В свое время фельдмаршалу Кейтелю подали доклад об истреблении советских военнопленных. В докладе выражались сомнения в целесообразности уничтожения пленных. Резолюция Кейтеля на этом докладе известна: «Сомнения соответствуют представлениям о рыцарском характере ведения войны. Здесь же речь идет об уничтожении мировоззрения. Поэтому я одобряю данные меры и беру их под свою защиту».
Важно понимать, что мировоззрение предполагалось уничтожать вместе с людьми. Да и как по другому? Уничтожать книги? Книги, формирующие мировоззрение, жгут тогда, когда мировоззрение уже изменено, когда книги, которые некогда были любимыми, друзьями, помощниками, становятся чужими, раздражают, напоминают о прошлом. Их жгут не те, кто формирует мировоззрение, а те, у кого оно сформировано. Власти фашистской Германии предписывали бережное отношение к животным, Гитлер любил собачек, Гиммлера тошнило от вида крови, а те, у кого они сформировали мировоззрение, спокойно жгли живых детей.
Европа сегодня борется с мировоззрением. Нашим мировоззрением. Через дискриминацию и отмену культуры, через создание образа грязного, тупого недочеловека. Вожди Европы, как водится, сами ни с чем не борются – они создают условия.
При этом важно понимать, что они борются с нашей культурой потому, что своя уже побеждена, низведена до уровня развлечения, туристического объекта, сувенира на память, магнитика на холодильник. Человек, запрещающий Чайковского, не способен ни слушать ни понять Вагнера или Моцарта, ибо это явления одного порядка. Те, кто отменяют Достоевского, давно уже отреклись от Данте. Теперь костры из книг и пластинок, таблички «собакам и русским вход запрещен», отдельные скамейки спинками к аллеям парков «только для русских» всего лишь вопрос времени.
Борясь с мировоззрением, культурой, они борются с живыми людьми. Им кажется, что, отменив нас, они восстановят Истину, станут свободнее и чище. Но для этого нужно согласиться на геноцид. Германия в свое время согласилась. Дело кончилось тем, что лучшие умы Европы никак не могли разрешить вопрос «может ли после Освенцима существовать поэзия и как вообще жить дальше?» Общество раскололось по поколениям, стало защищаться от себя самого законами, правами человека, фетишизированной свободой слова. Убив миллионы евреев и прочих, которые хотели стать немцами, Германия пустила к себе миллионы мигрантов, которые немцами быть не хотят. Все изменилось бесповоротно.
Но им кажется, что если поменять формулировки, то будет не так страшно и откровенно. Если со словами «я за Украину» испортить картину русского художника, то это уже не вандализм, а гражданский поступок.
Да, только уничтожение миллионов евреев тоже называлось иначе - «особый подход», «окончательное решение», «особые мероприятия», а газовая камера на немецком языке именовалась «камерой для избавления от существования”.
В свое время фельдмаршалу Кейтелю подали доклад об истреблении советских военнопленных. В докладе выражались сомнения в целесообразности уничтожения пленных. Резолюция Кейтеля на этом докладе известна: «Сомнения соответствуют представлениям о рыцарском характере ведения войны. Здесь же речь идет об уничтожении мировоззрения. Поэтому я одобряю данные меры и беру их под свою защиту».
Важно понимать, что мировоззрение предполагалось уничтожать вместе с людьми. Да и как по другому? Уничтожать книги? Книги, формирующие мировоззрение, жгут тогда, когда мировоззрение уже изменено, когда книги, которые некогда были любимыми, друзьями, помощниками, становятся чужими, раздражают, напоминают о прошлом. Их жгут не те, кто формирует мировоззрение, а те, у кого оно сформировано. Власти фашистской Германии предписывали бережное отношение к животным, Гитлер любил собачек, Гиммлера тошнило от вида крови, а те, у кого они сформировали мировоззрение, спокойно жгли живых детей.
Европа сегодня борется с мировоззрением. Нашим мировоззрением. Через дискриминацию и отмену культуры, через создание образа грязного, тупого недочеловека. Вожди Европы, как водится, сами ни с чем не борются – они создают условия.
При этом важно понимать, что они борются с нашей культурой потому, что своя уже побеждена, низведена до уровня развлечения, туристического объекта, сувенира на память, магнитика на холодильник. Человек, запрещающий Чайковского, не способен ни слушать ни понять Вагнера или Моцарта, ибо это явления одного порядка. Те, кто отменяют Достоевского, давно уже отреклись от Данте. Теперь костры из книг и пластинок, таблички «собакам и русским вход запрещен», отдельные скамейки спинками к аллеям парков «только для русских» всего лишь вопрос времени.
Борясь с мировоззрением, культурой, они борются с живыми людьми. Им кажется, что, отменив нас, они восстановят Истину, станут свободнее и чище. Но для этого нужно согласиться на геноцид. Германия в свое время согласилась. Дело кончилось тем, что лучшие умы Европы никак не могли разрешить вопрос «может ли после Освенцима существовать поэзия и как вообще жить дальше?» Общество раскололось по поколениям, стало защищаться от себя самого законами, правами человека, фетишизированной свободой слова. Убив миллионы евреев и прочих, которые хотели стать немцами, Германия пустила к себе миллионы мигрантов, которые немцами быть не хотят. Все изменилось бесповоротно.
Но им кажется, что если поменять формулировки, то будет не так страшно и откровенно. Если со словами «я за Украину» испортить картину русского художника, то это уже не вандализм, а гражданский поступок.
Да, только уничтожение миллионов евреев тоже называлось иначе - «особый подход», «окончательное решение», «особые мероприятия», а газовая камера на немецком языке именовалась «камерой для избавления от существования”.
Они забыли. Но мы помним.
BY Якеменко
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
NEWS "The argument from Telegram is, 'You should trust us because we tell you that we're trustworthy,'" Maréchal said. "It's really in the eye of the beholder whether that's something you want to buy into." WhatsApp, a rival messaging platform, introduced some measures to counter disinformation when Covid-19 was first sweeping the world. Telegram users are able to send files of any type up to 2GB each and access them from any device, with no limit on cloud storage, which has made downloading files more popular on the platform. That hurt tech stocks. For the past few weeks, the 10-year yield has traded between 1.72% and 2%, as traders moved into the bond for safety when Russia headlines were ugly—and out of it when headlines improved. Now, the yield is touching its pandemic-era high. If the yield breaks above that level, that could signal that it’s on a sustainable path higher. Higher long-dated bond yields make future profits less valuable—and many tech companies are valued on the basis of profits forecast for many years in the future.
from id
