Я совершенно не ожидала, что эти "выборы" станут для меня каким-то сильным личным переживанием. Споры про лучшую стратегию меня ужасно раздражали: понятно, что выборы полностью нелегитимны, кандидаты — один страшнее другого, нет разницы, кого из альтернативных выбирать, главное — доползти, проголосовать за любого из 3 непутиных или испортить бюллетень и отметиться в полдень. Изучать и анализировать трех альтернативных смысла нет: они все конченые мрази, это специально так, важно преодолеть омерзение и просто выразиться против Путина как возможно.
Но в очереди меня внезапно захлестнула волна отвращения от мыслей о том, что я участвую в том же, к чему принуждают людей на оккупированных территориях. Параллельно шли бомбежки Одесы, я бесконечно скролила новости оттуда, и хотелось просто бросить чем-то в консульство и уйти. Но я задвинула эти мысли, потому что именно этого хочет власть от таких, как я: заставить нас чувствовать отвращение и не голосовать вовсе. Значит, надо взять себя в руки и делать обратное.
В Праге была огромная очередь, и в ней было столько замечательных людей, что я просто офигела. Обычно выборы (я 10 с лишним лет наблюдала или работала в комиссиях) были для меня головокружительным прыжком из пузыря единомышленников: только в дни голосования я смотрела в глаза сотням людей (самых разных, а не просто ментов), которые мыслят совсем не так, как я. Между выборами я уползала обратно в свой пузырь, где все против всего плохого, и из которого надо только выпрыгивать воевать с ментами и судьями. А в этот раз было ровно наоборот: тысячи людей, пришедших со мной на один участок, пришли сказать то же, что и я. Это было совершенно новое чувство. А комиссия наоборот стала для меня отрезвляющим приветом из прошлого, и общаясь с ней, я вдруг осознала, что я 2 года не была на расстоянии вытянутой руки с теми, кто ежедневно своим маленьким делом поддерживает режим. Такие люди не были кругом моего общения в России, но я постоянно с ними общалась: в судах, полиции и похожих местах.
Поэтому небольшая стычка на нашем участке — Давиду не дали проголосовать, потому что он отказался передать паспорт в руки члену комиссии — для меня внезапно оказалась сильнейшим вьетнамским флэшбеком:
Комиссия действовала незаконно, и, как и все комиссии в таких ситуациях, пыталась делать это с милым лицом и даже какими-то шуточками. Я с этими шуточками раньше легко могла справиться: все мое правозащитное прошлое состояло из этих полуироничных перепалок со злом, когда ты и мент/судья/член комиссии то орете друг на друга и угрожаете, то шутите. Конечно, меня стабильно накрывало ужасом и ненавистью от всего этого, но фоново мне всегда было в этом общении легко: легко, весело и страшно, — не потому, что мне принципов и ярости не хватает (хватало на всё), а просто потому, что я базово очень люблю людей. И для меня все менты, судьи и члены комиссий все равно в первую очередь всегда были людьми — с которыми я яростно воевала, но в которых я, как это ни странно, до последнего верила: верила, что они однажды поймут и изменятся.
Но 24 февраля действительно все изменилось. Если раньше можно было как-то представить, что люди реально не понимают последствий своих маленьких моральных уступок и подлости, то с 24 февраля результат каждой такой маленькой подлости стал доступен всем в прямом эфире кровавой мясорубкой 24/7.
Понятно, что и до 24 февраля все было однозначно, но моих запасов любви к людям хватало на то, чтобы, не переставая яростно воевать, все равно как-то пытаться чужую подлость осмыслить и надеяться, что люди могут в любой момент измениться и перейти на другую сторону истории. Но эти запасы кончились.
Поэтому увидеть сегодня, два года спустя, таких же людей, которые с вежливой улыбкой делают свое маленькое зло, стало для меня каким-то внезапным столкновением с реальностью. Не потому, что я не знаю, как это работает (или не знаю, что все стало на всех уровнях в миллион раз хуже). А просто потому, что я физически два года не была в одной комнате с такими людьми.
Я совершенно не ожидала, что эти "выборы" станут для меня каким-то сильным личным переживанием. Споры про лучшую стратегию меня ужасно раздражали: понятно, что выборы полностью нелегитимны, кандидаты — один страшнее другого, нет разницы, кого из альтернативных выбирать, главное — доползти, проголосовать за любого из 3 непутиных или испортить бюллетень и отметиться в полдень. Изучать и анализировать трех альтернативных смысла нет: они все конченые мрази, это специально так, важно преодолеть омерзение и просто выразиться против Путина как возможно.
