В честь отмены русской культуры, сносов памятнику Алесандру Сергеевичу и сегодняшнего Дня рождения поэта, вот что хочется сказать.
Мы не знаем и не понимаем русскую культуру, как стоящие в упор к стволу огромного дерева: мы видим кору, видим вздыбленные отростки исполинских корней, белка вот мимо нас пробежала по своим делам, ветка свисает, а всего дерева не видим.
Абсолютному большинству населения России и русскоязычных стран кажется, что Пушкин – это почти детский поэт, часть школьного курса, на его произведениях учатся читать и писать, ну и всё, после школы он не нужен.
Но Пушкин, это та корневая система огромного дерева, от которой мы видим лишь верхушки колоссальных отростков, вырвавшихся из-под земли.
Что такое Пушкин на самом деле можно судить по комментариям к роману «Евгению Онегину», который принято считать легковесным сериальным романом в стихах, несложной массовой литературой начала XIX века. При этом комментарии к «несложной массовой литературе» у Лотмана это книга на 400 страниц, у Набокова на 1000. Лотман только названию, посвящению и эпиграфу посвящает 17 страниц, Набоков 32. Лотман первую строфу «Мой дядя самых честных правил…» разбирает 3 страницы, Набоков 7. Более того, ни один из них так и не доходит и не разбирает ключевой эвфемизм строфы «уважать себя заставил» в смысле «умер».
И Набоков, и Лотман пишут, что формат даже самых развернутых комментариев не позволяет описать полностью «Онегина», раскрыть все смыслы, для этого понадобилось бы многотомное издание.
А ведь это, повторяюсь, произведение легкого жанра, написанное на заре становления русской литературной традиции, а перед нами уже многослойный текст, к каждой строчке которого прикручена гиперссылка на несколько страниц, объясняющих все сложность, казалось бы, максимально простого текста.
На примере Пушкина и «Евгения Онегина» легче всего понять, что случилось с русской культурой и почему её отмена – это возможность для переосмысления. Дело в том, что Пушкин –элитарная литература, хоть зачастую шутки ради загнанная в легкий жанр, тогда это всем было понятно, и здесь, и за границей. И за Пушкиным, как настоящим родоначальником до сих пор существующей русской словесности, и вся остальная русская литература, да и культура в целом, приобрели элитарные свойства. Русская культура – культура не для всех, чтобы понимать ее нужен специальный декодер в голове, в виде качественных филологических знаний и нетривиальной эрудиции.
Но сейчас этот статус исчез, размылся. Советское школьное образование, механические подражая царскому, нашпиговало уроки литературы гигантскими объемами классики, а понятийного аппарата, которым владели дореволюционные гимназисты, не давала. Таким образом элитарная литература превратилась в массовую и плохую, поскольку этим массам в основном непонятную, точнее понятную лишь 10-20%.
Не уверен, что в России в ближайшее время возможно возвращение к дореволюционным стандартам преподавания литературы. Но запреты на западе могут вернуть интерес к российской культуре, не как к массовой части глобальной, а как к запретной, а поэтому уже элитарной. Пускай американские подростки создают фандомы по Евгению Онегину в даркнете и спорят о том, как трактовать ту или иную строчку – по Лотману или Набокову. Пускай японские устраивают закрытые косплей-фесты по «Войне и миру», пускай французские прячут от родителей «Преступление и наказание».
Рано или поздно, как и всякая молодежная, эта мода докатится до России.
В честь отмены русской культуры, сносов памятнику Алесандру Сергеевичу и сегодняшнего Дня рождения поэта, вот что хочется сказать.
Мы не знаем и не понимаем русскую культуру, как стоящие в упор к стволу огромного дерева: мы видим кору, видим вздыбленные отростки исполинских корней, белка вот мимо нас пробежала по своим делам, ветка свисает, а всего дерева не видим.
