Соизволением Неба прочел новый текст Романа Шмаракова, продли Господь его годы, — я пишу "текст", потому что не понимаю, повесть это или роман; по объему скорее повесть, но по плотности, сдается мне, не меньше романа.
Называется эта вещь "Книга скворцов". Действие происходит в 1268 году, когда иерусалимский король и швабский герцог Конрадин, здесь называемый, как было кое-где принято, Куррадином, шестнадцати лет, пришел в Италию биться с Карлом I за сицилийское королевство. В это самое время над болонской Имолой летают, как у Хичкока, несметные полчища пернатых. Трое условных героев — госпиталий, келарь и юноша, подрядившийся обновить монастырские фрески, — укрываются от скворцов в местном монастыре и пережидают их за беседой. Собственно, всё. Весь формальный сюжет.
Остальное — ровно то, что мы у Шмаракова ценим и любим и в "Каллиопе, дереве, Кориске", и в "Овидии в изгнании" (и, добавлю я сейчас, в "Автопортрете с устрицей в кармане", и так далее, и так далее): лабиринт историй, который стремительно строят келарь и госпиталий, люди, до крайности ученые (ну или таковыми они кажутся из наших тощих и худых лет). Пересказывать это бессмысленно — Шмараков знает то, что знает Эко, но чего не знает ныне почти никто: хороша книга, которую невозможно пересказать, не изложив без выпусков весь текст, от и до. Греко-римская мифология и история, Средневековье, сюжеты от известнейших (в какой-то момент юноша, именем Фортунат, спрашивает, кто такая ламия; см. рецензию Шмаракова на перевод Лиутпранда кисти Дьяконова с комментарием как раз касательно ламии; ну а нам, любителям фантастики, стыдно не знать про ламию — после "Гипериона"-то) до совсем местечковых, итальянских, почти деревенских — вроде изрядной истории про мессера Гульельмо ди Ариберто из Червии, который желал упокоиться в саркофаге с изображениями подвигов Геракла, и что из этого вышло (я ржал, извините, аки конь). Есть тут истории сквозные — про покойного императора и его цирюльников, например (опять же, сюжет о яблоках и Троице не позабудешь), или про вторую удачу Суллы, или про портного Таддео Дзамбу, — но чем дальше в лес историй, который сам в себе — История, тем лучше понимаешь, что не-сквозного нет вообще ничего. Автор через собеседников, брата Петра и брата Гвидо, оперирует опять не сюжетами, а метасюжетом, мировидением, ровно как в моей любимой "Каллиопе", только там это мир условного викторианского джентльмена, а тут — мир условного позднесредневекового книжника, для которого Афины и Иерусалим сошлись в Риме, "ведь что такое вся история, как не похвала Риму".
Приключениям тела тут взяться неоткуда, люди сидят в монастыре, пережидая стихийное бедствие в форме птиц, и говорят о разном; приключения мысли — это не магистральный сюжет, но сама плоть "Книги скворцов". Сотни персонажей выходят на сцену и исчезают за кулисами — но так, что ты ощущаешь (если не ощущал до этого), что все они живее всех живых. В том числе потому, что История фрактальна: взять хоть историю с головами Секста Кондиана — я вспомнил сначала про голову Альфреда Гарсии, потом про то, где умный человек прячет мертвый лист. Неудивительно, что и сама "Книга скворцов" отзывается внутри себя самой (историей о книге имолезца Андреа Скинелли). Беседа меж тем следует своим правилам: сначала разговоры ведутся о знамениях (раз уж скворцы) как двигателях Истории, о снах, о явлениях богов и прочем в том же духе; затем о мире как сцене, о трагедии (и) Истории; затем, насколько я смог уловить, — о ее осмыслении, о разуме, о том, что разум иногда бессилен, о случайности, о Божьем промысле и вновь об Истории. Это все важно, но только отвлекаются беседующие едва ли не чаще, чем говорят по делу, и это, как по мне, важнее.👇
Соизволением Неба прочел новый текст Романа Шмаракова, продли Господь его годы, — я пишу "текст", потому что не понимаю, повесть это или роман; по объему скорее повесть, но по плотности, сдается мне, не меньше романа.
Называется эта вещь "Книга скворцов". Действие происходит в 1268 году, когда иерусалимский король и швабский герцог Конрадин, здесь называемый, как было кое-где принято, Куррадином, шестнадцати лет, пришел в Италию биться с Карлом I за сицилийское королевство. В это самое время над болонской Имолой летают, как у Хичкока, несметные полчища пернатых. Трое условных героев — госпиталий, келарь и юноша, подрядившийся обновить монастырские фрески, — укрываются от скворцов в местном монастыре и пережидают их за беседой. Собственно, всё. Весь формальный сюжет.
