Заигрывание с правыми не помогает
Одно из объяснений роста правых популистских партий в Европе заключается в том, что основные партии не представляют интересы некоторых групп.
Мол, если бы крупные партии говорили о реальных проблемах и занимали бы более жёсткие позиции, никаких радикальных правых бы не было, а радикализируются они, потому что люди не видят отображения своих интересов в существующей партийной системе.
Однако статья "Does accommodation work? Mainstream party strategies and the success of radical right parties" (2023)🔐 (на данных избирательных кампаний в ЕС в период с 1976 по 2017 год) показывает, что происходит ровно противоположное.
Когда основные партии пытаются "подстраиваться под правых", праворадикальные партии не теряют, а напротив, получают больше голосов, чем в тех случаях, когда основные партии не пытались работать с этой группой избирателей.
На первый взгляд парадоксальную закономерность можно объяснить так: правый дискурс отталкивает лояльных избиратель:ниц, но не привлекает правых, которые впитывают правые тейки и всё равно будут голосовать за радикалов, поскольку не верят в искренность основных партий.
Поэтому, при прочих равных, попытки заигрывать с правыми и занимать более радикальные позиции не приводят к уменьшению поддержки радикально правых партий. Напротив, результаты радикалов становятся выше.
Одно из объяснений роста правых популистских партий в Европе заключается в том, что основные партии не представляют интересы некоторых групп.
Мол, если бы крупные партии говорили о реальных проблемах и занимали бы более жёсткие позиции, никаких радикальных правых бы не было, а радикализируются они, потому что люди не видят отображения своих интересов в существующей партийной системе.
Однако статья "Does accommodation work? Mainstream party strategies and the success of radical right parties" (2023)
Когда основные партии пытаются "подстраиваться под правых", праворадикальные партии не теряют, а напротив, получают больше голосов, чем в тех случаях, когда основные партии не пытались работать с этой группой избирателей.
На первый взгляд парадоксальную закономерность можно объяснить так: правый дискурс отталкивает лояльных избиратель:ниц, но не привлекает правых, которые впитывают правые тейки и всё равно будут голосовать за радикалов, поскольку не верят в искренность основных партий.
Поэтому, при прочих равных, попытки заигрывать с правыми и занимать более радикальные позиции не приводят к уменьшению поддержки радикально правых партий. Напротив, результаты радикалов становятся выше.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Cambridge Core
Does accommodation work? Mainstream party strategies and the success of radical right parties | Political Science Research and…
Does accommodation work? Mainstream party strategies and the success of radical right parties - Volume 11 Issue 1
Любопытное на данных из Швеции (и в этом главное ограничение статьи): взаимосвязь между тем, где, по мнению людей, они находятся в распределении доходов, и тем, где они находятся на самом деле.
Мы можем наблюдать, что люди среднего класса и выше склонны думать, что они беднее, чем на самом деле. И чем они богаче, тем сильнее они недооценивают своё положение в обществе, считая себя беднее.
Источник: Karadja M, Mollerstrom J, Seim D (2017)🔐 Richer (and Holier) Than Thou? The Effect of Relative Income Improvements on Demand for Redistribution. The Review of Economics and Statistics 2017; 99 (2): 201–212.
Мы можем наблюдать, что люди среднего класса и выше склонны думать, что они беднее, чем на самом деле. И чем они богаче, тем сильнее они недооценивают своё положение в обществе, считая себя беднее.
Источник: Karadja M, Mollerstrom J, Seim D (2017)
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Электоральный клиентелизм в Ливане: проверка через list experiment
Не нужно иметь кандидатскую степень, чтобы догадаться, что на некоторые вопросы респондент:ки могут отвечать не совсем честно. Спрашивая людей о том, сколько они зарабатывают, за кого они голосовали, предлагали ли им деньги в обмен на голоса, не стоит ожидать от них искренности, поскольку они по понятным причинам опасаются за свою безопасность.
Вариантов правильно измерить "чувствительные" вопросы много, но сегодня я хочу рассказать вам о том, который нравится мне больше всего: списочный эксперимент на примере статьи Д. Корстенджа Clientelism in Competitive and Uncompetitive Elections (2018), где автору было необходимо измерить, какое количество избирателей Ливана сталкивались с предложениями купить их голоса.
Для этого он прибегнул к методам причинно-следственного вывода и разделил свою выборку на контрольную и экспериментальную группу. Обеим группам были представлены пункты, которые потенциально могли повлиять на их желание проголосовать (вы видели агитацию, вы обсуждали кандидат:ок с друзьями и тд) и в том числе пункт о покупке голосов. Вот только одной группе предложили отметить конкретные пункты, которые повлияли на них, а другой – всего лишь назвать их количество.
Когда респондент:ки не говорят о попытках подкупа напрямую, а называют только общее число пунктов из перечня, которые с ними случались, создаётся иллюзорное ощущение анонимности. Однако через результаты контрольной группы можно восстановить через разность именно число конкретного ответа про подкуп. Разница оказалась колоссальной: 26% респондентов указали этот пункт напрямую, но во восстановленным данным из экспериментального дизайна результат увеличился до (!) 55%.
Этот пример хорошо показывает, почему нельзя без предварительной подготовки напрямую интерпретировать результаты никаких опросов. Эти данные всегда искажены как формулировками, так и внешними условиями, и, чтобы грамотно объяснить цифры и увидеть в них какие-то закономерности, всегда нужна соответствующая линза.