Но в очереди меня внезапно захлестнула волна отвращения от мыслей о том, что я участвую в том же, к чему принуждают людей на оккупированных территориях. Параллельно шли бомбежки Одесы, я бесконечно скролила новости оттуда, и хотелось просто бросить чем-то в консульство и уйти. Но я задвинула эти мысли, потому что именно этого хочет власть от таких, как я: заставить нас чувствовать отвращение и не голосовать вовсе. Значит, надо взять себя в руки и делать обратное.
В Праге была огромная очередь, и в ней было столько замечательных людей, что я просто офигела. Обычно выборы (я 10 с лишним лет наблюдала или работала в комиссиях) были для меня головокружительным прыжком из пузыря единомышленников: только в дни голосования я смотрела в глаза сотням людей (самых разных, а не просто ментов), которые мыслят совсем не так, как я. Между выборами я уползала обратно в свой пузырь, где все против всего плохого, и из которого надо только выпрыгивать воевать с ментами и судьями. А в этот раз было ровно наоборот: тысячи людей, пришедших со мной на один участок, пришли сказать то же, что и я. Это было совершенно новое чувство. А комиссия наоборот стала для меня отрезвляющим приветом из прошлого, и общаясь с ней, я вдруг осознала, что я 2 года не была на расстоянии вытянутой руки с теми, кто ежедневно своим маленьким делом поддерживает режим. Такие люди не были кругом моего общения в России, но я постоянно с ними общалась: в судах, полиции и похожих местах.
Поэтому небольшая стычка на нашем участке — Давиду не дали проголосовать, потому что он отказался передать паспорт в руки члену комиссии — для меня внезапно оказалась сильнейшим вьетнамским флэшбеком:
Комиссия действовала незаконно, и, как и все комиссии в таких ситуациях, пыталась делать это с милым лицом и даже какими-то шуточками. Я с этими шуточками раньше легко могла справиться: все мое правозащитное прошлое состояло из этих полуироничных перепалок со злом, когда ты и мент/судья/член комиссии то орете друг на друга и угрожаете, то шутите. Конечно, меня стабильно накрывало ужасом и ненавистью от всего этого, но фоново мне всегда было в этом общении легко: легко, весело и страшно, — не потому, что мне принципов и ярости не хватает (хватало на всё), а просто потому, что я базово очень люблю людей. И для меня все менты, судьи и члены комиссий все равно в первую очередь всегда были людьми — с которыми я яростно воевала, но в которых я, как это ни странно, до последнего верила: верила, что они однажды поймут и изменятся.
Но 24 февраля действительно все изменилось. Если раньше можно было как-то представить, что люди реально не понимают последствий своих маленьких моральных уступок и подлости, то с 24 февраля результат каждой такой маленькой подлости стал доступен всем в прямом эфире кровавой мясорубкой 24/7.
Понятно, что и до 24 февраля все было однозначно, но моих запасов любви к людям хватало на то, чтобы, не переставая яростно воевать, все равно как-то пытаться чужую подлость осмыслить и надеяться, что люди могут в любой момент измениться и перейти на другую сторону истории. Но эти запасы кончились.
Поэтому увидеть сегодня, два года спустя, таких же людей, которые с вежливой улыбкой делают свое маленькое зло, стало для меня каким-то внезапным столкновением с реальностью. Не потому, что я не знаю, как это работает (или не знаю, что все стало на всех уровнях в миллион раз хуже). А просто потому, что я физически два года не была в одной комнате с такими людьми.
BY злая защитница
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
In a message on his Telegram channel recently recounting the episode, Durov wrote: "I lost my company and my home, but would do it again – without hesitation." Soloviev also promoted the channel in a post he shared on his own Telegram, which has 580,000 followers. The post recommended his viewers subscribe to "War on Fakes" in a time of fake news. In February 2014, the Ukrainian people ousted pro-Russian president Viktor Yanukovych, prompting Russia to invade and annex the Crimean peninsula. By the start of April, Pavel Durov had given his notice, with TechCrunch saying at the time that the CEO had resisted pressure to suppress pages criticizing the Russian government. Telegram, which does little policing of its content, has also became a hub for Russian propaganda and misinformation. Many pro-Kremlin channels have become popular, alongside accounts of journalists and other independent observers. As such, the SC would like to remind investors to always exercise caution when evaluating investment opportunities, especially those promising unrealistically high returns with little or no risk. Investors should also never deposit money into someone’s personal bank account if instructed.
from id
