В силу должности сложно сближаться с людьми. А на горизонтальном уровне в сегодняшней обстановке плотно общаться и поддерживать связь почти невозможно. Из-за обилия разноплановых задач, наверное. Все по разным баррикадам.
В этой связи откровенно пообщаться с глазу на глаз просто не с кем. Чтобы с пониманием. И это проблема, так сказать.
Но в моем случае - нет.
Есть у меня коллега. Зовут Женя. Год назад получил ранение. Прилетел дрон прям под ноги.
По какой-то неведомой ни мне, ни ему причине - его не списали. Воевать не может, но благодаря уровню интеллекта (выше прожиточного минимума 🙂), работал у меня дежурным по сбору развед данных. Весь разбор, вся движуха - "..что-где-как?".
Сейчас занимается бумагами.
И это тот случай, когда ты знаешь, что человек никогда не перейдет черту. То есть не сядет на шею, ощутив близость к своему начальнику. Не воспользуется вашими взаимоотношениями в своих интересах больше допустимого.
В силу должности сложно сближаться с людьми. А на горизонтальном уровне в сегодняшней обстановке плотно общаться и поддерживать связь почти невозможно. Из-за обилия разноплановых задач, наверное. Все по разным баррикадам.
В этой связи откровенно пообщаться с глазу на глаз просто не с кем. Чтобы с пониманием. И это проблема, так сказать.
Но в моем случае - нет.
Есть у меня коллега. Зовут Женя. Год назад получил ранение. Прилетел дрон прям под ноги.
По какой-то неведомой ни мне, ни ему причине - его не списали. Воевать не может, но благодаря уровню интеллекта (выше прожиточного минимума 🙂), работал у меня дежурным по сбору развед данных. Весь разбор, вся движуха - "..что-где-как?".
Сейчас занимается бумагами.
И это тот случай, когда ты знаешь, что человек никогда не перейдет черту. То есть не сядет на шею, ощутив близость к своему начальнику. Не воспользуется вашими взаимоотношениями в своих интересах больше допустимого.
This ability to mix the public and the private, as well as the ability to use bots to engage with users has proved to be problematic. In early 2021, a database selling phone numbers pulled from Facebook was selling numbers for $20 per lookup. Similarly, security researchers found a network of deepfake bots on the platform that were generating images of people submitted by users to create non-consensual imagery, some of which involved children. In 2018, Russia banned Telegram although it reversed the prohibition two years later. Telegram was co-founded by Pavel and Nikolai Durov, the brothers who had previously created VKontakte. VK is Russia’s equivalent of Facebook, a social network used for public and private messaging, audio and video sharing as well as online gaming. In January, SimpleWeb reported that VK was Russia’s fourth most-visited website, after Yandex, YouTube and Google’s Russian-language homepage. In 2016, Forbes’ Michael Solomon described Pavel Durov (pictured, below) as the “Mark Zuckerberg of Russia.” At its heart, Telegram is little more than a messaging app like WhatsApp or Signal. But it also offers open channels that enable a single user, or a group of users, to communicate with large numbers in a method similar to a Twitter account. This has proven to be both a blessing and a curse for Telegram and its users, since these channels can be used for both good and ill. Right now, as Wired reports, the app is a key way for Ukrainians to receive updates from the government during the invasion. Although some channels have been removed, the curation process is considered opaque and insufficient by analysts.
from id