Не нужно иметь кандидатскую степень, чтобы догадаться, что на некоторые вопросы респондент:ки могут отвечать не совсем честно. Спрашивая людей о том, сколько они зарабатывают, за кого они голосовали, предлагали ли им деньги в обмен на голоса, не стоит ожидать от них искренности, поскольку они по понятным причинам опасаются за свою безопасность.
Вариантов правильно измерить "чувствительные" вопросы много, но сегодня я хочу рассказать вам о том, который нравится мне больше всего: списочный эксперимент на примере статьи Д. Корстенджа Clientelism in Competitive and Uncompetitive Elections (2018), где автору было необходимо измерить, какое количество избирателей Ливана сталкивались с предложениями купить их голоса.
Для этого он прибегнул к методам причинно-следственного вывода и разделил свою выборку на контрольную и экспериментальную группу. Обеим группам были представлены пункты, которые потенциально могли повлиять на их желание проголосовать (вы видели агитацию, вы обсуждали кандидат:ок с друзьями и тд) и в том числе пункт о покупке голосов. Вот только одной группе предложили отметить конкретные пункты, которые повлияли на них, а другой – всего лишь назвать их количество.
Когда респондент:ки не говорят о попытках подкупа напрямую, а называют только общее число пунктов из перечня, которые с ними случались, создаётся иллюзорное ощущение анонимности. Однако через результаты контрольной группы можно восстановить через разность именно число конкретного ответа про подкуп. Разница оказалась колоссальной: 26% респондентов указали этот пункт напрямую, но во восстановленным данным из экспериментального дизайна результат увеличился до (!) 55%.
Этот пример хорошо показывает, почему нельзя без предварительной подготовки напрямую интерпретировать результаты никаких опросов. Эти данные всегда искажены как формулировками, так и внешними условиями, и, чтобы грамотно объяснить цифры и увидеть в них какие-то закономерности, всегда нужна соответствующая линза.
Sage Journals
Clientelism in Competitive and Uncompetitive Elections - Daniel Corstange, 2018
This article examines how parties use clientelism in competitive and uncompetitive electoral environments. It argues that parties enjoy wide discretion to targe...
Ветераны войн и преступность: данные из Колумбии
Ветераны войны по понятным причинам с высокой долей вероятности становятся преступниками. Но какие факторы влияют на то, решится ли конкретный комбатант заниматься криминалом? Такой вопрос поставлен в новой статье "Peer Effects and Recidivism: Wartime Connections and Criminality among Colombian Ex-Combatants" (2025)🔐
Предыдущие подходы опирались в основном на экономические стимулы, объясняя криминализацию военных ухудшением их экономического положения. Мол, на войне им платили много, а по возвращении с фронта они могут претендовать только на должность охранника.
Однако автор статьи предлагает другой подход и смотрит на социальные связи бывшего солдата во время военных действий: важно то, с кем они служили вместе и как повели себя их сослуживцы.
На основе данных 16.000 колумбийских преступников, которые раньше были военными, автор устанавливает, что "боевое братство" оказывает долгосрочное влияние, и между сослуживцами образуются тесные связи на многие годы вперёд. Соответственно, если боевые товарищи идут в криминал, они же "утягивают" за собой всех боевых товарищей вне зависимости от их материального положения или от того, насколько это выгодно экономически (ну ладно, там влияла цена золота на его нелегальную добычу, но это и так очевидно).
Особенно активно эффект проявлялся в коллективных преступлениях, таких как наркоторговля и вооружённые грабежи. Причём чем дольше и активнее были эти боевые связи, тем сильнее увеличивался не только шанс индивида уйти в преступный мир, но и быть арестованным.
Какой тут можно сделать вывод? Экс-солдаты доверяют преимущественно только тем, с кем вместе служили. И от себя добавлю, что их стигматизация, вероятно, ещё сильнее может сплотить эти связи, что только усилит криминал. Ну это так, к слову.
Ветераны войны по понятным причинам с высокой долей вероятности становятся преступниками. Но какие факторы влияют на то, решится ли конкретный комбатант заниматься криминалом? Такой вопрос поставлен в новой статье "Peer Effects and Recidivism: Wartime Connections and Criminality among Colombian Ex-Combatants" (2025)
Предыдущие подходы опирались в основном на экономические стимулы, объясняя криминализацию военных ухудшением их экономического положения. Мол, на войне им платили много, а по возвращении с фронта они могут претендовать только на должность охранника.
Однако автор статьи предлагает другой подход и смотрит на социальные связи бывшего солдата во время военных действий: важно то, с кем они служили вместе и как повели себя их сослуживцы.
На основе данных 16.000 колумбийских преступников, которые раньше были военными, автор устанавливает, что "боевое братство" оказывает долгосрочное влияние, и между сослуживцами образуются тесные связи на многие годы вперёд. Соответственно, если боевые товарищи идут в криминал, они же "утягивают" за собой всех боевых товарищей вне зависимости от их материального положения или от того, насколько это выгодно экономически (ну ладно, там влияла цена золота на его нелегальную добычу, но это и так очевидно).
Особенно активно эффект проявлялся в коллективных преступлениях, таких как наркоторговля и вооружённые грабежи. Причём чем дольше и активнее были эти боевые связи, тем сильнее увеличивался не только шанс индивида уйти в преступный мир, но и быть арестованным.