Остальное — ровно то, что мы у Шмаракова ценим и любим и в "Каллиопе, дереве, Кориске", и в "Овидии в изгнании" (и, добавлю я сейчас, в "Автопортрете с устрицей в кармане", и так далее, и так далее): лабиринт историй, который стремительно строят келарь и госпиталий, люди, до крайности ученые (ну или таковыми они кажутся из наших тощих и худых лет). Пересказывать это бессмысленно — Шмараков знает то, что знает Эко, но чего не знает ныне почти никто: хороша книга, которую невозможно пересказать, не изложив без выпусков весь текст, от и до. Греко-римская мифология и история, Средневековье, сюжеты от известнейших (в какой-то момент юноша, именем Фортунат, спрашивает, кто такая ламия; см. рецензию Шмаракова на перевод Лиутпранда кисти Дьяконова с комментарием как раз касательно ламии; ну а нам, любителям фантастики, стыдно не знать про ламию — после "Гипериона"-то) до совсем местечковых, итальянских, почти деревенских — вроде изрядной истории про мессера Гульельмо ди Ариберто из Червии, который желал упокоиться в саркофаге с изображениями подвигов Геракла, и что из этого вышло (я ржал, извините, аки конь). Есть тут истории сквозные — про покойного императора и его цирюльников, например (опять же, сюжет о яблоках и Троице не позабудешь), или про вторую удачу Суллы, или про портного Таддео Дзамбу, — но чем дальше в лес историй, который сам в себе — История, тем лучше понимаешь, что не-сквозного нет вообще ничего. Автор через собеседников, брата Петра и брата Гвидо, оперирует опять не сюжетами, а метасюжетом, мировидением, ровно как в моей любимой "Каллиопе", только там это мир условного викторианского джентльмена, а тут — мир условного позднесредневекового книжника, для которого Афины и Иерусалим сошлись в Риме, "ведь что такое вся история, как не похвала Риму".
Приключениям тела тут взяться неоткуда, люди сидят в монастыре, пережидая стихийное бедствие в форме птиц, и говорят о разном; приключения мысли — это не магистральный сюжет, но сама плоть "Книги скворцов". Сотни персонажей выходят на сцену и исчезают за кулисами — но так, что ты ощущаешь (если не ощущал до этого), что все они живее всех живых. В том числе потому, что История фрактальна: взять хоть историю с головами Секста Кондиана — я вспомнил сначала про голову Альфреда Гарсии, потом про то, где умный человек прячет мертвый лист. Неудивительно, что и сама "Книга скворцов" отзывается внутри себя самой (историей о книге имолезца Андреа Скинелли). Беседа меж тем следует своим правилам: сначала разговоры ведутся о знамениях (раз уж скворцы) как двигателях Истории, о снах, о явлениях богов и прочем в том же духе; затем о мире как сцене, о трагедии (и) Истории; затем, насколько я смог уловить, — о ее осмыслении, о разуме, о том, что разум иногда бессилен, о случайности, о Божьем промысле и вновь об Истории. Это все важно, но только отвлекаются беседующие едва ли не чаще, чем говорят по делу, и это, как по мне, важнее.👇
BY Звездные маяки капитана Норта
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
The Securities and Exchange Board of India (Sebi) had carried out a similar exercise in 2017 in a matter related to circulation of messages through WhatsApp. At its heart, Telegram is little more than a messaging app like WhatsApp or Signal. But it also offers open channels that enable a single user, or a group of users, to communicate with large numbers in a method similar to a Twitter account. This has proven to be both a blessing and a curse for Telegram and its users, since these channels can be used for both good and ill. Right now, as Wired reports, the app is a key way for Ukrainians to receive updates from the government during the invasion. Elsewhere, version 8.6 of Telegram integrates the in-app camera option into the gallery, while a new navigation bar gives quick access to photos, files, location sharing, and more. Telegram does offer end-to-end encrypted communications through Secret Chats, but this is not the default setting. Standard conversations use the MTProto method, enabling server-client encryption but with them stored on the server for ease-of-access. This makes using Telegram across multiple devices simple, but also means that the regular Telegram chats you’re having with folks are not as secure as you may believe. During the operations, Sebi officials seized various records and documents, including 34 mobile phones, six laptops, four desktops, four tablets, two hard drive disks and one pen drive from the custody of these persons.
from id
