На злобу дня немножко) Занятно, как в перестроечном кино появляется и почти сразу исчезает типаж медицинской сестры: ещё чуть-чуть и этот архетип поздних 1980-х мог бы встать вровень с образами учителей-идеалистов второй половины 1960-х, но, увы — девушки-медички не стали «моральными камертонами» эпохи, несмотря на все старания больших и малых советских режиссёров

Считается, что в русской классической литературе образ сестры милосердия восходит к событиям Крымской войны (см. например рассказ Льва Толстого «Севастополь в августе 1855 года») — оттуда их повсеместные жертвенность и подвижничество, практически святость, как минимум — неотмирность, проистекающая и от маргинального происхождения сестёр тоже (среди причин, заставлявших совсем юных девушек уходить в госпитали и дома призрения, призвание как таковое было далеко не на первом месте — чаще всего туда отправлялись сироты, жившие на попечении богатых родственников, потерявшие близких людей жёны, матери и/или сёстры или мятежные натуры, тяготящиеся своей праздностью; опять же — здесь я о литературе). Но именно ежедневные подвиги и довольно тяжёлый труд меняли этих героинь и внутренне, и внешне, и вскоре образ сестры милосердия «прописался» в текстах назидательного толка, где вырос практически до святомучениц, ангелов и даже самой Богородицы

В таковом виде образ сестры милосердия пережил Революцию, Гражданскую и обе Мировые войны и снова появился в очередное переломное время — а где христианские мотивы, там недалеко и до символических обобщений: и вот уже сестра милосердия видится зрителю как Родина, которая запуталась, выбирая между «цеховиком» и тунеядцем (как Алика в «Ассе»), которая свернула не туда, погнавшись за соблазнами капитализма (как Таня в «Интердевочке»), которая просто-напросто является человеком огромного внутреннего достоинства (как Инна в «Кто войдёт в последний вагон», Лида в «Забытой мелодии для флейты» или Александра в «Танцплощадке»), тогда как окружающие её мужчины — как один мерзкие и ничтожные представители своего времени, впрочем, иногда как будто бы способные к преображению

Впрочем, возможно, всё это мои ненужные измышления и на деле обстоятельства сложились таким образом, что во второй половине 1980-х большие и малые советские режиссёры всего лишь закрывали свои давние тайные гештальты
__

Александра Яковлева (Танцплощадка, Самсон Самсонов, 1985)
Елена Яковлева (Интердевочка, Пётр Тодоровский, 1986)
Татьяна Догилева (Забытая мелодия для флейты, Эльдар Рязанов, 1987)