Абсолютному большинству населения России и русскоязычных стран кажется, что Пушкин – это почти детский поэт, часть школьного курса, на его произведениях учатся читать и писать, ну и всё, после школы он не нужен.
Но Пушкин, это та корневая система огромного дерева, от которой мы видим лишь верхушки колоссальных отростков, вырвавшихся из-под земли.
Что такое Пушкин на самом деле можно судить по комментариям к роману «Евгению Онегину», который принято считать легковесным сериальным романом в стихах, несложной массовой литературой начала XIX века. При этом комментарии к «несложной массовой литературе» у Лотмана это книга на 400 страниц, у Набокова на 1000. Лотман только названию, посвящению и эпиграфу посвящает 17 страниц, Набоков 32. Лотман первую строфу «Мой дядя самых честных правил…» разбирает 3 страницы, Набоков 7. Более того, ни один из них так и не доходит и не разбирает ключевой эвфемизм строфы «уважать себя заставил» в смысле «умер».
И Набоков, и Лотман пишут, что формат даже самых развернутых комментариев не позволяет описать полностью «Онегина», раскрыть все смыслы, для этого понадобилось бы многотомное издание.
А ведь это, повторяюсь, произведение легкого жанра, написанное на заре становления русской литературной традиции, а перед нами уже многослойный текст, к каждой строчке которого прикручена гиперссылка на несколько страниц, объясняющих все сложность, казалось бы, максимально простого текста.
На примере Пушкина и «Евгения Онегина» легче всего понять, что случилось с русской культурой и почему её отмена – это возможность для переосмысления. Дело в том, что Пушкин –элитарная литература, хоть зачастую шутки ради загнанная в легкий жанр, тогда это всем было понятно, и здесь, и за границей. И за Пушкиным, как настоящим родоначальником до сих пор существующей русской словесности, и вся остальная русская литература, да и культура в целом, приобрели элитарные свойства. Русская культура – культура не для всех, чтобы понимать ее нужен специальный декодер в голове, в виде качественных филологических знаний и нетривиальной эрудиции.
Но сейчас этот статус исчез, размылся. Советское школьное образование, механические подражая царскому, нашпиговало уроки литературы гигантскими объемами классики, а понятийного аппарата, которым владели дореволюционные гимназисты, не давала. Таким образом элитарная литература превратилась в массовую и плохую, поскольку этим массам в основном непонятную, точнее понятную лишь 10-20%.
Не уверен, что в России в ближайшее время возможно возвращение к дореволюционным стандартам преподавания литературы. Но запреты на западе могут вернуть интерес к российской культуре, не как к массовой части глобальной, а как к запретной, а поэтому уже элитарной. Пускай американские подростки создают фандомы по Евгению Онегину в даркнете и спорят о том, как трактовать ту или иную строчку – по Лотману или Набокову. Пускай японские устраивают закрытые косплей-фесты по «Войне и миру», пускай французские прячут от родителей «Преступление и наказание».
Рано или поздно, как и всякая молодежная, эта мода докатится до России.
BY историк-алкоголик
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
The regulator said it has been undertaking several campaigns to educate the investors to be vigilant while taking investment decisions based on stock tips. "The result is on this photo: fiery 'greetings' to the invaders," the Security Service of Ukraine wrote alongside a photo showing several military vehicles among plumes of black smoke. Stocks closed in the red Friday as investors weighed upbeat remarks from Russian President Vladimir Putin about diplomatic discussions with Ukraine against a weaker-than-expected print on U.S. consumer sentiment. Groups are also not fully encrypted, end-to-end. This includes private groups. Private groups cannot be seen by other Telegram users, but Telegram itself can see the groups and all of the communications that you have in them. All of the same risks and warnings about channels can be applied to groups. The original Telegram channel has expanded into a web of accounts for different locations, including specific pages made for individual Russian cities. There's also an English-language website, which states it is owned by the people who run the Telegram channels.
from id
