика редакции, однако, вращается вокруг относительно свежего «расистского скандала». На частном приеме в Берлине канцлер имел неосторожность назвать чернокожего христианского демократа Джо Чиало «придворным шутом».

При этом Шпигель, будучи в общем-то традиционным союзником лево-центристских партий на медийном фронте, не берется дать комплексную оценку итогам правления «светофорной» коалиции, хотя репутационная ответственность за весь кабинет обычно ложится именно на канцлера.

А «эпохе Шольца» есть чем запомниться. Исторический антирекорд популярности; ползучая рецессия все три легислатурных года; манипулятивно пролоббированное «Зелёными» решение окончательного закрытия АЭС; серия исламистских терактов и, в конце концов, нереализованная смена времен (Zeitenwende). Расистская шутка в личной беседе, пожалуй, самое безобидное, что сделал (или не сделал) Олаф Шольц в последнее время.

@BundeskanzlerRU

Олаф Шольц несколько запоздало отреагировал на речь Дж. Д. Вэнса и в одном абзаце умудрился прибегнуть к целому арсеналу не слишком честных риторических приёмов:

1. Историческая инструментализация. Ссылка на «опыт национал-социализма» активирует «негативную историческую память» и ассоциативно связывает оппонента (очевидно, AfD) с дискредитированными движениями прошлого.

2. Моральная паника. Политизируя немецкую историческую травму, Шольц представляет «крайне правые партии» как угрозу не только политическим амбициям своей партии, а всей демократической системе как таковой.

3. Смена повестки. Вместо того, чтобы ответить на аргумент Вэнса об игнорировании воли 20% избирателей содержательно, Шольц опять же гиперболизировал вопрос до некого «партийного консенсуса».

@BundeskanzlerRU

​​Актуальный прогноз исхода приближающихся выборов по избирательным округам (Erststimme), с одной стороны, ставит перед наблюдателями закономерный вопрос: как с настолько скромной поддержкой на местах «Зелёные» вообще осмелились выдвинуть собственного кандидата в канцлеры — Роберта Хабека. С другой стороны, картина иллюстративно объясняет, кому была выгодна недавняя избирательная реформа в пользу большей пропорциональности.

С целью остановить разрастание Бундестага за счет «навесных» и «компенсирующих» мандатов, правящая коалиция «Светофор» ограничила в 2023 году размер парламента 630 креслами. Конечную долю полученных мест отныне определяет исключительно результат «второго голоса» (Zweitstimme) за партийный список, а победители одномандатных округов «сверх» общефедеральной доли голосов за партию больше не проходят в Бундестаг.

Это неизбежно исключает из политического процесса успешных прямых кандидатов «с именем» и партии с сильной региональной электоральной базой — в частности баварский Христианско-социальный союз (CSU). Но фаворизирует большие партийные организмы без собственных «бастионов» на земле — «Зелёных» и, в меньшей степени, — SPD и FDP.

Менять электоральные правила игры с целью законсервировать удобный для партий-инкумбентов расклад сил, впрочем, — обычное дело для европейских демократий. В Германии, например, предпринималось больше попыток избирательной реформы, чем было созывов Бундестага. Так что ожидать закрепления нынешней формы электорального дизайна «на века» тоже не приходится.

@BundeskanzlerRU

​​⚡️ Обмен Навального саботировала Анналена Бербок?

Именно к такому выводу приходит эксклюзивное расследование Der Spiegel, опубликованное в годовщину трагической гибели Алексея Навального. За беспощадным пэйволлом три штатных журналиста редакции воссоздали хронику тайных переговоров по «пакетному обмену» заключёнными между США, Германией и Россией. Несмотря на поддержку сделки со стороны Олафа Шольца (SPD), Свободных демократов (FDP) и администрации Байдена, ключевым препятствием стала неожиданно непреклонная позиция главы МИДа от партии «Зелёных».

Идея обменять Навального на «убийцу из Тиргартена» Вадима Красикова, чья судьба была явно небезразлична Кремлю, прозвучала еще летом 2022 года. Тогда добиться аудиенции немецкого канцлера безуспешно пытались Мария Певчих и Леонид Волков, а обменять Красикова, в частности, хотели американцы: возвращение на родину осужденной в России баскетболистки Бриттни Грайнер могло хотя бы немногим подстегнуть депрессивный рейтинг Джозефа Байдена.

Однако для Германии Красиков был слишком ценным «тузом в рукаве» с точки зрения обменного потенциала и репутации — как международной, так и внутриполитической. Изменить позу Берлина не помогла даже идея Хилари Клинтон и Джона Керри «пакетной сделки» с включением немецких граждан и американских военных, дабы смягчить удар по германскому внешнеполитическому эго. В итоге в декабре на Грайнер обменивают «торговца смертью» Виктора Бута, а западня дипломатическая сцена забывает как про Навального, так и американского солдата Пола Уилана.

Импульс процессу, однако, придаст «Оскар» документального фильма про Алексея Навального и медийный интерес к его супруге Юлии. Певчих и Навальная встречаются с главной немецкого МИДа Анналеной Бербок и просят об обмене. Бербок, однако, ссылается на «принципы международного права» и «моральный риск»: не поощряют ли такие сделки деспотов произвольно арестовывать еще больше людей, оппозиционеров и западных граждан?

«В течение нескольких месяцев «зеленый» политик пресекала американские попытки сближения, отклоняла просьбы доверенных лиц Навального и блокировала достижение соглашения с немецким правительством» — пишет «Шпигель». В то же время готовность обменять Красикова на Навального в «пакетной сделке» выразили федеральный канцлер Олаф Шольц (SPD), министр юстиции Марко Бушманн (FDP) и, косвенно, генеральный прокурор Петер Франк, ожидающий политического решения «сверху».

Сломить оборону Бербок в итоге ужалось только Олафу Шольцу, который вызвал министра иностранных к себе «на ковёр» после продуктивного разговора с Байденом. Шольц аргументировал решение общим гуманитарным характером акции, ухудшающимся здоровьем Навального в тюрьме и даже немецким raison d'etat поддержать усилия американского союзника. Теперь сделка — дело времени. Роман Абрамович — посредник. Но известие о смерти иконы российской оппозиции поставило крест на всех усилиях, а Анналена Бербок до сих пор отказывается комментировать произошедшее.

Насколько правдива история, изложенная Der Spiegel, который якобы сопровождал весь переговорный процесс, — вопрос отдельный. Учитывая, однако, стратегический союз правящих партий и этаблированной журналистики, доступ редакции «Шпигеля» в политические кулуары легко представить. Поверить в исключительно деструктивную роль Анналены Бербок, взяв во внимание всю серию сопровождающих её карьеру скандалов, — еще проще.

Спасение Алексея Навального посредством его обмена на Вадима Красикова, таким образом, совокупно торпедировали медлительная немецкая бюрократия и легализм, некомпетентность на высших постах (включая выжидательный стиль управления Шольца) и так невовремя проявленная Realpolitik на фоне доминирующего в ФРГ ценностного подхода к международной политике (Wertebasierte Außenpolitik). Все эти явления, впрочем, имеют имя — Анналена Бербок.

@BundeskanzlerRU