Какой тут можно сделать вывод? Экс-солдаты доверяют преимущественно только тем, с кем вместе служили. И от себя добавлю, что их стигматизация, вероятно, ещё сильнее может сплотить эти связи, что только усилит криминал. Ну это так, к слову.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Cambridge Core
Peer Effects and Recidivism: Wartime Connections and Criminality among Colombian Ex-Combatants | American Political Science Review…
Peer Effects and Recidivism: Wartime Connections and Criminality among Colombian Ex-Combatants - Volume 119 Issue 2
Православный Пояс и поддержка власти
Всегда с интересом читаю исследования моих коллег из ЛССИ, однако особенно радуюсь публикациям про электоральные процессы РФ, поэтому сразу же ознакомился со статьёй про "православный пояс" (группа регионов по аналогии с красным поясом в 90-ых).
То, что более религиозные и консервативные люди в большей степени поддерживают власть и доверяют ей, в принципе, неудивительно. Однако примечательно что связь прослеживается не только на индивидуальном, но и на региональном уровне (через многоуровневую модель). Радует также, что религиозность в опросе измеряется не только через причисление себя к той или иной религии, но и через обрядовую составляющую (вопросы про чтение Евангелия и частоту посещения церкви).
Всё, что пишется про региональную идентичность, вызывает у меня интерес, поскольку я убеждён, что регионы РФ непохожи друг на друга, что в каждом из них есть своя региональная идентичность, которая существенно влияет на политические процессы. Так что и вы ознакомьтесь, на этом канале не так часто появляются статьи на русском, тем более в открытом доступе)
Всегда с интересом читаю исследования моих коллег из ЛССИ, однако особенно радуюсь публикациям про электоральные процессы РФ, поэтому сразу же ознакомился со статьёй про "православный пояс" (группа регионов по аналогии с красным поясом в 90-ых).
То, что более религиозные и консервативные люди в большей степени поддерживают власть и доверяют ей, в принципе, неудивительно. Однако примечательно что связь прослеживается не только на индивидуальном, но и на региональном уровне (через многоуровневую модель). Радует также, что религиозность в опросе измеряется не только через причисление себя к той или иной религии, но и через обрядовую составляющую (вопросы про чтение Евангелия и частоту посещения церкви).
Всё, что пишется про региональную идентичность, вызывает у меня интерес, поскольку я убеждён, что регионы РФ непохожи друг на друга, что в каждом из них есть своя региональная идентичность, которая существенно влияет на политические процессы. Так что и вы ознакомьтесь, на этом канале не так часто появляются статьи на русском, тем более в открытом доступе)
Telegram
ЛССИ / LCSR
Щербак А.Н. «Православный пояс» на электоральной карте России в 2011-21 годах // Социологическое обозрение. 2023. Т. 22. № 3. С. 172-195. DOI: 10.17323/1728-192X-2023-3-172-195.
В новой статье зам. заведующего ЛССИ Андрей Щербак изучает взаимосвязь электоральной…
В новой статье зам. заведующего ЛССИ Андрей Щербак изучает взаимосвязь электоральной…
В области электорального поведения часто можно увидеть связь предпочтений избирателей и степени их образования. Более того, чаще всего это интерпретируют слишком поверхностно: умные голосуют за одних, необразованные за других.
Однако в новой статье "Field of Education and Political Behavior" (2025)🔐 утверждается, что образование не следует измерять через иерархические категории. Куда важнее то, что автор:ки называют "культурно-коммуникативным содержанием". (если огрублять, доля соцгум навыков по отношению к экономтех навыкам).
Используя многоуровневое моделирование, исследователь:ницы показывают, что это не образование определяет политическое поведение, а наоборот: люди выбирают сферу образования исходя из своего мировоззрения, полученного в первичной социализации. И впоследствии образование окончательно эти предпочтения закрепляет. Хотя очевидно, что это работает для стран ЕС в конкретный период, о чём они сами и пишут.
Для тех, кто любит мне говорить о том, что есть другие предикторы, которые не учли: в модели был контроль на гендер, городское/сельское местоположение, доход, возраст, секуляризм и временной период.
Результат можно увидеть на графике: люди с разными мировоззрениями голосуют за разные партии. Культурно-коммуникативные голосуют за зелёные партии (GAL), эконом-технические за националистические (TAN). Хотя высшее образование ещё сильнее укрепляет уже сформированные у них идеи, само по себе оно не даёт обратного эффекта.
И с высшим, и без высшего связь одна и та же. Это мне показалось весьма любопытным.
Однако в новой статье "Field of Education and Political Behavior" (2025)
Используя многоуровневое моделирование, исследователь:ницы показывают, что это не образование определяет политическое поведение, а наоборот: люди выбирают сферу образования исходя из своего мировоззрения, полученного в первичной социализации. И впоследствии образование окончательно эти предпочтения закрепляет.
Для тех, кто любит мне говорить о том, что есть другие предикторы, которые не учли: в модели был контроль на гендер, городское/сельское местоположение, доход, возраст, секуляризм и временной период.
Результат можно увидеть на графике: люди с разными мировоззрениями голосуют за разные партии. Культурно-коммуникативные голосуют за зелёные партии (GAL), эконом-технические за националистические (TAN). Хотя высшее образование ещё сильнее укрепляет уже сформированные у них идеи, само по себе оно не даёт обратного эффекта.
