Когда падают великие деревья, камни на далеких холмах вздрагивают, львы припадают к земле в высокой траве, и даже слоны ищут укрытие.
Когда в лесах падают великие деревья, всё маленькое погружается в молчание, и это нечто большее, чем страх.
Когда умирают великие души, воздух вокруг нас становится светлым, прозрачным, стерильным. Мы делаем вдох лишь на мгновение. Лишь на мгновение наши глаза видят с болезненной ясностью. Наша память резко обостряется, исследует, перебирает добрые слова, которые мы так и не сказали, обещанные прогулки, которые так и не случились.
Великие души умирают, и нас покидает реальность, связанная с ними. Наши души, привыкшие к их заботе, съеживаются и усыхают. Наши умы, созданные и обученные их сиянием, отпадают. Мы не столько сходим с ума, сколько сводимся к невыразимому неведению тёмных, холодных пещер.
Но когда великие души умирают, со временем расцветает покой, медленно и всегда неравномерно. Пространство заполняется каким-то током, несущим облегчение. Наши органы чувств восстанавливаются, но никогда не будут прежними, и шепчут нам: Они существовали. Существовали. Мы можем быть. Быть и становиться лучше. Ибо они существовали.
(перевела Наташа Пресс, по дороге на похороны Учителя)
Когда падают великие деревья, камни на далеких холмах вздрагивают, львы припадают к земле в высокой траве, и даже слоны ищут укрытие.
Когда в лесах падают великие деревья, всё маленькое погружается в молчание, и это нечто большее, чем страх.
Когда умирают великие души, воздух вокруг нас становится светлым, прозрачным, стерильным. Мы делаем вдох лишь на мгновение. Лишь на мгновение наши глаза видят с болезненной ясностью. Наша память резко обостряется, исследует, перебирает добрые слова, которые мы так и не сказали, обещанные прогулки, которые так и не случились.
Великие души умирают, и нас покидает реальность, связанная с ними. Наши души, привыкшие к их заботе, съеживаются и усыхают. Наши умы, созданные и обученные их сиянием, отпадают. Мы не столько сходим с ума, сколько сводимся к невыразимому неведению тёмных, холодных пещер.
Но когда великие души умирают, со временем расцветает покой, медленно и всегда неравномерно. Пространство заполняется каким-то током, несущим облегчение. Наши органы чувств восстанавливаются, но никогда не будут прежними, и шепчут нам: Они существовали. Существовали. Мы можем быть. Быть и становиться лучше. Ибо они существовали.
(перевела Наташа Пресс, по дороге на похороны Учителя)
Friday’s performance was part of a larger shift. For the week, the Dow, S&P 500 and Nasdaq fell 2%, 2.9%, and 3.5%, respectively. Telegram was co-founded by Pavel and Nikolai Durov, the brothers who had previously created VKontakte. VK is Russia’s equivalent of Facebook, a social network used for public and private messaging, audio and video sharing as well as online gaming. In January, SimpleWeb reported that VK was Russia’s fourth most-visited website, after Yandex, YouTube and Google’s Russian-language homepage. In 2016, Forbes’ Michael Solomon described Pavel Durov (pictured, below) as the “Mark Zuckerberg of Russia.” There was another possible development: Reuters also reported that Ukraine said that Belarus could soon join the invasion of Ukraine. However, the AFP, citing a Pentagon official, said the U.S. hasn’t yet seen evidence that Belarusian troops are in Ukraine. This provided opportunity to their linked entities to offload their shares at higher prices and make significant profits at the cost of unsuspecting retail investors. Right now the digital security needs of Russians and Ukrainians are very different, and they lead to very different caveats about how to mitigate the risks associated with using Telegram. For Ukrainians in Ukraine, whose physical safety is at risk because they are in a war zone, digital security is probably not their highest priority. They may value access to news and communication with their loved ones over making sure that all of their communications are encrypted in such a manner that they are indecipherable to Telegram, its employees, or governments with court orders.
from id