И с высшим, и без высшего связь одна и та же. Это мне показалось весьма любопытным.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Мои недавние фейлы c DiD
Научные журналы по социальным наукам имеют свойство брать только те статьи, где есть подтвердившиеся гипотезы. Если они не подтверждаются, материал считается неинтересным. Это создаёт байес (искажение): множество свидетельств отсутствия связи не публикуются. Дабы заполнить эту лакуну, давайте рассмотрим то, как я безуспешно пытался подтвердить с помощью данных некоторые свои гипотезы:
1. Попытка измерить влияние ДЭГ
На выборах президента 2024 года часть регионов применяла дистанционное электронное голосование (ДЭГ), а часть – нет. Я подумал, что через разность разностей вполне можно было бы измерить, как ДЭГ влияет на результат голосования, сравнив с предыдущими выборами. На первом графике можно увидеть, что влияют они примерно никак, тем более, что допущение о параллельности трендов не соблюдается. Но тут и с рандомизацией проблемы.
2. Попытка измерить многодневное голосование.
То же самое: в 2023 году на выборах в региональные парламенты 16 регионов трёхдневное голосование было везде, кроме Башкортостана и Бурятии. 34k наблюдений и даже контроль над регионами показал, что оно добавляет примерно 2 процентных пункта, что в среднем немало. Однако на втором графике видно, что между этими двумя группами регионов продолжалось и продолжалось сужение.
3. Кумулятивный эффект трёхдневного голосования.
Ну ок, предыдущие две гипотезы страдали отсутствием нормальной рандомизации. Всё-таки это власти РФ решают, в каких регионах будет ДЭГ и 3 дня голосования. Но они не могут поменять очерёдность выборов в регионах РФ. Гипотеза была такая: в 2020 году те УИКи, где были выборы, натренировались совершать фальсификации, и на выборах в ГД РФ им было уже намного проще добавить голосов доминирующей партии. Я сравнил данные с УИКов по выборам в ГД РФ. Это было бы отличным подтверждением гипотезы, но при контроле по регионам – полный Джа-Джа Бинкс, даже модель показывать стыдно. А сначала я так обрадовался графику 3, пока не увидел, что что-то пошло не так.
Было ли это всё пустой тратой времени? Если бы я не написал об этом пост, то, вероятно, да. Но теперь хотя бы люди, которые будут копать в эту сторону, увидят мою вывеску "в той стороне тупик" и не будут проделывать лишнюю работу. Или постараются обогнуть эту канаву более точными методами.
Научные журналы по социальным наукам имеют свойство брать только те статьи, где есть подтвердившиеся гипотезы. Если они не подтверждаются, материал считается неинтересным. Это создаёт байес (искажение): множество свидетельств отсутствия связи не публикуются. Дабы заполнить эту лакуну, давайте рассмотрим то, как я безуспешно пытался подтвердить с помощью данных некоторые свои гипотезы:
1. Попытка измерить влияние ДЭГ
На выборах президента 2024 года часть регионов применяла дистанционное электронное голосование (ДЭГ), а часть – нет. Я подумал, что через разность разностей вполне можно было бы измерить, как ДЭГ влияет на результат голосования, сравнив с предыдущими выборами. На первом графике можно увидеть, что влияют они примерно никак, тем более, что допущение о параллельности трендов не соблюдается. Но тут и с рандомизацией проблемы.
2. Попытка измерить многодневное голосование.
То же самое: в 2023 году на выборах в региональные парламенты 16 регионов трёхдневное голосование было везде, кроме Башкортостана и Бурятии. 34k наблюдений и даже контроль над регионами показал, что оно добавляет примерно 2 процентных пункта, что в среднем немало. Однако на втором графике видно, что между этими двумя группами регионов продолжалось и продолжалось сужение.
3. Кумулятивный эффект трёхдневного голосования.
Ну ок, предыдущие две гипотезы страдали отсутствием нормальной рандомизации. Всё-таки это власти РФ решают, в каких регионах будет ДЭГ и 3 дня голосования. Но они не могут поменять очерёдность выборов в регионах РФ. Гипотеза была такая: в 2020 году те УИКи, где были выборы, натренировались совершать фальсификации, и на выборах в ГД РФ им было уже намного проще добавить голосов доминирующей партии. Я сравнил данные с УИКов по выборам в ГД РФ. Это было бы отличным подтверждением гипотезы, но при контроле по регионам – полный Джа-Джа Бинкс, даже модель показывать стыдно. А сначала я так обрадовался графику 3, пока не увидел, что что-то пошло не так.
Было ли это всё пустой тратой времени? Если бы я не написал об этом пост, то, вероятно, да. Но теперь хотя бы люди, которые будут копать в эту сторону, увидят мою вывеску "в той стороне тупик" и не будут проделывать лишнюю работу. Или постараются обогнуть эту канаву более точными методами.
Идеологические VS материальные стимулы активного политического участия: эвиденс фром Индия
Инициативность простых волонтёр:ок при партиях, которые разносят листовки и агитирует голосовать, заканчиваются, как только заканчивается материальное поощрение. Так ли это?
Не совсем. В свежей статье «Can Party Elites Shape the Rank and File?» (2025)🔐 исследователь:ницы показывают, что при правильном подходе партия может не только собрать без материальных затрат крепкую волонтёрскую сеть, но и рекрутировать в неё весьма полезные кадры.
В сотрудничестве с индийской партией AAP они провели крупный полевой эксперимент, где листовки с разными месседжами раздали 150k человек (это примерно 1% избиратель:ниц штата Джаркханд).
Листовки были рандомизированы: в одних говорилось о возможностях стать кандидатом и сделать карьеру, в других – продвигать близкую политическую идеологию, менять местное сообщество к лучшему и повышать инклюзивность партии, а в третьих просто обещали материальное вознаграждение.
В результате идеологические посылы работали намного лучше, чем обещание денежных выплат, а вот листовки про политику (например, улучшения в образовании и здравоохранении) — наоборот, отталкивали.
Интересно также, что через три года они проверили сеть на устойчивость (оставшихся и ушедших). Продолжали работать в партии те, кто имел идеологическую мотивацию, а тех, кого привлекали выплатами – отвалились уже на следующий год.
Оно и понятно. На примере РФ, те мизерные выплаты, которые платят при наблюдении на выборах, явно не стоят того, чтобы посвятить целые сутки (а иногда трое) весьма скучной процедуре. Я сталкивался с абсолютно "мёртвыми" сетками волонтёр:ок разных региональных партий и понимаю, что основной актив действительно держится на тех, кто идеологически верит, что они занимаются социально значимым делом. И это справедливо для любой волонтёрской деятельности, не только для политической.
P.S. Это не значит, что людям можно не платить и ждать, что они будут годами работать на голом энтузиазме, просто одних только материальных выплат недостаточно, но они, как правило, необходимы чисто психологически.
Инициативность простых волонтёр:ок при партиях, которые разносят листовки и агитирует голосовать, заканчиваются, как только заканчивается материальное поощрение. Так ли это?
Не совсем. В свежей статье «Can Party Elites Shape the Rank and File?» (2025)
В сотрудничестве с индийской партией AAP они провели крупный полевой эксперимент, где листовки с разными месседжами раздали 150k человек (это примерно 1% избиратель:ниц штата Джаркханд).
Листовки были рандомизированы: в одних говорилось о возможностях стать кандидатом и сделать карьеру, в других – продвигать близкую политическую идеологию, менять местное сообщество к лучшему и повышать инклюзивность партии, а в третьих просто обещали материальное вознаграждение.
В результате идеологические посылы работали намного лучше, чем обещание денежных выплат, а вот листовки про политику (например, улучшения в образовании и здравоохранении) — наоборот, отталкивали.
Интересно также, что через три года они проверили сеть на устойчивость (оставшихся и ушедших). Продолжали работать в партии те, кто имел идеологическую мотивацию, а тех, кого привлекали выплатами – отвалились уже на следующий год.
Оно и понятно. На примере РФ, те мизерные выплаты, которые платят при наблюдении на выборах, явно не стоят того, чтобы посвятить целые сутки (а иногда трое) весьма скучной процедуре. Я сталкивался с абсолютно "мёртвыми" сетками волонтёр:ок разных региональных партий и понимаю, что основной актив действительно держится на тех, кто идеологически верит, что они занимаются социально значимым делом. И это справедливо для любой волонтёрской деятельности, не только для политической.
P.S. Это не значит, что людям можно не платить и ждать, что они будут годами работать на голом энтузиазме, просто одних только материальных выплат недостаточно, но они, как правило, необходимы чисто психологически.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Cambridge Core
Can Party Elites Shape the Rank and File? Evidence from a Recruitment Campaign in India | American Political Science Review | Cambridge…
Can Party Elites Shape the Rank and File? Evidence from a Recruitment Campaign in India - Volume 119 Issue 2
Сплочённое общество =VS= разобщённое общество – автократу выгодны оба варианта
Бывают ли количественные исследования без эмпирического материала? Ещё как бывают! Например, в прошлом месяце у Константина Сонина вышел препринт "Authoritarian Propaganda and Social Networks" (2025)🔐 , где он доказывает: для авторитарного режима выгоднее всего иметь либо крайне единое общество, либо совсем атомизированное, а промежуточный вариант поддаётся лояльности значительно хуже.
Сонин использует аналитическое моделирование с ненаправленным цикличным графом, где узлы – это люди, рёбра – связи между ними, а информация подаётся либо из государственные СМИ (что как раз выгодно для автократа), либо через связи от соседних узлов.
Граждане делают выбор: принимать ли им искажённую информацию в зависимости от того, насколько они замечают искажение. Государство определяет величину информационного искажения. А дальше используется стандартная модель теории игр, в результате которой оказывается, что граждане наиболее охотно потребляют информацию от государства в крайних случаях: либо социальных связей максимально много, либо их почти нет.
Вообще, всё это напоминает мне хрупкость по (не к ночи будет упомянут) Нассиму Талебу. Если структура прочная, она ломается, если структуры нет совсем, она разваливается. В выигрыше остаются эластичные структуры, которые умеют адаптироваться под риски и обстоятельства. В конце концов, не просто так все "тоталитарные" общества показаны как невероятно сплочённые.
P.S. На картинке примеры рандомизированных графов. Синие точки – граждане, которые по модели выбирают потребление госмедиа.
Бывают ли количественные исследования без эмпирического материала? Ещё как бывают! Например, в прошлом месяце у Константина Сонина вышел препринт "Authoritarian Propaganda and Social Networks" (2025)
Сонин использует аналитическое моделирование с ненаправленным цикличным графом, где узлы – это люди, рёбра – связи между ними, а информация подаётся либо из государственные СМИ (что как раз выгодно для автократа), либо через связи от соседних узлов.
Граждане делают выбор: принимать ли им искажённую информацию в зависимости от того, насколько они замечают искажение. Государство определяет величину информационного искажения. А дальше используется стандартная модель теории игр, в результате которой оказывается, что граждане наиболее охотно потребляют информацию от государства в крайних случаях: либо социальных связей максимально много, либо их почти нет.
Вообще, всё это напоминает мне хрупкость по (не к ночи будет упомянут) Нассиму Талебу. Если структура прочная, она ломается, если структуры нет совсем, она разваливается. В выигрыше остаются эластичные структуры, которые умеют адаптироваться под риски и обстоятельства. В конце концов, не просто так все "тоталитарные" общества показаны как невероятно сплочённые.
P.S. На картинке примеры рандомизированных графов. Синие точки – граждане, которые по модели выбирают потребление госмедиа.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Литералли НЕ 1984
TW: много личных эмоций и бомбилова
8 июня 1949 года, ровно 76 лет назад, вышел в свет роман Джорджа Оруэлла "1984". Каждый год в эту дату медиа разных толков и мастей вспоминают об этом с дифирамбами "как же он был во всём прав, как же он точно предсказал наше будущее. Ах, как наглядно передал природу авторитаризма" и попытками натянуть это на сегодняшний контекст.
В реальности же описанный Оруэллом мир не только не передаёт, но и искажает представления об устройстве политических режимов. Давайте разберёмся, почему:
1. Всемогущее государство – миф.
Государство изображено как единый и непобедимый актор с бесконечным количеством ресурсов, против воли которого никто не смеет идти. Метафизический "Большой Брат" изображён всемогущим, но так не бывает. Даже в режимах, которые принято считать "тоталитарными" (хотя понятие тоталитаризм я считаю рудиментом) по типу сталинского СССР или КНДР, существуют свои группы интересов, межведомственная борьба и внутренние конфликты. В Океании же работники партии представлены как "винтики в системе", и это очень вредная аналогия, поскольку лишает акторов субъектности. А между тем даже у низовых партийных работников эта субъектность остаётся.
2. Идеология не бывает пустой.
Её нельзя постоянно менять и не сталкиваться при этом с последствиями. Что бывает, когда идеология выхолащивается, отлично описал Юрчак. В реальности авторитарные режимы избегают поворотов на 180 градусов по типу "Океания никогда не воевала с Остазией", поскольку действия должны выглядеть убедительно и цельно. Никакого "двоемыслия" не существует. Да, люди могут бессознательно не задумываться о вещах, на которые не могут повлиять, чтобы не сталкиваться с фрустрацией, но и у этого механизма есть свой предел, эксплуатировать его на регулярной основе невозможно.
3. Пролы – демофобный концепт.
В книге они (80% населения) представлены глупыми, грязными и ничего не понимающими. В российских реалиях Сурков для этого изобрёл термин "глубинный народ". Однако такое представление о людях не просто неправдоподобно, оно играет на руку авторитарным лидерам, которые строят иллюзию популярности на массовой поддержке.
Вы можете мне сказать "это же художественная книга, что ты докопался?". А ничё тот факт, что даже в фантастической книге мир должен иметь свою внутреннюю логику и выглядеть реалистично, чтобы в его существование можно было поверить? Я уже писал, что при всём абсурдизме сорокинского Дня Опричника, авторитарная структура там передана с невероятной точностью. Да даже в романе "Осень Патриарха" Маркеса, который уж никак нельзя назвать реализмом (разве что магическим реализмом), в режим верится больше.
Оруэлл, возможно, сам того не осознавая, очень помог автократам всего мира, представив их как бесконечно всесильных властителей, которые никогда не допускают ошибок и самолично контролируют каждый дом через видеокамеры. Но в реальности мир 1984 может существовать лишь в голове конкретного сломленного пытками и насилием человека, как это произошло с главным героем. И это именно то, каким авторитарные режимы хотят казаться, а не являются на деле.
А на деле авторитарный режим – это буквально не 1984.
TW: много личных эмоций и бомбилова
8 июня 1949 года, ровно 76 лет назад, вышел в свет роман Джорджа Оруэлла "1984". Каждый год в эту дату медиа разных толков и мастей вспоминают об этом с дифирамбами "как же он был во всём прав, как же он точно предсказал наше будущее. Ах, как наглядно передал природу авторитаризма" и попытками натянуть это на сегодняшний контекст.
В реальности же описанный Оруэллом мир не только не передаёт, но и искажает представления об устройстве политических режимов. Давайте разберёмся, почему:
1. Всемогущее государство – миф.
Государство изображено как единый и непобедимый актор с бесконечным количеством ресурсов, против воли которого никто не смеет идти. Метафизический "Большой Брат" изображён всемогущим, но так не бывает. Даже в режимах, которые принято считать "тоталитарными" (хотя понятие тоталитаризм я считаю рудиментом) по типу сталинского СССР или КНДР, существуют свои группы интересов, межведомственная борьба и внутренние конфликты. В Океании же работники партии представлены как "винтики в системе", и это очень вредная аналогия, поскольку лишает акторов субъектности. А между тем даже у низовых партийных работников эта субъектность остаётся.
2. Идеология не бывает пустой.
Её нельзя постоянно менять и не сталкиваться при этом с последствиями. Что бывает, когда идеология выхолащивается, отлично описал Юрчак. В реальности авторитарные режимы избегают поворотов на 180 градусов по типу "Океания никогда не воевала с Остазией", поскольку действия должны выглядеть убедительно и цельно. Никакого "двоемыслия" не существует. Да, люди могут бессознательно не задумываться о вещах, на которые не могут повлиять, чтобы не сталкиваться с фрустрацией, но и у этого механизма есть свой предел, эксплуатировать его на регулярной основе невозможно.
3. Пролы – демофобный концепт.
В книге они (80% населения) представлены глупыми, грязными и ничего не понимающими. В российских реалиях Сурков для этого изобрёл термин "глубинный народ". Однако такое представление о людях не просто неправдоподобно, оно играет на руку авторитарным лидерам, которые строят иллюзию популярности на массовой поддержке.
Вы можете мне сказать "это же художественная книга, что ты докопался?". А ничё тот факт, что даже в фантастической книге мир должен иметь свою внутреннюю логику и выглядеть реалистично, чтобы в его существование можно было поверить? Я уже писал, что при всём абсурдизме сорокинского Дня Опричника, авторитарная структура там передана с невероятной точностью. Да даже в романе "Осень Патриарха" Маркеса, который уж никак нельзя назвать реализмом (разве что магическим реализмом), в режим верится больше.
Оруэлл, возможно, сам того не осознавая, очень помог автократам всего мира, представив их как бесконечно всесильных властителей, которые никогда не допускают ошибок и самолично контролируют каждый дом через видеокамеры. Но в реальности мир 1984 может существовать лишь в голове конкретного сломленного пытками и насилием человека, как это произошло с главным героем. И это именно то, каким авторитарные режимы хотят казаться, а не являются на деле.
А на деле авторитарный режим – это буквально не 1984.
Индивидуализм-коллективизм и 60 регионов РФ
Шок, сенсация, русскоязычное исследование на Political Sins!
В опросе ценностей Инглхарта есть дихотомия "коллективизм-индивидуализм". Исследователь:ницы в своей новой статье (2025)🔐 решили посмотреть, какие факторы за последнее время повлияли на ценностные установки в регионах РФ. Что мне показалось интересным:
1) Самые "индивидуальные" регионы: Мск, СПб и (внезапно) Ярославская область
2) В регионах с преобладанием индивидуалистических ценностей наблюдается более высокий уровень инновационной активности, зато в субъектах с преобладанием коллективистских ценностей зафиксировано меньше избыточных смертей в 2020–2022 годах
3) Индивидуализм-коллективизм никак не связан ни с количеством волонтёрской деятельности в регионе, ни с государственной эффективностью.
Жаль, что данные только за 2019-2020 год + я так и не понял, почему всего 60 регионов. Но тут уж, как говорится, чем богаты...
Шок, сенсация, русскоязычное исследование на Political Sins!
В опросе ценностей Инглхарта есть дихотомия "коллективизм-индивидуализм". Исследователь:ницы в своей новой статье (2025)
1) Самые "индивидуальные" регионы: Мск, СПб и (внезапно) Ярославская область
2) В регионах с преобладанием индивидуалистических ценностей наблюдается более высокий уровень инновационной активности, зато в субъектах с преобладанием коллективистских ценностей зафиксировано меньше избыточных смертей в 2020–2022 годах
3) Индивидуализм-коллективизм никак не связан ни с количеством волонтёрской деятельности в регионе, ни с государственной эффективностью.
Жаль, что данные только за 2019-2020 год + я так и не понял, почему всего 60 регионов. Но тут уж, как говорится, чем богаты...
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Forwarded from Political Animals
Когда предают диктатора: кейсы ненасильственных протестов
В России мирные протесты воспринимаются как слабая попытка бросить вызов автократу: ведь лояльные правителю силовики легко могут разогнать протестующих, а затем посадить многих в тюрьму. Как это случилось в Белоруссии в 2020 году.
Однако вопреки общепринятому мнению во многих странах все может быть иначе. Мирные протесты могут легко привести к отстранению диктатора от власти. Особенно, когда его предают силовики.
Когда это происходит?
📍На этот вопрос отвечает исследователь Филипп Лютшер из Университета Констанца. Все дело в структуре сил безопасности. Диктаторы часто опасаются попыток переворота от элит, поэтому дробят силовой аппарат. Это помогает ослабить возможности силовиков координировать свои усилия. Вместо этого они бросают их на то, что соперничать и следить друг за другом. Так было, например, при суданском диктаторе Омаре Аль-Башире.
📍Но бывает и так, что в авторитарном режиме услуги безопасности монополизировала одна структура. Поэтому силовики могут хорошо координировать свои действия и смешать правителей. Египет 2010-х ходов отлично показывает, как это работает.
Однако подобные структуры сил безопасности оказываются уязвимы перед лицом массовых ненасильственных протестов. Они с легкостью могут предать диктатора и перейти на сторону протестующих.
На это влияет логика коллективных действий.
▪️Когда организаций много, им сложно координировать свои действия, а соблазн сыграть в безбилетника — высок. Возможность со стороны диктатора контролировать — низка. Лояльность силовиков в таких условиях сыпется, как карточный домик.
▪️Когда организация одна — а это часто именно армия — она сталкивается с необходимостью применять насилие против протестующих. Это влечет за собой большие издержки в виде репутации института и морали солдат. Плюс, учитывая, что у армии монопольное положение, в условиях протестов диктатор от нее зависит. Если руководство решит, что издержки от поддержки диктатора выше, то военные легко перейдут на сторону протестующих, как это произошло в Иране в 1979 году.
Оптимальный вариант для диктатора — дробить силовой аппарат на две структуры (effective armed organization). Во-первых, их легче контролировать и координировать, а во-вторых — соблазн сыграть в безбилетника ниже. Примером может послужить структура сил безопасности в эпоху Пиночета в Чили с 1983 по 1989 год.
Это и показал Лютшер. Он проанализировал случаи массовых протестов в автократиях с 1975 по 2006 год. Оказалось, что те режимы, где действовали всего две силовые организации, риск отступничества был ниже, чем там, где была одна или больше, чем две. Если количество структур безопасности было меньше или превышало оптимальный размер, то риск перехода на сторону протестующих был выше на 20% и больше.
Lutscher, P. M. (2016). The more fragmented the better?—The impact of armed forces structure on defection during nonviolent popular uprisings. International Interactions, 42(2), 350-375.
А.Т.
#кратко
🔹Подпишись на Political Animals
В России мирные протесты воспринимаются как слабая попытка бросить вызов автократу: ведь лояльные правителю силовики легко могут разогнать протестующих, а затем посадить многих в тюрьму. Как это случилось в Белоруссии в 2020 году.
Однако вопреки общепринятому мнению во многих странах все может быть иначе. Мирные протесты могут легко привести к отстранению диктатора от власти. Особенно, когда его предают силовики.
Когда это происходит?
📍На этот вопрос отвечает исследователь Филипп Лютшер из Университета Констанца. Все дело в структуре сил безопасности. Диктаторы часто опасаются попыток переворота от элит, поэтому дробят силовой аппарат. Это помогает ослабить возможности силовиков координировать свои усилия. Вместо этого они бросают их на то, что соперничать и следить друг за другом. Так было, например, при суданском диктаторе Омаре Аль-Башире.
📍Но бывает и так, что в авторитарном режиме услуги безопасности монополизировала одна структура. Поэтому силовики могут хорошо координировать свои действия и смешать правителей. Египет 2010-х ходов отлично показывает, как это работает.
Однако подобные структуры сил безопасности оказываются уязвимы перед лицом массовых ненасильственных протестов. Они с легкостью могут предать диктатора и перейти на сторону протестующих.
На это влияет логика коллективных действий.
▪️Когда организаций много, им сложно координировать свои действия, а соблазн сыграть в безбилетника — высок. Возможность со стороны диктатора контролировать — низка. Лояльность силовиков в таких условиях сыпется, как карточный домик.
▪️Когда организация одна — а это часто именно армия — она сталкивается с необходимостью применять насилие против протестующих. Это влечет за собой большие издержки в виде репутации института и морали солдат. Плюс, учитывая, что у армии монопольное положение, в условиях протестов диктатор от нее зависит. Если руководство решит, что издержки от поддержки диктатора выше, то военные легко перейдут на сторону протестующих, как это произошло в Иране в 1979 году.
Оптимальный вариант для диктатора — дробить силовой аппарат на две структуры (effective armed organization). Во-первых, их легче контролировать и координировать, а во-вторых — соблазн сыграть в безбилетника ниже. Примером может послужить структура сил безопасности в эпоху Пиночета в Чили с 1983 по 1989 год.
Это и показал Лютшер. Он проанализировал случаи массовых протестов в автократиях с 1975 по 2006 год. Оказалось, что те режимы, где действовали всего две силовые организации, риск отступничества был ниже, чем там, где была одна или больше, чем две. Если количество структур безопасности было меньше или превышало оптимальный размер, то риск перехода на сторону протестующих был выше на 20% и больше.
Lutscher, P. M. (2016). The more fragmented the better?—The impact of armed forces structure on defection during nonviolent popular uprisings. International Interactions, 42(2), 350-375.
А.Т.
#кратко
🔹Подпишись на Political Animals
Как запрет немецкого языка в школах США усилил немецкую идентичность
В 1917–1919 гг. на фоне Первой мировой войны несколько штатов (Огайо, Индиана и др.) запрещают преподавание немецкого языка — даже в частных и церковных школах. Немцев считали "подозрительными" и требовали американизации.
Помогло ли это ассимилировать их? В статье "Backlash: The Unintended Effects of Language Prohibition in US Schools after World War I" (2020) 🔒 показывается, что произошло ровно обратное.
На основе данных переписи населения было установлено, что впоследствии немцы из этих штатов:
— чаще называли детей немецкими именами
— чаще женились на немцах, а не на американцах других корней
— реже добровольно шли в армию США во Второй мировой
— чаще ходили в лютеранские (немецкие) воскресные школы
И хотя эффект не очень большой, он довольно устойчивый. Чем дальше от немецких центров — тем эффект сильнее.
Мигранты из Германии восприняли запрет языка как угрозу собственной культуре и стали компенсировать немецкую идентичность в семье, что в итоге привело к торможению ассимиляции и изоляции культуры.
Так что да, государственное давление на культуру не ассимилирует, а радикализирует лояльность к ней. И актуально это не только для США начала 20 века.
В 1917–1919 гг. на фоне Первой мировой войны несколько штатов (Огайо, Индиана и др.) запрещают преподавание немецкого языка — даже в частных и церковных школах. Немцев считали "подозрительными" и требовали американизации.
Помогло ли это ассимилировать их? В статье "Backlash: The Unintended Effects of Language Prohibition in US Schools after World War I" (2020) 🔒 показывается, что произошло ровно обратное.
На основе данных переписи населения было установлено, что впоследствии немцы из этих штатов:
— чаще называли детей немецкими именами
— чаще женились на немцах, а не на американцах других корней
— реже добровольно шли в армию США во Второй мировой
— чаще ходили в лютеранские (немецкие) воскресные школы
И хотя эффект не очень большой, он довольно устойчивый. Чем дальше от немецких центров — тем эффект сильнее.
Мигранты из Германии восприняли запрет языка как угрозу собственной культуре и стали компенсировать немецкую идентичность в семье, что в итоге привело к торможению ассимиляции и изоляции культуры.
Так что да, государственное давление на культуру не ассимилирует, а радикализирует лояльность к ней. И актуально это не только для США начала 20 века.